Я выбрал тропинку справа. Куда бы ни падала моя кровь, реальность там немного подтаивала. Но рука заживала быстро, и скоро кровотечение прекратилось. Рану даже дергало не слишком долго.
– Я ВЕСЬ В КРОВИ, БОСС.
– Это могло быть и пламя, – заметил я.
– ТАМ У КАМНЕЙ, Я К ТОМУ ЖЕ НЕМНОГО ОБЖЕГСЯ.
– Извини! Ты догадался, что продолжает твориться?
– НИКАКИХ НОВЫХ УКАЗАНИЙ, ЕСЛИ ТЫ ОБ ЭТОМ. НО Я РАЗМЫШЛЯЛ – ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ, КАК ПОСТУПИТЬ, ВЕДЬ ЗДЕШНИЕ МЕСТА НРАВЯТСЯ МНЕ ВСЕ БОЛЬШЕ. ВЗЯТЬ К ПРИМЕРУ ЭТИ ПРИЗРАКИ ЛАБИРИНТА. ЕСЛИ ЛАБИРИНТ НЕ МОЖЕТ САМ ПРОНИКНУТЬ СЮДА, ОН, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, МОЖЕТ ИСПОЛЬЗОВАТЬ АГЕНТОВ. ТЕБЕ НЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЛОГРУС МОГ БЫ УХИТРИТЬСЯ СДЕЛАТЬ НЕЧТО ПОДОБНОЕ?
– Полагаю, это возможно.
– У МЕНЯ СОЗДАЕТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО ВРОДЕ ПОЕДИНКА МЕЖДУ НИМИ – СРЕДИ ОТРАЖЕНИЙ, ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. ЧТО, ЕСЛИ ЭТО МЕСТО ВОЗНИКЛО РАНЬШЕ ВСЕГО ПРОЧЕГО? ДАЖЕ РАНЬШЕ ОТРАЖЕНИЯ? ЧТО, ЕСЛИ ОНИ С САМОГО НАЧАЛА БОРЮТСЯ ЗДЕСЬ В ТАКОЙ ВОТ СТРАННОЙ, МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ МАНЕРЕ?
– Если так, то что?
– В ЭТОМ СЛУЧАЕ ОТРАЖЕНИЕ СТАНОВИТСЯ БОЛЕЕ ПОЗДНЕЙ ИДЕЕЙ, ЧУТЬ ЛИ НЕ ПОБОЧНЫМ ПРОДУКТОМ НАПРЯЖЕНИЯ МЕЖДУ ПОЛЮСАМИ.
– А что, если эту идею тебе вложил Логрус совсем недавно, когда награждал тебя новыми силами?
– ЗАЧЕМ?
– Еще один способ заставить меня думать, что конфликт важнее людей. Еще один способ надавить на меня, чтобы я выбрал, на чьей я стороне.
– Я НЕ ЧУВСТВУЮ, ЧТОБЫ МНОЙ МАНИПУЛИРОВАЛИ.
– Как ты сам подчеркнул, думать для тебя дело новое. А забраться в такой ранний период игры для тебя чертовски абстрактный ход мысли, будь он проклят.
– НЕУЖЕЛИ?
– Даю слово.
– С ЧЕМ ЖЕ МЫ ТОГДА ОСТАЕМСЯ?
– С непрошенным вниманием свыше.
– ЕСЛИ ЭТО ИХ ВОЕННАЯ ЗОНА, ЛУЧШЕ ВЫРАЖАЙСЯ АККУРАТНЕЕ.
– Чтоб им всем заболеть оспой. По непонятной мне причине для этой игры я им необходим. Так что с моими выражениями им придется примириться.
Где-то впереди, в небе я услыхал раскат грома.
– ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ?
– Это блеф, – ответил я.
– С ЧЬЕЙ СТОРОНЫ?
– По моему, со стороны Лабиринта. Похоже, за реальность в этом секторе отвечают его призраки.
– ЗНАЕШЬ, МЫ МОЖЕМ ОШИБАТЬСЯ НАСЧЕТ ЭТОГО. СТРЕЛЬБА В ТЕМНОТУ.
– Чувствую, мы стреляем и в кое-что за этой темнотой. Вот почему я отказываюсь играть по чужим правилам.
– У ТЕБЯ ПОЯВИЛСЯ ПЛАН?
– Свисай свободно. И, если я скажу "убей!", так и сделай. Давай-ка доберемся туда, куда мы идем.
Я снова побежал, оставив туман, оставив призраков играть в призраков в их призрачном городе. Светлая дорога шла через темный пейзаж, я бежал навстречу движению отражений, а земля пыталась изменить меня. А впереди вспышка и опять удар грома; рядом со мной то внезапно появлялись, то мгновенно исчезали подлинные уличные сцены.
А потом по светлой дорожке заскользила темная фигура – как будто я пытался обогнать сам себя. Позже я сообразил, что на самом деле это был эффект зеркала. Движения фигуры, которая бежала справа параллельно мне, передразнивала мои собственные, пролетающие мимо сценки были от меня слева, а от нее справа.
