Путешествие на дрезине показалось мне очень долгим. Может, потому, что меня подавляла и удручала бесконечность этих туннелей, страшная гулкая темнота редких, едва освещенных мраморных станций и сознание того, что все виденное мной – лишь малая часть подземного города, частично затопленного, частично разрушенного, но в большей своей части сохранившегося.
Этого я, конечно, тогда не знал, но масштабы подземного города мог ощутить, не подозревая еще, что эти подземелья не раз еще дадут мне приют.
У дрезины был бензиновый мотор, но так как с топливом было плохо, большую часть пути мы ехали, пользуясь мускульной силой, качая рычаги, соединенные с колесами, – как бы тащили сами себя за уши.
В основном в этой части подземного мира рельсы сохранились прилично только в одном месте пришлось остановиться перед уходящим вперед озером, на краю которого рельсы обрывались. Два человека спрыгнули с дрезины и вытащили из воды отрезок рельса – оказывается, его нарочно убирали, чтобы остановить милиционеров, ловивших жителей подземелья.
Разговаривали на дрезине мало – спешили доставить раненого к своим. Ирка кое-как перевязала его в темноте, на ходу, но рана, видно, была серьезной, и раненый стонал.
От темноты и однообразной тряски я задремал.
Меня растолкала Ирка.
– Пора, – сказала она. – Приехали.
Замедляя ход, дрезина выехала из туннеля в невероятных размеров дворец, освещенный слабо и таинственно.
Непонятным для меня образом туда поступало электричество.
Дрезина затормозила у платформы, раненого понесли на руках к низкой двери у начала платформы, а я вышел в зал, о подобном которому мог лишь мечтать какой-нибудь древний король. Могучие, но легкие колонны, расширяясь, вливались в своды потолка, и они были подобны могучим дубам в лесу – лишь вместо неба я увидел мозаичные картины, очевидно, изображавшие исторические сцены.
В одном конце зала начиналась и вела наверх широкая дворцовая лестница – по ней Ирка и повела меня. Через тридцать ступеней мы оказались в другом зале – меньшего размера. Здесь Ирка оставила меня, велев ее дожидаться.
Я присел на корточки у стены и положил свой меч на каменный отшлифованный пол, стараясь не шуметь – такая торжественная тишина царила в том дворце.
Ждал я недолго. Нельзя сказать, что дворец был совершенно пустынным. Я слышал, как подъехала еще одна дрезина, и по лестнице взбежали три тепло одетых человека, не обратившие на меня внимания. Затем по крутой узкой тройной лестнице вниз сбежал милиционер без фуражки, прижимавший ко лбу окровавленный платок.
Меня клонило в сон, но, как назло, стоило мне смежить веки, как сразу перед глазами вставала громада спонсора, достающего пистолет, чтобы меня убить. Я снова кидался на него с мечом и просыпался…
Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем меня растолкала перепуганная Ирка.
– Вставай! – закричала она. – Ты что, с ума сошел? Ты что наделал?
– Я? Я ничего…
– Ты столько людей подставил!
– Да ты скажи толком!
– Сейчас скажу, сейчас скажу, сейчас узнаешь! – голос ее звучал угрожающе.
Она втащила меня в дверь, за которой был белый коридор. В конце его стоял вооруженный автоматом человек в кожаном костюме. Ирка не стала отвечать на его вопрос, оттолкнула его и мы оказались в комнате.
В креслах вокруг низкого овального стола, на котором стояли бутылки и стаканы, расположились Маркиза, надсмотрщик Хенрик и незнакомый мне клоун, похожий на Ахмета. Ирка остановилась в дверях, не отпуская моей руки.
– Он ничего не понимает, – сказала она решительно. – Он совершенный и законченный идиот.
– Погоди, не все сразу, – Маркиза, не вставая с кресла – в кресле она была куда больше похожа на красивую женщину, – протянула мне руку с очень длинными пальцами. – Положи на пол свой меч. Садись, любимец. И расскажи сначала, что ты натворил на стадионе.
– Все же видели, – сказал я. – Это был честный бой. Он раздавил Добрыню и хотел меня убить. А я не люблю, когда меня убивают.
– Как ты заговорил, – ухмыльнулась Маркиза. – Еще недавно был щенок-щенком.
– Прошло почти полгода, госпожа, – сказал я, – полгода как я гладиатор.
– И ты убил спонсора?
– Я защищался.
– А потом?
– Он убежал, а я его увидела, – сказала Ирка.
– Значит, ты не знаешь, что было дальше на стадионе? – спросила Маркиза.
– А что?
– К счастью, я сидел у самого выхода, – сказал Хенрик. – Иначе бы не уйти. Спонсоры приказали милиции оцепить стадион, чтобы никто не убежал.
– Значит, вы видели, как они по мне стреляли! И слона убили!
– Мента перевязали? – спросила Маркиза.
Хенрик открыл дверь во внутреннее помещение. Вошел виденный мною милиционер, голова его была обмотана бинтом.
