После погружения миниатюризатор вновь вспыхнул ярким светом, и жидкость вокруг превратилась в непрозрачное сверкающее молоко, но за этим не последовало ничего больше, что можно было бы заметить из "Протеруса". Если корабль и продолжал сжиматься, то из-за непрозрачности жидкости определить это было невозможно.
Ни Грант, ни кто-либо другой не разговаривали. Казалось это будет длиться вечно. Потом свет миниатюризатора погас, и Оуэнс крикнул:
– Все в порядке?
Дьювал ответил:
– Я себя прекрасно чувствую.
Кора кивнула. Грант уверенно поднял руку. Мичелз слегка вздрогнул и сказал:
– Со мной все в порядке.
– Хорошо! Я думаю, мы теперь полностью миниатюризированы, – сказал Оуэнс.
Он нажал на тумблер, и на экране высветилась темная и четкая цифра 60.
На другом таком же экране, расположенном ниже в корабле и видимом остальным четырем членам команды, появилось такое же изображение.
Резко зазвучал радиотелеграф, и Грант отозвался в ответ: "Все хорошо". Было похоже, что дело дошло до кульминационной точки.
– Снаружи нам сообщают, что мы полностью миниатюризированы, – сказал Грант. – Ваше предположение было правильным, капитан Оуэнс.
– Ай да мы! – сказал Оуэнс, громко вздохнув.
Грант подумал: "Миниатюризация завершена, но наша миссия – нет. Она только начинается. Шестьдесят минут."
Вслух он сказал:
– Капитан Оуэнс, почему корабль вибрирует? Что-нибудь не в порядке?
– Я ощущаю ее, – подтвердил Мичелз. – Вибрация неравномерная.
– Я тоже чувствую ее, – сказала Кора.
Оуэнс спустился вниз со своего купола, вытирая лоб большим платком.
– Мы ничем не можем помочь. Это Броуновское движение.
Мичелз поднял руки с возгласом "О, Господи!", Выражающим беспомощность и покорное понимание.
– Чье движение? – спросил Грант.
– Броуновское. Вам должно быть это известно. Названо по имени Броуна, шотландского ботаника восемнадцатого столетия, который впервые наблюдал его. Видите ли, нас со всех сторон бомбардирует молекулы воды. Если бы мы имели нормальные размеры, то молекулы были бы настолько малыми по сравнению с нами, что столкновения не были бы заметны. Однако тот факт, что мы очень сильно уменьшены, дает те же результаты, которые имели бы место, если бы мы остались неизменными, а все вокруг нас значительны увеличилось бы в размерах.
– Как вода вокруг нас.
– Совершенно верно. Пока что еще не так плохо. Вода вокруг нас частично миниатюризировалась вместе с нами. Но когда мы войдем в поток крови, каждая молекула воды по нашим нынешним меркам будет весить миллиграмм или около того. Они все еще будут слишком малыми, что бы воздействовать на нас по отдельности, но тысячи их будут ударять по нам во всех направлениях, и эти удары не будут одинаковы. С правой стороны может ударить на несколько тысяч больше, чем с левой, причем в любой момент времени, и суммарное усилие этих лишних нескольких тысяч толкнет нас влево. В следующее мгновение мы можем получить толчок вниз, и так далее. Вибрация, которую мы сейчас ощущаем, и является результатом таких случайных ударов молекул. В дальнейшем она усилится.
– Прекрасно, – проворчал Грант. – Меня от этого мутит.
– Это будет продолжаться самое большое час, – сказала Кора раздраженно. – Хотелось бы, что бы вы вели себя, как взрослый человек.
– Может ли корабль выдержать такую бомбардировку, Оуэнс? – спросил Мичелз с видимым беспокойством.
– Я думаю, да, – ответил Оуэнс. – Я пытался заранее произвести некоторые расчеты, касающиеся этого вопроса. Исходя из моих нынешних ощущений, я думаю, что мои оценки не так далеки от истины. Это можно выдержать.