– ЧТО ПРОИСХОДИТ, МЕРЛЬ?
– Не знаю, отозвался я. – Но для символизма, аллегорий и разнообразной метафорической чепухи у меня неподходящее настроение. Если это задумано в знак того, что вся жизнь – гонка с самим собой, то тут они сели в лужу, если только игрой не заправляют по-настоящему пошлые Силы. Тогда, по моим догадкам, это вполне в их духе. Как ты думаешь?
– Я ДУМАЮ, ТЕБЕ ВСЕ ЕЩЕ МОЖЕТ ГРОЗИТЬ ОПАСНОСТЬ ПОЛУЧИТЬ УДАР МОЛНИИ.
Молния не ударила, а мое же отражение исчезло. Этот эффект держался куда дольше, чем все те эпизоды у тропы, свидетелем которых я стал до этого. Я уже собрался было выбросить его из головы и полностью игнорировать, но тут мое отражение прибавило скорость и вырвалось вперед.
– О-ГО-ГО!
– Ага, – согласился я и поднажал, чтобы сократить разрыв и не отстать от широкого шага того, темного.
Я догнал его, но голова в голову мы прошли всего несколько метров. Потом он стал снова выходить вперед. Я ускорил шаг и еще раз догнал его. Потом повинуясь внезапному порыву, набрал в грудь воздуха, устремился вперед и обогнал его.
Через некоторое время мой двойник заметил это, прибавил скорость и начал выигрывать. Я поднажал, сохраняя лидерство. Кстати, какого черта мы тут устраиваем гонки?
Я посмотрел вперед. было видно, что вдали дорога расширяется. Похоже, там через нее была протянута финишная ленточка. О'кей, я решил стремиться к ней, что бы ни означала эта гонка.
Метров сто я удерживал лидерство, потом моя тень снова начала обходить меня. Я пригнулся и ненадолго смог удержать сократившийся разрыв между нами, потом она снова двинулась, догоняя меня, в темпе, который, как я заподозрил, будет трудновато сохранять весь остаток пути до финишной ленточки. Все равно, такого я не ожидал. Я выдохся. Полностью.
Сукин сын догонял меня, догнал, вырвался вперед и на мгновение запнулся. В этот миг я был позади него. Но существо больше не выказывало слабости – оно сохраняло огромную скорость, с которой мы теперь двигались, да и я не собирался останавливаться, разве что получу разрыв сердца.
Так мы и бежали, черт знает, как близко, бок о бок. Не знаю, есть ли во мне способности к финальному спурту или нет. Не скажу, чуть-чуть ли я обогнал его, шел ли с ним голова в голову или чуть отставал. Мы тяжело топали по параллельным поблескивающим тропинкам в сторону яркой линии, и тут ощущение стеклянной поверхности между нами вдруг исчезло. Две с виду узкие дорожки превратились в одну широкую. Руки и ноги моего соперника двигались не так, как мои.
Ступив на финишную прямую, мы оказывались все ближе и ближе наконец, достаточно для того, чтобы узнать друг друга. Я соревновался в беге не со своим отражением, потому что его волосы откинуло назад, и я увидел, что у него нет левого уха.
Тут я обрел силы для финального рывка. Он тоже. Когда мы достигли ленточки, то были очень близко друг от друга. Думаю, я первый коснулся ее, но уверенности у меня нет.
Мы пролетели линию финиша и рухнули, ловя ртом воздух. Я быстро откатился, чтобы держать его под наблюдением, но он просто лежал, часто и тяжело дыша. Я положил руку на рукоять меча, слушая, как кровь стучит в висках.
Отдышавшись немного, я заметил:
– Не знал, что тебе по силам такая гонка, Юрт.
Он коротко рассмеялся,
– Ты много не знаешь обо мне, брат.
– Уверен в этом, – согласился я.
Потом он тыльной стороной руки промокнул лоб, и стало заметно, что палец, который Юрт потерял в пещерах Колвира, снова на месте. Либо это был Юрт из другого потока времени, либо…
– А как там Джулия? – спросил я. – С ней все будет в порядке?
– Джулия? – сказал он. – Кто это?
– Извини, – сказал я. – Ты ненастоящий Юрт.
– Ну и что из того? – спросил он, облокачиваясь на землю и глядя на меня здоровым глазом.
– Настоящий Юрт никогда и близко не подходил к эмберскому Лабиринту…
– Настоящий Юрт – Я!
– У тебя все пальцы на месте. А он недавно потерял один. Я был при этом.
Он неожиданно отвел глаза.
– Ты, должно быть, логрусов призрак, – продолжал я. – Наверное, он пользуется теми же трюками, что и Лабиринт – увековечивает тех, кто прошел его.
– Так вот что случилось?.. – спросил он. – Я не мог как следует припомнить, почему я здесь – помнил только, что должен бежать с тобой.
