Лишь мгновением позже скала слева от меня замерцала и издала гулкий колокольный звон. Непроизвольно мое внимание сосредоточилось на кольце, которое Сухэй обозвал спикартом. И тут же я сообразил, что кольцо уже настроено и готово к защите. Интересно, насколько я его освоил и насколько я к нему приспособился за столь короткое время. Я стоял лицом к камню, с левой рукой, вытянутой вслед Сухэю, – куда тот шагнул сквозь сияющее пространство мимо чьей-то фигуры, чуть повыше и потемнее его самого. Мгновением позже и эта фигура последовала за ним, приняв четкую форму и перетекая из осьминогой обезьяны в то, что было моим братом Мандором человекообразным, одетым в черное, как и тогда, когда я видел его в последний раз. Разве что одежды были новыми и несколько иного фасона, да белые волосы чуть менее взъерошены. Он быстро просканировал окрестности и одарил меня улыбкой.
– Вижу, что все хорошо, – объявил он.
Я хмыкнул, кивая на его перевязанную руку.
– Хорошо, как и следовало ожидать, – отозвался я. – Что случилось в Эмбере после моего ухода?
– Никаких свежих несчастий, – ответил он. – Я оставался достаточно долго, чтобы оценить, могу ли я чем-нибудь помочь. Это свелось к небольшой магической очистке окрестностей и материализации досок, чтобы положить их над дырами. Затем я попросил у Рэндома разрешения удалиться, он милостиво позволил, и я пошел домой.
– Несчастья? В Эмбере? – спросил Сухэй.
Я кивнул:
– В залах Эмберского Дворца произошла стычка между Змеем и Единорогом, и как результат – значительные разрушения.
– Как могло случиться, что Змей забрел так далеко в царство Порядка?
– Так получилось, что Эмбер заинтересовалась Талисманом Закона, который Змей считает своим утерянным глазом.
– Я должен услышать всю историю.
Я перешел к повествованию о запутанном столкновении, опустив свой собственный скромный опыт в Коридоре Зеркал и апартаментах Бранда. Пока я рассказывал, взгляд Мандора дрейфовал от спикарта к Сухэю и обратно. Когда он понял, что я все вижу, то – улыбнулся.
– Итак, Дворкин снова в себе?.. – сказал Сухэй.
– Я не знал его раньше, – отозвался я. – Но, кажется, он знал, чего хотел….
– И Королева Кашеры видит глазом Змея.
– Я не знаю, что она там видит, – сказал я. – Она еще не оклемалась после операции. Но мысль интересная. Если она им взглянет, что она сможет увидеть?
– Ясные, холодные линии вечности… осмелюсь предположить. В глубине Отражений. Ни один смертный не сможет носить Талисман слишком долго.
– У нее эмберская кровь, – сказал я.
– Неужели? Оберон?
Я кивнул.
– Ваш прежний правитель был очень резвым мужчиной, – откомментировал Сухэй. – И все же, такое зрение – сильная нагрузка, хотя у меня лишь догадки… и некое знание принципов. Не имею понятия, к чему это приведет. Это мог бы сказать только Дворкин. Будь он в здравом уме, для этого нашлась бы причина. Я признаю его мастерство, хотя никогда не был способен предугадать его мысли.
– Ты знаешь его лично? – спросил я.
– Я знал его, – сказал он, – давно, до всех его неприятностей. И я не знаю, то ли восхищаться этим, то ли отчаиваться. Вылечившись, он смог бы работать с большей пользой. Но интересы его – интересы фанатика.
– Прости, что не могу просветить тебя, – сказал я. – Я тоже нахожу его действия загадочными.
– И я сбит с толку, – сказал Мандор, – расположением Глаза. Все это значит больше, чем просто внутренне дело, включающее родственные "эмберские" отношения с Кашерой и Бегмой. Я не вижу, что могут дать размышления. Лучше обратить внимание на прессинг местных проблем.
Я услышал свой горестный вздох.
– Наследование? – предположил я.
Мандор дернул бровью.
– О, Лорд Сухэй уже ввел тебя в курс дела?
– Нет, – отозвался я. – Но я так много слышал от отца про наследование в Эмбере, со всеми маневрами, интригами и надувательствами, что почти чувствую – это давит на разговоры. Могу предположить, что среди Домов потомков Савалла – где замешано гораздо больше поколений – все пойдет теми же путями.
– Мысль хороша, – сказал Мандор, – хотя я думаю, в местной картине могло быть побольше порядка.
– Ну, и то хорошо, – сказал я. – Что касается меня, я намерен отдать дань уважения и валить ко всем чертям. Пришлите мне открытку, когда все устаканится.
Мандор рассмеялся. Он редко смеялся. Я почувствовал, как запястье пощипывает там, где обычно ездил Фракир.
– Он действительно не знает, – сказал Мандор, взглянув на Сухэя.
