В начале 1913 года из Петербурга на Корякский полуостров была отправлена геологическая экспедиция. Целью экспедиции было исследование геологического строения горного плато на юго-востоке полуострова и определение возраста некоторых его пластов. Два геолога и один студент-практикант должны были, кроме того, обследовать район сопок к западу от плато и взять образцы изверженных пород на различной глубине.
Не приходится сомневаться, что в пути на Дальний Восток и на самом полуострове геологам пришлось пережить немало всяких приключений. Но настоящее повествование лучше все же начать с того знаменательного дня, когда один из участников экспедиции в район сопок, молодой геолог Андрей Гаврилович Майгин, сделал необычайное открытие, сыгравшее огромную роль в его жизни и в жизни других участников этой странной эпопеи.
Вместе с Майгиным в районе сопок был опытный геолог Клавдий Владимирович Берсеньев, а также молодой практикант, студент Петербургского университета Петя Благосветлов, сын известного химика, профессора Петра Аркадьевича Благосветлова.
С помощью ламутов геологи добрались до сопки Коронной – так в XIX веке назвали самый большой вулкан в этом районе русские переселенцы. Местное население именовало сопку Коронную <Огненной горой>. Триста лет назад Огненная гора дымила и клокотала, выбрасывала тучи сернистых паров, но затем умолкла, заросла низкими, кривыми деревьями.
Об этой сопке у ламутов ходили легенды. В одной из них говорилось, что бог огня и света время от времени вылетал из недр горы и уходил на небо, но затем вновь возвращался на Огненную гору и скрывался в ее раскрытой, пылающей груди… Старики из уст в уста передавали рассказ о том, как <лучезарный бог> прилетел однажды на <большом небесном карбасе>. Огненная гора заревела и раскрылась, и <лучезарный бог> ушел в глубь земли. Уже много лет он спит там, но придет время, и вновь разверзнется могучая грудь огнедышащей горы, и <бог света> на большом карбасе снова взовьется ввысь, чтобы облететь всю землю, слетать в гости к луне и к солнцу…
К подножию этой легендарной сопки и прибыли весной 1913 года трое петербургских геологов. Они выбрали живописный, удобный уголок в трех верстах от горного озера и здесь, между лесом и зарослями кустарника, поставили свои палатки. Вторая геологическая партия обосновалась на севере, у подножия Анадыря…
Геологи обследовали местность и приступили к изысканиям. Майгин с Берсеньевым проследили направление и залегание лавового потока многовековой давности. Поток был занесен позднейшими наслоениями, он залегал на различных глубинах и тянулся почти на четыреста саженей от кратера. Геологам предстояло дорыться до него и взять образцы.
Пятнадцатого мая, пока Берсеньев и студент в палатке классифицировали и укладывали коллекцию минералов, Андрей Майгин в глубокой шахте прорубался сквозь слой песчаника, закрывавший доступ к лаве. Майгину тогда только что исполнилось двадцать семь лет. Это был огромный, широкоплечий человек с фигурой гладиатора и глазами безалаберного мальчишки. В узкой наклонной шахте этому великану было тесно и неудобно. Голый до пояса, он с силой обрушивал свою кирку на ноздреватые плиты и валил себе под ноги тяжелые обломки. В воздухе висела пыль и оседала на потное тело. Прицелившись, Майгин ударил киркой по острому торчащему углу. Обвалилась еще одна глыба. Майгин легонько пристукнул по тому же месту и застыл, опустив кирку: сквозь каменную пыль блеснул луч света… В первое мгновение геолог даже не понял, что это свет. Он потянул кирку к себе, но тут же остановился.
<Что за анафема? Откуда тут свету быть, на глубине в пятьдесят аршин?..>
Он сел на корточки и разгреб щебень. Да, это был свет. Настоящий дневной свет…
<Неужели я пробился наружу?>
Геолог оглянулся: вон там светлое пятно входа, шахта идет вниз под углом… Майгин был нетерпелив.