– Держу пари, твои самые последние воспоминания, до того, как ты попал сюда, касаются преодоления Логруса.
Он оглянулся и кивнул.
– Ты прав. Что все это значит? – спросил он.
– Точно не знаю, – сказал я. – Но кой-какие мысли на этот счет и у меня есть. Это место – что-то вроде вечной изнанки Отражения. Ситуация тут чертовски близка к тому, что и Лабиринту, и Логрусу вход воспрещен. Но оба явно могут проникать сюда с помощью своих призраков – искусственно сделанных по снятым с нас копиям. А копии снимаются в тот момент, когда проходишь по ним…
– Ты хочешь сказать, что я – всего лишь что-то вроде записи на пленку? – Вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. – Только что все было так чудесно. Я прошел Логрус. Все Отражение лежало у моих ног. Он помассировал виски. Потом сказал, как плюнул:
– Ты! Сюда меня перенесли из-за тебя… чтобы я состязался с тобой и побил тебя в этой гонке.
– Ты отлично сработал. Не знал, что ты можешь так бегать.
– Узнав, что ты в колледже занимаешься бегом, я начал тренироваться. Хотелось так наловчиться, чтобы тебе стало кисло.
– Получилось неплохо, – признал я.
– Но если бы не ты, я бы не очутился в этом проклятом месте. Или… Юрт закусил губу. – Это не совсем верно, правда? – спросил он. – Я бы никуда не попал. Я всего лишь запись, копия…
Потом он уставился на меня.
– Сколько мы существуем? – сказал он. – Сколько годны призраки Логруса?
– Понятия не имею, – ответил я, – что нужно для создания такого призрака или как поддержать его существование. Но мне уже встретилось несколько призраков Лабиринта, и у меня создалось впечатление, что их каким-то образом поддерживает моя кровь, она дает им какую-то самостоятельность, независимость от Лабиринта. Только один из них – Бранд – получил вместо крови пламя и растворился. Дейдра получила кровь, но ее убрали. Не знаю, может, ей не хватило.
Он покачал головой.
– У меня такое чувство… не знаю, откуда оно… что то же самое сгодится и для меня, и что кровь – для Лабиринта, а пламя – для Логруса.
– Я не знаю, как определить, где моя кровь летуча, – сказал я.
– Здесь она запылает, – ответил Юрт. – Зависит от того, кто тут заправляет делами. Я просто знаю это. Не знаю, откуда.
– Тогда почему Бранда занесло на территорию Логруса?
Он усмехнулся.
– Может быть, Лабиринт решил использовать предателя, чтобы свергнуть кого-нибудь. Или, может, у Бранда были свои соображения – например, повести с Лабиринтом двойную игру.
– Это было в его духе, – согласился я. Мое дыхание, наконец, выровнялось.
Я вытащил из сапога хаосское лезвие, рассек левую руку пониже локтя, увидел, как оттуда заструилось пламя и протянул руку к Юрту.
– Скорей! Пей, если сумеешь! – крикнул я. – Прежде чем Логрус призовет тебя обратно.
Он ухватил мою руку и чуть не вдохнул пламя, которое било из меня фонтаном. Глянув вниз, я увидел, как становятся призрачными его ступни, за ними ноги. Кажется, Логрус обеспокоился и призывает его назад так же, как Лабиринт призвал Дейдру. Я увидел, как в тумане, который прежде были ногами Юрта, завертелись огненные вихри. Потом они вдруг замерцали и исчезли, и вновь стали видны очертания конечностей. Он продолжал пить мою летучую кровь, но я больше не видел языков пламени, хотя теперь он пил как Дейдра, прямо из раны. Его ноги стали твердеть.
– Похоже, ты обретаешь стабильность, – сказал я. – Пей еще.
Что-то ударило меня в правую почку, я дернулся прочь и, падая, обернулся. Рядом со мной стоял высокий темный человек, убирая ногу после того, как пнул меня. На нем были зеленые штаны и черная рубашка, голова повязана зеленым платком.
– Это что за извращения? – спросил он. – Да еще в священном месте?
Я перекатился на колени, а потом поднялся, держа правую руку с вывернутым запястьем за спиной, чтобы скрыть за бедром кинжал. Левую руку я поднял и вытянул перед собой. Из свежей раны лился уже не огонь, а кровь.
– Не твое собачье дело, – сказал я и, на ходу обретая уверенность, прибавил его имя: Каин.
Он с поклоном улыбнулся, скрестив и разведя руки. Когда руки складывались, они были пусты, но когда правая рука снова показалась, в ней был кинжал. Должно быть, он появился из ножен, прикрепленных внутри пышного рукава к левому предплечью. Ему пришлось немало потренироваться, чтобы проделывать это так быстро. Я постарался вспомнить, что слышал о Каине и ножах, а когда вспомнил, то пожалел об этом. В драке на ножах он считался мастером. Вот черт.
– У тебя есть преимущество передо мной, – заявил он.