– Он только что прибыл, – ответил Сухэй. – У меня не было времени рассказать все.
Я пошарил в кармане, поймал монетку, вытащил и подбросил.
– Решка, – возвестил я после осмотра. – Мандор, рассказывать тебе. Что происходит?
– Ты – не просто следующий в очереди на трон, – сказал он.
Наступила моя очередь смеяться. Я посмеялся.
– Это я уже знал, – сказал я. – Не так давно за обедом ты говорил, насколько длинна очередь передо мной… если мою смешанную кровь вообще можно рассматривать.
– Двое, – сказал он. – Перед тобой стоят двое.
– Не понял, – сказал я. – А что случилось со всеми остальными?
– Умерли, – отозвался он.
– Плохой год? Грипп?
Он подарил мне гадостную улыбку.
– Прошла беспрецедентная волна дуэлей со смертельным исходом и терактов по политическим мотивам.
– И что преобладало на игровом поле?
– Теракты.
– Очаровательно….
– Итак, вы трое под Черным Наблюдением и защитой Короны, и вы отданы под опеку служб безопасности ваших Домов.
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Внезапное истощение рядов – следствие того, что слишком многие стали искать продвижения? Или это было фортелем попроще – уборкой камней на дорогах.
– Корона не уверена.
– Когда ты произносишь "Корона", кого ты имеешь в виду сейчас? Кто принимает решения в безвластии?
– Лорд Банес из тихих Иноходных Путей, – отозвался Мандор, – дальний родственник и давний друг нашего прежнего монарха.
– Да, что-то припоминаю. А не мог бы он сам положить глаз на трон и сам стоять за всеми… разборками?
– Этот человек – жрец Змея. Обеты ограждают их от правления где бы то ни было и когда бы то ни было.
– Но существуют объездные пути.
– Верно, но этот человек мне кажется истинно не заинтересованным в подобном.
– Что не исключает существование у него любимчика и, может быть, небольшой помощи ему. Есть ли у трона кто-нибудь, особо обожающий его Орден?
– Насколько я знаю, нет.
– Это не значит, что кто-то не перетасовал колоду.
– Да, но Банес человек не того сорта, к кому было бы легко подступиться с предложением.
– Другими словами, ты веришь, что он стоит над дрязгами, что бы ни случилось?
– В отсутствии улик обратного.
– Кто в очереди следующий?
– Таббл из Рассекающих мысль.
– А второй?
– Тмер из Прерывающих Полет.
– Верхушка очереди – расклад в твоем отражении, сказал я Сухэю.
Он снова показал мне зубы. Кажется, они вращались.
– А у нас как, вендетта с Прерывающими или Рассекающими? – спросил я.
– Не совсем.
– Значит, о нас всех просто заботятся, а?
– Да.
– И как до этого докатились? Насколько я понимаю, была куча народа. Свершилась ночь длинных ножей, или что?
– Нет, между смертями были некоторые перерывы. И когда Саваллу стало хуже, внезапной кровавой бани не случилось… Хотя несколько событий состоялось совсем недавно.
– Ну, ладно, перейдем к расследованию. Кто-нибудь из этих урок попался?
– Нет, они или сбежали, или были убиты.
– И что с убитыми? По ним можно уяснить политические пристрастия.
– Не совсем. Кое-кто был профессионалом. Парочка других была обычными недовольными – самыми говорливыми среди умственно отсталых.
– Ты утверждаешь, что не было ни одной ниточки к тому, кто мог бы за этим стоять?
– Совершенно верно.
– А что тогда по поводу подозрений?
– Сам Таббл, конечно, подозрителен, хотя заявить об этом вслух – идея не из лучших. Он расположен в иерархии наиболее выгодно, и ему так поступить удобно. К тому же, в его карьере слишком много политического попустительства, двурушничества, убийств. Но это было давно. У каждого есть пара скелетов в погребе. Последние годы он был тихим и консервативным человеком.
– Тогда Тмер… Он близок к тому, чтобы возбудить подозрения. Есть что-нибудь, что связывает его с кровавым делом?
– Не совсем. Его дела на виду. Он очень замкнутый человек. Но никогда в прошлом он не был связан с подобными крайностями. Я знаю его плохо, но он всегда производит впечатление куда более простой фигуры, чем Таббл, да и более прямолинейной. Он, вероятно, из тех людей, кто если уж хочет трона, просто предпримет пару попыток, а не убьет время в интригах.
– Конечно, могла быть вовлечена куча народу – каждый действует в своих интересах…
– И что же за страсть всплыла такая, ради которой все вдруг стали работать в своем интересе?
– Может, и такая есть, почему бы нет?
Улыбка. Пожатие плечами.
– Нет причин полагать, что коронация положит всему конец, – сказал Мандор. – Корона никого не защищает от кинжала.
– Но наследник приходит к власти вместе с дурным багажом.
