Наша феллука скользила вдоль величественного вида колоннады Луксора. Миштиго сидел ко мне спиной, не отрывая глаз от этих колонн, и время от времени записывал на диктофон свои впечатления.
– Позвольте рассказать вам о боадилах, – сказал я.
– Где мы высадимся на берег? – спросил у меня Миштиго.
– Примерно в миле выше по течению. Мне очень хочется рассказать вам кое-что о боадилах.
– Я знаю, что это такое. Нечто вроде помеси удава с крокодилом, не так ли? Я уже не раз упоминал, что изучил все, что есть на вашей планете.
– Читать о них – это одно…
– Но я видел их и живыми. В земном парке на Галере имеются четыре экземпляра животных.
– …а видеть их на свободе – совсем другое дело.
– Вы и Хасан располагаете полным арсеналом. У вас за поясом три гранаты, у Хасана – четыре!
– Гранатой нельзя воспользоваться, когда боадил окажется рядом с вами. Это будет скорее самоубийство, а не самозащита. Да и передвигаются они довольно быстро!
Он наконец обернулся ко мне.
– А чем вы воспользуетесь в таких случаях?
Я вытащил оружие, которое всегда стараюсь иметь под рукой, когда попадаю в тропические области Земли.
Он внимательно осмотрел его.
– Как оно называется?
– Это автомат. Он стреляет метацианидовыми пулями. У них сила удара не менее тонны. Точность стрельбы небольшая, но в этом и нет необходимости. Прототипом этого оружия является так называемый "шмайсер" – огнестрельное оружие двадцатого века.
– Он довольно громоздкий, – недоуменно заметил Миштиго. – Неужели с его помощью можно убить боадила?
– Если посчастливится, – усмехнулся я. – У меня еще есть пара штук в одной из коробок. Хотите один?
– Нет, благодарю вас. – Некоторое время он молчал, а затем произнес. – Но вы все-таки расскажете все известные сведения о боадилах? Тогда, когда я наблюдал за вами, они почти не высовывались из воды и казались весьма медлительными.
– Так вот… Голова этого зверя напоминает голову крокодила, только больше. Длина около двенадцати метров… Способны сворачиваться в огромный шар, ощетинившийся массой зубов. Они проворны как на суше, так и в воде. И наконец, у них множество маленьких ножек с каждой стороны, что обеспечивает им такую…
– Сколько ног?
– Гм-м… – Я задумался. – По правде говоря, я никогда не считал их. Одну секунду. Эй, Джордж, – обратился я к самому выдающемуся биологу Земли, в данный момент дремавшему в тени паруса. – Сколько ног у боадила?
– А-а. – Голова его повернулась в нашу сторону.
Он поднялся, слегка потянулся, затем подошел к нам.
– Боадилы, – он как бы размышлял вслух. – Они, разумеется, из класса пресмыкающихся – в этом нет никаких сомнений. Однако относятся они к отряду чешуйчатых, что со всей серьезностью утверждают мои коллеги на Галере, но тут есть о чем поговорить. Лично я считаю, что они напоминают фоторепродукции, выполненные художником незадолго до Трех Дней, мезозойских фитозавров – разумеется, с дополнительным количеством ног и способностью сжиматься в клубок. Поэтому я предпочитаю относить их к отряду крокодилов.
Он облокотился о борт и стал смотреть на мелькающие воды реки. Я понял, что больше он не собирается говорить, и еще раз спросил:
– Так все-таки сколько ног у боадилов?
– Ног? Никогда не подсчитывал. Если нам повезет, то, возможно, такой случай представится. Они здесь водятся в изобилии. У меня был один молодой боадильчик, но он в неволе недолго протянул.
– И что же с ним случилось?
– Его сожрал мой гигантский утконос.
– Гигантский?
– Гораздо больше обычного – высотой более трех метров, – пояснил я. – Да и к тому же с зубами. Представляете? Насколько нам известно, их встречали всего раза три-четыре… в Австралии. Нам один достался совершенно случайно. Вероятно, как вид, они скоро исчезнут – в отличие от боадилов. Они – яйцекладущие млекопитающие. Яйца их слишком малы, чтобы голодная планета позволила им существовать какое-то продолжительное время. Возможно, их сейчас осталось считанные единицы.