– Ты очень похож на кого-то, но, по-моему, я тебя не знаю.
– Мерлин, – сказал я. – Сын Корвина.
Он начал было медленно обходить меня кругом, но остановился.
– Извини, мне трудно в это поверить.
– Дело твое. Это правда.
– А этот, второй… его зовут Юрт, верно?
Он указал на моего брата, который только что поднялся на ноги.
– Как ты узнал? – спросил я.
Он помедлил, морща лоб и щурясь.
– Я… Я точно не знаю, – сказал он потом.
– Я знаю, – сообщил я ему. – Постарайся вспомнить, где ты и как сюда попал.
Он отступил на пару шагов, потом вскрикнул:
– Вот он! – и тут я заметил и крикнул:
– Юрт! Осторожно!
Юрт развернулся и помчался как стрела.
Я бросил кинжал – это все до добра не доводит, но сейчас со мной был меч, которым я мог достать Каина раньше, чем Каин меня. Юрт так и не потерял скорости, и в мгновение ока очутился вне пределов досягаемости.
Удивительно, но кинжал сперва попал Каину в правое плечо, вонзившись в тело почти на дюйм, а потом, не успел тот повернуться ко мне, как его туловище разлетелось на куски в разных направлениях, испустив несколько вихрей, которые мигом всосали все, что делало его похожим на человека. Летая друг вокруг друга, они издавали высокие свистящие звуки, два слились в один более крупный, который после этого быстро поглотил остальные, при этом звук каждый раз понижался. Наконец, остался только один смерч. Он качнулся было ко мне, потом взвился в небо и развеялся. Кинжал швырнуло обратно в меня, он упал в шаге от моей правой ноги. Подняв его, я обнаружил, что он теплый, и пока я не убрал его в сапог, он несколько мгновений гудел.
– Что случилось? – спросил Юрт, поворачивая назад и приближаясь.
– Очевидно, призраки Лабиринта бурно реагируют на оружие Двора, сказал я.
– Неплохо, если оно под рукой. Но почему он так набросился на меня?
– Думаю, его послал Лабиринт, чтобы не дать тебе независимость, или уничтожить тебя, если ты уже получил ее. Кажется, ему ни к чему, чтобы агенты противоположной стороны обретали здесь силы и стабильность.
– Но я не представляю никакой угрозы. Я – сам за себя, и больше ни за кого. Просто до чертиков хочется выбраться отсюда и заняться собственными делами.
– Может, в этом и есть угроза.
– Как это? – спросил он.
– Кто знает, как может пригодиться тебе твое необычное происхождение, если ты станешь независимым – учитывая, что творится? Может нарушиться баланс Сил. Может, ты получишь какие-то сведения, пересуды о которых ни к чему тутошним заправилам, или найдешь способ подобраться к ним? Вдруг ты окажешься чем-то наподобие непарного шелкопряда? Ведь никто не замечает, как он воздействует на окружающую среду до тех пор, пока он не исчезнет из лаборатории. Ты можешь…
– Хватит! – он поднял руку, чтобы я замолчал. – Все это меня не волнует. Если они выпустят меня и оставят в покое, я стану держаться от них подальше.
– Убеждать тебе следует не меня, – сказал я.
Юрт пристально посмотрел мне в лицо, потом свернул, описав полный круг. За пределами светящейся тропинки видна была лишь темнота, но он громко обратился, по-моему, не разбирая, к кому:
– Слышишь? Я не хочу в это впутываться! Я просто хочу убраться отсюда! Живи и дай жить другим, понял? О'кей?
Протянув руку, я ухватил Юрта за запястье и дернул к себе. Почему? Потому, что заметил, как в воздухе у него над головой начала образовываться маленькая призрачная копия знака Логруса. Миг – и она уже падала, полыхая, как молния, со звуком, похожим на щелканье хлыста, пройдя через пространство, где перед тем находился Юрт и исчезла, оставив на тропинке воронку.
– Догадываюсь, что отказаться нелегко, – сказал он. Потом взглянул наверх. – Может, там готовят еще одну такую штуку. Она может снова ударить, в любой момент, когда я меньше всего буду этого ожидать.
– Как и в реальной жизни, – согласился я. – Но мне кажется, можно расценить это, как предупредительный выстрел и с тем их и оставить. Добраться сюда им было нелегко. Важнее вот что: раз меня заставили поверить в то, что это – рыцарское странствие, не мог бы ты ответить мне прямо сейчас – что ты должен был делать? Помогать мне или мешать?
– Сейчас, когда ты упомянул об этом, – сказал Юрт, – я вдруг вспомнил, что там, где я был, имелись две вещи: возможность состязаться с тобой в беге и ощущение, что после мы подеремся… или случится еще что-нибудь.
– А сейчас ты это чувствуешь?
– Ну, мы с тобой никогда особенно не ладили. Но все равно мне нравится идея, что меня используют таким образом.