– В чем дело? – сердито сказал он вслух и с силой всадил кирку в щель, излучающую свет.
Тотчас яркий солнечный луч ворвался в шахту. Стало светло, как днем. Щурясь, Майгин нагнулся к светлому пятну, но не увидел ничего, вернее увидел лишь глубокую сияющую пустоту, такую, каким кажется небо, если человек смотрит на него против солнца…
– Андрей Гаврилович!
Майгин оглянулся. Позади стоял Петя Благосветлов. Студент таращил удивленные глаза.
– Наружу прорубились?
– Не думаю…
– Так откуда же свет? Можно поглядеть?
– Гляди… – Майгин отодвинулся.
Петя нагнулся, заглянул в светлую щель и сейчас же выпрямился.
– Чудеса, Андрей Гаврилович! – сказал он. – Будто небо. Только это не небо. Пустота какая-то. – Он озадаченно посмотрел на Майгина и снова нагнулся. – Постойте, да ведь тут стекло! Пустота за стеклом…
– Позволь-ка…
Майгин отстранил Петю и принялся расширять отверстие в песчанике. Петя торопливо отгребал обломки. Наконец, когда было расчищено широкое окно, Майгин и Петя убедились, что перед ними действительно что-то вроде прозрачного тонкого стекла, а дальше – пустота с очень глубокой перспективой. Майгин схватил рубашку, протер <стекло> и прильнул к нему. Петя взволнованно сопел у него над ухом.
То, что они увидели, показалось им сном: под стеклом зияло глубокое полое пространство, а далеко внизу, на глубине примерно в сто пятьдесят саженей, на гладкой круглой площадке стояли… дома, небольшие красивые домики с округленными стенами и серебристыми крышами, похожими на шляпки грибов. Это был целый городок, имевший в окружности не менее двух верст, чистенький и аккуратный, словно игрушечный. Высоко над ним в полом пространстве неподвижно висели три больших сияющих шара. Казалось, что игрушечные сооружения внизу погружены в большой водоем, заполненный прозрачным светом.
Петя отодвинулся от <стекла> и протер глаза.
– Где мы находимся, Андрей Гаврилович?
У Майгина было такое же изумленное лицо, как и у него.
– По-моему, у подножия потухшего Коронного вулкана.
– А что это за город?
– Ты опередил меня, Петух. Точно такой же вопрос я хотел задать тебе.
Петя снова прильнул к <стеклу>:
– Город в земле! Под нами!..
Майгин потер переносицу и медленно сказал, разглядывая покрытые пылью носки своих огромных сапог:
– Если нам с тобой не снится один и тот же сон, то это действительно какой-то город, и находится он именно в земле, под нами.
Петя вскочил на ноги:
– Надо Клавдия Владимировича позвать!
– Да, – все так же медленно сказал Майгин. – Это, пожалуй, единственное, что мы с тобой можем сейчас придумать.
Спотыкаясь об обломки и груды щебня, студент полез из шахты. Через некоторое время Майгин услыхал его взволнованный тенорок и тяжелое, хриплое дыхание Берсеньева.
– Вот здесь, Клавдий Владимирович! – закричал Петя.
Берсеньев, сгибаясь под низким сводом, подошел к Майгину.
– Что у вас тут, Андрей? – спросил он.
– Да вот сам не пойму. Если бы час назад какой-нибудь шутник сказал мне, что я увижу в глубине земли мираж, я стукнул бы его киркой… Но сейчас… – Майгин пожал плечами. – В общем, смотрите сами, Клавдий Владимирович.
Берсеньев вынул из кармана бинокль, не спеша приблизился к таинственному подземному <окну> и заглянул в него.
Майгин и Петя молчали, переглядываясь.
– Странно! – сказал наконец Берсеньев, опуская бинокль и оглядывая угрюмые стены шахты, освещенные ярким светоч подземного города. – Очень странно…
Он передал бинокль Пете, который сгорал от нетерпения тоже заглянуть в чудесное <окно> сквозь бинокль.