– Это не первый случай в истории. И раз уж ты приостановился, чтобы подумать об этом, то несколько очень хороших монархов пришли к власти с небезоблачными послужными списками. Кстати, тебе не приходило в голову, что другие могут рассуждать аналогичным образом о тебе?
– Да, и это лишает меня ощущения комфорта. Мой отец долгое время хотел трон Эмбера, и это очень портило ему жизнь. Но как был он счастлив, когда послал трон к дьяволу. Если я что и вынес из его истории, так именно это. Подобных амбиций у меня нет.
Но на мгновение вспыхнуло любопытство. Каково это – контролировать огромное государство? Всякий раз, когда я выражал недовольство политикой здесь, или в Эмбере, или в Соединенных Штатах в Отражении Земля, то резво начинал соображать, как сам бы управился с ситуацией, если б состоял в должности.
– Не правда ли любопытно? – поддал пару Мандор.
Я опустил взгляд.
– Наверное, другие тоже смотрят в магические отражения… надеясь на путеводные нити.
– Несомненно, – отозвался он. – И что если Таббл и Тмер встретят безвременный конец? Что бы ты сделал?
– Даже не думай об этом, – сказал я. – Этого не случится.
– Предположим.
– Не знаю.
– Тебе надо принять решение, просто чтобы убрать неопределенность с пути. Ты же никогда не испытывал нехватки слов, когда знал собственное мнение.
– Спасибо. Я запомню это.
– Расскажи мне о себе с момента нашей последней встречи.
И я так и сделал, о призраках Лабиринта и обо всем.
Где-то ближе к финалу вновь поднялось завывание. Сухэй двинулся у скале.
– Извините, – сказал он, скала разделилась и дядя прошел внутрь.
Тут же я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мандора.
– Вероятно, у нас есть лишь мгновение, – сказал он. – Времени не хватит объяснять: я хочу, чтобы ты меня прикрыл.
– Очень личное, м-м?
– Да. Так что перед похоронами тебе придется отобедать со мной. Скажем, четверть цикла, считая от нынешнего момента, синее небо.
– Отлично. У тебя или в Путях Всевидящих?
– Приходи ко мне в Пути Мандора.
Скала снова сменила фазу, как только я кивнул, и вошла гибкая демоническая фигура, сверкая синим внутри облачной вуали. Я вмиг вскочил, затем склонился поцеловать руку, которую она протянула.
– Мама, – сказал я. – Я не ожидал радости… так скоро.
Она улыбнулась, а затем ее нечто вихрем ушло прочь. Чешуя растворилась, контуры лица и фигуры поплыли. Синева исчезла, обратившись в нормальный, хоть и бледный, телесный цвет. Бедра и плечи развернулись, как только она потеряла немного роста, хотя и оставались достаточно обширными. Ее карие глаза стали более привлекательными, как только втянулись тяжелые надбровные дуги. Прорезалось несколько веснушек, пересекающих теперь человеческий, чуть вздернутый нос. Каштановые волосы были длиннее, чем в те времена, когда в последний раз я видел ее в этой форме. И она по-прежнему улыбалась. Красная туника стала ее туникой, просто повязанной пояском; на левом бедре болталась рапира.
– Мой дорогой Мерлин, – сказала она, взяв мою голову обеими руками и целуя меня в губы. – Я рада видеть тебя так хорошо выглядящим. С твоего последнего визита прошло довольно много времени.
– В последнее время я вел очень активную жизнь.
– Это уж точно, – сказала она. – Я слышала кое-какие доклады о твоих разнообразных несчастьях.
– Представляю, что ты слышала. Не за каждым ходит по пятам ти'га, периодически и в различных формах совращая его и дико осложняя жизнь в нежелательных попытках защитить.
– Это показывает, что я беспокоюсь, дорогой.
– Это так же показывает, что ты либо не уважаешь мою личную жизнь, либо не ставишь ни во что мое здравомыслие.
Мандор прочистил глотку.
– Привет, Дара, – сказал он.
– Полагаю, что тебе и должно все казаться таковым, – заявила она.
Затем:
– Привет, Мандор, – продолжила она. – Что с твоей рукой?
– Несчастный случай, проистекающий из некоторых частей архитектурного ансамбля, – отозвался он. – Некоторое время тебя не было в поле зрения, но это не касается поля моих мыслей.
– Спасибо, если это комплимент, – сказала она. – Да, я то и дело ухожу в отшельничество, когда общество начинает обременять. Хотя тебе ли говорить, сэр, исчезающий надолго в лабиринтах Путей Мандора… если ты действительно туда уходишь.
Он поклонился.
– Как вы сказали, леди, мы, похоже, родственные создания.
Мать прищурилась, хотя голос не изменился, когда она сказала:
– Я удивляюсь. Да, я иногда могу видеть в нас родственный дух, и чаще – в наших самых простых делах. В последнее время нас не было здесь, и довольно долго, разве не так?
