9.
И опять он ощутил себя бесповоротно одиноким. Это чувство не покидало его, лишь изредка становилось незаметным, словно воздух, которым дышишь. Там, за порталом, начиналась бесконечность – звездный вихрь Галактики, сгустки пылающей плазмы, разделенной безднами, и крохотные голубые пылинки обитаемых планет. Непомерное, непостижимое пространство просвечивало сквозь реальность, такую обыденную и простую пухлое, плотно обнимающее кресло, сумка на коленях, урчание тягача, и вот уже панорама космопорта плавно поворачивается вокруг вагончика, бежит мимо, выдвигает из своей глубины серебристую башню пассажирской кассеты, которая стремительно разрастается ввысь и вширь, запрокидываясь от собственной высоты.
Внутри решетчатой шахты сновали кабины подъемников. На макушку кассеты уже опускался, растопырив стыковочные муфты, антигравитационный буксировщик. Прежде, чем шагнуть из подъемника в раскрытый люк, Арч оглянулся и увидел сквозь прозрачную стенку густой, загибающийся кверху точечный рой, исходивший из треугольной пасти далекого, призрачного икосаэдра. Где-то там, в крохотном ботике-двойке, улетала случайно встреченная и утраченная навсегда девушка в розовом платье. И в том, что она походила, как близняшка, на Аму, крылась нестерпимо горькая насмешка судьбы.
Оба салона кассеты наполовину пустовали, Арч сел на первое попавшееся место и уставился в овальный иллюминатор. Из транслятора донеслось традиционное приветствие экипажа, который сейчас находился далеко за пределами атмосферы, в рубке межзвездного челнока, занявшего стационарную орбиту. Опорные шахты неспешно отвалились, кассета дрогнула, снялась с цоколя и заскользила ввысь. Вскоре она прошила облака и словно бы повисла в холодном сиянии высоты. Казалось, она летит не сквозь пространство, а сквозь время – планета мало-помалу прогибалась, и над краем ее пепельно-голубой, наполненной облаками чаши постепенно выцветала небесная синь, сменяясь сумерками, затем тьмой космической ночи. На черном куполе неба проступили мириады звезд. Здесь, в центре Галактики, их было видно в несколько раз больше, чем с окраинной Тхэ. Немного погодя среди частого звездного узора появилась темная брешь. Она разрасталась, принимая странные очертания, в которых Арч наконец распознал кассетный межзвездник. Корабль походил на цветок с
пятью прямоугольными лепестками, недоставало шестого – той кассеты, что стартовала с Альции и теперь приближалась к нему. Начались швартовочные эволюции, межзвездник наискось ушел вниз и скрылся из виду. Иллюминатор повернулся в сторону слепящего солнечного диска, тут же сработала автоматика, опустившая внутри двойного прозрачного пластика дымчатый светофильтр. Арч отвернулся и откинулся на спинку кресла.
Предстояла монотонная рутина транспространственного рейса. Швартовка, разгон, нырок, торможение, затем буксировка в порт прибытия. Все вместе займет не меньше трети суток.
Вытащив из сумки распечатку устава, Арч положил ее на колени, открыл наобум и углубился в чтение.
"Ст. 116. Разведчик обязан всячески избегать действий, которые могут затрагивать безопасность других лиц, их здоровье, честь и судьбу.
Ст. 117. Разведчику возбраняются какие бы то ни было действия, продиктованные личными интересами.
Ст. 118. а) Любые масштабные акции, влияющие на естественный ход событий, должны быть предварительно согласованы руководством бригады с Комиссией по делам карантинных планет при Галактической Лиге.
б) В оперативной обстановке допустимо принятие решений лично разведчиком, под его ответственность, в рамках статей 110-117 настоящего Устава".
Все это он знал наизусть, однако внимательно перечитал. Суконное убожество языка и мысли, но ведь иначе не скажешь. Выглядит абсолютно разумно и правильно, поспорить не с чем. Так ли это на самом деле?
Его мыслями завладела формулировка "естественный ход событий". Особой конкретностью она не отличалась, каких-либо разъяснений в уставе не нашлось. Интересно, кем же определяется этот "естественый ход" – Галактической Лигой, властями карантинной планеты, Провидением? Выходило так: разведчик сам по себе, происходящее – само по себе. Хотя, с известной точки зрения, присутствие разведчика на планете вытекает из того же "естественного хода событий", берущего начало от Темных Веков и ссыльных звездолетов. Далее, в иных случаях именно невмешательство может являться противоестественным. Арч удивился, обнаружив такой грубый изъян в безупречной на первый взгляд логике устава. Над этим стоило основательно поразмыслить.