– Похоже, что так, – подтвердил Джордж. – Хотя, может быть, что и не так.
Миштиго отвернулся, качая головой.
Хасан частично распаковал своего робота-голема, и возился с его настройкой. Эллен в конце концов перестала обнажать свое тело под жгучими лучами по частям и теперь лежала на солнце, загорая нагишом.
Диана и Дос Сантос о чем-то сговаривались. Эти двое никогда не уединялись просто так – у них всегда было что-то на уме. Величественные колонны остались за кормой, и я решил направить феллуку к берегу, чтобы посмотреть, что нового среди гробниц и развалин храмов…
* * *
Следующие шесть дней были хотя и небогаты событиями, однако в чем-то незабываемыми: они были заполнены активной деятельностью и были даже прекрасными в своем роде…
Похоже было, что Миштиго вознамеpился брать интервью у каждой каменной глыбы, попадающейся нам на протяжении четырех миль пути до Карнака. В сиянии дня и при свете факелов мы пробирались среди руин, пугая летучих мышей, змей и насекомых, и вынужденно слушали монотонную речь веганца, делившегося своими впечатлениями с диктофоном.
Ночью мы располагались лагерем на песчаных пляжах, устраивали двухсотметровую зону, снабженную электросигнализацией и выставляли двух часовых. Боадилы – животные хладнокровные, и поскольку ночи здесь были довольно прохладные, особенная опасность нам не угрожала.
Ночи озарялись огромными кострами всюду, где мы располагались на ночлег, в основном из-за того, что веганцу хотелось, чтобы все было как можно более примитивным – для создания надлежащей атмосферы, как мне кажется.
Мы отогнали наши скиммеры далеко на юг в одно хорошо знакомое мне место и оставили их на попечение нескольких служащих Управления, сами же наняли феллуку.
Миштиго хотел путешествовать именно так. По вечерам Хасан либо упражнялся с асегаем, который он выменял у одного великана-убийцы, либо раздевался до пояса и часами боролся со своим не знающим усталости роботом. Он был настоящим противником. Хасан отрегулировал его так, чтобы силой он вдвое превосходил среднестатистического мужчину, а реакция была на 5О% быстрее. Память робота содержала сотни борцовских приемов, а регулятор теоретически не давал ему возможности убить или покалечить своего партнера. Робот был высотой в полтора метра и весил добрых сто двадцать килограммов. Изготовлен он был на Бакабе и стоил довольно больших денег.
Он был в какой-то мере карикатурой на человека, а мозг его, если такой имелся, размещался ниже того места, где располагается пупок у настоящего человека. Несмотря на все ухищрения конструкторов, несчастные случаи все-таки случались. Люди погибали от рук роботов, когда что-то портилось в их электронных мозгах, а зачастую вследствие собственных ошибок. Однажды я сам приобрел такую штуковину, и почти в течение целого года боксировал с ним по пятнадцать минут ежедневно. Я привык относиться к своему роботу, как к человеку. И все же в один прекрасный день он стал драться нечестно, и мне пришлось добрый час колотить его, пока я не вышиб из него остатки его поврежденного мозга. После этого я не заводил роботов, а этого продал одному торговцу верблюдами, притом за немалую цену, хотя и неисправного. Не знаю, удалось ли тому починить робота, но мне это было уже безразлично, потому что торговец был турком.
Хасану же очень нравилось возиться со своим спаpринг-партнером при свете костра, а мы, сидя на одеялах вокруг костра, наблюдали за ними.
На третий вечер рассудок оставил меня.
Я вспоминал об этом отдельными фрагментами – как серию несвязаных, освещенных молниями, моментальных снимков…
Я разговаривал с Кассандрой почти целый час и под конец передачи обещал ей на следующее утро вызвать скиммер, чтобы вечер провести с ней на острове Кос.
Я запомнил ее последние слова:
– Будь осторожен, Константин. Мне снятся дурные сны.