– Но я был беспечен, – сказал Мандор, указывая на раненую руку. – Ты, очевидно, нет.
– Я никогда не спорю с архитектурой, – сказала она.
– А с невесомостями? – спросил он.
– Я стараюсь работать с тем, что стоит на месте, – сказала она ему.
– В основном, я тоже.
– А если не получается? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Случаются иногда столкновения.
– В свое время ты избегал многих, разве не так?
– Не могу отрицать, но это было очень давно. Ты, вероятно, сама по себе весьма избегательная штучка.
– Холодно, – ответила она. – Когда-нибудь мы должны сравнить записи по невесомостям и столкновениям. Разве не странно, если мы окажемся схожими во всех отношениях?
– Я был бы весьма удивлен, – ответил Мандор.
Я был заворожен и слегка испуган пикировкой, хотя исходить мог только из ощущений и не имел понятия о сути. Они были в чем-то схожи, и я никогда не слышал ничего столь неопределенного, но выразительного вне Эмбера, где часто играют в словесные игры подобного рода.
– Простите меня, – затем сказал Мандор, обращаясь ко всей компании, но я вынужден вас покинуть. Для регенерации. Благодарю за гостеприимство, сэр, – он поклонился Сухэю. – И за удовольствие скрестить… наши дорожки, – это уже Даре.
– Ты только что прибыл, – сказал Сухэй, – и не отдохнул. Ты выставляешь меня плохим хозяином.
– Славно отдохнул, старый дружище, никто не смог бы предложить таких трансформаций, – заявил Мандор. Он взглянул на меня, попятившись к открывающемуся выходу. – До скорого, – сказал он, и я кивнул.
Он отправился в путь, и с его исчезновением, камень вновь обрел однородность.
– Интересуются его манерами, – сказала моя мать, – без очевидной настойчивости.
– Тактично, – прокомментировал Сухэй. – Рожден он был в пышности.
– Интересно, кто умрет сегодня? – сказала она.
– Я не уверен, что гарантировано соучастие, – отозвался Сухэй.
Она засмеялась. @- А если так, – сказала она, – они определенно умрут блестяще, со вкусом.
Ты говоришь в осуждение или из зависти? – спросил он.
– Ни так, ни так, – сказала она. – Ибо я тоже наслаждаюсь тактом… и хорошим жестом.
– Мать, сказал я, – что происходит?
– Ты о чем, Мерлин? – отозвалась она.
– Я покинул эти края довольно давно. Ты послала демона разыскать меня и позаботиться. По-видимому, тот, вернее, та смогла засечь кого-то эмберской крови. Возникла путаница между мной и Люком. И она оделила заботой нас обоих… пока Люк не начал предпринимать периодические попытки убить меня. Затем она защитила меня от Люка и попыталась определить, кто же из нас – более подходящая партия. Какое-то время она даже жила с Люком, а после преследовала меня. Мне следовало бы быть догадливым, потому что она так жаждала узнать имя моей матери. Похоже, Люк по поводу своих родителей держал рот на замке.
Она засмеялась.
Представь прелестную картину, – начала она. – Малышка Ясра и Принц Тьмы…
– Не пытайся сменить тему разговора. Подумай, как это смущает выросшего человека – его мамочка посылает демона присмотреть за ним.
– Своеобразно. Но это был всего лишь демон, дорогой.
– Кого это заботит? Принцип тот же. Где ты откопала эту мысль о защите? Я обижаюсь…
– Вероятно, ти'га спасла тебе жизнь больше, чем единожды, Мерлин.
– Ну да. Но…
– Тебе лучше быть мертвым, чем быть защищенным? И только потому, что это исходит от меня?
– Не в этом дело!
– Так в чем?
Надеюсь, тебе понятно, что о себе я могу позаботиться сам, и…
– Но ты не смог.
– Но ты этого не знаешь. Я обижен тем, что ты начинаешь с мнения, будто в Отражениях мне требуется дуэнья, что я наивен, доверчив, беспечен…
– Полагаю, хоть это и заденет твои чувства, но можно смело сказать, что таким ты и был, собиравшись в края, настолько отличающиеся от Дворов, насколько отличается Отражение.
– Да, о себе я могу позаботиться сам!
– Ты не сделал для этого ни капли. Зато напридумывал массу чепухи. С чего ты решил, что причины, которые ты перечислил, единственно возможны для моих действий?
– О'кей. Расскажи, знаешь ли ты, что Люк пытался убить меня тринадцатого числа каждого апреля. И если – "да", почему ты мне просто этого не сказала?
– Я не знала, что Люк пытался убить тебя тринадцатого числа каждого апреля.
Я отвернулся. Сжал кулаки и разжал их.
– Тогда какого дьявола ты это сделала?
– Мерлин, почему для тебя так сложно допустить, что другие люди могут иногда знать то, чего не знаешь ты?
