Со времени ухода Артано как-то странно начали смотреть на него в Валиноре, и многие даже сторонились. Он приписал это тому, что Ауле впал в немилость у Короля Мира и Великих, но вскоре ему представился случай убедиться, что это не так. В очередной раз предложив Кузнецу свои услуги, он услышал угрюмое: "Нет".
– Но почему, о господин мой?
– Что ты, что этот – в одной форме отлиты, – мрачно ответил Ауле.
Курумо не понял его, но переспросить не решился. Однако задумался и ответ господина своего запомнил.
Однажды он поймал на себе недобрый взгляд Тулкаса:
– Тебе что здесь надо?
Курумо изящно поклонился:
– Я послан с поручением от Ауле, моего господина, о Могучий…
– Ну, иди… – буркнул Тулкас. И за спиной Майя услышал, – вражье отродье…
Курумо был умен – да и несложно было догадаться об истине.
"Значит, как и Аулендил, я был создан Мелькором. И я могущественнейший и мудрейший среди Майяр, как он – среди Валар… Ну конечно! И теперь Валар просто боятся меня. Даже Тулкас. Слуга Ауле! Тоже мне – титул. Что меня ждет здесь? Участь слуги? А – там? Конечно, он примет меня, как принял Артано…" Курумо досадливо поморщился. Артано. Соперник.
"Но разве не меня считают самым искусным из учеников Ауле? Конечно, могучий Вала оценит это. А там посмотрим. И, чтобы он не усомнился в моей преданности, я преподнесу ему великий дар, достойный Владыки!"
– …Что ты здесь делаешь?
Курумо вскочил и склонился перед Кузнецом:
– О, господин мой! Задумал я сделать чашу для Короля Мира…
– Почему не сказал мне? – Ауле нахмурился.
– О Великий! Ты открыл мне бездну премудрости, и многие знания дал ты мне. Но усомнился я, достоин ли считаться слугой столь мудрого Валы? Потому, если несовершенно будет изделие рук моих, лишь на мне, нерадивом ученике, будет вина. Если же дар мой будет достоин Короля Мира, станут говорить: сколь же велик Ауле, если его подмастерье, слуга его мог создать такое? И возрастет слава твоя, о мудрый господин мой.
– А ведь и верно… Что же, я доволен тобой, и замысел твой нравится мне. Ты можешь продолжать, – слова звучали так, словно Кузнец говорил против воли.
Курумо вновь поклонился:
– Благодарю тебя, о мудрый. Слова твои вселяют надежду в сердце мое. Я слишком ничтожен, чтобы помогать тебе в твоих трудах; но если творение рук моих послужит славе твоей, не будет для меня награды выше этой…
Он ушел из Валинора тихо и незаметно; Ауле нескоро хватился его.
И у черных врат твердыни Мелькора встретил его Гортхауэр. Он не успел ничего сказать: Курумо бросился ему на шею:
– О, брат мой, как я счастлив, что, наконец, мы вместе!
– Но… – Гортхауэр был в растерянности.
– Веди меня к Властелину, скорее!
Курумо следовал за шедшим впереди Черным Майя:
– Сколь неустрашим ты, брат мой! Я преклоняюсь перед твоим мужеством и решимостью твоей; даже испытывая все унижения и презрение, которыми окружили меня в Валиноре, я не сразу осмелился пойти за тобой…
Они вошли в тронный зал, и Курумо, рыдая, бросился к ногам Мелькора, обняв его колени:
– Наконец-то, господин мой! Наконец-то я пришел к тебе!
Мелькор ошеломленно смотрел на него и, наконец, выговорил:
– Встань, что ты? Как можешь ты так унижаться?!
– Нет мне прощения, о Великий! Я ведь тоже был с ними и служил тем, кто осмелился противостоять тебе! Но я прозрел, я понял все величие замыслов твоих. Мое место здесь, подле тебя, господин мой… Как же я рад, что постиг, наконец, истину!
– Встань, я прошу тебя…
– Нет, Великий, я – прах у ног твоих, я недостоин… Простишь ли ты меня? – он хотел припасть к руке Мелькора, но тот почти в ужасе вырвал руку и, встав, поднял Курумо с колен:
– Ну, хорошо, хорошо, я прощаю тебя, прощаю, если тебе так нужно это…
– Благодарю тебя, о Великий… Снизойдешь ли ты до того, чтобы принять мой дар?
Чаша червонного золота, изукрашенная изумрудами и рубинами, оплетенная тонким алмазным узором. Витая ножка, обвитая лентой из четырехгранных бриллиантов. Искусная работа… но даже на вид – как тяжела… "Как же я подниму ее?.." – успел подумать Мелькор.
– Только ты – истинный Властелин Мира – достоин пить из такой чаши.
– Властелин Мира?..
– Конечно же, господин! Смешно слышать, как Манве величают Королем Арды. Власть его простирается не дальше пределов Валинора; воистину, лишь ты правишь миром, о господин мой…
– Почему ты называешь меня господином? – справившись с удивлением, спросил Мелькор.