– Да, это очень странно, чтобы не сказать больше… – вздохнул Майгин. – Это уже что-то из Жюля Верна. Геология, во всяком случае, тут ни при чем.
– На какой глубине мы находимся, Андрей?
– Саженей двадцать, не больше.
Берсеньев шевельнул косматыми бровями и собрал в горсть свою густую черную бороду.
– Первая мысль у меня была, что это волшебный фонарь с рельефной диорамой и глубокой перспективой. Но нет, это не фонарь, там ясно видно пространство. Да и откуда тут, в земле, быть фонарю?
– А может быть, это какая-нибудь дальневосточная Помпея, залитая лавой тысячу лет назад?.. Черт возьми, у меня начинает разыгрываться фантазия…
– Не думаю. Наука не знает таких случаев, чтобы лава оставляла над залитым городом полое пространство.
– Клавдий Владимирович, а ведь эти лампы там не висят ни на чем! – воскликнул Петя. – Просто стоят в воздухе без всякой поддержки.
Геологи наклонились над <стеклом>.
– Вот еще и эти лампы. Если они светят, значит, там есть живые люди, которые их зажгли. Нет, Андрей, это не Помпея, – проговорил Берсеньев.
Майгину уже надоела <таинственность> подземного мира. Как человек решительный и нетерпеливый, он хотел действовать.
– Давайте-ка проломим стекло и попробуем спуститься вниз. Зачем нам голову ломать над этими тайнами, когда можно спуститься вниз и узнать все толком?
– Замечательная идея, Андрей Гаврилович! – с восторгом воскликнул Петя. – Я уже давно хотел это предложить, но не решался.
Берсеньев колебался.
– Нет, надо понаблюдать, Андрей, подождать, узнать сперва. Если там есть люди, узнать, кто они и что это за чудо. Да и вообще, если это археологическая находка, надо оставить все как есть.
Но остановить Майгина уже было невозможно.
– Не можем же мы сидеть здесь вечно и наблюдать издали!.. Нет, Клавдий Владимирович, я от этого <окна> не отойду, пока в него не влезу.
– Правильно, Андрей Гаврилович! – радостно воскликнул Петя. Он очень волновался, предчувствуя, что сейчас должно произойти нечто совершенно необычайное. – Вы ничего не будете иметь против, если я разобью это <стекло>?
Майгин расхохотался:
– Вот уж ни за что не сказал бы, что ты, Петух, стекла умеешь бить!
– Умею, Андрей Гаврилович! – стыдливо сознался студент. – В детстве я ужас сколько стекол перебил…
Он схватил лопату, размахнулся и плашмя ударил по стеклу. Раздался резкий лязг железа, и… <стекло> осталось целым и невредимым.
Юноша сконфуженно оглянулся. Берсеньев удивленно пошевелил бровями.
– Да ты что? Лопатой стекло разбить не можешь? – спросил Майгин.
Боясь, что у него отнимут лопату, Петя размахнулся изо всех сил и второй раз грохнул по <стеклу>, но уже не плашмя, а ребром лопаты. Брызнули искры, но <стекло> опять осталось невредимым.
Майгин внимательно оглядел поверхность упрямого <стекла>: ни единой царапинки, ни единой трещины не было видно.
– Вот это мне нравится! Ведь здесь не больше сантиметра толщины. Хотел бы я иметь посуду из такого стекла.
Берсеньев тоже внимательно оглядел <стекло>; похоже было, что он его обнюхивает, а не разглядывает…
Майгин поплевал на ладони, взял в руки кирку и лихо крикнул:
– Разойдись, народ!..
Как на ярмарке у силомера, он развернулся и мощным ударом обрушил кирку на тонкую прозрачную пленку подземного <окна>. Из-под кайла вырвался фейерверк искр, похожих на маленькие молнии, но… <стекло> и на этот раз осталось целым.
