10.
Мы вошли в полутемный, пропахший мочой подъезд и поднялись на четвертый этаж. Джага указал взглядом на дверь четырнадцатой квартиры, обитую новеньким коричневым кожзаменителем, и привалился к стенке, чтобы Синк не мог увидеть его в смотровое очко. Я последовал его примеру, а Янта невозмутимо нажала на кнопку звонка.
Послышалось, как повар засеменил к двери, шаркая шлепанцами. Девушка стояла напротив смотрового очка с жеманной гримаской на лице.
– Вы к кому? – послышался удивленный голос толстячка.
– Мне нужно видеть господина Синка, – кокетливо произнесла Янта и добавила. – По срочному делу.
– По какому делу? – повар изрядно опешил, судя по голосу. Еще бы, не каждый вечер в дверь звонят такие красавицы.
– О господи, мы что, будем разговаривать через дверь?
После некоторого колебания Синк открыл замок и приоткрыл дверь, не снимая, однако, цепочку. Выглянув в щель, он заметил меня, перепуганно отпрянул, увидев нацеленный ему в лоб пистолет с глушителем. Мигом я навалился на дверь плечом, для верности заклинил ее ногой и выстрелил в цепочку из "Мидура". Пуля взвизгнула, срикошетила вглубь прихожей. После второго выстрела крепежные шурупы с хрустом вылетели из косяка, и мы ворвались в квартиру.
Опередив меня, двумя прыжками Джага перемахнул прихожую и устремился в гостиную.
– Руки в гору, бзец! – рявкнул он.
Завидев Джагу с пистолет-пулеметом наперевес, повар выронил снятую с телефона трубку и воздел трясущиеся ручки к потолку.
– Не надо! – сдавленно пискнул он. – Не стреляйте!
Разъяренный Джага сгреб его левой лапищей за грудки, швырнул в кресло и приставил дуло к носу.
– Ты нас продал, гад, – зарычал он. – Зачем ты побежал к Барладагу, бзец?!
Синк жалобно всхлипнул, не в силах вымолвить ни слова. На его радужных пижамных брючках проступило обильное пятно мочи. Я вышел в прихожую и запер дверь на замок, наведался в спальню, убедился, что Синк дома один, потом вернулся в гостиную. Янта уселась на диван и с непроницаемым выражением лица наблюдала за происходящим.
Легонько отстранив Джагу, я наклонился над вусмерть перепуганным толстячком и задал риторический вопрос.
– Надеюсь, вы хотите жить?
– Д-да… – пролепетал тот. Впрочем, никакого другого ответа ожидать не приходилось.
– Тогда отвечайте на мои вопросы. Если поймаю вас на лжи, считайте себя трупом. Ясно?
Синк старательно закивал, как игрушечный болванчик. Я сунул пистолет за ремень, пристально уставился в бегающие глазки повара.
– После встречи с нами вы пошли в отель и отпросились с работы. Так?
– Так…
Простейший, но крайне эффективный прием при допросе пленных неотрывно смотреть глаза в глаза, подминая чужую волю и с ходу пресекая малейшие попытки слукавить.
– Под каким предлогом?
– Сказал… плохо себя чувствую… сердце…
– И куда вы направились?
Повар покосился на Джагу с пистолет-пулеметом в руках и поспешно отвел взгляд.
– Отвечайте быстро, – велел я. – Ну?
– Позвонил… из автомата.
– По какому номеру? Я сказал, быстро!
– Семьсот тридцать три – двадцать три – ноль пять.
– Кто взял трубку?
– Ханрик. Это секретарь Барладага.
– Что вы ему сказали?
– Я сказал, у меня есть важные сведения. Он сказал, чтобы я приехал.
– Дальше. Рассказывайте сами, что было дальше.
– Только пусть он уберет эту штуку, – взмолился повар. – Она меня жутко нервирует.
Я кивнул Джаге, тот прикрыл "Брен" полой куртки и уселся на подлокотник соседнего кресла.
Малость поерзав, Синк снова взглянул на Джагу и принялся рассказывать.