– Даже если корабль будет разбит и сломан, он все же выстоит перед этой бомбардировкой некоторое время, – сказала Кора. – Если все будет идти хорошо, мы сможем добраться до тромба и ликвидировать его за 15 минут или даже меньше, а потом это уже не будет иметь значения.
Мичелз уперся кулаками в подлокотники своего кресла.
– Вы говорите чепуху, мисс Петерсон. Что, по вашему, произойдет, если мы сумеем добраться до тромба, уничтожить его, восстановить здоровье Бенеша, а потом сразу же получить разбитый на куски "Протерус"? Я имею в виду, кроме нашей гибели, которая, я готов допустить, не имеет никакого значения по сравнению с другими аргументами. Бенеш тоже умрет!
– Мы понимаем это, – прервал его Дьювал.
– Но ваша ассистентка, очевидно, нет. Если этот корабль будет разбит на куски, то после того, как пройдет шестьдесят – нет, пятьдесят девять минут, каждый кусок, каким бы малым он ни был, увеличится до нормальной величины. Даже если корабль будет разложен на атомы, каждый атом увеличится, и Бенеш повсюду будет начинен веществом, состоящим из нас самих и нашего корабля.
Мичелз издал глубокий вздох, прозвучавший почти как хрип. Он продолжал:
– Нас несложно извлечь из тела Бенеша, когда мы находимся в целости и сохранности. Если же корабль окажется разбитым на куски, не будет никакой возможности вынуть каждый кусок из тела. Что бы ни было сделано, останется еще достаточно для того, чтобы убить его во время деминиатюризации. Вы это понимаете?
Кора, казалось, съежилась под грузом этих аргументов.
– Я не думала об этом.
– Ну, так подумайте об этом, – сказал Мичелз. – И вы тоже, Оуэнс. Теперь я снова хочу узнать, выдержит ли "Протерус" Броуновское движение. Я имею в виду, не только до тех пор, пока мы доберемся до тромба, а до тех пор, пока мы, покончив с ним, не вернемся. Подумайте над тем, что вы скажите, Оуэнс. Если вы решите, что корабль не выдержит, то мы не имеем права входить внутрь.
– Но тогда, – прервал его Грант, – прекратите грозить и дайте возможность высказаться капитану Оуэнсу.
– Я пришел к окончательному мнению, – настойчиво заявил Оуэнс, когда почувствовал частичное действие Броуновского движения, которое мы сейчас испытываем. Я думаю, исходя из нынешнего состояния, что мы сумеем выстоять все шестьдесят минут в условиях полной нагрузки.
– Тогда есть вопрос: можем ли мы пойти на риск, основываясь только на ощущения капитана Оуэнса?
– Вовсе нет, – сказал Грант. – Вопрос стоит так: принимаю ли я оценку ситуации, данную капитаном Оуэнсом. Вспомните, пожалуйста, слова генерала Картера, что стратегическое решение должен принимать я. Я принимаю заявление Оуэнса просто потому, что у нас нет никого более авторитетного и лучше знающего корабль.
– Ну, каково же решение? – спросил Мичелз.
– Я принимаю оценку Оуэнса. Мы продолжаем нашу миссию.
– Я согласен с вами, Грант, – сказал Дьювал.
Мичелз, слегка вспыхнув, кивнул головой.
– Хорошо, Грант. Я просто высказал то, что считал правильным с моей точки зрения.
Он сел на свое место.
– Это была исключительно правильная точка зрения, – сказал Грант, – и я рад, что вы обнародовали ее.
Он остался стоять у окна.
Кора подошла к нему и тихо сказала:
– Вы не выглядите испуганным, Грант.
Он весело улыбнулся.
– О, это просто потому, что я хороший актер, Кора. Если бы кто-нибудь еще, несущий ответственность за принятое решение, я произнес бы потрясающую речь в поддержку любого этого мнения. Видите ли, я могу струсить, но я стараюсь не принимать трусливых решений.
Кора некоторое время разглядывала его.
– Я должна заметить, мистер Грант, что вы иногда затрачиваете ужасно много сил, что бы выглядеть хуже, чем вы действительно есть.