Майгин выругался и бросил кирку.
– Боюсь, Андрей, что это совсем не стекло, – сказал Берсеньев, пристально разглядывая тонкую прозрачную преграду, отделявшую их от подземного города.
– А что же это? – спросил Петя.
– Не знаю. Во всяком случае, если это даже и стекло, то крепость его, очевидно, превосходит все наши представления о стекле. Но не в этом дело… Андрей, идите сюда и внимательно взгляните на стены огромного купола над этим городом.
Андрей и Петя прильнули к окну.
– Видите, как вся порода, нависшая над подземным городом, отражает свет горящих ламп? Она будто гладко отшлифована изнутри и облита какой-то прозрачной глазурью.
– Да, да! – воскликнул Петя.
– Далее, вы уже заметили, конечно, что полое пространство над городом имеет строго правильную форму половины шара.
Майгин посмотрел на него вопросительно;
– И что же отсюда следует?
– А то следует, что вот этот кусок стекла есть не что иное, как часть огромного прозрачного купола, закрывающего подземный город от навалившихся на него пластов лавы, – строго сказал Берсеньев. – И уж если этот купол выдерживает тяжесть миллионов пудов застывшего камня, то твои удары киркой…
– Мысль оригинальная, – согласился Майгин. – И спорить против нее не приходится, если бы она была даже явно абсурдной, ибо большего абсурда, чем этот город в земле, придумать нельзя.
– А что, если это какая-нибудь тихоокеанская Атлантида? – тихо спросил Петя.
Майгин усмехнулся:
– Во-первых, это была бы уже не Атлантида, а Тихоокеанида, а во-вторых, ты, Петя, можешь сейчас фантазировать, сколько тебе захочется, и нести по поводу этого подземного феномена даже самую явную околесицу, потому что ни я, ни Клавдий Владимирович тебя не остановим за неимением данных для опровержения или подтверждения.
– Я убежден, что сплошная куполообразная сфера облегает подземный город со всех сторон, – резюмировал Берсеньев. – А отсюда, повторяю, вывод: если эта тонкая прозрачная пленка выдерживает такую толщу лавы и земли, пробить ее невозможно.
– Вы хотите сказать, Клавдий Владимирович, что она устоит даже перед динамитом? – спросил Майгин.
– Я в этом уверен. Но я возражаю против динамита, – решительно заявил Берсеньев. – Мы не имеем права здесь ничего разрушать… Мы ведь только геологи, а вслед за нами могут прийти сюда археологи,
– Это верно, – согласился Майгин.
Студент только вздохнул: ему очень хотелось немедленно добраться до подземного городка…
– Мы никогда не попадем туда! – с отчаянием сказал он.
– Клавдий Владимирович! – позвал Берсеньева Майгин, разглядывавший город в бинокль. – Взгляните… Видите там, справа, эту круглую вышку?
Берсеньев навел бинокль на вышку.
– Ну, вижу…
– Теперь возьмите чуть-чуть влево и поймайте в фокус стену купола. Вон там, где кончается площадка. Не кажется ли вам, что там, в гладкой отполированной стене, виден какой-то рисунок, напоминающий двустворчатую дверь?
Берсеньев долго разглядывал эту деталь. Так долго, что Петя чуть не взорвался от нетерпения.
– Да, – сказал наконец Берсеньев. – Если эта сфера облегает город со всех сторон, она, несомненно, имела выход, и… кажется, вы правы, Андрей: я вижу там какой-то прямоугольник, похожий на дверь.
Майгин весело засмеялся:
– Ну, Петруха, наберись терпения. Будем долбить с другой стороны, пока не доберемся до этой двери. Я заставлю этот заколдованный <сезам> открыться перед нами!..