– Вздор, Кассандра. Спокойной ночи.
И кто знает, может быть, ее плохие сны были следствием ударной волны, двигавшейся назад во времени из точки отсчета, имевшей 9,6 баллов по шкале Рихтера.
Какой же жестокой злобой сверкали глаза Дос Сантоса, когда он аплодировал Хасану, швырнувшему своего робота на землю могучим броском. Однако земля продолжала трястись и после того, как робот поднялся на ноги и стал кружить вокруг араба, согнув руки в локтях. Земля еще долго тряслась и вибрировала.
– Какая мощь! Я еще до сих пор ощущаю, как дрожит земля! – воскликнул Дос Сантос.
– Это сейсмическое волнение, – усмехнулся Джордж, – хотя я и не специалист в этой области.
– Землетрясение! – завопила его жена, освободившись из объятий Миштиго.
Причины бежать не было, да и убегать в общем-то было некуда. Вокруг не было ничего, что могло бы упасть на нас. Земля вокруг была ровная и почти гладкая. Поэтому мы просто сидели, а нас швыряло из стороны в сторону. Несколько раз нас даже опрокидывало. Невообразимой была пляска пламени костра.
Хасан отключил голема и сел рядом со мной и Джорджем. Толчки не затихали в течение часа, затем, после небольшого перерыва, возобновились, но на этот раз с меньшей силой.
Так продолжалось всю ночь, а после того, как вторая волна землетрясения успокоилась, мы связались с Порт-о-Пренсом. Расположенные там приборы указывали на то, что эпицентр землетрясения находился на порядочном расстоянии от нас к северу. Это было очень плохим признаком, ибо означало, что землетрясение произошло где-то в Средиземноморье. Скорее всего, в Эгейском море.
Неожиданно мне стало не по себе. Я старался связаться с островом Кос. Никакого ответа.
Моя Кассандра, моя любимая! Где она сейчас?
В течение двух часов я старался выяснить это. Затем снова связался с Порт-о-Пренсом. И мне ответили. И не кто-нибудь, а сам Лорел!
– Конрад! Я не знаю, как вам это сказать… То, что произошло…
– Ну, говорите же! – нетерпеливо требовал я, чуть не крича в микрофон. – Говорите!!!
– Спутник-наблюдатель прошел над нашим районом около двадцати минут назад. Эфир был заполнен треском помех. На телевизионном изображении, которое он передает в настоящее время, уже нет кое-каких островов в Эгейском море…
– Что? – закричал я.
– Боюсь, что Кос – один из них.
– Нет!
– Я очень сожалею, – сказал Лорел, – но именно это передает спутник. Даже не знаю, что еще сказать…
– Этого достаточно, – сказал я. – Вполне. До свидания. Мы еще поговорим с вами позже.
– Подождите, Конрад!
– Нет!
Я совсем потерял голову. Вокруг меня носились перепуганные летучие мыши. Я стал отмахиваться от них и даже убил одну, когда она устремилась ко мне. Двумя руками я обхватил огромный камень и чуть было не разбил вдребезги радио, но Джордж положил мне руку на плечо. Я отпустил камень, а тыльной стороной ладони ударил его по лицу.
Не знаю, что с ним стало, так как только я нагнулся, чтобы снова поднять камень, за моей спиной послышался звук шагов.
Я опустился на одно колено и повернулся, зачерпнув в ладонь горсть песка, чтобы швырнуть его в чьи-то глаза. Все остальные были уже здесь – Миштиго, Диана, Дос Сантос, Рамзес, Эллен, трое местных служащих, Хасан – все они приближались ко мне.
Кто-то крикнул:
– Рассыпайтесь в разные стороны!
Увидев выражение моего лица, они развернулись веером. Затем все они слились в одно существо, которое я изо всех сил ненавидел какой-то животной ненавистью.
Мне хотелось колотить, бить, кромсать всех их. Они улыбались, скалили белые зубы, подступая ко мне, словно неясные черные тени. Казалось, с их губ слетали убедительные слова, казалось, что сама судьба руководит ими. Я швырнул песок в самого ближайшего из них и набросился на него.
