* * *
Не знаю, помнила ли она обо мне, благодаря этому, но я наверняка не смог бы перестать думать о ней. Половиной дня позже, развалившись на удобном кресле на земного "кузнечика" я и дальше слушал "это", запрятанное мне в грубую перчатку – доказательство того, что последняя ночь не была только сном. Узкая, сделанная вручную ленточка серебра с вплетенными прядями черного, словно эбеновое дерево, волос. Я улыбался воспоминаниям, которые окружали меня приятной дымкой, позволяя забыть о нескончаемом путешествии из Нового Каира. Неожиданно я покраснел, несмотря на то, что Фауд, мой проводник, был, казалось, совершенно безразличен к моим мечтам, не говоря уже о моем виде. Он производил впечатление человека добродушного и его посоветовали мне в Туристическом агентстве, но я был уверен, что он считал меня психом…
Одна из лап "кузнечика" наткнулась на что-то лежащее на дороге, и машина, для того, чтобы не опрокинуться, прыгнула, как кенгуру. Для Фауда ничего особенного не произошло, но это подключение еще больше превратило мой желудок в плачевное состояние. С отчаянием, я уставился в иллюминатор. Мы вынырнули из облака пыли и увидели груды красных камней, испещренных и почерневших от сажи.
Они напоминали руины сожженных во время войны домов. Желая найти самый легкий способ растопить ледяной покров на полюсах Марса, колонисты в своем бурном прошлом прибегли к самому дешевому и безотказному способу загрязнению окружающей среды, вызываемому промышленностью. Когда марсиане говорят: "Загрязнение окружающей среды – это самое большее достижение" это не только шутка.
И, хотя я ценю тот факт, что без подобных обстоятельств колонисты не могли бы жить, а без них и я никогда не мог бы забыть с вынесенном с Земли моральном убеждении, что нельзя уничтожать естественную среду. Я не фанатик, как веганец, но я рад, что не придется осматривать южный полюс.
Я успокаивающе похлопал Этанак: пока я мило проводил время, размышляя о Хане, он переваривал скупую информацию о Га"ез, языке, употребляемом монахами секты, которую мне удалось с трудом раздобыть в агентстве. Я позволил, чтобы результаты его анализа перешли в мой сознательный разум, чтобы в случае необходимости иметь возможность обратиться к ним. Это приятно – узнавать так быстро.
– Мы на месте, – сказал Фауд.
Я послушно посмотрел в указанном направлении, ожидая, что увижу одинаково недоступную вершину, поскольку Дабро Дамо означает "святая гора" и на Земле эти монахи имели резиденцию именно не такой вершине.
Но вместо этого я увидел бездонный каньон, разделяющий лежащую перед нами равнину.
– Будь внимателен! Это яма…
Фауд улыбнулся мне с вежливистью, которую обычно оказывают недоразвитым.
– Это как раз там. Монастырь находится внизу, – он резко остановил "кузнечика" у самого обрыва.
Когда он одел шлем с маской и вскарабкался наружу, я увидел, что кто-то нас ждет. Фигура, обмотанная лохмотьями и покрытая пылью, выглядела, словно вылепленная из грязи. Оценив разные возможности, я пришел к выводу, что это должен быть кто-то из комитета по встрече туристов.
Когда мы подошли ближе, я заметил, что чудовищная глубина каньона сверкает странным блеском. Про себя я усмехнулся: "Неужели святая ясность? " Но чтобы там ни говорили, это зрелище, несмотря на агностическую точку зрения, произвело на меня большое впечатление.
Фауд и монах обменялись приветствиями на го"ез. Я слушал, стараясь убедиться, смогу ли я на практике использовать только что выученный язык.
Я вежливо запыхтел, когда Фауд предоставил меня монаху, имя которого в вольном переводе звучало, как Отец Благосостояния. Потом мои спутники начали препираться из-за платы.
– Он говорит, что теперь путешестие вниз, в монастырь, стоит две сейей, господин.
– Две сейеи? Здесь? Довольно большая цена, не так ли? Хотя ничего странного, что этого монаха называют "Отцом Благоденствия" – Я посмотрел на Фауда.
Тот пожал плечами.
– Его трудно переубедить, господин. Такова традиция. Они сотни лет взимали плату. Еще там, на Земле. Если хотите, можете поторговаться сами.
Я с дасадой порылся в кармане своего комбинезона и вытащил несколько монет.
– На, заплати ему.
При этих словах они кивнули головами в знак одобрения.
– Ну, что ж, я вернусь через неделю, господин, – попрощался Фауд и направился к "кузнечику".
Дверь за ним закрылась, он включил двигатель, сдал немного назад, развернулся и двинулся вперед, как будто хотел как можно скорее вернуться в лоно цивилизации.
Неожиданно я понял, какое чувство его охваатило. Я повернулся в сторону сияющего каньона. "Отец Благосостояния" вручил мне нечто, напоминающее кожаную упряжь. Ноги у меня подкосились. Над самым краем каньона стоял ряд огромных колес со шкивами.
– Фауд! – заорал я, но было уже поздно. Мой крик замер в удаляющемся облаке пыли.
Не сопротивляясь, я подошел к краю, чтобы убедиться, что меня ждет через минуту. И сразу же отпрянул и закрыл глаза. Пропасть была шириной километра в четыре и добрых два километра глубиной. Единственной дорогой вниз было… я посмотрел на упряжь. Монах терпеливо приглядывался ко мне, как будто уже привык к такой нерешительности.
Я начас одевать ремни.
В тот момент, когда он опускал меня в пропасть, в моей голове стучала только одна мысль. Я был очень доволен, что заплатил ему целых две сейей, не торгуясь.
Когда я достиг монастыря, в каньоне было так темно, как будто в аду. Меня провели, освещая дорогу свечой, через что-то, что воняло, как сельский двор, накормили какой-то горячей кашей и запаковали на начлег в малюсенький домик. Должен сказата, что у меня были в ту ночь довольно странные сны.