– Где кассета? – спросила Маркиза.
– Кассета здесь.
Он вытащил из-за пазухи кассету и протянул поднявшемуся Хенрику.
– Болит голова? – спросила Маркиза.
– Плохо, – сказал человек.
– Тебя не засекли?
– Им было не до меня.
Хенрик подошел к телевизору с большим экраном, стоявшему в угу. Вложил кассету в плейер.
Все молчали.
Хоть никто об этом не говорил, я уже понял, что каким-то образом эти люди записали то, что произошло на стадионе.
Хенрик включил телевизор.
Мы смотрели на стадион сверху.
– Мы включили только в конце, раньше не было нужды, – сказал милиционер.
– Вижу, – сказала Маркиза.
Камера быстро спускалась вниз. И я увидел лежащего на земле мертвого спонсора. И себя – только маленького. И слона, стоявшего у кромки.
Звука не было, только чуть-чуть шуршала пленка.
Я увидел себя: вот я бегу с поля; спонсоры рвутся с трибун, вытаскивая пистолеты. Я увидел, как зеленые нити протянулись от пистолетов на трибунах к разбегающимся с арены гладиаторам.
Некоторые падали. Мне показалось, что я вижу, как упал Батый.
Несколько лучей вонзились в слона. Слон покачнулся и упал на колени, он старался поднять хобот, но тот его не слушался. Слон медленно лег набок и замер.
В комнате все молчали, не отрывая взгляда от экрана.
Видно было, как зрители – ярко одетые люди, пригибаясь, бегут к выходам, толпятся там, но милиционеры не пускают их, блокируя выходы. Ворота с арены и выходы медленно закрываются толстыми решетками.
– Чего они хотят? – спросила вслух Маркиза.
Никто ей не ответил.
Люди на стадионе устремились к решеткам; видно было, как они размахивают какими-то книжками и пропусками, видно, подтверждающими их особый статус или высокую должность. Милиционеры также остались внутри стадиона, и некоторые из них, сообразив, что попались в ловушку, приготовленную для зрителей, также принялись трясти решетки.
Выходы были открыты лишь в ярусе лож, где сидели спонсоры.
По сигналу они как один поднялись и направились к выходам. Некоторые, наиболее сообразительные из людей, перелезая через барьеры, устремились к ложам, но спонсоры были к этому готовы. У каждого из выходов до последнего момента оставался один из них который хладнокровно расстреливал тех, кто приближался к барьеру. Тех, кто все же смог достичь лож, спонсоры добивали кулаками.
Немота картины никак не уменьшала ужас, овладевший нами, когда мы видели, как люди давили друг друга об решетку.
– Но зачем, зачем? – крикнула Ирка.
– Молчи, – сказал Хенрик.
Одна за другой опустились решетки на ярусе лож. Теперь на стадионе оставались только люди.
Они еще старались выбраться – кто-то взобрался на самый последний ряд, но прыжок оттуда означал безусловную смерть – пятьдесят метров до асфальта.
И тут я увидел небольшой вертолет странного лилового цвета с яркой желтой полосой вдоль фюзеляжа.
Он опустился над стадионом.
Из-под него к земле устремились конусы какого-то пара или газа, пар был бесцветен, но не совсем прозрачен, и через минуту вся чаша стадиона была уже заполнена белесым киселем.
Кисель медленно оседал, как будто превращался в жидкость, и по мере того как обнажались ярусы стадиона, мы видели неподвижные тела людей какие разноцветные одежды!
Потом газ собрался в лужицы на зеленой траве арены. И там лежал слон, рядом – его погонщик, далее лежали все мои товарищи по школе гладиаторов: и добрый Фельдшер, и Прупис, и раб, который приносил напиться холодной воды. И там же лежали тела белых негров. И на всем стадионе не осталось ни одного живого существа…
Мы молчали.
Потом Хенрик сказал мне:
– Сколько же ты людей погубил!
– Я никого не убивал!
– Достаточно было одного спонсора.
– Они мстили за него? – Я только в тот момент связал свой поступок с трагедией на стадионе. Как ни странно – я раньше об этом не подумал.
– Нет, дурачок, – сказала Маркиза. – Они никому никогда не мстят.
– Тогда я не понимаю!
– Ни один живой свидетель не должен знать и даже подозревать, что человек может, имеет право и возможность убить спонсора. Никому они не мстили. Они без всяких особых чувств, без ненависти и коварства, расчетливо и спокойно ликвидировали всех свидетелей – до последнего, сказала Ирка.
– Теперь они будут искать тебя, пока не перероют всю землю, – сказал Хенрик.
– Пленку надо будет размножить, – сказала Маркиза. – И разослать по всем ячейкам.
– Не спеши, – сказала Ирка. – Мы подумаем, как сделать лучше. Пусти еще раз пленку. Я боюсь, что среди них были знакомые.