Мой удар снизу перевернул его вверх тормашками, но сбоку на меня насели два египтянина. Я стряхнул их с себя и увидел краем глаза, что искусный в бою араб держит в руке нечто похожее на плод акала. Он размахнулся им в мою сторону. Я мгновенно пpигнулся. Тогда он сам набросился на меня, но мне удалось ударить его головой в живот, и он растянулся на земле.
Затем те двое, которых я расшвырял, снова схватили меня. Где-то в стороне громко кричала женщина, но нигде не было видно ни одной из них, по крайней мере я не видел ни одну из них.
Я вырвал правую руку и с размаху ударил кого-то. Противник полетел прочь, но его место занял другой. Прямо впереди какой-то синий человек запустил в меня камнем и попал в плечо. От боли я обезумел еще больше. Подняв чье-то сопротивляющееся тело, я со всей силы швырнул его в другого нападающего, затем нанес удар кулаком в чье-то лицо.
Я встряхнулся и осмотрелся. Все остальные тоже замерли. Это было нечестно, что они все застыли, когда мне так хотелось крушить всех и вся. Поэтому я поднял одного из них, что валялся у меня под ногами, и сильным ударом в челюсть еще раз свалил его на землю. Затем опять поднял, но тут кто-то завопил:
– Карагиозис!.. – и начал на ломаном греческом языке перечислять другие имена.
Я отпустил свою жертву и обернулся.
Там, возле костра, находились двое: один высокий и бородатый, другой – приземистый, тяжелый, с лысой головой, будто вылепленный из смеси земли и замазки.
– Мой друг говорит, что он раздавит тебя, грек! – отозвался высокий, что-то делая за спиной другого.
Я двинулся на них, но человек из замазки и грязи метнулся на меня. Он сделал мне подножку, но я быстро вскочил, схватил противника под мышки и бросил через бедро. Тот вскочил на ноги так же быстро, как и я, и снова бросился на меня, схватив меня одной рукой за шею. Я тоже схватил его за шею и еще локоть – наши объятия сомкнулись, но мои были сильнее.
Я стал переносить вес своего тела то на одну, то на другую ногу, пробуя его силы. Он был таким же быстрым, как и я, и отвечал на каждое мое движение, едва я только усиливал свое действие.
Я протянул руки, сделал шаг назад и изо всех сил дернул его на себя. Освободившись, мы стали кружить около друг друга, отыскивая слабое место в противнике. Я хотел дернуть его за ноги, поэтому держал свои руки как можно ниже, сильно наклонившись вперед, так как мой противник был невысок. На мгновение мои руки оказались слишком близко к нему и он метнулся ко мне быстрее, чем я мог себе вообpазить. Он схватил меня за туловище, сжав так, что мне показалось, будто изо всех моих пор проступила выжатая из тела влага. Острая боль пронзила мое тело. Он стал давить все сильнее, и я понял, что, если мне не удастся сейчас же освободиться, то он сломает мне хребет.
Я сжал кулаки, уперевшись ими в его живот, и стал отталкивать свое тело. Хватка его стала еще крепче. Я сделал шаг назад и изо всех сил рванул руки. Рванул вверх. Мои ладони оказались у его лица, я толкнул их под его подбородок, прямо в горло, и дернул вверх.
Он отлетел назад. Любому другому этот резкий рывок сломал бы шею. Однако он быстро вскочил на ноги, и я понял, что он не смертный боец, а одно из тех существ, которых рожают не женщины, а которых, подобно Антею, порождает чрево самой матери-Земли.
Я навалился всем своим весом ему на плечо, и он упал на колени. Я ударил его ребром ладони по горлу, сразу же отступив вправо и, упершись коленом в нижнюю часть спины, стал тянуть его за плечи к себе, стараясь сломать ему позвоночник.
Но это мне не удалось. Он все больше прижимал свою голову вниз к земле, и оторвать ее не было никакой возможности. И стоило только мне слегка зазеваться, как он сразу же вскочил и снова набросился на меня.
