Мы шли две ночи к серо-розовым пескам величественного моря и вышли к берегу на третье утро, удачно улизнув накануне вечером от небольшого отряда. Но мы боялись выйти на открытый берег, пока точно не дойдем до нужного места, Файелабионин, лестницы в Рембу, чтобы быстро пересечь берег прямо к ней.
Поднимающееся солнце бросало мириады искр на пенящиеся волны, и глаза ослеплял их танец, за которым не было видно поверхности воды. В течении двух дней мы питались одними фруктами, запивая их водой, и я был весьма голоден, но позабыл обо всем, глядя на мощное возвышение берега с неожиданными поворотами, усыпанным кораллами оранжевым, розовым, красным песком, вкраплениями ракушек, случайных деревянных обломков и небольших отполированных водой камней. А за берегом было море: оно вздымалось и падало, мягко плеща, голубое и пурпурное, и легкий бриз пел свою песню, как благословение, под фиолетовым небом восхода.
Гора Колвир, стоящая лицом к заре, держащая Эмбер, как мать держит на руках свое дитя, находилась в милях двадцати слева от нас, к северу, и солнце покрывало ее золотом, опустив вуаль из радуги на город. Рэндом посмотрел в том направлении и скрипнул зубами, потом отвернулся. Не помню, по-моему, я сделал то же самое.
Дейдра тронула меня за руку, кивнула и пошла к северу параллельно берегу. Мы побрели следом. Очевидно, она увидела какой-то знак, что цель близка.
Мы прошли примерно четверть мили, когда нам показалось, что земля чуть дрожит под ногами.
– Это стук копыт! – прохрипел Рэндом.
– Смотрите! – воскликнула Дейдра.
Голова ее была запрокинута, и она указывала вверх.
Над нами парил орел.
– Долго еще нам идти? – спросил я.
– К этому каменному столбу, – ответила она и примерно ярдах в ста впереди я увидел каменный столб, футов восемь в высоту, сложенный из серых больших камней, отполированных временем, источенных ветром, песком и водой, стоящих в форме треугольной пирамиды.
Стук копыт слышался все отчетливее и тут же прозвучал сигнал рожка, хотя и не такой, как у Джулиана.
– Бежим! – крикнул Рэндом и мы побежали.
Не пробежали мы и двадцати шагов, как орел снизился. Он пытался напасть на рэндома, но тот выхватил меч, и птица кинулась к Дейдре.
Я попытался проткнуть его мечом. Полетели перья. Орел взвился вверх и снова спикировал на нас, и на сей раз мой меч наткнулся на что-то твердое – мне показалось, что птица упала, но я не был в этом уверен, а оглядываться не хотелось. Мерный стук копыт звучал уже достаточно громко, и рожок пел у нас за спинами. Мы добежали до каменной пирамиды и Дейдра свернула к морю.
Я не собирался возражать – она знала, что делала – и последовал за ней, не задумываясь, краешком глаза увидев за собой всадников.
Они все еще были довольно далеко, но неслись по берегу во весь опор. Собаки лаяли, рожки трубили, а мы с Рэндомом неслись как угорелые, и скоро очутились вслед за нашей сестрой в волнах прибоя.
Мы уже были в воде по пояс, когда Рэндом сказал:
– Если я останусь здесь, то погибну, но если пойду с вами, то все равно подохну.
– Первое неизбежно, – ответил я, – что же касается второго, то там видно будет. Пошли!
Мы двинулись вперед. Шли по какой-то каменистой поверхности, которая постепенно спускалась в море. Я не понимал, как мы будем дышать, когда вода накроет нас с головой, но Дейдра, казалось, не волновалась, поэтому и я промолчал.
Но все же было страшно.
Кода вода поднялась до шеи и стала захлестывать, я испугался еще больше. Дейдра все так же спускалась вперед и вниз, я следовал за ней, сзади шел Рэндом.
Через каждые несколько футов поверхность все отдалялась. Я понял, что мы спускаемся по огромной лестнице, название которой было Файелабионин.
Еще один шаг, и вода скроет меня с головой, но и Дейдры уже не видно, волны покрыли ее полностью! Так что я набрал полную грудь воздуха и шагнул следом.
Вниз вели ступени, и я шел по ним. Меня немного удивляло, почему меня не выталкивало вверх, а я спокойно продолжал опускаться по лестнице, как будто она была на земле, хотя движения и были несколько замедленны. Не хотелось думать, что произойдет, когда в груди кончится воздух.
Над головами Рэндома и Дейдры булькали пузырьки. Я попытался понаблюдать, что они делают, но ничего не вышло. Грудь и у той, и у другого вздымалась совершенно естественным образом. Когда мы опустились примерно футов на десять ниже уровня моря, Рэндом, шедший слева, обратился ко мне, и я услышал его голос. Он производил такой эффект, как будто ухо прижато к раковине в ванной, и каждое слово ударяло меня в бок. Слышно, однако, было достаточно хорошо.
– Я думаю, что если им и удастся заставить лошадей спуститься сюда, то с собаками этот номер не пройдет.
– Как тебе удается дышать? – попытался сказать я, и отчетливо услышал свой голос.
– Расслабься, – быстро ответил он. Если ты задержал дыхание, то выпусти воздух и ни о чем не беспокойся. Ты будешь дышать совершенно свободно, если только не сойдешь с лестницы.
– Как это может быть?
– Если доберемся, узнаешь. – его голос как бы зазвенел в холодной зеленой воде.
К этому времени мы спустились уже футов на двадцать, и я попытался чуть вдохнуть.
Ничего особенного не произошло, так что я стал дышать. Над головой тоже показались пузыри, но никаких неприятных ощущений я при этом не испытывал.
Не чувствовалось и возрастания давления, а лестницу, по которой мы шли, я видел как сквозь зеленоватый призрачный туман. Вниз, вниз и вниз. Прямо. Никуда не сворачивая. И впереди брезжил какой-то непонятный свет.
– Если успеем пройти под арку – мы спасены, – сказала сестра.
– В ы спасены, – поправил ее Рэндом, и я задумался, что он такое натворил, что боится Рембы, как черт ладана.
– Если они скачут на конях, которые раньше сюда никогда не спускались, – продолжал Рэндом, – им придется спешиться и идти пешком. Тогда мы успеем.
– А может, они вообще бросили преследование, – ответила Дейдра.
Мы торопливо шли вперед. Глубина уже была футов пятьдесят, стало темно и холодно, но свет впереди усилился, и еще через десяток шагов я увидел его источник.
Справа от меня поднималась колонна, на ее вершине находился какой-то сверкающий шар. Примерно пятнадцатью ступенями ниже такая же была слева. За ней опять стояла справа и так далее.
Когда пошли между колонн, вода стала теплее, а лестницу можно было разглядеть: она была белой, с розовыми и зелеными прожилками, камень ее напоминал мрамор. Около пятидесяти футов в ширину, и по бокам тянулся широкий паребрик из того же камня.
Мимо проплывали рыбы. Оглянувшись назад, я не заметил погони.
Мы вошли в более ярко освещенное пространство, но на сей раз свет исходил не из шара на колонне. Вернее, это мой мозг пытался рационально объяснить происходящее, поэтому я и решил, что на вершине был шар. На самом деле это было нечто похожее на пламя, танцующее над колонной фута на два в высоту, как гигантский факел. Я решил спросить, что это, после, а пока сэкономить – да простят мне это выражение – дыхание, так как спускались мы очень быстро.
Когда мы прошли уже шесть колонн на этой аллее света, Рэндом сказал:
– За нами гонятся.