– Хочешь, объявим перемирие до тех пор, пока я не соображу, как выбраться из игры – и отсюда?
– Что это мне даст? – спросил Юрт.
– Юрт, я НАЙДУ, как выбраться из этого проклятого места. Идем, дай руку… или, по крайней мере, не становись на дороге… и, когда я уйду, то прихвачу и тебя.
Он рассмеялся.
– Не уверен, что отсюда можно выбраться, – сказал он, – вот только если Силы освободят нас…
– Тогда тебе нечего терять, – сказал я, – и может, тебе даже удастся увидеть, как я погибну, пытаясь найти выход.
– Ты действительно знаком с обоими волшебствами – и с Лабиринтом, и с Логрусом?
– Ага. Но с Логрусом у меня получается куда лучше.
– Можно ли использовать кого-то из них против источника Сил?
– Весьма интригующий метафизический момент. Не знаю, как ответить, сказал я, – и не уверен, что выясню это. Тут призывать Силы опасно. Все, что у меня осталось, это несколько заклинаний. Не думаю, что отсюда нас выведет магия.
– Тогда что же?
– Точно не скажу, но, по-моему, полной картины мне не видать, пока я не доберусь до конца этой тропинки.
– А, черт… не знаю. Не думаю, что проводить время именно здесь мне полезней, чем в любом другом месте. С другой стороны, что, если такие, как я, могут существовать только в подобном месте? Что, если ты отыщешь мне дверь, я шагну в нее и растаю?
– Раз в Отражении могут появляться призраки Лабиринта, почему не можешь ты? Таки Дворкин с Обероном приходили ко мне еще до того, как я очутился здесь.
– Это обнадеживает. Ты бы попробовал, будь ты на моем месте?
– Ты ставишь на кон жизнь, – сказал я.
Он засопел.
– Понял. Пройдусь с тобой немного, погляжу, что случится. Помощь не обещаю, но мешать тоже не буду.
Я протянул руку, но он покачал головой.
– Давай не будем увлекаться, – сказал Юрт. – Если без рукопожатия мои слова ничего не стоят, то и с ним они пустой звук, верно?
– По-моему, нет.
– И потом, у меня никогда не было особого желания пожать тебе руку.
– Извини, что предложил. Но, может, расскажешь, в чем дело? Никогда не мог понять тебя.
Он пожал плечами.
– Что, всегда должна быть причина?
– Иначе это абсурд, – ответил я.
– Или тайна, – отозвался он, поворачивая прочь.
Я снова зашагал по дорожке. вскоре и Юрт шагал рядом со мной. Долго царило молчание. Когда-нибудь я научусь держать язык за зубами, или останавливаться, если зашел слишком далеко.
Тут разницы нет.
Некоторое время дорожка шла прямо, но не так уж далеко впереди как будто исчезала. Приблизившись к точке, в которой она пропадала, я понял, почему: дорожка огибала низкий выступ. Мы тоже повернули и вскоре наткнулись еще на один. Вскоре мы оказались среди чего-то вроде американских горок, собранных в ровные ряды, и быстро сообразили, что они сглаживают довольно крутой спуск. Пока мы продвигались по извилистой тропинке вниз, я вдруг заметил, что на умеренном расстоянии от нас висит что-то яркое. Юрт поднял руку, указывая на него, и начал:
– Что?.. – как раз тогда, когда стало ясно, что это – продолжение нашей тропы, начавшей подниматься. Тут произошла мгновенная переориентация, и я понял, что мы спускаемся во что-то вроде здоровенной ямы. А воздух кажется стал чуть холоднее.
Мы не останавливались, и через некоторое время тыла моей правой руки коснулось что-то мокрое и холодное. Я посмотрел вниз как раз вовремя, чтобы в окружавших нас сумерках заметить, что на руке растаяла снежинка. Несколькими минутами позже ветер принес еще несколько.
Немного погодя мы заметили, что далеко внизу свет куда ярче.
– Я ТОЖЕ НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, – запульсировал в моем мозгу Фракир.
– СПАСИБО, – сосредоточенно подумал я в ответ, решив не говорить Юрту о его присутствии.
Вниз. Вниз и по кругу. Назад. Назад и вперед. Делалось все холоднее. Порхали снежные хлопья. В стене, вдоль которой мы теперь спускались, ряды камней начали поблескивать.
Странно, до тех пор, пока не поскользнулся в первый раз, я не понимал, почему.
– Лед! – неожиданно объявил Юрт, чуть не упав и хватаясь за камень.
Вдали возник звук, напоминающий вздох, приближаясь, он все усиливался. Это был ветер, и холодный, но мы не распознали этого, пока не налетел сильный порыв, толкнувший нас. Дыханием ледникового периода он пронесся мимо, и я поднял воротник плаща. Мы продолжали спускаться, а ветер, чуть притихнув, летел нам вслед.
К тому времени, как мы добрались до дна, стало чертовски холодно, а ступени либо полностью заиндевели, либо были покрыты льдом. Принося и унося хлопья снега или ледяные градины, ветер монотонно и тоскливо завывал.