Я изменил тактику и решил задушить его. Руки мои были гораздо более длинными, чем его. Я впился в горло моего противника обеими руками и изо всех сил стал давить его кадык большими пальцами. Он попытался оттолкнуть меня, упершись локтями в мою грудь. Но я продолжал сдавливать его горло, ожидая, когда же его лицо потемнеет и глаза выкатятся из орбит. Локти мои стали сгибаться под напором его рук. Еще мгновение, и он тоже вцепился мне в горло.
Так мы и стояли некоторое время, пытаясь задушить друг друга. Только вот его задушить было невозможно. Мое лицо стало багровым под усилием его мышц. В висках откуда-то как будто издалека я услышал крик:
– Прекратите это, Хасан! Ему не положено делать это!..
Мне показалось, что это был голос Дианы. Во всяком случае, это имя первым пришло мне в голову. И это означало, что Дос Сантос где-то поблизости. И она произнесла "Хасан" – имя мне очень знакомое. И благодаря этому картина происходящего со мной, стала постепенно проясняться…
Я понял, что зовут меня Конрад, что я нахожусь сейчас в Египте, что лишенное всякого выражения лицо передо мной – просто лицо робота. Голова создания, которое можно отрегулировать так, чтобы он был в пять раз сильнее человека, и скорее всего так оно и было. Было на самом деле. Это было создание, реакция которого намного быстрее, и которому было разрешено использовать все свои возможности. Только считается, что робот может убить разве что по чистой случайности. Это же создание всерьез пыталось отправить меня на тот свет.
А это означало скорее всего то, что регулятор робота был неисправен.
Я освободил его шею, схватил его за правую кисть и локоть и потянул так, чтобы он оказался как можно ниже. Как только равновесие моего противника оказалось нарушенным, он отпустил меня, но я удвоил усилия и стал выкручивать ему руку, ожидая, что в конце концов сломается его локтевой сустав.
Но ничего не произошло. Ничего не хрустнуло. Рука робота просто неестественно скривилась.
Я отпустил его запястье, и он упал на одно колено, а рука его сама по себе раскрутилась и опять приняла нормальный вид.
Если бы я мог читать мысли Хасана, то я узнал бы, что робот включен на максимальный срок, максимально возможную длительность непрерывного действия – на два часа! Это было очень много.
Единственное, что я знал, так это то, кто я и что делаю. Кроме того, я знал, что моим противником является робот-борец. А это означало, что боксировать он не станет.
Я бросил мимолетный взгляд через плечо на то место, где я стоял, когда это все началось – на палатку с рацией. Теперь она была метрах в пятнадцати отсюда.
За эту секундную паузу робот-борец едва не прикончил меня, рванувшись ко мне и схватив меня одной рукой за шею сзади, а другой обхватив меня ниже подбородка. Он мог бы сломать мне шею, если бы успел швырнуть меня назад, но в это мгновение земля снова задрожала. Подземный толчок был настолько силен, что нас обоих швырнуло на землю и мы невольно отпустили друг друга.
А через несколько секунд я был уже на ногах. Земля все еще дрожала. Но робот тоже поднялся и снова двинулся на меня. Мы были как два пьяных моряка, затеявших драку на корабле, который трепал страшный шторм.
Робот сделал выпад, но я успел отойти. Через мгновение я ударил его прямой левой и, пока он пытался схватить меня за левую руку, я нанес ему сильный удар правой рукой. И снова отступил.
Он опять бросился на меня, но я удерживал его на дистанции короткими ударами. Бокс был для него тем же самым, чем четвертое измерение для меня – он был просто не в состоянии постичь его. Но робот продолжал наступать, отражая и пропуская мои удары, я же пятился назад к стоящей позади меня палатке.
Земля все еще дрожала. Где-то далеко кричала женщина. Я нанес удар правой ниже пояса, надеясь выбить ему мозги. И вот я увидел то, что хотел увидеть – здоровенный камень, которым я хотел разбить рацию. Я сделал ложный выпад левой, затем, схватив робота за плечо и бедро, поднял его высоко над головой, отклонился назад и швырнул его прямо на камень.