Он приехал к вилле Барладага на такси. Его принял Ханрик, приказал выкладывать, в чем дело. Синк попросил о встрече с самим Барладагом. Секретарь поколебался, позвонил главарю. Тот дал добро и принял повара в своем кабинете. Узнав о нашем предложении к Синку, Барладаг удивился. Переспросил фамилию Джаги, записал в блокноте название его харчевни. Спросил, кто был второй человек, Синк ответил, что понятия не имеет. Немного поразмыслив, главарь взялся за телефон и велел Ханрику срочно соединить его с Увалюмом Фахти. Разговор был достаточно коротким, Барладаг договорился со своим главным конкурентом о встрече на завтра.
– Где и когда? – не давая ему опомниться, поднажал я.
– Ресторан "Гленц", в три часа, – послушно сообщил повар и добавил. – Это его излюбленное место.
– Что было дальше?
– Потом он заметил, что я все еще сижу перед ним. Спросил, сколько денег мне предлагали… – Синк замялся.
– Продолжайте, – подбодрил его я.
– Ну, я сказал, две тысячи. У Барладага есть правило, он всегда перебивает чужую цену, если человек сам приходит к нему.
– Вот оно что. И вы решили подзаработать? Сколько он вам заплатил?
– Барладаг сказал Ханрику, чтоб он выдал мне три тысячи наличными… – пролепетал Синк.
– А теперь слушайте меня внимательно, – заявил я. – Не вздумайте выходить из дома в течение ближайших суток. Усвоили?
– Да.
– Можете с утра позвонить по телефону на работу, предупредить, что болеете. Но больше никаких звонков.
– Хорошо… Как скажете…
– Завтра, с девяти утра до восьми вечера, будете через каждый час показываться в окне на пять минут. Учтите, это в интересах вашей безопасности. Повторите мои указания.
– Сутки сидеть дома. Никому не звонить, только на работу. Каждый час показываться в окне с девяти до восьми, – покорно перечислил Синк.
– И последнее. Если вы меня ослушаетесь, то я об этом узнаю сразу. И тогда последует вот что. Я просто позвоню Барладагу и расскажу о вашей откровенности. Как вы думаете, долго ли вы после этого проживете?
Поняв, в какой переплет он угодил, Синк побелел как кость, не в силах вымолвить ни слова.
– Считайте, что на сей раз легко отделались, – заключил я и повернулся к моим спутникам. – Пойдемте отсюда.
Джага поднялся с кресла, и повар испуганно сжался, когда тот прошел мимо него к дверям. Янта на прощание одарила толстячка уничтожающим ледяным взглядом и, вздернув голову, застучала каблучками следом за дядей.
Перед уходом я на всякий случай стер носовым платком свои отпечатки пальцев на замке.
– Надо было влепить ему парочку плюх, поганцу, – пробасил Джага, когда мы втроем вышли из подъеда.
– Такого мозгляка бить противно, – рассудил я.
– Командир, извините, я не понял, а зачем вы велели ему подходить к окну?
– Чтобы держать в напряжении. Пусть считает, что его квартира находится под наблюдением. Уловка дурацкая, прямо скажем, но ведь и он не семи пядей во лбу.
Миновав следующий дом, мы свернули за угол и подошли к машине. Какой-то юнец крутился возле нее, задумчиво разглядывая багаж на заднем сиденье. При нашем появлении он предпочел исчезнуть в темноте.
– Давайте я поведу тачку, командир, – предложил Джага, и я передал ему ключи.
Мы уселись в "Дром" и покатили по ночному городу через фабричные кварталы. На улицах было пустынно, лишь изредка на глаза попадались такси либо полицейские патрульные машины.
– Вы уверены, что толстяк не побежит опять к Барладагу? – вдруг поинтересовалась Янта. – Ведь он редкостный трус, к тому же потерявший голову от страха.
– Именно потому он будет сидеть тихо, – рассудил я, повернувшись к ней. – Хотя стопроцентной гарантии дать не могу.