Майгин и Берсеньев решили до поры до времени сохранить свое открытие в тайне. Они знали, что на Дальнем Востоке живут и работают многие знатоки и исследователи края: Арсеньев, Кузнецов, доктор Кириллов и другие. Разумнее всего было бы связаться с ними. Но эти ученые жили в разных городах Сибири и Дальнего Востока, и Майгина и Берсеньева отделяли от них сотни и тысячи верст морского пути и таежных дорог… Между тем существовала еще и тупая и темная администрация, которая, узнав о диковинном открытии геологов, могла лишь испортить все и помешать ученым обстоятельно изучить фантастическую подземную находку.
Следовало дать знать об удивительном открытии остальным участникам экспедиции, работающим на другом участке плато, но в лучшем случае они прибудут сюда через полтора месяца – им придется пройти труднейший путь через весь полуостров. Таким образом, чтобы поскорее прорыть ход к <двери> в прозрачной сфере, оставалось обратиться за помощью к ламутам, стойбище которых находилось всего в трех верстах от лагеря геологов. Расплатиться за помощь можно было табаком и пачками пороху и дроби.
Друзья так и решили: позвать на помощь ламутов, но свое открытие держать от них в тайне. Это были смирные и запуганные царскими чиновниками оленеводы и охотники. Но кто знает, что взбредет в голову этим темным и суеверным людям, когда они увидят подземный город? Достаточно какому-нибудь грязному и трусливому шаману ударить в бубен и завизжать, что <злой дух построил свое жилье возле их стойбища> – и смирные ламуты могут ночью перебить геологов, а ход к подземному городу завалить камнями. Берсеньев поэтому предложил провести прокладку нового хода с помощью ламутов только до известной глубины, а затем отпустить их и уже дальше, до прозрачной сферы, добираться своими силами. Одновременно Берсеньев решил послать одного из ламутов с запиской к Нине Росс и Венбергу, работавшим в группе на другой стороне плато.
На переговоры с ламутами, на точное определение направления и глубины второй наклонной шахты и на подготовку к рытью ушло три дня. Собственно говоря, всеми этими делами занимались исключительно Майгин и Берсеньев. Петя же целыми часами просиживал в старой шахте подле прозрачной сферы. Вооружившись биноклем и темными очками, он разглядывал таинственный безлюдный городок в толще лавового пласта. Картины одна другой фантастичнее проходили перед его умственным взором… Кто знает, может быть, давно-давно, тысячи лет назад, вдали от Египта, Месопотамии, Индии и Китая, вдали от всех древних колыбелей человеческой культуры, на далеком Севере, может быть, даже на каком-нибудь не открытом еще материке у полюса, существовало могучее цивилизованное государство… И египетские мудрецы по сравнению с учеными этого государства были… ну, вроде нынешних австралийских папуасов по сравнению с учеными Санкт-Петербургской Академии наук, парижской Сорбонны и Британского королевского научного общества. Люди жили в этом государстве необыкновенно интересно, создавали какие-то диковинные машины, строили прекрасные города и маленькие чудесные поселки. Вот там, внизу, – это один из таких поселков. Они решили построить его на полуострове. Возможно, что это был аванпост их государства, самый южный. Может быть, они не выносили нашего умеренного климата и жили только в высоких широтах. И были эти люди красивые, рослые, здоровые, гордые и независимые… А почему <были>? Что, если они благоденствуют и сейчас? Может быть, наш мир кажется им слишком примитивным и неинтересным и они не общаются с нами. Все может быть…
Фантазируя таким образом, Петя не забывал разглядывать таинственный городок внизу: он заметил, что в нем не было улиц маленькие красивые домики располагались концентрическими окружностями, а в центре возвышалось большое сооружение с куполообразной крышей.