– Как же иначе? Все в Арде послушно твоей воле; мы – лишь слуги твои, которым недоступны глубина и величие замыслов твоих.
– Прекрати, – решительно оборвал речь Курумо Черный Вала.
– Я разгневал тебя, о Великий? Умоляю, прости ничтожного слугу твоего.
Курумо распростерся перед троном.
– Встань! Если хочешь стать моим учеником – не смей унижаться! Как можешь ты называть меня господином? Здесь ты не слуга – ты свободен!..
– Я понял тебя, Великий, да будет так, как ты хочешь. Но скажи мне ведь ты примешь мой дар? Ты не отвернешься от меня?
– Нет… нет. Только скажи, почему ты сделал эту чашу?
– Я рад объяснить тебе, Великий… Прости, если я что-то скажу неверно, ибо я еще мало постиг, и невелики знания, что мог дать мне Ауле. Золото – металл властителей, потому избрал я для творения моего этот материал. Три камня сочетаются в этой чаше: рубин – камень власти, изумруд, изгоняющий тоску и дарящий радость, и алмаз – знак победителей и могучих воинов, подобный всесильной воле твоей, ибо несокрушим он… Скажи, Великий, неужели я ошибся?
– Нет… Но все, что сказал ты – взгляд лишь с одной стороны. Поговори с Мастером – он объяснит тебе…
– Одно кажется мне непонятным, Мастер: я не видел здесь изделий из золота. Даже украшения у вас – из других металлов. Вот твое кольцо; оно красиво, но ведь это сталь? Подумай – разве не возросла бы красота кольца, будь оно золотым?
– Я понимаю тебя, Курумо. Но учитель говорит, что золото – тяжелый и надменный металл, немногим под силу подчинить его своей воле и изменить его суть. Маги и целители предпочитают серебро, металл Луны, не терпящий крови, дающий власть над сутью вещей и над собой. Серебро – это мудрость и спокойствие, и означает – равновесие.
– Это я понимаю; но – сталь? Разве она не значит – власть силы?
– Прости меня, но снова ты смотришь только с одной стороны. Все зависит от тех рук, что касаются стали. Сталь – это воля и верность; сталь – металл защитников и ничем не ниже серебра. Но выше всех металлов мы ценим – железо.
– Может ли это быть? Железо – металл грубый и косный…
– И снова – ты прав лишь отчасти. Железо – древний металл, хранящий множество великих тайн. Но откроются они только истинно мудрым. Высокой мудростью и величайшим искусством должен обладать мастер, чтобы работать с железом. У этого металла – своя воля. Мы только начинаем постигать его тайны, а Учитель, кажется, знает все… знаешь, в его руках железо поет…
– А что же Гортхауэр?
– О, ему открыто многое. Он – первый из учеников Мелькора.
Курумо поморщился. Упоминание об Артано было неприятно. "Золото низший металл? Много они понимают в металлах!"
– А камни? – вслух спросил он. "Уж об этом-то я наверняка знаю все".
– Ты ответил Учителю верно, но… Взгляни на этот рубин: он похож на пламя и горячую кровь, но в то же время холоден, как лед. Та же двойственность – и в его свойствах, и в свойствах других камней. Рубин знак не только власти, но и беды, алмаз – еще и камень целителей, а значение изумруда – красота природы и любовь Мироздания. Разве ты не знал?
– Конечно знал, но…
Курумо не окончил фразы, но, похоже, Гэлеон-Мастер и не ждал продолжения.
"Сам не пожелал объяснить. Не снизошел. Отослал к этому недоучке, Ну, да ничего. Он скоро поймет, что я достоин большего. Я докажу…"
– Гэлеон!
– Да, Учитель?
– Взгляни; нравится тебе эта чаша?
Мастер задумался, потом промолвил неуверенно:
– Не знаю, Учитель… Я не вижу изъянов… Никогда не видел я столь тонкой работы по золоту, и камни подобраны умело и искусно… все пропорции соблюдены, но…
– Но?
– Прости, Учитель, но почему-то мне даже не хочется касаться ее, кажется Гэлеон сам был удивлен своими словами. – Кто сделал это?
– Мой… ученик, – Мелькор запнулся на этом слове. Медленно поднес чашу к губам…
Червонное ли золото сыграло злую шутку с его зрением, или было это отзвуком того, что – будет, но на мгновение почудилось – до краев наполнена чаша густой кровью. Наваждение? Но откуда на губах – солоноватый привкус?..
В ужасе и отвращении Мелькор отшвырнул тяжелую чашу. Она зазвенела, покатившись по каменным плитам. Мелькор прикрыл глаза дрогнувшей рукой.
– Что с тобой, Учитель?!
– Ничего… ничего… Мне показалось…
"Что же за дар ты поднес мне, Курумо? Чья кровь в этой чаше – чьей крови дал ты испить мне? Это – знак; это проклятый дар – видеть, не зная, не понимая, что видишь…"
Разлитое вино больше не напоминало кровь, и он понимал, что это было лишь видением… но – слишком ярким и отчетливым.