– О, я не думаю. Просто у меня…
В этот момент "Протерус" конвульсивно дернулся сначала в одну сторону, потом в другую с большей амплитудой.
"Господи, – подумал Грант, – нас бьют."
Он схватил Кору за локоть и толкнул ее к сидению, затем с трудом добрался до собственного, в то время как Оуэнс, раскачиваясь и спотыкаясь, пытался взобраться по лестнице, крича:
– Черт побери, они могли бы предупредить нас!
Грант привязался ремнями к своему креслу и отметил, что на счетчике стояла цифра 59. "Длинная минута", – подумал он.
Мичелз говорил, что ощущение времени замедляется при миниатюризации, и он был прав.
У них будет больше времени на размышления и действия.
Но так же больше времени на сомнения и панику.
"Протерус" дергался все более резко.
Неужели корабль будет разбит еще до того, как начнется выполнение непосредственного задания?
Рейд занял место Картера у окна. Ампула с несколькими кубическими миллиметрами частично миниатюризированной воды, в которую был погружен полностью миниатюризированный и совершенно невидимый "Протерус", мерцала на исходном модуле, как старинная драгоценность на бархатной подушке.
Размышляя над метафорой, Рейд в любом случае не утешался ею. Расчеты были точными, а техника миниатюризации могла выполнять операции, полностью отвечающие по точности вычислениям. Но эти расчеты, однако, были выполнены в течение нескольких заполненных спешкой и напряжением часов с помощью системы вычислительных программ, которые не были проконтролированы.
Несомненно, если размеры слегка отличались от расчетных, их можно было скорректировать, но на это потребовалось бы времени больше, чем 60 минут, а уже оставалось 59 минут и 50 секунд.
– Четвертая фаза, – сказал он.
"Вальдо" был уже установлен над ампулой, захваты отрегулированы для поддержания ее в вертикальном положении. Снова держатель был отцентрирован, снова рука опустилась и захваты сомкнулись с максимально возможной деликатностью.
Ампула удерживалась с жесткой нежностью, с которой лев лапой придерживает своих детенышей.
Теперь была очередь медсестры. Она поспешно выступила вперед, вынула из кармана небольшой футляр и открыла его. Из футляра она извлекла маленький стеклянный стержень и, осторожно придерживая его, установила плоской головкой в слегка сужающийся вход в ампулу. Держа его вертикально над ампулой, она позволила ему скользнуть внутрь. Он вошел в ампулу небольшой своей частью, около дюйма, пока давление внутри не остановило его.
Она осторожно повращала стержень и сказала:
Плунжер установлен.
Наблюдая за всем сверху, Рейд сдержанно улыбнулся с облегчением, а Картер кивком выразил свое одобрение.
Сестра следила, как "вальдо" медленно поднимал свою руку. Ампула с плунжером поднималась очень плавно. В трех дюймах над исходным модулем она остановилась.
Действуя как можно осторожнее, сестра сняла с низа ампулы пробковое основание, под которым обнаружился маленький ниппель, расположенный в центре плоского донышка. Крошечное отверстие в ниппеле было покрыто тонкой пластиковой мембраной, которая не могла бы выдержать даже умеренное давление, но не давала вытечь жидкости до тех пор, пока на нее не надавили.
Быстрым движением сестра вытащила из кармана иглу из нержавеющей стали и приладила ее к ниппелю.
– Игла установлена, – сказала она.
То, что было ампулой, превратилось в шприц для подкожного впрыскивания.
Второй комплекс захватов выдвинулся из "вальдо" и, захватив головку плунжера, зажал ее. Сам "вальдо", неся шприц в двух захватах, начал плавно двигаться к большой двустворчатой двери, которая открылась при его приближении.
Ни один человек не мог бы невооруженным глазом обнаружить какое-либо колебание жидкости, столь равномерно и нечеловечески плавно двигалась установка. Но и Картер, и Рейд очень хорошо понимали, что даже микроскопический толчок для команды "Протеруса" является штормовым вихрем.