Робот ударился животом. Затем он вновь стал подниматься, но теперь уже медленнее, чем прежде. Поэтому я успел ударить его ногой в живот, после чего робот грузно опустился на песок. Странное жужжание послышалось из его туловища.
Земля затряслась снова. Робот сник, вытянувшись, и единственным признаком того, что он еще функционирует, было то, что пальцы его левой руки продолжали шевелиться. Они продолжали сгибаться и разгибаться, делая причудливые движения.
Я медленно повернулся и увидел, что все они стоят здесь – Миштиго, Эллен, Дос Сантос, Рамзес, Диана, Хасан, Джордж и три облепленных пластырями египтянина.
Я сделал шаг в их направлении, и они снова разбежались в стороны. Лица их были искажены ужасом. Но я покачал головой.
– Нет, теперь я уже пришел в себя, – сказал я. – Только оставьте меня в покое. Я хочу спуститься к реке, чтобы выкупаться…
Сделав несколько шагов вперед, я почувствовал, что земля вокруг меня завертелась и внезапно наступила темнота…
* * *
Все последующие ночи были одной сплошной пыткой огнем и каленым железом. Дух, который был вырван из моей души, оказался погребен глубже, чем любая из мумий, лежащих под этими песками. Говорят, что мертвецы забывают других мертвецов в царстве Аида. Но я надеялся, что Кассандра меня не забудет!
Время лечит, и по истечении нескольких дней я снова возглавил экспедицию. Правда, Лорел предложил мне передать руководство кому-нибудь другому, а самому отправиться в отпуск. Но я не мог так поступить. Что бы я стал делать, предоставленный самому себе? Сидеть и думать о каком-нибудь из древних мест? Нет! В таких случаях всегда очень важно продолжать что-то делать, чтобы хоть чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. Поэтому я остался гидом и все время свои мысли переключал на те маленькие тайны, к которым мы прикасались во время путешествия.
Я разобрал робота и осмотрел регулятор. Он был, как я и предполагал, сломан – это означало, что это сделал я на ранней стадии единоборства, либо Хасан, чтобы охладить мой разрушительный пыл. Если это сделал Хасан, то значит, он хотел, чтобы я был не просто избит, а забит до смерти. Однако в этом случае возникает вопрос: зачем? Интересно, известно ли его работодателю, что когда-то я был Карагиозисом? Если это так, то для чего ему хотелось убить основателя и Первого секретаря его собственной партии, человека, который поклялся, что он не потерпит, чтобы при его жизни Земля была распродана и превращена в место для развлечения банды синих пришельцев. Человека, который поклялся бороться за освобождение Земли до последнего. Человека, который организовал вокруг себя ядро единомышленников, систематически снижавшего до нуля стоимость собственности на Земле, принадлежащей веганцам, и даже пошел на то, чтобы уничтожить процветающее агентство таллеритов по покупке недвижимости, обосновавшееся на Мадагаскаре.
Человека, идеалам которого он был сам предан, хотя в настоящее время и старался направить свою деятельность в более мирное законное русло.
Почему ему вдруг захотелось, чтобы этот человек погиб?
Следовательно, он либо изменил делу партии, либо не знает, кем я являюсь на самом деле, и на уме у него что-то другое, если он поручил Хасану прикончить меня.
Или, может быть, Хасан подчиняется приказу кого-то еще?
Но кто же мог быть этим его таинственным хозяином? И опять же, для чего ему моя смерть?
Ответа у меня не было. И я решил, что его надо найти немедленно!
* * *
Первым меня стал угощать Джордж.
– Очень жаль, Конрад, – сказал он, стараясь не смотреть на меня.