– Эту стопроцентную гарантию вы держали в руках, когда ворвались в квартиру.
– Вы имеете в виду пистолет?
– Честно говоря, вы меня удивили, – сказала она бесстрастным тоном, – оставив этого человка в живых.
Я подумал, что ослышался. В полутемном салоне машины мне было трудно разобрать выражение ее лица.
– Будем надеяться, что эта ошибка ничего не решает, – добавила девушка.
– Командир играл с ним в честную игру, – наставительно произнес Джага.
– И совершенно зря.
– Вы говорите так, словно могли бы исправить эту, с позволения сказать, ошибку, – мягко поддел ее я.
– Конечно могла бы. Кроме шуток, – тихо, но веско отозвалась Янта. Фары встречного автомобиля внезапно осветили ее, и я увидел обрамленную пышными черными кудрями бледную, словно из гипса, маску. Мне стало слегка не по себе, когда я разглядел сурово поджатые губы, заострившиеся скулы, сощуренные жесткие глаза с расширенными до предела зрачками. Ничего похожего на очаровательную девушку, с которой так приятно поболтать в гостиной. Действительно, окажись у нее пистолет, она хладнокровно пристрелила бы Синка на прощание.
Все-таки я катастрофически не разбираюсь в женщинах. Ни прежде этого не умел, ни теперь. И будь у меня хоть две головы с отборнейшими мозгами, вряд ли научусь. Потому что в любой женщине под слоем воспитания и культуры дремлет какая-то нутряная, первобытная закваска, и когда эта потаенная суть вылезает наружу, тут только держись. Мы, мужчины, гораздо более одномерные и предсказуемые существа.
Между тем машина уже катила по пригороду среди коттеджей и палисадников. Вскоре Джага сбавил скорость и свернул с магистрали на грунтовку, по днищу "Дрома" время от времени пощелкивали мелкие камешки. Дорогу обступили молодые заросли хвощей, затем лесок кончился, и машина выехала на открытую местность. Впереди, на холме, темнел приземистый каменный дом с погашенными окнами.
– Ну вот мы и на месте, – удовлетворенно сказал Джага, выруливая к дому по узкой, заросшей сорняками колее.
Подъехав, мы выгрузили багаж, отперли дверь и вошли. В комнатах со старомодной запыленной меблировкой витал легкий душок запустения, но все оконные стекла были целы; как видно, городское хулиганье в такую даль не наведывалось. Я облюбовал себе мансардную комнатушку над кухней, Янта и Джага предпочли разместиться внизу, в комнатах по соседству с центральным холлом.
Распахнув окно, я боком сел на подоконник. Ночь дышала мне в лицо росистым разнотравьем, стрекотали порхающие в поднебесье ящерки, над зазубренной кромкой леса вдали сияла малая луна, воровское солнышко, как ее называют в моих родных краях. Среди такой благодати хотелось думать о вечности, Мировом Духе и величии природы, однако у меня, к сожалению, имелись гораздо менее привлекательные, зато неотложные темы для раздумий.
Реакция Барладага на сообщение Синка оказалась вполне естественной, ничего другого ожидать не приходилось. Узнав о дерзкой парочке, которая собирает о нем сведения и готова щедро платить, он прежде всего решил проверить, кто стоит за этими людьми. И сразу пригласил Фахти на личную встречу, чтобы напрямую спросить, не его ли подручные проявляют столь предосудительное любопытство. Совершенно неважно, что в любом случае Фахти будет отрицать свою причастность к этому делу. Получив заверения главаря, что владелец "Щита Отечества" никоим образом не принадлежит к конкурирующему клану, Барладаг будет вправе обойтись с Джагой сколь угодно круто, не рискуя вызвать клановую междоусобицу. А покуда он, как видно, велел навести справки и понаблюдать за подозрительной распивочной.
Вряд ли ему пришло на ум связать этот факт с угрозами никчемного шпыря Трандийяара, который, по всем данным, задал лихого стрекача в направлении Хангора. Но даже если у Барладага завелись смутные догадки на мой счет, я обладаю несомненным преимуществом. Он понятия не имеет, где меня искать. А я точно знаю, что завтра, в три часа у него назначено свидание с Фахти в ресторане "Гленц".