Я оглянулся и увидел далекие спускающиеся фигуры, четверо из них верхом. Это очень странное чувство, когда смеешься под водой и слышишь сам себя.
– Пусть, – я дотронулся до рукояти меча. – После того, что мы испытали, я чувствую себя достаточно сильным!
Однако мы еще ускорили шаги, а вода вокруг стала темной, как чернила. Только лестница была освещена, с такой сумасшедшей скоростью бежали мы вниз, и в отдалении я увидел нечто, напоминающее огромную арку.
Дейдра перепрыгивала сразу через две-три ступени, и все вокруг уже дрожало от стука копыт.
Целая толпа солдат, заполнившая лестницу от перил до перил, была еще далеко от нас, но четверо всадников значительно приблизились. Мы бежали изо всех сил, но я не выпускал меча из рук.
Три, четыре, пять. Мы пробежали пять колонн, прежде чем я оглянулся и увидел всадников футах в пятидесяти от нас. Тех, кто спускался пешком, практически не было видно. Грандиозная арка вздымалась впереди футах в двухстах. Огромная, сверкающая, с вырезанными на ней тритонами, нимфами, русалками и дельфинами. И по другую ее сторону, казалось, стояли люди.
– Должно быть, им интересно, зачем мы сюда явились, – сказал Рэндом.
– Этот интерес останется чисто академическим, если мы не успеем, ответил я, вновь оборачиваясь. Всадники приблизились еще футов на десять.
Лезвие моего меча сверкнуло в отблеске света. Рэндом последовал моему примеру.
Еще шагов через двадцать вибрация зеленой воды от стука копыт стала настолько сильной, что мы повернулись к арке спиной, чтобы нас просто не задавили.
Они приблизились вплотную. Арка находилась всего в ста футах позади, но с таким же успехом могла быть и за сто миль, если только не удастся справиться с этой четверкой.
Я пригнулся, когда наездник, несшийся на меня, взмахнул саблей. Справа от него, чуть сзади, находился второй воин, поэтому я двинулся влево, поближе к паребрику. Таким образом, при нападении ему мешало собственное тело, ведь саблю он держал в правой руке.
Я парировал удар и мгновенно сам сделал выпад. Нападая, он далеко отклонился в седле, так что острие моего меча как раз вонзилось ему в горло.
Поток крови, как алый туман, поднялся и заколебался в зеленом свете. Сумасшедшая мысль мелькнула у меня в голове: хорошо бы Ван Гог был здесь и увидел это!
Лошадь пронеслась мимо, и я набросился на второго всадника сзади. Он повернулся, чтобы парировать удар, и это ему удалось. Но та скорость, с которой он скакал, и сила удара выбили его из седла. Когда он падал, я ударил его ногой, и он поднялся вверх. Я вновь сделал выпад, пока он висел над моей головой, и он опять парировал, но на этот раз его вынесло за паребрик. Я услышал дикий крик, когда его раздавило водой. Затем он замолк.
Тогда я посмотрел на Рэндома, который убил и лошадь, и человека, и сейчас дрался с оставшимся воином на ступенях лестницы. Я не успел подойти, как все было кончено, он убил его и теперь смеялся. Кровь взвилась над трупами, и теперь я вспомнил, что на самом деле знал сумасшедшего печального Ван Гога и, что действительно очень обидно, что он не мог написать всего этого.
Пешие солдаты были уже футах в ста от нас, мы быстро развернулись и поспешили к арке. Дейдра уже прошла сквозь нее.
Мы побежали, и мы успели. Рядом с нами засверкало множество мечей, и воины не выдержали и повернули обратно. Затем мы убрали оружие, и Рэндом прошептал: "Теперь-то мне крышка" Мы двинулись к группе людей, вышедших защитить нас.
Рэндому тут же было приказано сдаться в плен и отдать оружие, что он и сделал, пожав плечами. Затем два человека стали по бокам от него, третий – сзади, и мы продолжили спуск.
Со всем этим количеством воды, окружавшей меня, я потерял всякий счет времени, и не могу сказать, шли ли мы пятнадцать минут или полтора часа, пока не добрались до места назначения.
Золотые ворота Рембы высились перед нами. Пройдя сквозь них, мы вошли в город.
Все колыхалось в зеленом тумане. Нас окружали здания, хрупкие и в большинстве своем высокие, расположенные такими группами и таких цветов, что мой мозг в поисках старых воспоминаний и ассоциаций раскалывался на части. Я ничего не вспомнил и у меня в который раз разболелась голова от путаницы обрывков того, что раньше я хорошо знал. Ведь когда-то я ходил по этим улицам, или очень похожим, это-то я вспомнил.
С тех пор, как у Рэндома потребовали меч, он не произнес ни единого слова. Все разговоры Дейдры свелись к одному вопросу: где Льювилла? Ей ответили, что она в Рембе.
Я принялся рассматривать наш эскорт. Это были зеленоглазые мужчины с зелеными же, красными и черными волосами, и только у одного глаза были фиолетовыми. Все они были одеты в брюки и плащи из водорослей, с кольчугами на груди и короткими мечами, торчащими из-за поясов из ракушек. Бород и усов не было. Никто не обратился ни с речью, ни с каким-либо вопросом, хотя я ловил на себе иногда их косые взгляды. Но меч у меня не отобрали.
В городе нас провели по широкой улице, освещенной тем же пламенем колонн, стоящих куда ближе друг к другу, чем на лестнице, а люди глазели на нас из-за пятиугольных окон, и мимо проплывали пучеглазые рыбы. Когда мы завернули за угол, холодное течение овевало нас, как бриз, а еще через несколько шагов появилось теплое течение как ласковый ветерок.
Нас провели во дворец в центре города, и я знал этот дворец, как моя рука – перчатку, заткнутую за пояс. Это была точная копия – зеркальное отражение – дворца в Эмбере, только затуманенная зеленым и немного непривычная из-за множества зеркал, странным образом вставленных в стены боком.
В стеклянной комнате на троне сидела женщина, которую я почти вспомнил, и волосы ее были зелеными, хотя и с серебряной ниткой в них, глаза круглы, как нефритовые луны, а брови разлетались, как крылья чаек. У нее был маленький ротик и маленький подбородок, но высокие скулы и очень свежие округлые щеки. Обруч белого золота надвинут на лоб до бровей, и алмазное ожерелье обвивало шею. С него свисал большой сапфир, покоящийся как раз между ее прелестных обнаженных грудей, соски которых тоже были бледно-зелеными. На ней были небольшие штанишки из морских водорослей, схваченные голубым с серебряным поясом. В правой руке она держала скипетр из розового коралла, на каждом пальце ее было кольцо, и камень каждого из колец имел свой оттенок голубизны. Когда она заговорила, то не улыбнулась.
– Что ищете вы здесь, объявленные в Эмбере вне закона? – спросила она голосом мягким, плывущим, чуть шипящим.
Дейдра сказала в ответ:
– Мы бежим от гнева принца, который сидит в настоящем городе – Эрика. Если говорить откровенно, мы хотим, чтобы он пал. Если он любим здесь, мы погибли, отдав себя в руки врагов. Но я чувствую, что этого не может быть. Так что мы пришли просить помощи, милая Мойра…
– Я не дам вам войск для нападения на Эмбер, – ответила она – Вы ведь знаете, что весь этот хаос будет отражен и в моем королевстве.
– Но мы пришли просить у тебя совсем не это, дорогая Мойра, продолжала Дейдра. – Нам нужно совсем немногое, и это не доставит хлопот ни тебе, ни твоим подданным.