– Поганый климат, – проворчал Юрт, стуча зубами.
– Вот уж не думал, что призраки восприимчивы к мирскому, – сказал я.
– Призрак, черт возьми! – заметил он. – Я чувствую себя так же, как всегда. Ты бы подумал о том, что, если нечто отправило меня в полном облачении сюда перебегать тебе дорогу, оно могло бы, по крайней мере, учесть и такую возможность.
– И потом, это место не настолько уж мирское, – добавил он. – Им хочется, чтобы мы куда-то пришли – по-моему, они могли бы обеспечить короткую дорогу. А при таком раскладе мы, пока доберемся дотуда, превратимся в попорченный товар.
– На само деле я не думаю, что Лабиринт или Логрус имеют здесь такую уж большую власть, – ответил я. – Вот что я тебе скажу: с тем же успехом они могла бы и вовсе убраться с нашего пути.
Тропинка вышла на поблескивающую равнину – такую плоскую и блестящую, что я начал опасаться, как бы она не оказалась из чистого льда. И не ошибся.
– На вид скользко, – сказал Юрт. – Изменю-ка я ступни, надо их сделать пошире.
– Ты безвозвратно загубишь сапоги, и ноги будут мерзнуть, – сказал я. – Почему бы просто не перенести часть своего веса вниз? Так снизишь центр тяжести.
– У тебя на все готов ответ, – мрачно начал он, потом закончил:
– Но на этот раз ты прав.
Мы постояли несколько минут, пока он делался ниже и коренастее.
– А сам ты не собираешься меняться? – спросил Юрт.
– Рискну сохранить центр тяжести на месте – так я смогу идти быстрее.
– И еще – шлепнуться на задницу.
– Посмотрим.
Мы тронулись в путь, держа равновесие. Чем дальше от стены, вдоль которой мы спустились, тем сильнее становился ветер. И все же наша ледяная дорога не была такой скользкой, какой казалась издалека. На ней были крошечные ребрышки и какая-то рябь, этого оказалось достаточно, чтобы обеспечить некоторое сцепление. Воздух жег легкие, проникая в них, снежные хлопья сбивались в энергично крутящиеся столбики, которые, как странные волчки, перелетали через дорогу. Дорога испускала голубоватое сияние, окрашивая те хлопья, которые попадали в него. Мы прошагали, наверное, четверть мили, а потом пошли новые серии призрачных образов. Первый представлял меня самого, распростертого на куче доспехов в часовне, второй – Дейдру под фонарем, глядевшую на часы.
– Что? – спросил Юрт, а они в мгновение ока появились и умчались прочь.
– В первый раз, когда я их увидел, то не знал – да и сейчас не знаю, ответил я, – хотя, когда мы только начинали свою гонку, счел тебя одним из них… Они приходят и уходят, казалось бы, беспорядочно, наугад, и нет никаких особых причин…
В другой раз появилось что-то вроде столовой, на столе стояла ваза с цветами. В комнате ничего не было. Вот оно – появилось, исчезло…
Нет. Не совсем. Видение исчезло, но цветы остались. Здесь, на ледяной поверхности. Я остановился, потом направился к ним.
– МЕРЛЬ, Я НЕ ЗНАЮ, МОЖНО ЛИ СХОДИТЬ С ДОРОГИ…
– О, ЧЕРТ, – ответил я, двигаясь к глыбе льда, которая напоминала о Стоунхенджской зоне, из которой я пришел. У ее основания, беспорядочно вспыхивая, играли краски.
Цветов было много – розы разных сортов. Нагнувшись, я подобрал одну, почти серебряную…
– Что ты тут делаешь, мальчуган? – услышал я знакомый голос.
Я немедленно выпрямился и увидел, что появившаяся из-за ледяной глыбы высокая темная фигура обращается не ко мне. И кивки, и улыбка были адресованы Юрту.
– Мартышкин труд, я уверен, – ответил Юрт.
– А вот и мартышка, – отозвался его собеседник, – схватила цветок, будь он проклят: Серебряная роза Эмбера – по-моему, лорда Корвина? Привет, Мерлин. Ищешь отца?
Я вынул одну из запасных булавок, которые держал приколотыми с изнанки плаща. Ею я воспользовался, чтобы приколоть розу слева на грудь. Говорил лорд Борель, герцог королевского дома Савалла, и по слухам, один из давних любовников моей матери. Кроме того, он считался одним из самых беспощадных людей при Дворе, владеющих мечем. Долгие годы его навязчивой идеей было убить моего отца, Бенедикта или Эрика. К несчастью, он встретился с Корвином, как раз когда папа спешил, и они так и не скрестили мечи. Вместо этого папа одурачил его и убил в поединке, который, по-моему, строго говоря нельзя было считать честным. Но тут все о'кей. Он никогда особенно не нравился мне.