– Сейчас, только перемотаю назад, – сказал раненый милиционер.
– Какие сволочи! – сказала Ирка. – Я бы их всех своими руками растерзала!
– Успеешь, – сказал Хенрик, – всему свое время.
– Пусти пленку вдвое медленней, – попросила Маркиза.
Загорелся экран.
– Тим, – сказала мне Маркиза. – Подвинь мое кресло к экрану.
Я подчинился. Кресло было тяжелое, но на колесиках. Как только я его сдвинул с места, оно рыскнуло в сторону. Маркиза схватила меня за руку длинными холодными пальцами.
– Не так шустро!
Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.
Маркиза отвернулась от меня и словно забыла.
Мы снова смотрели, как люди стараются убежать со стадиона, как они бьются о решетки.
– Стой! – приказал Хенрик. – Останови изображение.
Картинка на экране замерла.
– Видишь? – спросил он.
– Это Шептицкие, – сказала Маркиза. – Они с собой взяли на стадион девочку.
Маркиза дотронулась длинным пальцем до экрана.
– А кто справа? Это Ванда Ли?
– Не может быть!
– Конечно же Ванда, у нее помолвка в декабре.
– Не будет помолвки.
– Сволочи! – повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод, я бы уселся здесь в уголке и заснул.
Вдруг Маркиза резко обернулась ко мне.
– Уведи его, – приказала она Ирке. – И ты тоже поспи. На тебе, Ирка, лица нет.
– Пошли, – сказала Ирка.
Я был благодарен Маркизе. Я сказал:
– Спасибо.
Но меня никто не слышал, потому что Хенрик вдруг воскликнул:
– Смотрите, смотрите!
– Не может быть! – ахнула Маркиза.
Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.
Ирка потянула меня за руку.
Мы вышли из двери и прошли по коридору. Ирка толкнула дверь слева, и за ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько коек, покрытых серыми одеялами.
– Здесь отдыхает караул, – сказала Ирка. – Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.
Я не стал выбирать. Я положил меч на пол возле ближайшей койки, рухнул на нее, закрыл глаза и вместо того, чтобы заснуть, начал вновь мысленно прокручивать перед глазами сцену моего боя со спонсором. Я слышал, как Ирка присела на соседнюю койку.
– Ты спи, – сказала она, – не ворочайся. Ты лучше посчитай до ста. Ты считать умеешь? А то я тебе посчитаю.
– Я умею.
– Тогда считай.
– Не хочу.
– Надо обязательно поспать. Мы же не знаем, когда будем спать в следующий раз.
– Как ты меня нашла?
– Искала вот и нашла! Спи!
– А что ты на кондитерской фабрике делала?
– Воровала.
– А что воровала?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Дай руку, – сказал я.
Не открывая глаз, я протянул в ее сторону руку ладонью кверху, и она положила на ладонь свои пальцы. Я знал, что у Ирки обломанные короткие ногти, и руки все в ссадинах и царапинах, а мизинца на левой руке нет.
– Спи, – сказала Ирка.
– Жалко спать.
– Хочешь, я тебя поцелую? – спросила Ирка.
– Хочу.
Я открыл глаза. Ее глаза были совсем близко от моего лица. Она склонилась, и я, подняв другую руку, схватил пальцами ее горячий затылок, чтобы сильнее ее поцеловать.
Ирка вырвалась, она сделала вид, что рассердилась.
– Раздавить меня хотел, да? Нельзя так сильно, – сказала она. – Это не любовь, а больно. Тоже мне, любимец!
– А что любимец?
– Я раньше думала, что любимцы все такие нежные, завитые, мытые, у меня была подруга, ты ее не знаешь, она была знакома с одним любимцем, не здесь, а на болшевской базе спонсоров. Она с ним встречалась. Она говорила, что он такой нежный, она так переживала, когда хозяева его увезли.
Сон подкрадывался ко мне. Мне было уютно и тепло. Ирка была такая глупая, но очень хорошая. Она погладила меня по голове.
– Ты не завитой, – сказала она.
Мне хотелось спросить, был ли у нее кто-нибудь раньше, до меня. И мы даже показалось, что я спрашиваю. Но на самом деле я уже спал. Правда, догадался я об этом только, когда Ирка начала расталкивать меня, тормошить:
– Просыпайся, надо идти. Ты слышишь, что надо идти?
Маркиза ждала нас в длинном роскошном зале подземного дворца станции метро. И люди когда-то ходили по этому дворцу, не замечая окружающей роскоши. "Кто же правил нашей страной, если только для того, чтобы проехать на поезде, воздвигались такие дворцы?" – спрашивал я себя.
Маркиза сидела в кресле на колесиках.
Пока мы спускались к ней в зал, я успел спросить Ирку:
– А почему она не ходит?
– У нее ноги слабенькие, – сказала Ирка.
– А почему она такая?
– А кто не урод? – ответила вопросом Ирка.
– Я! – Это прозвучало самоуверенно, по-мальчишески.