Однако его преследовал слабый аромат ларгатового сока, мешавший сосредоточиться. Он стал прикидывать, какое задание ему дадут и долго ли придется пробыть на Тхэ, несколько суток или несколько лет. Нет сомнения в том, что ему удастся разыскать Ликку, достаточно сделать запрос в ее училище. Дальше он не стал загадывать. Ему вдруг стало не по себе при мысли об отпущенной ему долгой, непомерно долгой жизни. На локтевом сгибе алела точка от очередной прививки Агеронтона. Чудодейственное снадобье бессмертия текло в жилах Арча, но не придавало его существованию ни смысла, ни цели. Куда бы его ни забросила судьба, он обречен маяться и тосковать, на Тхэ – по красотам Альции, на Альции – по своей обездоленной планете. Он не мог и предположить, что бессмертие обернется такой жестокой насмешкой.
А звездолет мчался с баснословной и в то же время совершенно неощутимой скоростью, ибо испещренный звездами космос застыл, словно приклеенная к иллюминатору светящаяся картинка. Арч сунул устав в сумку, разложил кресло до упора и отрегулировал его мягкость. Погрузиться в сон для него не составило труда.
Ему приснился цех, где работала Ама, и ни разу не виденный, но знакомый до жути по ее рассказам старый волочильный стан, имевший прозвище "палач". Будто бы он, Арч, стоит в дверях, и Ама, изумленная, ликующая, в розовом платье и с цветной тесьмой в волосах, бежит к нему вдоль стана, мимо сваленных кучей бунтов проволоки, бежит и не видит, что грейфер в полтора данна весом начинает перекашивать; натужно, с дрожью вращается барабан; она бежит; Арч не слышит собственного вопля, такой грохот стоит в цехе; грейфер срывается и летит, сбивая Аму с ног; обломок болта с визгом впивается в стенку; хлещет масло из сорванного штуцера гидравлического привода; сбоку стана, точно выброшенные взрывом, взвиваются спиральные щупальца проволок, они хлещут в воздухе, ища жертву, и разом набрасываются на распростертую в луже крови Аму…
Проснувшись, он долго не мог отойти от кошмара. Заказал киберстюарду тоник, выпил две порции кряду, отрелаксировал, проделал малый дыхательный комплекс. Помогло. В иллюминаторе висел тонкий серп – его порт назначения, Орепта. Наручные часы показывали девяносто восемь часов семьдесят три минуты, обычные штучки электроники после транспространственного нырка. Арч стер показания, запросил местное время космопорта, поставил часы по нему.
Тоник распалил аппетит. Пока межзвездник выходил на орбиту и подоспевшие буксировщики принимались растаскивать кассеты, Арч перекусил на скорую руку, заказав котлету в тесте и фруктовое желе, традиционные кушанья пассажиров дальнего рейса.
Спуск прошел быстро, без заминок. Над космопортом занимался рассвет, когда Арч, поеживаясь от холодка, вошел в зал для прибывающих и прямо у дверей наткнулся на Гура.
– Ну, привет, – с ходу облапив Арча, пробасил тот. – Что ж ты экипировался не по погоде?
– В спешке не сообразил. У нас там жарища, – он машинально выразился "у нас", как будто Альция еще имела к нему какое-то отношение.
– Топай переодеваться, я тебя здесь подожду.
В гардеробной кабинке Арч сменил летнюю одежду на плотный комбинезон, поразмыслив, заказал утепленную плащ-накидку, поскольку Орепта славилась резкими перепадами температур и ураганными ветрами. Перекинув плащ через руку, он вернулся в зал.
– Ну, гордость училища, рассказывай о своих успехах, потребовал Гур, направляясь вместе с Арчем к стоянке дисколетов.
– Что там рассказывать. Будто ты сам не учился. Обыкновенно, пожал он плечами.
– Экий скромник. Знал бы ты, какие дифирамбы тебе поет Млет. А он обычно скуповат на них.
– Брось шутить. Он один-единственный раз со мной пообщался, перед отбытием. Тогда же смотрел мой матрикул.
– Я вовсе не шучу. Он с самого начала лично следил за твоей учебой.
– За что мне такая честь?
– Вот это спроси у Млета, ладно?
Арч искоса посмотрел на своего спутника.
– Ну, а что Млет сообщает кроме похвал?
– Кроме них – ничего. Разве тебя это удивляет?
– Удивляет. Но я не в претензии.
Свободных "двоек" на стоянке не оказалось, поэтому друзья взяли четырехместный бот. Арч попросился за штурвал, и Гур охотно уступил ему водительское место.
– Куда летим?
– К старине Тормеку. Он у себя в коттедже. Курс 301.
– Мне что-то говорили насчет бригадира двенадцатой, – заметил Арч, запуская движитель.
– А это он самый как раз и есть. Когда я притащил тебя на космобазу, он был в отпуске, и вы не увиделись. Ничего, теперь познакомитесь.