– Борель, ты мертв. Знаешь ты это? – сказал я ему. – Ты только призрак человека, которым был в тот день, когда прошел Логрус. В реальном мире лорда Бореля больше нет. Хочешь знать, почему? Потому что в день Битвы за Падение Лабиринта Корвин убил тебя.
– Врешь, маленький засранец! – сказал он.
– Э-э, нет, – вмешался Юрт. – Ты умер, будь спокоен. Как я слышал, тебя проткнули. Хотя я не знал, что это сделал Корвин.
– Корвин, – сказал я.
Он отвел глаза и стало заметно, как мышцы на его челюсти вздуваются и расслабляются.
– А здесь что, загробный мир? – спросил он погодя, все еще не глядя на нас.
– По-моему, можно и так сказать, – откликнулся я.
– А тут можно еще раз умереть?
– Наверное, – сказал я.
– А это что? – он вдруг опустил глаза и я проследил, куда он смотрит. Возле нас на льду что-то лежало. Я шагнул туда.
– Рука, – ответил я. – Похоже, человеческая.
– Что она тут делает? – спросил Юрт, который подошел и пнул ее.
То, как рука шевельнулась, показало, что она не просто лежит, а, скорее, высовывается изо льда. Фактически, она дернулась, и после того, как Юрт лягнул ее, еще несколько секунд продолжала судорожно сгибаться. Потом чуть поодаль я заметил еще что-то, похожее на ногу дальше – плечо с предплечьем, кисть руки…
– Какой-то каннибальский морозильник, – предположил я.
Юрт хихикнул.
– Тогда и вы мертвые, – заявил Борель.
– Не-а, – ответил я. – Я настоящий. Просто иду мимо, направляясь в местечко получше этого.
– А Юрт?
– Юрт и физически, и теологически представляет собой интересную проблему, – объяснил я. – Он наслаждается тем, что находится в двух местах одновременно.
– Не сказал бы, что наслаждаюсь этим, – заметил Юрт. – Но, учитывая, какова альтернатива, наверное, я рад, что я здесь.
– Вот пример оптимистического мышления, которое за многие годы дало Двору столько чудес, – объявил я.
Юрт снова хихикнул.
Раздался тот похожий на вздох металлический звук, который нелегко забыть. Я знал, что, скорее всего, не успею вытащить меч и вовремя отбить удар, если Борель захочет проткнуть меня сзади. С другой стороны; если дело касалось человекоубийства, он соблюдал все мелочи и очень этим гордился. Борель всегда вел честную игру, потому что был так чертовски хорош, что все равно никогда не проигрывал. А может, он стремился иметь хорошую репутацию. Я немедленно поднял обе руки, чтобы вывести его из себя, сделав вид, будто он угрожает мне с тыла.
– ОСТАВАЙСЯ НЕВИДИМЫМ, ФРАКИР. КОГДА Я ОБЕРНУСЬ И ХЛОПНУ ПО ЗАПЯСТЬЮ ВПЕРЕД. ДОСТАНЕШЬ ДО НЕГО, ПРИЖМЕШЬСЯ ПОТЕСНЕЕ И ДОБЕРЕШЬСЯ ДО ГОРЛА. А ТАМ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ.
– ИДЕТ, БОСС, – ответил он.
– Мерль, обнажи меч и обернись.
– По-моему, это звучит не слишком-то по спортивному, Борель, ответил я.
– Ты смеешь обвинять меня в нарушении приличий? – сказал он.
– Пока я не знаю, что у тебя на уме, сказать трудно, – ответил я.
– Тогда обнажи меч и обернись.
– Оборачиваюсь, – сказал я, – но не притрагиваюсь к мечу.
Я быстро обернулся, хлопнув себя по левому запястью, и почувствовал, как Фракир покидает его. При этом мои ноги скользнули вперед – от слишком быстрого поворота на очень гладком ледяном пятачке. Удержавшись на ногах, я почувствовал, как передо мной появилась тень. Подняв глаза, дюймах в шести от своего правого глаза я увидел острие меча Бореля.
– Медленно поднимись, – сказал он, и я повиновался.
– Теперь вытаскивай меч, – сказал Борель.
– А если я откажусь? – спросил я, пробуя выиграть время.
– То докажешь, что недостоин считаться джентльменом, а я поступлю соответственно этому.
– То есть все равно нападешь? – спросил я.
– Правила это разрешают.
– Пошел ты со своими правилами, – ответил я, убирая правую ногу за левую и отпрыгивая назад, потом вытащил меч и занял оборонительную позицию.
Борель мигом кинулся на меня. Я продолжал отступать, задним ходом миновав большую ледяную глыбу, из-за которой он появился. Не было никакого желания останавливаться и обмениваться с ним ударами, особенно теперь, когда стало ясно, с какой скоростью он атакует. Пока я отступал, парировать удары было куда легче. Но с моим мечем что-то не так. Быстро осмотрев его, я понял, в чем дело. Меч был НЕ МОЙ.