Ирка засмеялась.
Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.
– Чего вас так развеселило? – спросила Маркиза.
– Тим считает, что он красавец! – сказала Ирка.
– Ты в самом деле так думаешь? – спросила Маркиза, смеясь глазами. Но почему-то я почувствовал, что ей эта ситуация не нравится. И я даже понял, почему: нелегко женщине обсуждать чужую красоту, если ты горбунья-сухоножка.
– Я так не думаю, – сказал я. – Я только думаю, что я не урод.
– Это одно и то же, – сказала Маркиза и обернулась к Хенрику, который быстро приближался. Его каблуки отбивали ровный четкий ритм.
– Все, – сказал он, подойдя к нам. – Он будет ждать у входа в "Сокольники".
– Один?
– Обещал.
– Я не хочу рисковать.
– Я думаю, что мы не рискуем, – сказал Хенрик. – Я думаю, что он взбешен и перепуган.
– За один день я потеряла дюжину друзей. Этого я ему не прощу.
– Послушаем, что он скажет. Пора!
Хенрик посмотрел на наручные часы. Я никогда раньше не видел таких часов.
По его знаку охранники покатили кресло с Маркизой к дрезине. Вкатив на нее кресло, они встали по бокам. Водитель дрезины включил мотор. Мы заняли места сзади. Весело постукивая на стыках рельс, дрезина покатила вперед.
Некоторое время все молчали. И когда Маркиза заговорила, ее первые слова оказались для меня неожиданными.
– Когда выйдем, оставишь меч здесь. Мы тебе потом дадим оружие получше этой железки.
– Это не железка, – сказал я. – Это боевой меч. Я убил им спонсора.
– Об этом ты лучше бы молчал, – раздраженно сказала Маркиза. – Из-за твоей глупости мы потеряли людей, куда более достойных, чем ты.
Я промолчал. Я не хотел спорить. Я знал, что если бы все повторилось, я бы поступил точно так же.
– Пускай он ходит с мечом, – сказал Хенрик. – Скорее попадется.
– Я бы не хотела его лишиться, – сказала Ирка.
Дрезина постепенно набирала скорость, туннели расходились, пересекались, раза два приходилось останавливаться, тогда водитель слезал и переводил стрелки. После второй стрелки дрезина стала набирать скорость, и тогда стук колес превратился в ровный гул. Ветер бил в лицо. Говорить было трудно.
– Надо сделать щиток! – крикнула Маркиза.
– Никак не можем достать такой кусок стекла, – сказал водитель.
– А куда мы едем? – спросил я. – А то меня везут, а никто ничего не объясняет.
Маркиза засмеялась.
Потом крикнула:
– Много будешь знать, скоро состаришься!
Хенрик наклонился ко мне и сказал почти в ухо:
– Мы должны встретиться с тем, кто знает о событиях на стадионе больше, чем мы с тобой.
Дрезина чуть замедлила ход. Мы миновали еще один дворец, правда, скромнее, чем первый, и освещенный еле-еле – одной или двумя лампочками.
Еще один перегон по черному туннелю – он показался мне бесконечно долгим, и дрезина остановилась у перрона следующей станции. Она была так же скудно освещена, как и предыдущая. Не помню, как она выглядела, – в любом случае скромнее и меньше первых из увиденных мной дворцов, – но название ее я запомнил – по стенке туннеля напротив платформы были выложены буквы, которые складывались в слово "Сокольники". Из этих мест, наверное, происходила команда гладиаторов, с которой сражались мои богатыри! И тут мне стало грустно, так что заныло в груди: я никогда больше не увижу своих товарищей, не буду опасаться грубого Добрыню, не смогу поговорить со скромным, тихим Батыем, не сделаю новой плетки Прупису…
– Не задерживайтесь, – обернулась к нам с Иркой Маркиза, ее коляску уже выкатили на платформу, подкатили к лестнице, охранники подхватили кресло с двух сторон и быстро стали подниматься. Я был налегке, не считая меча, и то с трудом догнал этих здоровяков.
Когда я совсем запыхался, впереди показался дневной свет. Мы быстро прошли еще одним коридором, затем – два пролета лестницы и сразу оказались наверху.
Я за последние часы так отвык от дневного света, что пришлось зажмуриться.
Потом я открыл глаза и осмотрелся.
Мы стояли на широкой площади, по сторонам которой возвышались руины некогда высоких строений. Слева была видна почти целая церковь, а впереди – густая зелень больших деревьев. Туда вела частично расчищенная прямая дорожка.
Вокруг – ни души.
Охранники покатили кресло с Маркизой по дорожке к высоким деревьям. Мы шли сзади. Я больше не задавал вопросов. Придет время, мне ответят. Ирка протянула мне руку, она не понимала, почему я отстаю. А мне интересно.
Я ведь никогда в жизни не ходил по Москве. Прупис не отпускал в город юниоров, а на соревнования нас возили на автобусе.