Всего в городке насчитывалось тридцать четыре сооружения, но не все они могли быть названы <домиками>. Были среди них и вертикально поставленные цилиндры, и высокие граненые башни, и косо срезанные пирамиды. Петя никак не мог понять, из какого материала все эти сооружения построены. Во всяком случае, не из дерева и не из кирпича. Вряд ли это был и какой-нибудь минерал. Металл?.. Но, если бы это был металл, думалось Пете, строения не казались бы такими мягкими, матовыми, легкими. Почва, на которой стояли домики, цветом напоминала до блеска отшлифованный гранит или темный мрамор. А все вместе выглядело так, словно какой-то гигантский ребенок расставил на лакированной крышке стола свои любимые игрушки.
Но особенно долго и пристально разглядывал Петя сквозь темные очки и бинокль шары, неподвижно висевшие высоко над городком и испускавшие яркий, почти дневной свет. Никаких нитей, прикрепляющих их к прозрачной сфере, никаких даже тончайших шестов, на которых они могли быть вознесены, Петя не обнаружил. Если в куполе был воздух, то они свободно плавали в воздухе, хотя даже слово <плавали> не годилось здесь – шары стояли в этом воздухе, стояли неподвижно, как впаянные. И впечатлительному студенту они казались самым поразительным из всего, что он успел разглядеть в этом <форпосте древней северной цивилизации>.
Тем временем ламуты под руководством Майгина вооружились самодельными кирками и заступами и приступили к рытью второй шахты. Дни шли в кипучей работе. Шесть ламутов и двое участников экспедиции с утра до ночи рыли землю и туф, взрывали гранитные глыбы, встречавшиеся на пути, таскали из шахты породу. По расчетам Берсеньева, предстояло прорыть ход в два аршина шириной, в три аршина высотой и примерно около восьмидесяти саженей в длину. Это была очень тяжелая работа. Но ламутов воодушевляло желание получить драгоценный порох, геологи же стремились поскорее добраться до заветной двери в неведомый мир, и потому работа спорилась и двигалась успешно,
Вечером первого июня, когда ламуты отложили свои заступы и собрались вокруг костра, над которым уже висел большой жестяной чайник, Берсеньев позвал Майгина в палатку и сказал:
– Андрей, ламутов пора отпустить.
– Вы думаете, мы близки к цели?
– Да. Я сегодня произвел последние вычисления. До конца осталось пройти сажени три мягким туфом. Мы сами закончим ход завтра же.
Майгин промолчал, затем осторожно спросил:
– А может быть, не отпускать их совсем?.. Как вы думаете, Клавдий Владимирович, не понадобятся ли они нам еще?
– Вы боитесь, что мы ошиблись направлением? – быстро спросил Берсеньев.
Присутствовавший при этом разговоре Петя охнул: мысль о том, что они рыли ход не в том направлении, даже в голову ему не приходила.
– Клавдий Владимирович, как же это так? Неужели придется начинать все снова? – с отчаянием воскликнул он.
– Только без паники, Петя! – строго сказал Майгин. – Не придется. Клавдий Владимирович никогда не ошибается.
Берсеньев усмехнулся:
– Нет, конечно, осторожность не помешает. Объявите, Андрей, ламутам, что завтра у нас праздник и поэтому мы отпускаем их в стойбище на один день. Ну, а потом будет видно.
Майгин раздал землекопам порох и дробь; ламуты быстро собрали свои пожитки и покинули лагерь. Лишь один из них задержался и, оглядываясь по сторонам, дребезжащим козлиным голосом стал звать:
– Нэнэ! Нэнэ!
Но никто не откликался. Ламуты остановились поодаль и стали ждать товарища, а он все ходил вокруг палатки и звал:
– Нэнэ! Нэнэ!
Петя вышел из палатки.
– Вы кого зовете? – спросил он.
– Моя сына нэт. Нэнэ нэт, – сказал ламут.
– Ах, Нэнэ, ваш мальчик?
Петя принялся искать вместе с ламутами.
– Куда же он девался? А может быть, он вперед убежал? Как вы думаете? Он у вас непоседа.
Кривоногий, косоглазый мальчуган, явившийся в лагерь вместе с отцом, принимал в работах самое деятельное участие: носил воду, варил чай и часто забавлял геологов потешными выходками.