Нынешний денек у меня выдался, прямо скажем, нелегкий. От усталости слипались глаза. Я нашел в шкафу стопку постельного белья, застлал кровать с тюфяком из сушеных водорослей, разделся и лег.
Однако прежде, чем мне удалось уснуть, послышался легкий скрип ступенек на ведущей в мою мансарду лестнице. Не было никакой нужды хвататься за лежащий под подушкой пистолет, я сразу догадался, что означает этот ночной визит. Дверь бесшумно приотворилась, в комнату вошла Янта. Она замерла, вглядываясь в темный угол, где стояла моя кровать, и ее силуэт в белом пушистом халатике отчетливо вырисовывался при свете воровского солнышка. Сердце у меня бешено заколотилось, я приподнялся на локте. Прошла маленькая вечность, халатик соскользнул на пол, девушка наклонилась надо мной, от вспышки теплой наготы перехватило дыхание. Наши губы встретились в осторожном, дразнящем поцелуе. А потом нас объяло блаженное беспамятство.
Мы качались на океанских волнах, мы привольно и бешено купались в жадных объятиях, мы пили друг друга взахлеб, лишь разжигая жгучую жажду. Вдруг Янта коротко застонала и пробормотала что-то неразборчивое. Потом, судорожно вздохнув, повторила, и я подумал, что ослышался.
– Ударь меня…
– Как?.. – оторопев, переспросил я.
Янта выгнулась подо мной и с силой вонзила ногти в мои плечи.
– Ударь… Дай мне пощечину… – сдавленно умоляла она.
Нас окутывало горячее марево безумия и звериной свободы, дозволено было абсолютно все, однако мне не хватило духу выполнить ее просьбу. Я лишь еще крепче стиснул ее в объятиях и вскоре услышал новый самозабвенный стон.
Когда неистовство схлынуло, Янта долго лежала рядом со мной на спине, подтянув простыню к подбородку, и я, как зачарованный, любовался ее безупречным профилем.
– Ты сильный… – задумчиво проговорила она. – Ты настоящий и очень сильный.
– Ты удивительно красива, – отозвался я и провел пальцем по ее щеке.
– А я шлюха, – все тем же тоном продолжила Янта. – Грязная девка. И ничего не могу с этим поделать.
– Зачем так говорить, – возразил я обескураженно.
Она лежала рядом, потрясающе прекрасная и недосягаемо далекая, меня дурманил теплый запах ее пота, и было не понять, отчего в ее голосе сквозит угрюмый холод.
– Ты имел когда-нибудь шлюху? – спросила она. – Впрочем, можешь не отвечать. Неважно. Отвернись, пожалуйста. Я оденусь.
В густом сумраке лунной ночи, да еще после бурных любовных объятий ее просьба прозвучала на редкость несуразно. Впрочем, я послушно отвернулся к стене. Янта выскользнула из-под простыни, нашарила ногами домашние туфли, подобрала халатик. Немного помедлив, склонилась к моему уху.
– Я хочу, чтобы в следующий раз ты взял меня как проститутку, сказала она. – Как дешевую грязную девку. Обещаешь?
От этих слов, произнесенных горячечным свистящим шепотом, мне стало слегка не по себе. Вместо ответа я попытался обнять ее и поцеловать, но девушка мягко высвободилась.
– Спокойной ночи, – попрощалась она подчеркнуто ровным тоном, так, словно вместе с халатиком надела облик прежней, дневной Янты.
Когда она открыла дверь, до моего слуха донеслись раскаты молодецкого храпа Джаги. Ступеньки лестницы чуть скрипнули под ее легкими шагами, а затем взбаламученная тишина вступила в свои права и густой черной водой растеклась по старому дому.