Я понимал, что Москва когда-то была гигантским городом – ты едешь по ней целый час или больше, и из зарослей все так же вылезают зубы многоэтажных домов…
В кустах справа от нас что-то зашевелилось.
Охранники тут же отпустили поручни кресла и схватились за пистолеты. Темное тело ломилось сквозь кусты.
– Не стрелять! – приказала Маркиза. – Нельзя привлекать внимание.
– Уйдет, – с сожалением произнес Хенрик.
– А кто там? – спросил я.
Мне никто не успел ответить, потому что из кустов на открытое пространство вывалился облезший, вовсе нестрашный на вид небольшой бурый медведь. Чем-то он бы разозлен, потому что не побежал прочь, а остановился на нашем пути – и заурчал, медленно поводя головой.
Все замерли – медведь перекрывал дорогу. А стрелять охранники не смели.
– Черт возьми, был бы я помоложе, – сказал Хенрик у моего плеча.
– Тим! – ахнула Ирка. – Ты куда? Стой!
Но я уже шел вперед, потому что кроме меня некому было прогнать медведя. И у меня был настоящий боевой меч, которым я свалил спонсора. Мне было не страшно, и я не чувствовал себя героем – медведь был невелик, а я неплохо владею мечом.
Медведь словно ждал боя – он вызывал меня на поединок. При моем приближении он поднялся на задние лапы и страшно зарычал.
Я пошел медленно вперед, приподняв меч и отыскивая глазом место на груди медведя, куда следовало вонзить конец меча, – его сердце. Сердце мое билось спокойно – я ощущал холодное счастье охотника, который идет против достойного соперника.
Я чувствовал, как замерли, стараются не дышать люди сзади меня.
Вот оно место – под левой лапой!
Мы сближались – сейчас надо будет сделать выпад, не ожидая, пока медведь бросится первым…
Но тут медведь повел себя совсем не так, как следовало вести себя могучему хищнику.
Он снова опустился на передние лапы, но шустро повернулся и, подбрасывая облезлый зад, кинулся в чащу.
Я с сожалением опустил меч. Словно это я струсил, а не медведь.
Мне показалось, что я выгляжу смешно.
Сзади зашевелились, заговорили:
– Спасибо, Ланселот, – сказала Маркиза.
Я обернулся и пошел к креслу.
– Славно ты его шуганул, – сказал Хенрик.
При свете дня было видно, какое у него бледное, нездоровое лицо, все изборожденное тонкими морщинками. И волосы редкие, серые. Здесь, при безжалостном блеске дня, все выглядело иначе, чем в подземелье при неярком свете ламп. Не изменилась лишь Ирка – ее-то я уже видал и днем и ночью. Она была бледной, через веко по щеке – шрам, губы разошлись, и видно, что выбиты передние зубы… Но Ирка мне нравилась такой, и перемен в ней не было. А вот Маркиза, королева полумрака, многое потеряла при свете дня. Кожа ее была землистой, губы потрескались, словно она их искусала, под глазами темные пятна, а на висках – голубые жилки.
Только глаза не изменились – они так же смеялись, хоть я мог дать голову на отсечение, что Маркиза прочла в моих глазах разочарование, и это ей было неприятно.
– Подойди ко мне! – приказала Маркиза.
Я подошел, волоча за собой меч.
– Ты мой герой, – сказала Маркиза. – Я благодарна тебе. Наклонись.
Я наклонился.
– Еще ниже! – В голосе прозвенел металл. – На колено!
Она схватила тонкими пальцами мою голову, привлекла к себе и поцеловала меня в лоб.
– Ты молодец, – сказал Хенрик, когда я поднялся с колен. – Если бы я был помоложе, я бы тоже постарался.
– Не выдумывай! Ты бы сбежал, – сказала Маркиза.
– У меня был боевой меч, – сказал я, чтобы защитить Хенрика. Он мне нравился, а Маркиза несправедливо обижала его.
Ирка молчала.
– А теперь быстро вперед! – приказала Маркиза. – Мы опаздываем.
Мы без приключений добрались до больших деревьев.
– Это парк "Сокольники", – сказал Хенрик, будто я спросил у него, куда мы пришли.
– Парк? – спросил я.
– Это место, куда ходили гулять.
Я с трудом сдержал улыбку – представьте себе человека, который добровольно пойдет гулять в темный лес, где таятся звери, русалки, вампиры и всякая нечисть.
Справа была открытая площадка, и я увидел на ней малый спонсорский вертолет. На таких спонсоры отправляются по делам.
Мы прошли мимо вертолета и оказались под высоким, кое-где обрушившимся навесом. Со всех сторон к нему подходили деревья, потому под навесом было полутемно, и я не сразу увидел, что нас ждет спонсор.