– Начни с их нежелания изложить мне эти вещи.
Долгое время мать молчала. Затем:
– Боюсь, в чем-то ты прав, – сказала она. – Но были серьезные причины не говорить на эти темы.
– Тогда начни с невозможности рассказать это мне. Скажи, почему ты мне не доверяешь.
– Это не вопрос доверия.
– Тогда нет ли резона рассказать хоть что-то сейчас?
Последовало еще одно, более долгое молчание.
– Нет, – наконец сказала она. – Еще нет.
Я повернулся к ней, сохраняя лицо спокойным, а голос ровным.
– Значит, ничего не изменилось, – сказал я, – и не изменится никогда. Ты по-прежнему не доверяешь мне.
– Это не так, – ответила мать, глянув на Сухэя. – Просто это неподходящее место или неподходящее время для обсуждений.
– Могу ли я принести тебе напиток, Дара, или что-нибудь поесть? немедленно сказал Сухэй.
– Спасибо, нет, – отозвалась она. – Я не могу долго здесь задерживаться.
– Мама, расскажи мне тогда о ти'га.
– Что бы ты хотел узнать?
– Ты наколдовала их из-за Обода.
– Верно.
– Подобные существа бестелы сами по себе, но для собственных целей способны замещать живых хозяев.
– Да.
– Предположим, такое существо заняло личность в момент – или близко к моменту – смерти, оживив дух и контролируя разум?
– Интересно. Это гипотетический вопрос?
– Нет. Это действительно случилось с той, кого ты за мной послала. Теперь она, кажется, неспособна выйти из тела. Разве не так?
– Я не совсем уверена, – сказала мать.
– Она теперь в ловушке, – предложил Сухэй. – Входить и выходить она может, только используя присутствующий разум.
– Под контролем ти'га тело победило болезнь, убившую сознание, сказал я. – Ты полагаешь, она застряла на всю жизнь?
– Да. Насколько я знаю.
– Тогда скажи мне: освободится ли демон, когда тело умрет, или умрет вместе с ним?
– Все может пойти и так, и так, – ответил он. – Но чем дольше демон остается в теле, тем более вероятно, что он погибнет вместе с ним.
Я опять посмотрел на мать.
– И там ты держишь финал этой истории, – заявил я.
Она пожала плечами.
– Я разочаровалась в этом демоне и освободила его, – сказала она. Ну, и всегда можно наколдовать другого, была бы нужда.
– Не делай этого, – сказал я ей.
– Не буду, – сказала она. – Сейчас нужды нет.
– Но если тебе покажется, что есть, ты сделаешь?
– Мать заботится о безопасности сына, нравится это ему или нет.
Я поднял левую руку, вытянул указательный палец в гневном жесте, как вдруг заметил, что ношу яркий браслет… он казался почти голографической копией витого шнура. Я опустил руку, сглотнул первый ответ и сказал:
– Теперь ты знаешь мои чувства.
– Я знала их давным-давно, – сказала она. – Давай пообедаем в Путях Всевидящих, на половине цикла, считая от нынешнего момента, в пурпурное небо. Согласен?
– Согласен, – сказал я.
– Тогда до скорого. Доброго цикла, Сухэй.
– Доброго цикла, Дара.
Она сделала три шага и ушла, как предписывает этикет – тем же путем, что и вошла.
Я повернулся и, пройдя к краю бассейна, вгляделся в глубины, почувствовал, как медленно расслабляются плечи. Теперь там были Ясра и Джулия, обе в цитадели крепости, творящие в лаборатории что-то тайное. А затем поверх них поплыли завитки, и какая-то жестокая истина вне всякого порядка и красоты начала формироваться в маску поразительных, пугающих размеров.
Я почувствовал руку на плече.
– Семья, – сказал Сухэй, – интриги и безумства. Ты чувствуешь тиранию привязанности, да?
Я кивнул.
Еще Марк Твен говорил о способности выбирать друзей, но не родственников, – ответил я.
– Я не знаю, что замышляют они, хотя у меня есть подозрения, – сказал он. – Сейчас делать нечего, разве что передохнуть и подождать. Я хотел бы услышать побольше из твоей истории.
– Спасибо, дядя. Идет, – сказал я. – Почему бы и нет?
Так я выдал ему остаток рассказа. Перевалив через него, мы переместились к кухне для дальнейшего пропитания, затем проделали еще один путь к плавающему балкону над желто-зеленым океаном, бьющимся об розовые скалы под сумеречным… или нет – беззвездным небом цвета индиго. Там я закончил повествование.
– Это более, чем интересно, – сказал Сухэй в конце концов.
– Ну да? Во всем этом ты видишь что-то, чего не вижу я?
– Ты дал мне слишком много пищи для размышлений, чтобы получить поспешное суждение, – сказал он. – Давай на этом пока остановимся.
– Очень хорошо.