Я лежал, добросовестно копаясь в собственной душе, а это оказалось отнюдь не самым простым делом. Все обстоятельства, куда ни кинь, далеко не способствовали ни легкой интрижке, ни лучезарной великой любви. До сих пор я полагал, что буду с почтительного расстояния любоваться Янтой на правах постояльца, поскольку такая девушка заслуживает большего, нежели отставной взводный командир, у которого не только нелады с засевшим в груди осколком, но и с недавнего времени завелись крупные проблемы уголовного свойства. Однако сама девушка рассудила иначе.
За одной неожиданностью, как водится, последовала другая. В постели из Янты выплеснулось нечто до того изломанное, больное, что меня взяла оторопь. У этой пригожей умницы в груди ворочался какой-то кошмар похлеще минометного осколка. И теперь к моим мыслям о ней примешивалось чувство, которое из меня, казалось бы, давным-давно вытравили. Самое коварное из чувств, жалость, родная мать романтических глупостей и плачевной неразберихи. Совершенно излишняя в моем положении роскошь.
От подушки пахло терпкими духами Янты, перед закрытыми глазами упорно возникало мертвое лицо бывшей жены. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, какая отвратительная бредятина мерещилась девушке, когда она стонала под моим телом и просила ударить ее по лицу. Точно так же и ей пусть останется неизвестным, что я в тот момент созерцал пуговичные глаза убитой Зайны. Правду в народе говорят, на каждом чердаке свои привидения.
Наконец я дал себе команду немедленно выбросить все из головы и провалился в сон.
Меня разбудило малое солнце, нащупавшее горячим лучиком щель между оконных занавесок и дотянувшееся до моего лица. Некоторое время я позволил себе понежиться в тишине и покое. День предстоял не из легких, потом расслабляться будет некогда.
Хватило нескольких минут размышления в усиленном мозговом режиме, чтобы еще раз проанализировать и уточнить обдуманный еще по дороге сюда план действий. Похоже, он должен был сработать без осечки.
Одевшись, я сунул за ремень не только "Мидур", но и извлеченный из чемодана пневматический пистолет с лазерным прицелом, набросил куртку и спустился на первый этаж. Янта, судя по всему, еще спала, одетый лишь в поношенные тренировочные брюки Джага колдовал на кухне, разогревая на электроплитке прихваченную из харчевни снедь.
– Доброе утро, командир, – приветствовал он меня. – Как спалось на новом месте?
– Спасибо, отлично, – искренне ответил я.
Лезвием складного ножа, который по размерам соперничал со штыком самозарядного карабина, Джага перевернул шкворчавшие на сковородке внушительные ломти рыбного рулета.
– Малышка что-то заспалась, я думаю, не стоит ее беспокоить. Сами управимся.
Разумеется, я согласился. В шкафчике возле мойки нашлась вся необходимая посуда, и мы позавтракали вдвоем прямо за кухонным столиком, без особых церемоний.
– А здесь хорошо, кругом тишь да благодать, – заметил Джага, отодвинув пустую тарелку и разливая по керамическим кружкам шуху из граненой трехдинговой бутыли.
– Будем надеяться, мы здесь не задержимся надолго, – ответил я, сделал глоток и отодвинул кружку. – Тем более, нам точно известно, где сегодня можно увидеть Кридана Барладага.
Не без сожаления Джага последовал моему примеру и оставил свою кружку недопитой.
– Когда выезжаем? – спросил он.
– Нам надо быть в городе к полудню. Так что времени достаточно. А пока обсудим детали операции.
Тут я заметил, что за раскрытой дверью кухни мелькнул белый пушистый халатик, и осекся.
– Надеюсь, я вам не слишком помешала? – спросила вошедшая Янта.
– Нет, что вы, ничуть, – заверил я.
На ее лице заиграла потрясающе лучезарная улыбка.
– Дядюшка, у меня для тебя новость. Я влюбилась.
Видя недоумение Джаги, она положила руку мне на плечо и внесла необходимое уточнение.
– В него.
И без того выпученные глаза моего бывшего капрала расширились до пределов, казалось бы, не предусмотренных природой. Впрочем, полагаю, что сам я в этот донельзя щекотливый момент выглядел не менее дурацки.