– Так скажи, зачем вы здесь! Потому что ты знаешь – Эрик нелюбим здесь почти так же, как это создание, которое сейчас стоит по твою левую руку, – и тут она указала на моего брата, который гордо и вызывающе поднял голову, с иронической улыбкой, оттягивающей уголки губ.
Если ему предстояло расплатиться – какой бы ни была цена за то, что он здесь натворил – он собирался сделать это, как настоящий принц Эмбера, как много веков тому назад заплатили три моих брата, неожиданно вспомнил я. Он умрет, издеваясь над палачами, смеясь во все горло, даже если изо рта у него будет хлестать кровь, а тело истерзано пытками, и, умирая, он провозгласит неотменяемое проклятие, которое обязательно исполнится. У меня тоже была эта власть, внезапно понял я, и, может быть, при определенных обстоятельствах мне придется ею воспользоваться.
– То, о чем я прошу, нужно моему брату Корвину, который также брат и принцессе Льювилле, живущей здесь вместе с тобой. Насколько я помню, он никогда не давал вам повода для обид…
– Это верно. Но почему он сам за себя не попросит?
– Это тоже относится к нашей просьбе, госпожа. Он не может попросить за себя потому, что не знает, о чем просить. У него почти не осталось памяти в результате катастрофы, которую ему подстроили в одном из Отражений. Мы пришли сюда именно для того, чтобы восстановить его память, чтобы он мог вспомнить все то, что происходило с ним в прошлом, чтобы он мог противостоять Эрику в Эмбере.
– Продолжай, – сказала женщина на троне, бросив на меня пристальный взгляд из-под густых ресниц.
– В одном из уголков твоего дворца, – говорила Дейдра, – есть комната, куда заходят немногие. В этой комнате на полу чуть заметными линиями нанесен узор того, что мы зовем "Лабиринт". Только сын или дочь покойного короля Эмбера могут пройти этот лабиринт и остаться в живых, и тому, кто сделал это, дается власть над Отражениями.
Тут Мойра несколько раз моргнула, и я тут же подумал о том, сколько своих подданных она отправила в эту комнату, чтобы приобрести большую власть для Рембы.
– Если Корвин пройдет Лабиринт, – продолжала сестра, – то, как мы считаем, он обретет память самого себя, как Принца Эмбера. Он не может отправиться в Эмбер, чтобы сделать это, и здесь – единственное место, где находится такой же Лабиринт, если не считать, конечно, Тир-на Ног-х, куда идти, как ты сама понимаешь, невозможно.
Мойра посмотрела на мою сестру, потом на Рэндома, потом перевела взгляд на меня.
– А как смотрит на это сам Корвин?
Я поклонился.
– Положительно, госпожа моя.
И тогда она улыбнулась.
– Ну что ж, в таком случае даю тебе свое разрешение. Однако за пределами моего государства я не могу гарантировать вам никакой безопасности.
– Ну что ж, ваше величество, – ответила Дейдра. – Мы не ожидаем иной помощи, кроме той, о которой просили, а уж там мы сами о себе позаботимся.
– Кроме Рэндома, – ответила она, – о котором позабочусь я.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила вновь Дейдра, так как Рэндом, при таких обстоятельствах, конечно, не мог говорить сам за себя.
– Ты и сама, естественно, помнишь, как однажды паршивец Рэндом пришел ко мне в гости, как друг, а затем поторопился удалиться, но вместе с моей дочерью Моргантой.
– Я слышала, как об этом говорили, леди Мойра, но я не уверена в справедливости и правдивости этих слухов.
– Это правда. И через месяц моя дочь вернулась ко мне. она покончила с собой через несколько месяцев после рождения сына Мартина. Что ты можешь сказать на это, принц Рэндом?
– Ничего, – ответил он.
– Когда Мартин стал совершеннолетним, – продолжала Мойра, – он решил пройти Лабиринт, ведь он той же крови, что и принцы Эмбера, и он единственный, кому это удалось. Но с тех пор он скрылся в одном из Отражений, и я больше не видела его. Что ты скажешь на это, принц Рэндом?
– Ничего, – повторил брат.
– А следовательно, я должна подвергнуть тебя наказанию, – продолжала Мойра. – Ты женишься на женщине по моему выбору и останешься с ней здесь ровно год, а в противном случае готовься расстаться с жизнью. Что ты теперь скажешь, Рэндом?
На это Рэндом вообще ничего не ответил, только коротко кивнул.
Она ударила скипетром по ручке бирюзового трона.
– Очень хорошо. Да будет так.
Так оно и было.
Затем мы отправились в отведенные нам покои, чтобы освежиться с дороги. Довольно скоро она появилась на пороге моей комнаты.
– Салют, Мойра, – сказал я.
– Принц Корвин из Эмбера, – пропела она, – часто мечтала я увидеть тебя.
– А я – тебя, – солгал я.
– Твои подвиги – легенда.
– Спасибо, конечно, но я все равно ничего не помню.
– Могу я войти к тебе?
– Конечно.
И я сделал шаг в сторону.
Она вошла в великолепно обставленную комнату, которую сама же для меня и выбирала.
– Когда бы ты хотел пройти свой Лабиринт?
– Чем скорее, тем лучше.
Она наклонила голову, обдумывая мои слова, потом спросила:
– В каком ты был Отражении?
– Очень далеко отсюда, в месте, которое я научился любить.
– Как странно, что принц Эмбера сохранил такое чувство.
– Какое чувство?
– Любви.
– Может быть, я избрал неверное слово.
– Сомневаюсь, – ответила она. – Потому что баллады Корвина всегда затрагивают живые струны в душе.
– Госпожа моя добра ко мне.
– И права, – добавила она.
– Когда-нибудь я сочиню балладу в твою честь, госпожа.
– А что ты делал, пока жил в Отражении?
– Насколько я помню, миледи, я был профессиональным солдатом. Дрался за того, кто мне платил. Кроме того, я сочинил слова и музыку многих популярных песен.
– И то, и другое кажется мне вполне естественным.
– Прошу тебя, скажи, что будет с моим братом Рэндомом?
– Он женится на девушке, моей подданной по имени Виала. Она слепа и не имеет поклонников среди наших.
– И ты уверена, что ей будет хорошо?
– Таким образом она завоюет себе довольно видное положение. Несмотря на то, что через год он уйдет и больше не вернется. Потому что, все таки, что бы о нем не говорили, он – принц Эмбера.
– Что, если она полюбит его?
– Неужели такая вещь, как любовь, существует на самом деле?
– Я, например, люблю его, как брата.
– В таком случае, впервые в жизни сын Эмбера произнес такие слова, и я отношу их за счет твоего поэтического темперамента.
– Что бы это ни было, – сказал я, – тем не менее надо быть твердо уверенным, что для девушки это наилучший выход из положения.
– Я давно это обдумала, и я убеждена в правильности своего решения. Она оправится от удара, какой бы силы он ни был, а после его ухода станет одной из первых дам моего двора.
– Пусть будет так, – ответил я, отворачиваясь, потому что неожиданно меня переполнило чувство тоски и печали – за девушку, конечно.
– Ты, Принц Корвин, единственный принц Эмбера, которому я оказываю поддержку, – сказала она мне, – да может еще и Бенедикту. О нем ничего не известно уже двадцать два года, и один Лир знает, где могут лежать его кости. Жаль.
– Я этого не знал. У меня в голове все перепуталось. Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Мне будет недоставать Бенедикта, и не дай бог, чтобы он действительно был мертв. Он был моим военным наставником и научил владеть всеми видами оружия. Но он был ласков.
– Так же, как и ты, Корвин. – ответила она, беря меня за руку и притягивая к себе.