Карусельная стоянка медленно вращалась. Поравнявшись с выпускным проемом, бот снялся с чаши, вылетел наружу и понесся в общем транспортном потоке, постепенно набиравшем высоту. Едва отключился провожавший лоцман космопорта, Арч свечкой устремился ввысь, нахально "утерев форштевень" двадцатиместному судну. Протестующе мигнул красным светодиодом автопилот, перехвативший на секунду управление, отчего бот резко шарахнулся в сторону.
– Ты бы все-так полегче, – проворчал Гур. – Наши годы молодые, везде успеем.
– Извини. На радостях расшалился.
Покинув общий строй, Арч лег на курс и включил автопилот. Вдалеке, на краю космодрома, виднелся колоссальный обелиск Памятника Всем Жертвам. Над далекими, дымчатыми зубцами горного хребта сияло голубоватое солнце Орепты. Гур порылся в рундучке, вынул и надел темные очки, вторую пару протянул Арчу.
– Ты сегодня что-то не в духе, – заметил он.
– Сон дурной приснился. Про Тхэ.
– Ясно, – понимающе кивнул Гур.
Ровные зеленые прямоугольники плантаций внизу сменились рыжими складками предгорья. Прямо по курсу вздымалась могучая горная цепь, ее кварциновые склоны сверкали и переливались на солнце. Арч сдвинул очки на лоб, чтобы полюбоваться этим гигантским самоцветом во всей красе, но Гур тронул его за локоть.
– Не советую, – предостерег он. – Глаза могут разболеться.
Когда бот перевалил через сияющие пики, внизу открылась узкая долина, зеленой морщиной вьющаяся посреди голого плоскогорья.
– Ну вот, скоро будем на месте, – нарушил долгое молчание Гур. А все-таки, о чем ты так хмуро думаешь?
– О сто восемнадцатой устава, – признался Арч. – Как прикажешь понимать пресловутое невмешательство в естественный ход событий? Это значит, ходить по грязи – и не запачкаться. Упасть в воду и не промокнуть. Разве нет?
– Выходит, так оно и есть.
– Не складывается что-то. Ведь когда ты вытащил меня с Тхэ, ты нарушил устав. Или я вообще ничего не понимаю.
– Я это сделал под личную ответственность, смотри ту же статью, пункт "б".
– Вот-вот. С одной стороны нельзя, а с другой стороны, можно. Нет внятной границы между тем и другим.
Гур озадаченно запустил пятерню в шевелюру.
– Задал ты мне задачку… – пробормотал он. – А впрочем, не так уж она запутана. Просто надо следовать не букве устава, а его сути. И суть предельно ясна – не вмешивайся, если есть хоть малейшая вероятность причинить вред.
– До ясности тут еще далеко, – возразил Арч. – Сначала объясни мне, как определить, где вред, а где польза. Ну, скажем, кого-то убивают на твоих глазах. Что ты будешь делать?
– Что бы ни происходило, я прежде всего не имею права раскрывать себя, выходя из роли. И отнюдь не из шкурных соображений, как ты, надеюсь, понимаешь.
– Значит, пускай убивают?
– Если я мог спасти человека, я делал это не задумываясь, сказал Гур.
– Ну, а если убивают убийцу? – не отставал Арч.
Похоже, он загнал Гура в тупик. Во всяком случае, тот не спешил с ответом.
– Послушай, – произнес наконец он. – Не будь таким буквалистом. И еще – не пытайся получить готовый рецепт на все случаи жизни. Его не существует. Есть только твоя личная ответственность и твой служебный долг. А он полностью совпадает с твоим долгом перед человечеством, если угодно. И все.
– Совпадает? Полностью и всегда?
– Для меня да, – твердо заявил Гур.
– Предположим, что перестанет совпадать…
– Не могу себе такого представить.
– Я сказал, предположим.
– Тогда надо менять профессию. Чем скорее, тем лучше.
Этими словами Гур явственно подытожил разговор, и Арч не стал настаивать на продолжении.
Ущелье, над которым летел бот, постепенно расширялось, его заросшие кустарником склоны становились более пологими, затем впереди заблистала бирюзовая гладь высокогорного озера.
– Видишь домик на берегу? – показал рукой Гур. – Правь к нему. Садиться будешь на лужайке, прямо на пузо.
Арч стал выруливать к старенькому коттеджу с просторной террасой, стоявшему на опушке густых зарослей вблизи озера. Не слишком полагаясь на собственный опыт, он перевел автопилот в режим подстраховки, однако помощь автоматики не потребовалась. Бот мягко опустился в высокую траву, слегка завалился набок.