Навалившись на перила, я взглянул вниз на воды.
– Тебе нужен отдых, – сказал Сухэй чуть погодя.
– Догадываюсь.
– Идем, я покажу твою комнату.
Он протянул руку, и я схватился за нее. Вместе мы утонули в полу.
Итак, я спал, окруженный гобеленами и тяжелыми драпировками, в комнате без дверей в Путях Сухэя. Вероятно, располагалась она в башне, так как я слышал ветер за стенами. Во сне я видел сон…
Я снова был в замке Эмбера, гуляя по искристой протяженности Коридора Зеркал. Свечки вспыхивали в высоких подставках. Шаги были не слышны. Блестели зеркала в разных оправах. Они покрывали стены с обеих сторон большие, маленькие. Я в их глубинах шел мимо себя, отраженный, искаженный, иногда преображенный…
Я задержался возле высокого потрескавшегося зеркала слева, оправленного в олово. Как только я повернулся к нему, то понял, что тот, кого увижу сейчас, буду не я.
И я не ошибся. Из зеркала на меня смотрела Корал. Она была в персиковой блузе и без повязки на глазу. Трещина в зеркале делила ее лицо пополам. Левый глаз ее, как помнится, был зеленым, вместо правого Талисман Закона. Оба казались направленными на меня.
– Мерлин, – сказала она. – Помоги мне. Это так странно. Верни мне глаз.
– Я не знаю, как, – сказал я. – Не понимаю, как это было сделано.
– Мой глаз, – продолжала она, будто не слыша. – Мир – это роящиеся силы в Оке Закона, холодный… такой холодный!.. и недобрый мир. Помоги мне!
– Я найду способ, – сказал я.
– Мой глаз… – тянула она.
Я заторопился дальше.
Из прямоугольного зеркала в деревянной раме с резным фениксом в основании меня приветствовал Люк.
– Эй, приятель. – Он был неухоженным. – Мне хочется получить обратно папин меч. Ты же не будешь опять перечить мне, нет?
– Боюсь, что нет, – пробормотал я.
– Жаль, что столь недолго я держал в руках твой подарок. Подумай об этом, хорошо? У меня такое чувство, что он может оказаться очень кстати.
– Сделаю, – сказал я.
– В конце концов, в какой-то степени ты отвечаешь за то, что произошло, – продолжал он.
– Правильно, – согласился я….
– И мне определенно хочется меч обратно.
– Ага, – сказал я, отодвигаясь.
Из обрамленного темно-бордовым эллипса справа от меня изошло гадостное хихиканье. Повернувшись, я узрел лицо Виктора Мелмана, колдуна с Отражения Земля, с которым я столкнулся, когда неприятности мои только начинались.
– Сын погибели! – прошипел он. – С-славно видеть тебя потерянно блуждающим в Преддверии Ада. Пусть кровь моя кипит на твоих ладонях.
– Твоя кровь – на твоих ладонях, – сказал я. – А тебя я считаю самоубийцей.
– Нет, не так! – он отпрянул. – Ты подло убил меня.
– Кончай вешать лапшу, – ответил я. – Я, может, и натворил кучу всего, но твоя смерть не из этой кучи.
Я пошел было прочь, но его рука исторглась из зеркала и вцепилась мне в плечо.
– Убийца! – завопил он.
Я смахнул его ладонь.
– Гул-ляй, голубок, – сказал я и пошел дальше.
Затем из широкого, оправленного в зеленое зеркало с зеленой вуалью на стекле меня поприветствовал Рэндом, качая головой.
– Мерлин! Мерлин! Что ты все-таки затеваешь? – спросил он. – Какое-то время я считал, что мы с тобой в одном страну.
– Ну, – отозвался я, рассматривая его оранжевую футболку и "левисы", – все верно, сэр. Просто у меня не было времени кое в чем разобраться.
– Это кое-что включает безопасность королевства… и у тебя не было времени?
– Ну, предполагаю, что там припутано кое-что от закона.
– Если он связан с нашей безопасностью, закон творю один я.
– Да, сэр. Сознаю что…
– Нам необходимо поговорить, Мерлин. Так ли это, что ты сам каким-то образом связан со всеми событиями?
– Предполагаю, что верно и это…
– Ничто не имеет значения. Королевство важнее. Нам надо поговорить.
– Да, сэр. Поговорим, как только…
– "Как только", к дьяволу! Сейчас же! Прекрати разбазаривать время на глупости и тащи свою задницу сюда! Нам надо поговорить!
– Все сделаю, как только…
– Не корми меня "как только"! Если ты скрываешь важную информацию, это граничит с предательством! Мне необходимо увидеть тебя сейчас! Домой!
– Иду, – сказал я и заторопился прочь, присоединяя его голос к продолжающемуся хору прочих, повторяющих свои требования, мольбы, обвинения.
Из следующего зеркала – круглого, с синей плетеной рамой – на меня взглянула Джулия.