В сверкающем свете, исходящем от дорожки и отражающемся ото льда, на клинке виднелась инкрустированная спираль. Мне был известен лишь один такой меч, и совсем недавно я видел его в руках того, кто мог оказаться моим отцом. Передо мной мелькал Грейсвандир. Я почувствовал, что улыбаюсь иронии ситуации. Настоящего лорда Бореля убили именно эти мечом.
– Улыбаешься собственной трусости? – спросил он. – Остановись и прими бой, ублюдок!
Словно в ответ на его предложение я ощутил, что мое отступление в тыл приостановилось. Бросив вниз быстрый взгляд, я не был пронзен насквозь, а по выражению лица нападавшего понял, что нечто подобное произошло и с ним.
Несколько торчавших изо льда рук ухватили нас за лодыжки и крепко держали на одном месте. Теперь настала очередь Бореля улыбаться, потому что, хотя он и не мог сделать выпад, отступать я больше не мог.
Его клинок мелькнул передо мной, как молния, я парировал "ин кварте" и атаковал "ин сиксте". Он отбил удар и сделал отвлекающий выпад. Потом снова "ин кварте" и новая атака. Ответный удар. Он отбил "ин сиксте"… Нет, это было обманное движение. Еще одно. Удар…
Что-то белое и твердое вылетело у него из-за плеча и ударило меня в лоб. Я отлетел назад, хотя цеплявшиеся руки не дали упасть. На самом деле отклонился я удачно, иначе Борель, сделав выпад, проткнул бы мне печень. Когда колени у меня подогнулись, я непроизвольно выбросил руку вперед, – а может, это волшебство, обитающее, по слухам в Грейсвандире, дернуло ее туда. Даже не глядя в ту сторону, я почувствовал, что клинок во что-то попал и услышал, как Борель удивленно замычал, а потом пробормотал ругательство. Тогда стало слышно, что и Юрт выругался. Его я не видел.
Потом, только я согнул ноги, восстанавливая равновесие, и начал подниматься, держась за рану в голове, что-то яркое вспыхнуло. Тут я увидел, что сумел отрубить Борелю руку, и из раны фонтаном бьет пламя. Его тело засветилось, а контуры снизу начали размываться.
– Ты превзошел меня мастерством! – выкрикнул он.
Я пожал плечами.
– Но это ведь не зимние Олимпийские Игры, – сказал я.
Он перехватил меч, швырнул в меня, и тут же растворился, превратившись в столб искорок, унесся наверх и там исчез.
Я отбил меч, тот прошел слева от меня, воткнулся в лед и торчал там, дрожа, как какая-то скандинавская версия легенд об Артуре. Юрт рванулся ко мне, пинками отбросил державшие меня за щиколотки руки, и глядя на мой лоб, прищурился.
Я почувствовал, как на меня что-то упало.
– ИЗВИНИ, БОСС. Я ПОПАЛ ЕМУ В КОЛЕНО. К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КАК Я ДОБРАЛСЯ ДО ГОРЛА, ОН УЖЕ ГОРЕЛ, – сказал Фракир.
– ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ, – ответил я. – ТЫ НЕ ОБЖЕГСЯ, НЕТ?
– Я ДАЖЕ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ ЖАРА.
– Я попал в тебя куском льда, извини, – сказал Юрт. – Я целился в Бореля.
Я пошел прочь от усеянной руками равнины, держа путь обратно к тропинке.
– Косвенно это помогло, – сказал я, но благодарности не чувствовал. Как знать, в кого он целил на самом деле? Я еще раз оглянулся: несколько рук – тех, что получили от Юрта пинки, – показывали нам палец.
Как у меня оказался Грейсвандир? Повлияло бы другое оружие на логрусов призрак также? Тогда что же, сюда меня действительно притащил отец? Может, он решил, что нужны дополнительные преимущества и его клинок сможет их обеспечить? Хотелось думать именно так, верить, что он – не просто призрак Лабиринта. А если так, непонятно, какова его роль. Что он может знать обо всем этом? И на чьей он может быть стороне?
Пока мы шли по тропинке, ветер утих, а изо льда торчали только руки, державшие факелы, которые далеко освещали нам путь, так, что видно было подножие крутой насыпи. Мы пересекли этот застывший край, но ничего плохого не случилось.
– Судя по тому, что мне рассказал ты и что я увидел, – сказал Юрт, впечатление такое, что это путешествие устроил Лабиринт, а Логрус пытается прокомпостировать твой билет.
И сразу лед треснул в нескольких местах. С обеих сторон отовсюду к нам побежали трещины, но, приблизившись к тропинке, сбавили скорость. Тут я в первый раз заметил, что она поднялась над равниной. Теперь у нас под ногами было что-то вроде дамбы, а лед по обе стороны от нее ломался, не причиняя вреда.
– Вот, например, – заметил Юрт, указывая на это. – Кстати, а как ты влип в такие неприятности?
– Все пошло с тридцатого апреля, – начал я.