– Ну нет, не так, – ответил я, и сел на кровать рядом с ней.
Затем она заметила:
– У нас еще много времени до тех пор, пока подадут обед.
– И прильнула ко мне мягким ласковым плечом.
– А когда подадут есть?
– Когда я прикажу, – ответила она, глядя мне прямо в глаза.
Так что мне ничего не оставалось делать, как притянуть ее к себе, нащупывая застежку пояса, покрывающего ее мягкий живот. Под поясом было еще мягче, а волосы ее были зелены, как трава.
На этой кровати я подарил ей свою балладу, и ее губы ответили мне без слов.
После того, как мы отобедали – я научился искусству есть под водой, о котором расскажу подробнее позже, если в этом возникнет необходимость, мы встали из-за стола, накрытого в высоком мраморном зале, декорированном красно-коричневыми сетями и лесками и пошли назад по длинному коридору, все вниз и вниз, ниже самого дна, по спиральной лестнице, которая светилась и сверкала в абсолютной темноте, окружающей нас. Шагов через двадцать мой брат энергично сказал: – К черту! – сошел с лестницы и поплыл вниз рядом с ней.
– Так быстрее, – пояснила Мойра.
– И нам еще долго идти, – добавила Дейдра, которая знала об этом, конечно, по Эмберу.
Мы сошли со ступеней и поплыли вниз сквозь тьму, рядом со светящейся лестницей.
Прошло примерно минут десять прежде, чем мы достигли дна, но когда наши ноги коснулись пола, то стояли мы не на земле, и воды совсем не чувствовалось. Несколько небольших факелов в нишах стен освещали наш путь.
– Почему эта часть океана, являясь отражением Эмбера, тем не менее так непохожа на все, что мы видели до сих пор? – спросил я.
– Потому что так и должно быть. – ответ Дейдры вызвал у меня только досаду.
Мы стояли в огромной пещере, из которой по всем направлениям уходили туннели. По одной из них мы и двинулись.
Путь был долог, и я уже потерял счет времени. Вскоре начались боковые ответвления, с дверями или решетками, прикрывающими входы. У седьмого по счету такого выхода мы остановились.
Он был закрыт тяжелой дверью из цельной плиты, обитой металлом, раза в два выше моего роста. Глядя на эту дверь, я припомнил легенды о размерах тритонов. Затем Мойра улыбнулась улыбкой, предназначавшейся для меня одного, вытащила большой ключ из связки у пояса и сунула его в замочную скважину.
Повернуть его, однако, у нее не хватило силенок. Возможно, этой дверью давно никто не пользовался.
Рэндом что-то пробурчал, и рука его ухватилась за ключ, небрежно отбросив при этом руку Мойры в сторону.
Он взялся за ключ правой рукой и повернул. Раздался щелчок. Затем он толкнул дверь ногой, и мы уставились внутрь комнаты.
Она была размером с залу, и в ней было выложено то, что называлось Лабиринтом… Черный пол блестел, как стекло. И Лабиринт светился на полу.
Он сверкал, как холодный огонь, которым и был на самом деле, дрожал и переливался, и вся комната, казалось, меняла очертания в этом свете. От него исходило тонкое веяние яркой непреодолимой силы, созданной одними кривыми, хотя у самого центра было несколько прямых линий. Он напоминал мне те фантастически сложные, непередаваемые узоры, которые иногда рисуешь, машинально водя пером по бумаге, но только огромные. Я как бы угадывал слова "начало здесь" с другой его стороны. Сам Лабиринт был примерно ярдов сто в поперечнике и ярдов сто
Я сделал еще один шаг.
Шаг к мертвым. Они были повсюду вокруг меня. Стояла жуткая вонь запах гниющей плоти – и я слышал вой избитой до смерти собаки. Клубы черного дыма застилали небо, и ледяной ветер обдал меня каплями дождя. В горле пересохло, руки тряслись, голова горела, как в огне. Я шел, спотыкаясь, сквозь туман сжигавшей меня горячки. Придорожные канавы полны отбросами, дохлыми кошками и испражнениями. Со скрипом, звякая колокольчиками, мимо проехала похоронная телега, обдав меня грязью и холодной водой. Долго ли я блуждал, не знаю. Очнулся от того, что какая-то женщина схватила меня за руку, и на пальце ее я увидел кольцо с Головой Смерти. Она отвела меня к себе в комнату, но увидела, что у меня совсем нет денег, и что-то несвязно пробормотала. Потом ее раскрашенное лицо исказил страх, смывший улыбку с красных губ, и она убежала, а я свалился на ее кровать. Позже – не помню, насколько – огромный верзила, наверное, хозяин проститутки, вошел в комнату, отхлестал меня по щекам и стащил с постели. Я повис, уцепившись за его правую руку. Он полу-нес, полу-толкал меня к двери. Когда я понял, что он собирается выгнать меня в холод, на улицу, то сжал его руку сильнее, протестуя. Я сжимал ее изо всех немногих оставшихся сил, невнятно моля его о приюте.
Сквозь пот и слезы, застилающие глаза, я увидел его искаженное лицо, и страшный крик вырвался из его крепко сжатых зубов. В том месте, где я сжимал его руку, кость была сломана.
Он оттолкнул меня левой рукой и упал на колени, плача. Я сидел на полу, и в голове на минуту прояснилось.
– Я… остаюсь… здесь, – выдавил я с трудом, – пока не поправлюсь. Убирайся. Если ты вернешься, я тебя убью.
– У тебя чума! – вскричал он. – Завтра телега приедет за твоими костями!
С этими словами он плюнул, с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, вышел вон. Я каким-то чудом добрался до двери и задвинул тяжелый засов. Потом вернулся в кровать и уснул.
Если за моими костями и приезжали на следующий день, они не испытали ничего, кроме разочарования. Потому что примерно часов через десять, в середине ночи, я проснулся в холодном поту. Умерла лихорадка, а не я. Я был очень слаб, но в полном рассудке.
Я пережил чуму.
Я взял из шкафа мужской плащ, и деньги из ящика стола. Затем вышел в ночь и пошел в Лондон. Был год чумы, и я не знаю, куда и зачем я шел…
Я не помнил, кем был и что там делал.
Вот так все и началось.
Я уже довольно глубоко проник в Лабиринт, снопы искр непрерывно поднимались из-под ног, доставая до самых колен. Я больше не знал, в каком направлении двигаюсь, и где теперь Рэндом, Дейдра и Мойра. Сквозь меня неслись бурные потоки, даже глазные яблоки и те, казалось, вибрировали. Затем пришло ощущение, как будто щеки кололи булавками, а шея похолодела. Я стиснул зубы, чтобы они не стучали.
Амнезия моя – вовсе не результат автокатастрофы. Память я потерял еще во времена правления Елизаветы 1. Флора, должно быть, решила, что после аварии ко мне вернулась память. Она знала о моем состоянии. Я внезапно был поражен догадкой, что она осталась на этом Отражении – Земле – специально, чтобы не терять меня из виду.
Значит, с конца шестнадцатого века.
Этого я пока не мог сказать точно. Но скоро узнаю.
Я быстро сделал еще шесть шагов, дойдя до конца дуги и выйдя на прямой отрезок пути.
С каждым шагом по второму отрезку против меня воздвигался второй барьер. Вторая вуаль.
Поворот направо. Еще один. И еще.
Я был Принцем Эмбера. Это истина. Нас было пятнадцать братьев, но шестеро из нас мертвы. У нас восемь сестер, и две из них тоже мертвы, но может, и четыре.