Когда установка въехала в операционную и остановилась у стола, Картер отметил это событие приказом:
– Свяжитесь с "Протерусом!"
Ответ гласил: "Все в порядке, небольшой толчок". Картер вымученно улыбнулся в ответ.
На операционном столе лежал Бенеш, другой центр внимания в операционной.
Термическое одеяло закрывало его до ключиц. Резиновые трубы шли от одеяла к центральному термическому устройству под операционным столом.
Образуя полусферу за бритой, разрисованной линиями сетки головы Бенеша, располагалась группа чувствительных датчиков, предназначенных для обнаружения радиоактивного излучения.
Несколько хирургов в марлевых повязках со своими ассистентами суетились около Бенеша, их глаза, не отрываясь, следили за приближающейся установкой. На одной из стен висел счетчик времени, на котором в этот момент цифра 59 сменилась на 58.
"Вальдо" остановился около операционного стола.
Два манипулятора с датчиками сорвались со своего места, как будто в них неожиданно вдохнули жизнь. Следуя за движениями управляющего ими техника, они склонились с обеих сторон к шприцу, один рядом с ампулой, а второй рядом с иглой.
Ожил зеленым светом экран на столе техника, на нем появилась вспышка, затем она поблекла, опять вспыхнула, поблекла и так далее.
Техник сказал:
– Принято радиоактивное излучение "Протеруса".
Картер крепко сжал руки и отреагировал на это сообщение удовлетворенной улыбкой.
Еще одно препятствие, о котором он даже не решался подумать, было преодолено. Это была не просто радиоактивность, которую можно было обнаружить, а радиоактивность миниатюризированных частиц, которые из-за своих исключительно малых, инфра-атомных размеров могли пройти через любой обычный датчик, не подействовав на него. Частицы, следовательно, нужно было пропустить через деминиатюризатор, а необходимое сочетание деминиатюризатора и чувствительного датчика было создано за несколько сумасшедших часов рано утром.
"Вальдо", до сих пор удерживающий плунжер, теперь нажал на него с плавно возрастающим давлением. Хрупкий пластиковый барьер между ампулой и иглой был прорван, и через мгновение на кончике иглы начал появляться крошечный пузырек жидкости. Капля упала в небольшой контейнер, установленный под шприцем, за ней последовали вторая и третья капли.
Плунжер поднялся, и вместе с ним поднялся уровень жидкости в ампуле. В этот момент мерцающая вспышка на экране перед техником изменила свое положение.
– "Протерус" в игле! – закричал он.
Плунжер остановился.
Картер посмотрел на Рейда.
– О'кей?
Рейд кивнул.
– Мы можем вводить, – сказал он.
Игла шприца с помощью двух захватов была наклонена под острым углом и "вальдо" снова начал двигаться, на этот раз по направлению к точке на шее Бенеша, которую сестра поспешно смазала спиртом.
На шее был нарисован небольшой кружочек, а в кружке – небольшой крестик, и к центру этого крестика приближался кончик иглы шприца. Датчики следовали за ним.
"Вальдо" на мгновение остановился, когда кончик иглы коснулся шеи. Затем игла проткнула кожу и вошла на заданную глубину, плунжер слегка продвинулся вперед, и техник, следивший за датчиками, объявил;
– "Протерус" введен!
"Вальдо" поспешно отъехал. Туча датчиков, словно протянутые щупальца, усыпали пространство над головой и шеей Бенеша.
– Слежение, – объявил техник.
Он нажал кнопку. Вспыхнуло полдюжины экранов на каждом из которых была своя мерцающая точка. Где-то информация с этих экранов вводилась в компьютер с заложенной в его память огромной картой кровеносной системы Бенеша.
Яркая точка вспыхнула на этой карте в районе сонной артерии. В эту артерию был введен "Протерус".
Картер ощущал непреодолимую потребность помолиться, но он не умел этого.
На карте казалось, что между яркой точкой и кровяным тромбом в мозгу очень маленькое расстояние.