– Ты имел в виду что-нибудь конкретное, когда допытывался насчет сто восемнадцатой? – вдруг спросил Гур, шагая с Арчем к домику.
– Нет. Чисто академический интерес. Перечитывал в пути устав, наткнулся на эту закавыку.
Перед коттеджем на лужайке стоял очаг, сложенный из нетесаных камней. Над ним курился дымок.
– Ага, – заметил Гур. – Кажется, нас угостят печеными орехами. Тормек до них большой охотник. Э-эй, встречайте гостей!
В ответ из зарослей донесся свист, и на опушку вышел человек с охапкой хвороста в руках. Высокий, атлетически сложенный, он носил потертый комбинезон защитного цвета, форменный, однако без знаков отличия. Его кожа имела медный оттенок, характерный для коренных жителей Орепты. В коротко подстриженной черной шевелюре застряли пожухлые листочки.
Свалив хворост у очага, бригадир приветственно коснулся исцарапанной ладонью подбородка.
– Тормек рад вас видеть.
– Здравствуй, старина. Это Арч Эхелала. Принимай пополнение.
– Как прошло путешествие? – обратился к Арчу бригадир.
Тот не смог разобрать, то ли это церемониальная формула, то ли действительно вопрос, и сказал наобум:
– Спасибо, сносно.
Вполне удовлетворившись ответом, Тормек присел на корточки и стал подбрасывать сухие сучья в очаг. Пламя с треском набирало силу. Потянуло резким, приторным запахом горящей ароматической смолы.
– Орехи скоро поспеют, – сообщил бригадир. – Пойдемте в дом.
В углу просторного холла, в окружении мягких кресел, притулился столик, сервированный на три персоны. Кроме нескольких соусников и мисок с пучками лохматой сочной зелени, на нем стоял кувшин с густым белесым напитком. Тормек наполнил бокалы и подал их гостям, предварительно пригубив из каждого, как требовал древний обычай.
– А теперь, – произнес он, – к делу. Для начала посмотрим одну короткую видеограмму.
Тормек поколдовал над карманным пультом, включил видеограф напротив столика. На экране появилась улица, запруженная прохожими. Съемочная камера находилась на высоте примерно в два человеческих роста, неподвижная, нацеленная на двери дома по ту сторону улицы. Арч сразу узнал Тхэ – ее унылую, примитивную архитектуру, железные лестницы и мостки, ее суетливых жителей в однообразных темных одеждах.
– Смотри внимательно, – предупредил Гур. – Сейчас кое-кто появится. Может быть, твой знакомый.
Одна из дверей отворилась, из нее вышел коротконогий, заплывший жиром мужчина в алой мантии попечителя. Стоя на крыльце, он подал знак рукой, и сквозь поспешно расступающуюся толпу к дому подкатил, неслышно взревывая гудком, мощный черный автомобиль с эмблемой Попечительского Совета на боках. Из-за спины попечителя выскочил человек в синей форменке спортсмена, услужливо распахнул дверцу.
– Это он, – сказал Арч. – Юхр…
Сразу Тормек остановил проекцию, прокрутил запись обратно, отыскал кадр, на котором Юхр был хорошо виден анфас, затем увеличил изображение.
– Вглядись хорошенько. Это действительно он?
– Да. Я его ни с кем не спутаю. К тому же шрам приметный.
– Так мы и думали, – Тормек выключил видеограф и поднялся с кресла. – Наверно, орехи уже готовы.
Он взял со стола большое блюдо, щипцы и вышел.
– Дело гораздо интереснее, чем предполагалось, – сказал Гур. – Ты знаешь, кто этот пузан в мантии?
– Понятия не имею.
– Новый попечитель Стражи Благонамеренности, Шу Тран Пятнадцатый. Забавно выходит, олигарх якшается с отпетым бандюгой. Зачем они друг другу, интересно бы узнать.
– А что известно о Юхре?
– Его настоящее имя – Лим Ру Алаягати Мо. Спортсмен, в прошлом чемпион межквадратного турнира по курбо. Один из заправил той банды, которая контролирует черный рынок и, соответственно, нуждается в подложных жизняках для прикрытия своих делишек.
– Понятно.
– Остаются крохотные неясности, – Гур приложился к стакану. Например, как они легализуют краденые жизняки и выбирают лимиты. Как получают доступ в компьютерную сеть и стряпают фальшивки, способные обмануть Подземного Папу. Их опыт нам очень интересен. Мы попытались раскопать эту шайку-лейку, обнаружили, что это весьма серьезная и крупная организация. Весьма. Даже нам нелегко подступиться к ней. И пахнет здесь, судя по масштабам, степени конспирации и участии страблагов, а также косвенным данным, нешуточной заварушкой.
– А именно?
– А именно, государственным переворотом.
Невольно Арч присвистнул.