Все мы проводили очень много времени, путешествуя по Отражениям или находясь в наших собственных Вселенных. Это академический вопрос, хотя он и является одним из основных вопросов философии, может ли тот, кто обладает властью над Отражениями, создавать свои собственные Вселенные. Не знаю точно, что говорит в итоге по этому поводу философия, но с практической точки зрения мы это могли.
После другого поворота возникло ощущение, будто я иду сквозь липкий клей.
Один, два, три, четыре… Я с трудом поднимал свои не желающие подниматься сапоги, и еле ставил их на место, один за другим. В голове стучало, а сердце билось так, как будто в любой миг могло разорваться на тысячу кусков.
Эмбер!
Идти снова стало легко, когда я вспомнил Эмбер.
Эмбер. Самый великий город, который когда-либо существовал или будет существовать. Эмбер был всегда и всегда будет, и любой другой город, где бы он ни находился, когда бы ни существовал, был всего лишь отражением, одной из теней Эмбера или одной из его фаз. Эмбер, Эмбер, Эмбер… Я помню тебя. Я никогда тебя больше не забуду. Я думаю, в глубине души я и не забывал тебя никогда, все эти долгие века, пока я путешествовал по Отражению Земли, потому что часто по ночам сны мои тревожили видения золотых и зеленых пиков твоих башен, твои разлетающиеся террасы. Я помню твои широкие улица и проспекты золотых, зеленых и красных цветов. Я помню сладость твоего воздуха, башни, дворцы, все чудеса, которые в тебе были, есть и всегда пребудут. Эмбер, бессмертный город, давший частицу себя всем городам мира, я не могу позабыть тебя даже сейчас, не могу забыть и тот день в Лабиринте Рембы, когда я вспомнил тебя в отражении стен, после первого хорошего обеда, на который накинулся, изголодавшийся, после любви с Мойрой – но ничто не сможет сравниться с тем удовольствием и любовью, которые я испытал, вспомнив тебя, и даже сейчас, когда я стою, созерцая Двор Хаоса, рассказывая эту историю единственному человеку, который ее слушает, с тем, чтобы он, может быть, повторил ее, если захочет, чтобы хоть рассказ этот остался жить после того, как я умру здесь; даже сейчас я вспоминаю тебя с любовью, о город, в котором я был рожден, чтобы властвовать…
Еще десять шагов, и искрящаяся филигрань огня возникла передо мной. Я наблюдал за ней, а пот, струящийся с меня, так же быстро смывала вода.
Я был на грани срыва, на такой тонкой грани, что даже воды комнаты, казалось, понеслись непрерывным потоком мне навстречу, грозя смыть, унести из Лабиринта. Я боролся, сопротивляясь изо всех сил. Интуитивно я понял, что уйти из Лабиринта до того, как прошел его весь, означает верную смерть. Я не осмеливался оторвать взгляд от того огня, который переливался впереди, не осмеливался и оглянуться назад, посмотреть, много ли пройдено и сколько еще осталось.
Поток ослаб, и пришли новые воспоминания, память о жизни принца Эмбера…
Нет, я не стану о них рассказывать, не просите. они мои – жестокие и разгульные, благородные и… воспоминания о детстве в великом дворце Эмбера, над которым развевалось зеленое знамя моего отца Оберона с белым единорогом, скачущим во весь опор.
Рэндом прошел через Лабиринт. Даже Дейдра прошла его. Значит я, Корвин, пройду его вне всякого сомнения, каким бы ни было сопротивление.
Я вышел из филигранного столба огня и пошел по Великой Кривой. Силы, формирующие Вселенную, упали мне на плечи, стали строить меня по своему подобию.
У меня, однако, было преимущество перед любым другим человеком, проделавшим этот путь. Я знал, что уже один раз прошел Лабиринт, а следовательно, могу сделать это и сейчас. Это помогало мне в борьбе с тем сверхъестественным страхом, который накатывал черными облаками, и уходил только для того, чтобы потом нахлынуть с удвоенной силой. Я шел сквозь Лабиринт и вспоминал все то время, пока еще не провел долгие века на Отражении Земли, и другие Отражения, некоторые – близкие и дорогие сердцу, а одно я любил больше всех. Если конечно, не считать Эмбера.
Я прошел еще три поворота, прямую и несколько крутых виражей, и вновь ощутил власть над тем, чего никогда не терял – власть над Отражениями.
Десять поворотов, после которых голова была как в тумане, короткий вираж, прямая линия и Последняя Вуаль.
Двигаться было мучительно. Вода вокруг стала ледяной, потом закипела. Казалось, она сдавливала меня со всех сторон. Я боролся, переставляя ноги одну за другой. Искры поднялись до талии, потом до груди, до плеч, зарябили перед глазами. Они окружили меня со всех сторон, я с трудом видел сам Лабиринт.
Затем – короткий вираж, окончившийся темнотой.
Шаг, другой… При последнем шаге возникло ощущение, что шагаешь через бетонную стену.
Я прошел.
Затем медленно повернулся и посмотрел назад, на проделанный путь. Я не мог позволить себе роскоши упасть на колени от усталости. Я был принцем Эмбера и клянусь богом, ничто не могло заставить меня показать слабость перед моими подданными. Ничто, даже Лабиринт!
Я весело помахал рукой в направлении, которое счел правильным. Могли они меня видеть или нет – это уже другой вопрос.
Затем я на секунду задумался.
Теперь я знал ту власть, которую дает Лабиринт. Пройти по нему назад будет совсем не трудно.
Но к чему беспокоиться?
Правда, у меня не было с собой колоды Карт, но сам Лабиринт мог сослужить мне такую же службу…
Они ждали меня, мои брат и сестра, и Мойра, у которой бедра были, как мраморные колонны.
Дейдра сама может о себе позаботиться, пусть теперь делает, что хочет – ведь в конце-концов мы спасли ей жизнь. И я не чувствовал себя обязанным защищать ее от всяческих опасностей изо дня в день.
Рэндом застрял в Рембе на год, если у него, конечно не хватит смелости броситься в Лабиринт, добраться до центра и использовать его силу. Что же касается Мойры, то мне было очень неплохо с ней, и может быть, когда-нибудь я навещу ее еще раз, и все такое. Я закрыл глаза и наклонил голову. Однако за секунду до этого промелькнула какая-то тень.
Рэндом? Все-таки рискнул? Как бы там ни было, он все равно не знал, куда я собираюсь направиться. Никто этого не знал.
Я открыл глаза в центре такого же Лабиринта, только зеркального его отражения.
Мне было холодно, я чертовски устал, но я был в Эмбере, в настоящей комнате, а не в том ее отражении, где только что находился. Из Лабиринта я мог переместиться в любое место Эмбера, куда только пожелаю. Однако, попасть обратно – вот в чем проблема.
Поэтому я стоял, не двигаясь, и размышлял.
Если Эрик занял королевские покои, я найду его именно там. А может, в тронном зале. Но тогда мне придется добираться обратно до Лабиринта своими силами, и вновь попасть в его Центр, чтобы воспользоваться его силой.
Я переместился в одно из потайных мест дворца, о которых знал. Это была квадратная комнатка без окон, свет проникал сверху через узкие наблюдательные щели. Я закрыл изнутри единственную выдвижную дверь, смахнул пыль со скамейки у стены, расстелил на ней плащ, и прикорнул немного вздремнуть. Если кому-либо придет в голову добраться до меня сверху, я услышу его задолго до того. как он успеет это сделать.
Я заснул.
Проснувшись, я отряхнул плащ и вновь накинул его. Вышел из комнаты и стал спускаться по одной из множества лестниц, которыми так богат этот дворец.