Картер посмотрел, как отметчик времени показал цифру 57, затем проследил за безошибочным и довольно быстрым перемещением точки вдоль артерии по направлению к голове и тромбу.
На мгновение он закрыл глаза и подумал: "Пожалуйста! Если там где-нибудь кто-то есть, пожалуйста!"
Грант объявил слегка задыхающимся голосом:
– Мы приближаемся к Бенешу. Они говорят, что введут нас в иглу, а потом в шею. А я сказал им, что мы почувствовали небольшой толчок. Уф-ф! небольшой толчок!
– Хорошо, – сказал Оуэнс.
Он сражался с ручками управления, пытаясь предугадать направление толчков и нейтрализовать их действие. Это ему не очень удавалось.
– Послушайте, почему мы должны быть введены в иглу? – спросил Грант.
– Мы будем там сильнее сжаты со всех сторон. При движении иглы воздействие на нас будет едва ощутимым. Во-вторых, чтобы как можно меньше миниатюризированной воды попало в Бенеша.
– О, господи! – воскликнула Кора.
Ее волосы разметались в беспорядке, и когда она тщетно пыталась отбросить их назад, чтобы не лезли в глаза, она чуть не вывалилась из кресла. Грант попытался подхватить ее, но Дьювал успел схватить ее крепко за руку.
Беспорядочные скачки прекратились так же неожиданно, как и начались.
– Мы в игле, – сказал Оуэнс с облегчением.
Он включил внешнее освещение корабля.
Грант внимательно посмотрел перед собой.
Мало что можно было увидеть. Соляной раствор впереди, казалось, искрился, словно в нем плавала тусклая пыль из огненных мух.
Далеко вверху и далеко внизу виднелись изгибающиеся формы чего-то, что светилось еще ярче. Стенки иглы?
Он почувствовал тревогу и повернулся к Мичелзу.
– Доктор…
Глаза Мичелза были закрыты. Он неохотно открыл их и повернул голову на голос Гранта.
– Да, мистер Грант?
– Что вы видели?
Мичелз посмотрел вперед, слегка развел руки и сказал:
– Искорки.
– Вы что-нибудь ясно различаете? Не кажется ли вам все танцующим?
– Да, кажется. Все танцует.
– Означает ли это, что наши глаза оказались подвергнутыми воздействию миниатюризации?
– Нет, мистер Грант.
Мичелз утомленно вздохнул.
– Если вы беспокоитесь насчет слепоты, забудьте об этом. Посмотрите вокруг здесь, в "Протерусе". Посмотрите на меня. Разве здесь что-нибудь выглядит не так, как всегда?
– Нет.
– Очень хорошо. Здесь, внутри, вы воспринимаете миниатюризированные световые волны с помощью в такой же степени миниатюризированной сетчатки, и все хорошо. Но когда миниатюризированные световые волны проходят туда, в менее миниатюризированный или совсем не миниатюризированный мир, они отражаются с большим трудом. Действительно, они почти полностью отражаются там. Мы видим только то там, то сям перемещающиеся отражения. Поэтому все, что находится снаружи, кажется нам мерцающим.
– Я понимаю. Спасибо, док, – сказал Грант.
Мичелз снова вздохнул.
– Я надеюсь, что скоро привыкну к качке. Этот мерцающий свет и Броуновское движение вместе вызывают у меня головную боль.
– Мы движемся! – внезапно крикнул Оуэнс.
Они теперь скользили вперед, ощущение было безошибочным. Далекие криволинейные стены иглы шприца казались еще более мощными, когда неровное отражение миниатюризированного света от них туманилось и таяло.
Это было похоже на серебряный поднос, катящийся по бесконечной наклонной плоскости.
Прямо впереди мощь стен прервалась крошечным мерцающим отверстием. Отверстие увеличивалось сначала медленно, затем быстрее, затем превратилось в невероятную бездну. И в ней все искрилось!
Оуэнс сказал:
– Мы находимся в сонной артерии.
На указателе времени была цифра 56.