– А вот и ты, – сказала она почти тоскливо. – Знаешь, я любила тебя.
– И я тебя любил, – признал я. – Понадобилось много времени, чтобы понять это. Но думаю, что дело уже провалено.
– Ты любил меня недостаточно, – сказала она. – Недостаточно, чтобы довериться мне. Вот и потерял мое доверие.
Я оглянулся.
– Извини, – сказал я.
– Недостаточно хорошо, – отреагировала она. – И вот мы стали врагами.
– Необязательно рассматривать это так.
– Слишком поздно, – сказала она. – Слишком поздно.
– Извини, – повторил я и заторопился дальше.
Так я подошел к Ясре в красной ромбовидной раме. Ее рука с ярко крашеными ногтями вытянулась вперед и принялась ласкать мне щеку.
– Куда-то направляешься, милый мальчик? – спросила она.
– Надеюсь, что да, – сказал я.
Она пошло улыбнулась и поджала губы.
– Я решила, что ты плохо влияешь на моего сына, – сказала она. – Он лишился какого-то внутреннего стержня, когда подружился с тобой.
– Ну, извини, – сказал я….
– И это может сделать его негодным для власти.
– Негодным или нежелательным? – спросил я.
– Как бы то ни было, виноват будешь ты.
– Ясра, он уже большой мальчик. Он сам принимает решения.
– Боюсь, что ты научил его принимать неверные.
– Он сам по себе, леди. Не вини меня, если он делает то, что тебе не по нраву.
– А если Кашеру сотрут в порошок лишь потому, что ты сделал его мягче?
– Беру самоотвод, – сказал я, делая шаг.
Хорошо, что я двигался, ибо ее рука вылетела вперед, пробороздив ногтями по моему лицу, но все же толком не дотянувшись. Пока я уходил, она швыряла мне вслед бранные слова. К счастью, они потонули во всех прочих криках.
– Мерлин?
Снова повернувшись вправо, я увидел лицо Найды внутри серебряного зеркала, его поверхность и витая рама были единым целым.
– Найда! Какой зуб на меня припасла ты?
– Никакого, – ответила леди ти'га. – Я просто переживаю и нуждаюсь в советах.
– Ты меня не ненавидишь? Как это ново!
– Ненавидеть тебя? Не глупи. Я никогда бы не смогла.
– Но кажется, что в этой галерее на меня разгневаны все.
– Это лишь сон, Мерлин. Ты реален, я реальна, а об остальных – не знаю.
– Прости. Моя мать наложила на тебя заклятие, чтобы ты оберегала меня… все эти годы. Сейчас ты действительно свободна от него? Если нет, наверное, я могу…
– Я свободна.
– Прости, что у тебя было столько неприятностей с этими условиями… не зная, я это или Люк, ты была обязана защищаться. Кто же знал, что в Беркли по соседству окажутся сразу два жителя Эмбера?
– Я не жалею.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пришла за советом. Я хочу знать, как найти Люка.
– Ну как же, в Кашере. Там он как раз и был коронован. Зачем он нужен тебе?
– Не догадываешься?
– Нет.
– Я влюблена в него. И всегда была. Раз теперь я свободна от уз и обладаю собственным телом, то хочу, чтобы он знал, что я – Гейл… и знал, что я чувствовала в те времена. Спасибо, Мерлин. Прощай.
– Постой!
– Да?
– Я так и не отблагодарил тебя за защиту… даже если для тебя это было лишь принуждение, и даже если это было лишними хлопотами для меня. Спасибо, и удачи тебе.
Она улыбнулась и исчезла. Я протянул руку и коснулся зеркала.
– Удачи, – подумал я и услышал ее ответ.
Странно. Это был сон. И все же – я не мог проснуться, и он ощущался реальностью. Я…
– Ты, понятно, вовремя вернулся ко Дворам для завершения своих замыслов… – Это из зеркала в трех шагах впереди – узкого и черного по краям.
Я подошел к нему. На меня свирепо смотрел мой брат – Юрт.
– Чего ты хочешь? – спросил я.
Его лицо было злой пародией на мое собственное.
– Я хочу, чтобы тебя никогда не было, – сказал он. – Проиграй. Мне хотелось бы увидеть твою смерть.
– Каков твой третий выбор? – спросил я.
– Полагаю, заключение тебя в личную преисподнюю.
– Почему?
– Ты стоишь между мной и тем, чего я хочу.
– Я был бы рад отойти в сторону. Скажи – как.
– Нет пути, чтобы ты сам смог или захотел. Сам.
– Ты так ненавидишь меня?
– Да.
– Я думал, что купание в Фонтане сожгло твои эмоции.
– Курс лечения не завершился, и эмоции лишь усилились.
– И нет способа все забыть и начать заново, стать друзьями?
– Никогда.
– Я так не думаю.