По отметкам на стене я знал, где находится нужная мне комната. На одном из пролетов лестницы я остановился и поискал отверстие в стене. Обнаружив его, посмотрел внутрь комнаты. Никого. Тогда я отодвинул панель стены в сторону и вошел.
Меня поразило огромное количество книг внутри. Присутствие книг всегда приводит меня в восхищение. Я осмотрел все, суя нос повсюду, и в конце-концов направился к хрустальному сундучку, в котором лежало все то, без чего не могла обойтись наша семейка – старая наша шутка. В сундучке были четыре колоды фамильных карт, и я долго пытался выудить одну из них так, чтобы не сработала сигнализация – это помешало бы мне ею воспользоваться.
Если долго мучиться… Правда, попотеть пришлось изрядно. Зато с колодой в руке я нашел себе кресло поудобнее и уселся поразмыслить.
Карты были такие же, как у Флоры, но в колоде были все мы, как под стеклом и холодные на ощупь. Теперь я знал, почему это так.
Я растасовал колоду и разложил все карты перед собой надлежащим образом. Затем я начал читать их и увидел, что они не сулили ничего хорошего для всей нашей семьи, после чего опять собрал их вместе.
Кроме одной.
Карты с изображением моего брата Блейза.
Сложив остальные карты в пачку и убрав ее за пояс, я стал смотреть на Блейза.
Примерно в это время в замке двери главного входа в библиотеку заскрипел ключ. Что я мог сделать? Чуть ослабив меч в ножнах я стал ждать. При этом, однако, нагнувшись так, чтобы меня прикрывал стол.
Чуть приподняв голову, я увидел, что это всего лишь Дик – слуга, убиравший помещения, выкидывающий окурки из пепельниц, опорожнявший корзины для бумаг и вытиравший с полок пыль.
Так как быть обнаруженным, словно воришка, не приличествовало моему сану, я выпрямился.
– Привет, Дик, – сказал я, поднимаясь во весь рост. – Помнишь меня?
Он повернулся, весь побледнев, застыл на месте и ответил:
– Ну конечно, Принц. Как я мог забыть?
– Думаю, прошло столько времени, что в этом не было бы ничего странного.
– Никогда, Принц Корвин.
– Боюсь, что пришел сюда без официального приглашения, да и занимаюсь своими поисками без чьего-либо ведома, – сказал я, – но если Эрику это не понравится, когда ты ему расскажешь о нашей встрече, будь любезен, объясни ему, что я всего лишь пользуюсь своими правами, и что довольно скоро он увидит меня лично.
– Я это сделаю, милорд, – ответил он, низко кланяясь.
– Иди сюда, присядь рядом на минутку, дружище Дик, и я скажу тебе кое что еще.
Он послушно подошел и сел, и я тоже сел рядом с ним.
– Было время, – начал я, обращаясь к этому древнему слуге, – когда считали, что я исчез навсегда и никогда уже больше не появлюсь. Но раз уж так вышло, что я не умер, а более того, приобрел свою былую силу, боюсь, мне придется оспаривать притязания Эрика на трон. Не то чтобы этот вопрос можно было так просто решить, потому что он не перворожденный, ведь заяви свои права тот, не думаю, что Эрик пользовался бы особенной популярностью. По множеству других причин – в большинстве своем личного характера – я собираюсь противостоять ему. Я еще не решил ни как это сделаю, ни по какому праву, но клянусь Богом он заслуживает того, чтобы с ним боролись! Передай ему это. Если он пожелает найти меня, скажи, что я в Отражениях, но не в тех, где был раньше. Он поймет, что я хочу этим сказать. Меня не так легко будет уничтожить, потому что я приму не меньшие меры предосторожности, чем он. И я буду бороться с ним до конца, в аду или раю, пока существует свет, пока один из нас не перестанет дышать. Что ты скажешь на это, старина?
Он взял мою руку и поцеловал ее.
– Да здравствует Принц Корвин, повелитель Эмбера, – сказал он, и в глазах его стояли слезы.
Затем входная дверь заскрипела и распахнулась настежь.
Вошел Эрик.
– Привет, – сказал я как можно более равнодушно, поднимаясь с места, – Не ожидал увидеть тебя так скоро. Как дела в Эмбере?
Глаза его расширились от изумления, но в голосе слышались нотки, которые обычно называют сарказмом, и я не могу подобрать лучшего слова.
– С одной стороны все обстоит просто прекрасно, Корвин. С другой же, как выяснилось, отвратительно.
– Жаль. Как же можно это исправить?
– Я знаю способ, – сказал он и бросил взгляд на Дика, который молча удалился, закрыв за собой дверь.
Эрик высвободил меч из ножен.
– Ты желаешь обладать троном, – сказал он.
– Разве не все мы этого желаем?
– Наверно, ты прав, – заметил он со вздохом. – Недаром говорят: " Дурная голова ногам покоя не дает". Я не понимаю, почему мы все так рвемся попасть в это в сущности нелепое положение. Но ты должен помнить, что я уже победил тебя дважды, и в последний раз милостиво подарил тебе жизнь, позволив жить в одном из Отражений.
– Велика милость! Ты прекрасно знаешь, что просто оставил меня подыхать от чумы. А в первый раз, насколько я помню, все решил жребий.
– Значит, предстоит это решить между нами двумя, Корвин. – сказал он. – Я твой старший брат, и я лучше и сильнее тебя. Если ты желаешь биться со мной на мечах, то меня это вполне устраивает. Убей меня, и трон, возможно, будет твоим. Попробуй. Однако не думаю, чтобы тебе это удалось. И мне хотелось бы покончить с твоими притязаниями прямо сейчас. Нападай. Посмотрим, чему ты там научился, на этом Отражении, которое называют Землей.
И меч очутился в его руке, а мой – в моей.
Я обошел вокруг стола.
– Все-таки я никогда не встречал такого самовлюбленного человека, как ты. С чего ты взял, что лучше всех нас, и больше всех подходишь к трону?
– С того, что я его занял. Попробуй отбери.
И я попробовал.
Мой прямой выпад в голову он парировал, и мне в свою очередь пришлось отбить атаку в область сердца, нанося режущий удар по запястью. Он легко сблокировал удар и толкнул небольшой стул так, что он оказался между нами.
Я с удовольствием ударил по стулу, примерно в направлении его рожи, но промахнулся, и лезвие его меча вновь сверкнуло перед глазами.
Я парировал его атаку, – он мою. Затем я сделал выпад, пригнувшись, был отбит и тут же с трудом отбил его удар.
Я попытался провести одну очень хитрую атаку, которой научился во Франции. Удар, потом финт "ин кварте", финт "ин сиксте", и выпад, заканчивающийся ударом по кисти.
Выпад прошел, и из руки его потекла кровь.
– Будь ты проклят! – сказал он, отступая. – Мне донесли, что Рэндом сопровождает тебя.
– Верно! Многие из нас объединились.
Тогда он кинулся на меня, отбросив назад, и я почувствовал, что несмотря на мое искусство, он все же сильнее. Возможно, он был одним из самых великих фехтовальщиков, с которыми я когда-либо имел дело. Внезапно у меня возникло чувство, что я не смогу победить его. Я стал отбиваться, как сумасшедший, шаг за шагом отступая назад по мере его неумолимого наступления. Оба мы несколько веков были учениками самых великих мастеров меча. Самым великим и непревзойденным из всех был мой брат Бенедикт, но его не было рядом, чтобы помочь – так или иначе. Я схватил со стола какие-то мелочи – первое, что попалось под руку – и бросил в Эрика. Но он быстро нырнул и продолжал наступать так же стремительно, а я стал постепенно отходить левее, делая круг, но все время видел кончик его меча у своего левого глаза. И я был испуган. Он фехтовал блестяще. Если бы я не так ненавидел его, то зааплодировал бы такому искусству.