Я замер от мгновенно охватившего меня ужаса. Событие, случившееся на стадионе, уже полностью выветрилось из моей головы – ведь там я действовал в горячке боя, в страхе за себя и в гневе за Добрыню. Сейчас же все вернулось на круги своя, и я сразу вновь почувствовал себя любимцем, которого можно наказать или оставить без обеда. Я остановился раньше, чем кресло Маркизы. И мне страшно хотелось, чтобы спонсор не увидел меня, а увидев, не узнал. И мне захотелось выкинуть меч как страшную улику.
Они сейчас выдадут меня! – возникло во мне страшное понимание. Я попал в ловушку! Они выдадут меня, и спонсор меня растерзает, а их за это наградят.
Я стоял рядом с Иркой. У меня ослабли колени.
Хенрик шагнул вперед:
– За нами не было слежки, – сказал он.
– Я верю, – сказал спонсор. – Сегодня плохой день.
– Куда уж хуже, – сказала Маркиза.
Спонсор медленно вел головой, рассматривая нас. Как и все спонсоры, вне дома он был в маленьких черных очках, и это выглядело комично.
Это был высокопоставленный спонсор. С тремя полосами на лбу и оранжевым кругом на груди. С двумя полосами я видел один раз – он приезжал в гости к соседу, и все спонсоры говорили об этом несколько дней. А с тремя полосами – таких не бывает! Это все равно что увидеть младенца с двумя головами. Оранжевый круг указывал на то, что спонсор принадлежит к Управлению экологической защиты. Госпожа Яйблочко много раз мечтала вслух, чтобы господина Яйблочко перевели в Управление. Там совершенно другие условия!
– Сийнико, кто приказал убить людей? – спросила Маркиза резко, словно имела право спрашивать. Маленький человек, говорящий таким тоном со спонсором, казался мне щенком, лающим на тигра. Щенок глуп, а Маркиза умная. Но вопрос ее был нагл, невыносим, недопустим, потому что все мы знали, что убить людей приказали спонсоры. И вопрос об этом был задан спонсору. Я невольно схватился за рукоять меча, ожидая, что спонсор растерзает Маркизу. Но спонсор был совершенно спокоен. Более того, прежде чем ответить, он медленно осел на землю, так что теперь его голова была на одном уровне с моей, и Маркизе не надо было так закидывать голову, говоря с ним. Если вы никогда не встречали спонсора, вы можете удивиться, глядя на такое поведение. Но я знаю, что для спонсоров не существуют такие понятия, как "стыд", "неловкость". Спонсор не может сказать: "Так не принято". Принято все, что удобно.
– Ты догадываешься, – сказал спонсор.
– Неужели нельзя было остановить?
– Меня не было там. И никого из моих людей там не было. Удар был неожиданным. Формально они правы: закон превыше всего. Спонсора убить нельзя. Если кто-то видел это – он наказывается смертью. Для блага других. Потому что если люди увидят, как убили спонсора, они захотят убить других спонсоров.
– И ты в это веришь? – спросила Маркиза.
– Разумеется. Любое господство может держаться только на законе. С другой стороны, я отлично понимаю, что произошла роковая ошибка. Погибли не те люди. Поэтому будем надеяться, что никто об этом не узнает.
– А как ты это себе представляешь? Люди ушли из дома на стадион. А со стадиона приносят их трупы. Как ты себе это представляешь?
– Нечастный случай, – сказал спонсор. – Никто не знает причины.
– Ты так наивен?
– Ни один свидетель нападения на спонсора не ушел.
– И ты в это веришь?
– Да, – твердо ответил спонсор, но очки его уперлись в меня, и по тому, как вздрагивает вена на шее у спонсора, я понимал, насколько он взволнован и неуверен в себе. Интересно, понимают ли это мои спутники?
По знаку Маркизы Хенрик сделал два шага вперед и протянул спонсору видеокассету.
Тот взял кассету, и она исчезла в его лапе.
– Что это? – спросил он.
– На этой кассете записано все – с первого до последнего момента.
– Вы запустили летающий глаз? Почему? И его не заметили?
– Твоим друзьям было не до того. Ты знаешь, что заодно уничтожена половина московской милиции?
– Это ужасно, – сказал спонсор. Он приоткрыл кулак и поглядел на кассету.
– Как ты понимаешь, это не последняя копия, – сказала Маркиза.
– Понимаю, – сказал спонсор. Он был удручен.
Под навесом воцарилось молчание. Все ждали, что еще скажет спонсор.
– Как ты понимаешь, – сказал он наконец, обращаясь к Маркизе, – те, кто сделал это, – сделали это сознательно, потому что они враги нашего сближения с людьми.
– Знаю, – сказала Маркиза. – И была удивлена тем, что ты защищаешь их.
– Я один из них, – спонсор Сийнико улыбнулся – кожа на лбу собралась в ком. – Мои интеллектуальные соображения, мой разум, моя убежденность в том, что мы сможем удержать Землю, только если будем сотрудничать с лояльными людьми – все это отступает на второй план, если возникла угроза моей расе.
Под навесом воцарилось молчание. Его нарушила Маркиза.