Ламуты окликнули отца Нэнэ, и между ними завязался быстрый громкий разговор на родном языке. Очевидно, товарищам удалось убедить отца мальчика, что Нэнэ убежал вперед.
Скоро над лагерем медленно спустился темный и вместе с тем прозрачный полог летней ночи. Это была одна из тех благостных ночей, которые так часты на Дальнем Востоке. Воздух был чист и неподвижен, лишь изредка откуда-то издалека, от берега Тихого океана, как вздох спящего великана, долетал легкий соленый ветерок. Вдали в кустарнике часто и дробно перекликались звонкие пичужки-чечетки. Над палатками бесшумно вились тучки мошкары. Тишина мягко окутала маленький лагерь геологов… Внезапно из глубины палатки, маскировавшей вход в первую шахту, донеслись глухие крики:
– Стой! Мальчик! Постой! Куда ты?
Из палатки стремительно выскочил растрепанный грязный мальчишка-ламут, и вслед за ним, запыхавшись, вывалился Петя. Мальчик пробежал несколько шагов, но Петя догнал его, схватил за плечо и потащил к палатке Берсеньева.
Оба геолога, привлеченные шумом, вышли ему навстречу. Студент подвел к ним мальчика.
– Это Нэнэ, сын ламута Нукэ. Я нашел его у <окна> в старой шахте.
– Как он туда попал? – строго спросил Берсеньев.
Петя пожал плечами:
– Не знаю. Я только на минуту оставил вход в шахту открытым, он и прошмыгнул. Вхожу, вижу – сидит подле <окна>, нос об <окно> приплющил и таращит глаза. Я его за руку схватил, а он от меня…
Майгин с досадой сплюнул:
– Анафема! Ну что теперь с ним делать?.. Уйдет в стойбище, разболтает. Мало того, что ламуты копать перестанут, еще и напакостить могут…
– Андрей, ну зачем вы его ругаете? Это очень хороший мальчик! Голос Берсеньева звучал непривычно ласково. – Как тебя зовут? Нэнэ? А-а! Очень хорошо! Петя, да отпустите вы его руку, зачем вы его держите?
Петя удивленно поглядел на Берсеньева, затем на Майгина и отпустил маленького ламута. Тот потер руку и недоверчиво глянул на Берсеньева, дружески трепавшего его по плечу.
– Ты мне всегда нравился, Нэнэ, – продолжал берсеньев. – Хочешь я тебе сахару дам? Ты любишь сахар?.. Сахару не хочешь? А что же ты хочешь?
– Отец иду… Яранга иду, – угрюмо сказал Нэнэ.
– Домой хочешь? Жалко. А я хотел тебя здесь оставить. У нас хорошо: сахар есть, мясо есть. А потом, – Берсеньев таинственно подмигнул ламутенку, – мы с тобой туда пойдем, – он кивнул в сторону шахты. – Там красивое стойбище есть. Ты видел?..
Глаза у мальчика загорелись. Он кивнул головой.
– Завтра пойдем туда. Хочешь?
– Хо… чешь… – решительно повторил Нэнэ.
– Ну, вот и отлично! Только ты домой не ходи. Уйдешь – не возьму с собой в красивое стойбище. Петя, – обратился Берсеньев к студенту, поручаю вам это дитя натуры. Присматривайте за ним, а завтра утром, перед тем как приступить к работе, еще раз сводите его в шахту, пусть полюбуется… Ну, Андрей, первый инцидент, кажется, улажен, обратился Берсеньев к Майгину, когда Петя, дружески обняв маленького ламута за плечи, повел его в палатку. – Теперь он ни за какие коврижки не уйдет отсюда. Его голова еще не забита суевериями, а то, что он увидел там, внизу, видимо, пленило его на всю жизнь.
– Так же, как и меня, – задумчиво сказал Майгин.
– Да, так же, как и нас, – в тон ему сказал Берсеньев.