Я продолжал отступать, а страх следовал за мной по пятам: страх и сознание того, что не могу победить его. Когда дело касалось меча, он был лучше меня. Я выругался про себя, но это ничего не меняло. Я провел еще три хитроумные атаки и был побежден в каждой из них. Он парировал небрежно и заставлял меня отступать под градом ударов.
Только не поймите меня неправильно. Я фехтую безупречно. Просто он лучше.
Затем в зале снаружи зазвучали какие-то звонки – сработала система сигнализации. Скоро здесь будут наемники Эрика, и если он не убьет меня до тех пор, то они наверняка довершат начатую им работу – может, это будет стрела арбалета, может что другое – это уже не имело значения.
С его правой кисти капала кровь. Рука его все еще оставалась твердой, но у меня возникло такое ощущение, что при других обстоятельствах, все время обороняясь, мне удалось бы вымотать его до такой степени, что раненая рука помешала бы ему парировать одну из моих атак.
Я выругался, на сей раз вслух, и он засмеялся.
– Ты просто дурак, что явился сюда, сказал он.
Он не понял, что я собирался сделать давным-давно, до тех пор, пока уже не было поздно. (Я специально отступал так, чтобы дверь очутилась за моей спиной. Это было рискованно, так как у меня почти не оставалось пространства для отражения его атак, но это было лучше, чем верная смерть).
Левой рукой я ухитрился задвинуть засов. Это была очень тяжелая дверь, и теперь им придется высадить ее, чтобы проникнуть в библиотеку. Это давало мне еще несколько минут. И стоило ранения в плечо от удара, который я мог отразить лишь частично, пока запирал засов левой рукой. Но это было левое плечо, а мне важна была правая рука с мечом.
Я улыбнулся, чтобы показать ему, насколько уверен в себе.
– Возможно, это т ы поступил глупо, войдя _с_ю_д_а_, – сказал я. Так что, кто из нас дурак, это еще бабушка надвое сказала. Вот видишь, ты уже фехтуешь медленнее.
И тут я попытался провести бешеную по скорости атаку.
Он отпарировал, но отступил при этом на два шага.
– Эта рана тебя доконает, – прибавил я. – Рука твоя слабеет. Неужели ты не чувствуешь, что в ней почти не осталось силы…
– Заткнись!
И я понял, что наконец-то задел его. Это немного увеличило мои шансы, и стал наступать изо всех сил, на какие только был способен, одновременно понимая, что мне не выдержать долго такой убийственной скорости.
Но Эрик этого не понимал. Я насадил в нем ростки страха, и он позорно отступал перед моей бешеной атакой.
В дверь заколотили, но об этом я мог не беспокоиться – по крайней мере на первых порах.
– Я убью тебя, Эрик. Я стал куда жестче, чем был, братец, так что приготовься к смерти.
Тогда я увидел, как страх проснулся в его глазах, потом отразился и на лице, и манера его фехтования соответствующим образом изменилась. Теперь он только защищался и отступал. Я знал, что мой блеф удался, потому что он всегда фехтовал лучше меня. Но что, если с его стороны это тоже было только психологическим трюком? Что, если я просто убедил сам себя в том, что я слабее, потому что Эрик внушил мне это? Что, если я все время обманывал сам себя?
Может быть, я фехтовал ничуть не хуже его. Со странным чувством появившейся во мне уверенности я предпринял ту же атаку, что и раньше. и вновь мне удалось ранить его в ту же руку.
– Вот это уже совсем бездарно, Эрик. Два раза попасться на одну и ту же удочку.
Он, отступая, зашел за широкое кресло и некоторое время мы дрались прямо через него.
Колотить в дверь перестали, и голоса, которые кричали, пытаясь узнать, в чем дело, замолкли.
– Они пошли за топорами, – пыхтя, сказал Эрик. – Ты и оглянуться не успеешь, как они будут здесь.
Я не переставал улыбаться. Улыбаясь, я ответил ему:
– И все же этой займет несколько минут. Мне – вполне достаточно, чтобы покончить с нашим делом. Ты обороняешься с большим трудом, а из руки кровь прямо так и хлещет – посмотри-ка на нее!
– Заткнись!
– К тому времени, как они высадят дверь, здесь будет только один принц, и им будешь не ты!
Тогда левой рукой он смахнул с полки целый ряд книжек, и они полетели в меня, стуча об пол и шелестя страницами.
Однако он не воспользовался этой прекрасной возможностью для атаки. Он кинулся через всю комнату и подобрал небольшой стул, который прижал к себе левой рукой.
Потом он забился в угол и вытянул стул и меч впереди себя.
– Подходи! – вскричал он. – попробуй-ка достать меня сейчас!
– Ты испугался, – сказал я.
Он расхохотался.
– Вопрос чисто академический! Ты не успеешь убить меня, потому что у тебя не хватит времени: скоро дверь рухнет. А тогда твоя песенка спета.
Я быстро пошел к противоположной стене комнаты. Левой рукой открыв выдвижную дверь, через которую вошел, я сказал:
– Ладно. Похоже, что ты не умрешь, по крайней мере сейчас. Тебе повезло. Но в следующую нашу встречу тебе уже некому будет помочь.
Он плюнул в мою сторону и обругал меня нашими традиционными грязными ругательствами, даже опустил стул, чтобы сделать рукой еще более грязный жест, в то время как я отодвигал дверь и запирал ее за собой.
Раздался тупой удар, и восемь дюймов стали пробили панель двери. Рискованно вдруг я неожиданно вернусь, а? Но он знал, что я этого не сделаю, потому что дверь в библиотеку грозила рухнуть каждую секунду.
К той комнате, в которой спал, я спускался так быстро, как только мог. Спускаясь, я благодарил свое возросшее мастерство фехтовальщика. Сначала я был подавлен человеком, который всегда выходил победителем из стычек со мной. Теперь же я задумался. Может быть, те века, которые я провел на Отражении Земли, не пропали даром? Может быть, я действительно стал искуснее за это время. Теперь я чувствовал, что я по крайней мере ровня Эрику на мечах. Это приятно. Если мы встретимся снова, а я был уверен, что такая встреча не за горами, и нам никто не будет мешать, кто знает? Шансы у нас равные. Сегодняшний поединок напугал его. В этом я был уверен. Может быть, это замедлит его атаки, вызовет колебание, так необходимое мне при нашей следующей встрече.
С последнего пролета я просто спрыгнул – там было ступенек пятнадцать – чуть подогнув колени. Я был на вошедшие в поговорку пять минут впереди погони, но был уверен, что смогу воспользоваться этим.
Потому что за поясом у меня была колода Карт.
Я снова достал карту с изображением Блейза и пристально посмотрел на него. Плечо болело, но я позабыл о ране, когда холод постепенно охватил меня.
Были два способа уйти из Эмбера сразу в Отражение…
Одним из них являлся Лабиринт, но им редко пользовались для этой цели.
Другим способом была Червовая Масть, если конечно, ты не боялся довериться брату.
Я думал о Блейзе. Ему я почти верил. Он был моим братом, но у него были неприятности, и он не отказался бы от моей помощи.
Я уставился на фигуру на карте, одетую во все красное и оранжевое, с мечом в правой руке и бокалом вина в левой. Сам дьявол плясал в его голубых глазах, борода сверкала, а рисунок на мече повторял собой одну из частей Лабиринта. Кольца на пальцах сверкали. Казалось, он зашевелился.