– Мне важно знать, – сказала она, – было ли это действием взбешенного идиота или бессердечного законника? А может, за этим стоит Айлетико, то есть это сознательная акция, и отныне ваша политика изменилась?
– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал спонсор Сийнико. – У меня нет доказательств.
– Ты должен узнать. В зависимости от решения этой задачи мы будем вести себя различно.
– Не спешите.
– В наших руках есть козыри.
– Ты уверена, что это козыри?
– Вы хотели, чтобы погибли все, кто видел смерть спонсора. Вы пошли даже на то, чтобы отравить половину московской милиции…
– Ты знаешь, что я не имею к этому отношения!
– Но несешь ответственность!
– У нас разные принципы морали, – сказал спонсор, – поэтому нам трудно разговаривать.
– Случившееся невыгодно для вас, независимо от ваших принципов. Существует пленка с записью преступления.
– Продолжай, – Сийнико насторожился.
– У нас есть и другой аргумент.
– Знаю. – Спонсор Сийнико погладил лапой гребень, он был доволен своей сообразительностью. – Знаю, что за твоей спиной стоит гладиатор, который и совершил преступление. К моему удивлению, тебе удалось его заполучить. Поэтому у меня есть подозрение, что все произошедшее на стадионе задумано и исполнено тобой, Маркиза!
– Не говори глупостей, Сийнико.
Меня буквально поражал тон, в котором шла беседа. Собеседники разговаривали, словно приятели. Я никак не мог понять, каковы же в действительности отношения между немощной Маркизой и гигантским спонсором. По крайней мере, я был уверен в том, что Маркиза его не боится или умело делает вид, что не боится.
– Гладиатор, подойди ко мне, – сказал господин Сийнико.
Я взглянул на Маркизу.
– Иди, не бойся, – сказала она.
– Я не боюсь, – сказал я, но я боялся, потому что был любимцем и знал, что, когда хозяин зовет тебя, ты должен покорно идти, даже если тебе предстоит трепка.
– Скажи мне, – сказал спонсор, упершись мне в глаза непрозрачными черными очками, – ты знал Маркизу раньше, до того как стал гладиатором?
– Я видел ее, – признался я.
– Ты сделал все по ее приказу? – черные очки скрывали глаза. Это было неприятно. Я не мог удержаться от ответа, хотя и не хотел ему отвечать.
– У меня не было приказа. Я защищал Добрыню.
– Прекрати допрос, Сийнико, – услышал я голос Маркизы. – Мы ничего от тебя не скрывали. Ланселот может стать главным козырем в игре.
– Я понимаю, – согласился спонсор, – но я бы на твоем месте не стал его укрывать.
– Почему?
– Он как горячая картошка. Схватишь – обожжешься. Его сейчас ищет вся милиция.
– То, что от нее осталось?
– Не надо недооценивать. Его фотографии есть у всех милиционеров и тайных агентов. Подозревают, что он укрылся в метро.
– Успели!
– Я тебе советую – расстанься с Ланселотом.
– А ты думаешь, почему я взяла его с собой?
– Чтобы показать мне. Может быть, чтобы шантажировать меня.
– Глупый, – Маркиза улыбалась ему. – Я хотела, чтобы ты взял Ланселота с собой и скрыл его. Пока.
– Ты с ума сошла! Это преступление!
– Не первое и не последнее преступление. За дружбу со мной надо платить. Мы с тобой в одной лодке, спонсор.
– Но мне некуда его деть!
– Именно ты можешь это сделать. Ты знаешь, кем был Ланселот до того, как попал в гладиаторы?
– Как я могу знать, если он не из хорошей семьи?
– Он совсем не из семьи.
– Из питомника? – Спонсор сразу насторожился.
– Он сбежавший любимец.
– Полгода назад? – Спонсор повернул ко мне черные очки. – Ты был любимцем у господина Яйблочко?
– Да, – сказал я. – В Пушкино.
– Странный молодой человек, – сказал спонсор, склонив голову набок. Мне хотелось бы разобрать тебя на винтики и поглядеть, что же отличает тебя от остальных людей. Знаешь ли ты, что ты – первый удачно сбежавший любимец за всю историю нашей дружбы?
– Это не важно, – сказал я.
– А потом стал гладиатором… и даже убил господина! Я обязательно просмотрю твою генетическую карту.
– Вот именно, – сказала Маркиза. – В своем питомнике.
– Это опасно!
– Это самое безопасное место!
– Я не могу так рисковать.
– Кому придет в голову искать любимца в питомнике любимцев? – сказал давно молчавший Хенрик.
– А когда суматоха уляжется, я возьму его к себе, – сказала Маркиза, – мне он тоже пригодится.
– Может быть, в твоем предложении что-то есть.
– Это не предложение. Это просьба, в которой ты не можешь мне отказать… А теперь за дело.
– С глазу на глаз!