– Она всегда больше заботилась о тебе, чем обо мне, и теперь ты намерен завладеть троном.
– Не смеши. Я его не хочу.
– Твои желания здесь ни при чем.
– Я не буду владеть им.
– Нет – будешь, если я тебя не убью.
– Не дури. Оно того не стоит.
– Скоро наступит день, который ты ждешь меньше всего, ты обернешься и увидишь меня. И будет поздно.
Зеркало залило черным.
– Юрт!
Ничего. Необходимость мириться с ним во сне раздражала так же, как и наяву.
Я повернул голову в сторону зеркала, оправленного в пламя, в нескольких шагах впереди и влево от меня, откуда-то зная, что оно следующее по курсу. Я двинулся к нему.
Она улыбалась.
– И так, ты владеешь им, – сказала она.
– Тетушка, что происходит?
– Некий конфликт, о котором в основном упоминают как о "неподдающемся урегулированию", – отозвалась Фиона.
– Это не тот ответ, который мне нужен.
Слишком многих уже подняли на ноги, чтобы дать тебе лучший.
– И часть этого – ты?
– Очень небольшая. Не та, которая смогла бы дать тебе что-нибудь полезное.
– Что мне делать?
– Изучи свои возможности и выбери лучшую.
– Лучшую для кого? Лучшую для чего?
– Сказать можешь только ты.
– Ну, намекнуть-то можно?
– Ты мог пройти Лабиринт Корвина в тот день, когда я привела тебя к нему?
– Да.
– Так я и думала. Этот лабиринт был начертан в необычных обстоятельствах. Его нельзя скопировать. Лабиринт Оберона никогда бы не допустил его создания, не будь поврежден сам и слишком слаб для того, чтобы предотвратить приход к существованию конкурента.
– Ну, и?
– Наш Лабиринт хочет поглотить его, объединиться. Если это получится, то будет столь же гибельно, как если бы Лабиринт Эмбера был уничтожен во время войны. Равновесие с Хаосом будет безвозвратно нарушено.
– А Хаос недостаточно силен, чтобы предотвратить это? Я думал, что они могущественны в равной степени.
– Так и было, пока ты не исправил Искаженный Лабиринт, и Лабиринт Эмбера получил возможность поглотить его. Это удесятерило его силу, душащую Хаос. И он способен добраться до Лабиринта твоего отца, преодолев отпор Логруса.
– Я не понимаю, что делать.
– И я не понимаю. Но требую, чтобы ты сделал то, что я сказала. Когда придет время, ты должен принять решение. Я не знаю, какое, но оно будет очень важным.
– Она права, – раздался голос у меня за спиной.
Повернувшись, я увидел отца в сияющей черной раме, не ее верхнем крае была укреплена серебряная роза.
– Корвин! – услышал я голос Фионы. – Где ты?
– В месте, где нет света, – сказал он.
– Отец, я думал, что ты где-то в Эмбере вместе с Дейдрой, – сказал я.
– Духи играют в духов, – ответил он. – У меня не много времени, ибо сила кончается. Я могу только сказать: не верь ни Лабиринту, ни Логрусу, никому из этих отродий, пока вопрос не утрясется.
Он стал блекнуть.
– Как помочь тебе? – спросил я.
Два слова "…во Дворах" донеслись до меня раньше, чем он исчез.
Я опять повернулся.
– Фи, что он имел в виду? – спросил я ее.
Она хмурилась.
– Такое впечатление, что ответ зарыт где-то во Дворах, – медленно отозвалась она.
– Где? Где мне следует покопаться?
Она покачала головой и начала отворачиваться:
– Кто знает лучше?
Затем исчезла и она.
Голоса звали меня сзади, спереди. Всхлипы и смех, мое имя. Я заторопился вперед.
– Что бы ни случилось, сказал Билл Рот, – если тебе потребуется хороший законник, я возьмусь за дело… даже в Хаосе.
А потом был Дворкин, подмигнувший мне из крошечного зеркала с перекрученной рамой.
– Беспокоиться не о чем, – заметил он, – но какие-то невесомости вьются вокруг тебя.
– Что мне делать? – закричал я.
– Ты должен стать чем-то более великим, нежели сам.
– Не понимаю.
– Сбеги из клетки, что – жизнь твоя.
– Какой клетки?
Он исчез.
Я побежал, и их слова звенели вокруг меня.
Ближе к концу зала было зеркало, похожее на кусок желтого шелка, натянутого на раму. Из него мне ухмыльнулся Чеширский Кот.
Карта откроет недобрый путь для королей в каре. Мальчик, с него тебе не свернуть, – сказал он. – Шел бы ты в кабаре. Мы тяпнем пивка, и не дрогнет рука художника из кабаре…
Нет! – заорал я. – Нет!
А потом осталась лишь ухмылка. На этот раз исчез и я. Милосердное, чистое забвение и свист ветра, где-то там, далеко.