Контакт я ощутил как порыв ледяного ветра.
Теперь фигура на карте, казалось, стала натуральной величины и изменила положение на то, в котором находилась в настоящий момент. Глаза еще не видели меня, но губы уже шевелились.
– Кто это? – я явственно услышал слова.
– Корвин – ответил я, и он протянул вперед левую руку, в которой на этот раз не было кубка.
– Тогда иди ко мне, если хочешь.
Я тоже протянул руку, и пальцы наши соприкоснулись. Я сделал шаг. Я все еще держал в руке карту, но мы с Блейзом уже стояли рядом на скале, и слева от нас была пропасть, справа возвышался замок. Небо над головами было цвета пламени.
– Привет, Блейз, – сказал я, засовывая карту за пояс к остальным в колоде. – Спасибо за помощь.
Только теперь я ощутил слабость и понял, что кровь еще течет из левого плеча.
– Ты ранен! – сказал он, обняв меня за плечи, и я собирался было кивнуть головой, соглашаясь, но не успел. Вместо этого я потерял сознание.
Поздно ночью, удобно растянувшись на огромном кожаном кресле в крепости, я потягивал виски. Мы курили, передавали бутылку друг другу и разговаривали.
– Значит, ты действительно побывал в самом Эмбере?
– Вот именно.
– И ранил Эрика в поединке?
– Да.
– Черт! Я бы предпочел, чтобы ты убил его!
Тут он запнулся.
– Хотя может быть, и нет. Ведь тогда трон захватил бы ты. Против Эрика у меня шансов все же больше, чем против тебя. Хотя не знаю. Каковы твои планы?
Я решил быть с ним предельно честным.
– Все мы претендуем на трон, – сказал я, – поэтому нам нет причин лгать друг другу. Я не собираюсь убивать тебя ради этого – слишком уж глупо – но с другой стороны, я не собираюсь отказываться от своих шансов только потому, что ты такой радушный хозяин. Рэндом тоже не отказался бы поучаствовать в этой игре, но с ним можно не считаться. О Бенедикте давно никто ничего не слышал. Жерар и Каин, кажется предпочитают поддерживать Эрика, чем претендовать на трон сами. Да и Джулиан тоже. Значит, остаются Бранд и наши сестры. Где сейчас Бранд, и чем занимается, я понятия не имею, но я знаю, что Дейдра абсолютно беспомощна, разве что только ей удастся вместе с Льювиллой получить помощь в Рембе, а Флора предана Эрику. Не знаю, правда, что замышляет фиона.
– Так что остаемся мы с тобой, – подвел итог Блейз, вновь наполняя рюмки. – Да, ты прав. Я не знаю, что замышляет каждый из нас, но по-моему, если сравнить мое и твое положение, то я сейчас сильнее. Ты мудро поступил, что пришел ко мне. Окажи мне помощь и я дам тебе регентство.
– Бог благословит тебя за доброту. Там видно будет.
Мы прихлебнули по глоточку.
– Что еще можно сделать? – спросил он, и я понял, что это очень важный вопрос.
– Для осады Эмбера я могу набрать целое войско.
– В каком Отражении находится это твое воинство?
– А вот это уже, без сомнения, касается только меня одного. – ответил я. – Но с тобой я драться не буду. Когда речь идет о короне, то я предпочту видеть на троне тебя, меня, Жерара или Бенедикта – если он все еще жив.
– И конечно, предпочтение ты отдаешь себе.
– Конечно.
– Тогда мы понимаем друг друга. А следовательно, на этом этапе можем работать вместе.
– Я тоже так думаю, – согласился я, иначе с какой стати я добровольно отдался тебе в руки?
Он улыбнулся из-за густой бороды.
– Тебе требовалась хоть какая-то помощь, а я был наименьшим злом из всех остальных.
– И это верно.
– Как бы я хотел, чтобы здесь был Бенедикт. И чтоб Жерар не переметнулся.
– Желания, желания. Желай одного, делай другое, и посмотри, что из этого получится. тогда ты в любом случае не проиграешь.
– Хорошо сказано, – ответил он.
Некоторое время мы молча курили.
– Насколько я могу доверять тебе? спросил он.
– Ровно настолько, насколько я тебе.
– Тогда давай заключим договор. Честно говоря, я уже много лет считал тебя мертвым. Я не мог предвидеть, что ты появишься в самый критический момент и заявишь о своих правах. Но ты здесь, так что теперь говорить не о чем. Будем союзниками – объединим наши силы и осадим Эмбер. Тот из нас, кто выживет, займет место наверху. Если мы выживем оба – какого черта! – в конце концов мы можем драться на дуэли.
Я обдумал его слова. Они звучали, как самый порядочный договор, который мне когда-либо предлагали.
Поэтому я ответил:
– Ну хорошо, утро вечера мудренее. Я дам ответ завтра утром. Годится?
– Идет.
Мы допили наш виски и ударились в воспоминания. Плечо немного гудело, но виски помогло, легче было и от мази, которую наложил на рану Блейз. Через некоторое время мы совсем размякли.
Это кажется странным, я думаю, иметь столько родных и никаких родственных чувств, потому что жизнь предопределила каждому из нас свой путь. Боже! Ночь кончилась прежде, чем мы наговорились до устали. Тогда, хлопнув меня по здоровому плечу, он сказал, что устал немного, и что завтрак слуга подаст мне в постель. Я кивнул, мы обнялись и он ушел к себе.
Затем я подошел к окну, и с той огромной высоты, на которой мы находились, посмотрел в пропасть.
Костры лагеря, расположенного внизу, блестели как звезды. Их были тысячи. Я видел, что Блейз собрал большое войско, могучую силу, и я позавидовал ему. Но с другой стороны, это было хорошо. Если кто-нибудь и мог победить Эрика, то скорее всего это был Блейз. Да он и не был бы таким уж плохим монархом, просто я предпочитал видеть на этом месте самого себя.
Я все продолжал стоять у окна, и увидел движение странных теней между костров лагеря. Тогда я задумался, что же это на самом деле была за армия.
Какой бы она ни была, у меня и этого не было.
Я вернулся к столу и налил себе последнюю рюмку.
Однако прежде чем выпить я зажег светильник. При его свете я вытащил колоду украденных мною карт.
Я разложил их перед собой и остановился на той, где был изображен Эрик. Я положил ее на центр стола и убрал колоду.
Через некоторое время картинка ожила, я увидел Эрика в ночной рубахе и услышал сонный голос:
– Кто это?
Рука его была перевязана.
– Я. Я – Корвин. Как поживаешь?
Тогда он выругался, а я засмеялся. Это была опасная игра, и может быть, не выпей я столько виски, я не затеял бы ее, но дело было сделано.
– Мне просто захотелось тебе сказать, что у меня все в порядке. Хотелось еще напомнить тебе нашу семейную поговорку о перекладывании с больной головы на здоровую. Хотя твою голову тебе долго не носить. Так что привет, братец! Тот день, когда я снова войду в Эмбер, будет днем твоей смерти! Просто мне захотелось сейчас тебе об этом сказать – ведь этот день не за горами.
– Приходи, – ответил он. – Только на этот раз я тебя не пожалею.
Глаза его были прямо передо мной.
Я сделал ему нос и закрыл карту ладонью. Это произвело тот же эффект, как и повешенная телефонная трубка, и я засунул Эрика к остальным картам.
Однако, засыпая, я подумал о войске Блейза там, внизу, и о том, как будет защищаться Эрик.
Это будет нелегко.