– Согласна, – сказала Маркиза. – Хенрик, посмотри, чтобы мои мальчики и Ланселот отошли подальше от навеса. Потом вернешься.
Хенрик поманил меня за собой. Мы с Иркой вышли из-под навеса. За мной шли охранники в кожаных костюмах, которые возили кресло Маркизы.
– Я позову вас, – сказал Хенрик. – Никуда не отходите.
Последние слова относились к охранникам.
Я был взволнован, я боялся. Я опасался подвоха, ловушки. Если я покажусь им опасным, они меня убьют, это было понятно. Но непонятно, насколько я им нужен сегодня.
– Питомник? Это смешно, – произнесла Ирка. – Ты оттуда вышел. И туда вернешься. Ты помнишь питомник любимцев?
– Нет. Я был маленький, мне было два года, когда меня оттуда взяли. А что я там буду делать?
– Тебя будут снова учить на любимца, – засмеялась Ирка.
– А кто этот спонсор? Я знаю, что он из Управления экологической защиты. Он большой начальник.
– Я знаю то же самое. И знаю еще, что он тесно связан с Маркизой. У них общие дела.
– Какие дела?
– Не будем об этом разговаривать.
– А надолго меня… в питомник?
– Пока не пройдет суматоха.
– Я не хочу туда.
– Хочешь, я к тебе приеду?
– А тебе можно?
– Я не последний человек в подземельях, – сказала Ирка не без гордости.
– Тогда бы ты не вкалывала на кондитерской фабрике, – сказал я.
– Я делаю то, что нужно. Ты думаешь, нам легко?
– Кому нам?
– Тем, кто хочет, чтобы спонсоров больше не было.
– Разве это возможно?.
– Не сегодня, но в конце концов мы их выгоним.
– Смешно!
– Маркиза торгуется с Сийнико. Есть спонсоры, которые понимают, что без людей им на Земле не обойтись.
– А есть другие?
– Ты задаешь вопрос, на который уже знаешь ответ. Конечно, есть. И они хотят, чтобы людей вообще не осталось. Только они боятся Галактического центра.
Так я впервые услышал это слово. И сразу подумал, что существует сила, перед которой склоняются спонсоры.
Ирка поглядывала в сторону навеса. Переговоры там затягивались. Охранники сидели на траве. Ирка была бледной. Я посмотрел на нее.
– Мы редко бываем наверху, – сказала Ирка. – Совсем солнца не видим.
– А почему?
– Если поймают, увезут на рудники.
Я уже понял, что не всегда имеет смысл расспрашивать. Если я чего не понимаю, то объяснения также непонятны. Разбираться надо самому.
Солнце пробивалось сквозь густую желтеющую листву старых деревьев.
– А что спонсоры здесь делают?
– Они спасают, – сказала Ирка.
– Что спасают?
– Спасают природу. Это их знамя.
– И убивают людей? – спросил я.
– Для них природа важнее, чем враги природы. Тебе этого не понять.
– Я об этом слышал каждый день. Спонсоры идут от планеты к планете, спасая природу от варваров!
– Вот именно, – Ирка криво усмехнулась. – Спасают от нас.
Ирка улеглась на траву и смотрела в синее, яркое сентябрьское небо.
– А может, мы с Маркизой полетим к спонсорам, – сказала она. Сийнико обещал.
– Зачем?
– Там Маркизе сделают новое тело… меня тоже починят.
– Зачем тебе это? – спросил я.
– Тогда ты меня не узнаешь. Закачаешься от моей красоты.
Ирка рассмеялась. От того, что передние зубы у нее были выбиты, она была похожа на молоденькую старуху.
– Эй! – закричала из-под навеса Маркиза. – Мальчики, возьмите меня!
Охранники вскочили и побежали под навес.
Первым вышел спонсор, за ним охранники катили коляску, рядом с которой шел Хенрик, худенький, прямой и упрямый.
– Тим, подойди ко мне, – сказала Маркиза.
Я подошел. Она взяла меня за руку.
– Я надеюсь на тебя, – сказала она. – И буду ждать. Как только опасность пройдет, ты придешь ко мне. Хорошо?
– Хорошо, – сказал я.
– Тебе будет нелегко – ты будешь совсем один. Но помни, что мы тебя ждем.
– Я привык быть один, – сказал я.
Хенрик пожал мне руку. Ирка вдруг шмыгнула носом.
– Не влюбись в Ланселота, – сказала Маркиза, смеясь одними глазами.
– Еще чего не хватало! – отмахнулась Ирка.
Спонсор легонько щелкнул меня по затылку указательным пальцем. Он показывал этим, что разговоры кончились и пора идти.
Я пошел к его вертолету.
Неожиданно спонсор выхватил из моей руки меч и кинул его охранникам.
– Вы что!
– Сохраните его до возвращения вашего любимца, – сказал Сийнико.
Он первым влез в вертолет и отодвинул толстые колени, чтобы я мог уместиться у его ног. И мы взлетели.