Говорить что-нибудь человеческое всегда было для него трудно. Он расстраивается и старается побыстрей покончить с этим. Вряд ли моя с Эллен выходка прошлым летом привлекла его внимание. Все его страсти прекращаются за пределами биологической лаборатории. Я помню, как он делал вскрытие последней собаки на Земле. После того, как он в течение четырех часов чесал за ухом, вычесывал блох из хвоста и умилялся ее лаем, он повел Вольфа к себе в лабораторию. Вольф медленно плелся, волоча в зубах кухонное полотенце, с которым он очень любил забавляться. В лаборатории Джордж сделал животному укол и произвел вскрытие. Ему, как он потом говорил, было очень интересно сделать вскрытие, пока Вольф был еще здоров.
Скелет любимца Джорджа до сих пор стоит у него в лаборатории. Поэтому вряд ли у этого человека было особое желание снять с меня мерку для деревянного спального мешка подземного пpименения.
Если бы он и желал моей смерти, то это должна быть утонченная, быстрая и экзотическая смерть. Однако к подобной экзотике – с помощью робота – он не питал особого пристрастия.
В этом я был уверен.
Эллен же, хотя и способна на сильные чувства, по сути ведет себя, как неисправная кукла с автоматическим взводом. Что-то всегда заскакивает в ее механизме как раз перед тем, как ее чувства должны вырваться, а уж на следующий день ее столь же страстно влечет к чему-нибудь другому.
Ее соболезнование звучало, насколько я помню, приблизительно так:
– Конрад, вы даже не представляете себе, как я удручена! В самом деле! Хотя я даже не встречалась с вашей женой, но я так понимаю ваши чувства!
Ее голос то поднимался, то опускался, принимая всевозможные оттенки, и я знал, что она свято верит во все, о чем сейчас говорит. И за это я был ей благодарен.
– Нет вашей женщины, и у вас на сердце тяжесть. Словами не облегчить эту тяжесть. Что на роду написано, то нельзя зачеркнуть. Я скорблю вместе с вами, Конpад.
Ее слова не удивили меня. Этим человеком никогда не владела злоба или ненависть. У нее не было личных мотивов убить меня. Поэтому я был уверен, что ее соболезнование было самым искренним.
Миштиго не сказал ни слова в мое утешение. Это чуждо самой природе веганцев. Для синеоких смерть – событие радостное. В соответствии с их этическими воззрениями, она означает акт завершения – рассеивание духов мира человека на мельчайшие частицы, воспринимающие наслаждение в огромном всеобщем организме. Материально смерть – это торжественная ревизия всего того, чем обладал покойник. Это торжественный раздел его состояния, сопровождаемый пиршеством в глобальной пьянке.
– Печально, что так получилось, друг мой, – сказал Дос Сантос. – Утрата женщины – все равно, что потеря собственной крови. Печаль ваша велика и безутешна. Она подобна тающему огню, который никак не может потухнуть. Все это прискорбно и ужасно. Смерть – жестокая и темная штука, – заключил он и его глаза стали влажными. – Кем бы вы ни были – веганцем, евреем, мавром – для испанца Сантоса жертва есть жертва, нечто воспринимаемое на недоступном для меня туманном мистическом уровне.
Затем ко мне подошла Диана и сказала:
– Ужасно… Очень жаль. Что тут говорить еще.
Я кивнул:
– Спасибо.
– Есть кое что, о чем я должна вас спросить. Но не сейчас, позднее.
– Как хотите, – сказал я, когда все ушли, и стал снова глядеть на реку и размышлять об этих последних днях.
Она, казалось, была опечалена не меньше других, но у меня было ощущение, что эта пара – Дос Сантос и Диана – в чем-то причастны к тому, что связано с роботом. Хотя я сам уверен, что именно Диана кричала Хасану, когда робот душил меня, чтобы он его оставил. Значит, остальные молчали. Но я почти уверен, что прежде, чем что-либо предпринять, Дос всегда советуется с ней.
В результате не осталось никого, кого я мог бы подозревать. И не было каких-либо очевидных мотивов. Все это могло быть чистой случайностью. Однако…
Однако, чувство того, что кто-то хотел меня убить, не покидало меня. Я знал, что Хасан вовсе не прочь заняться двумя поручениями сразу от различных заказчиков, если только интересы их не пересекаются. И от этого я почувствовал себя счастливым.
Это давало мне какую-то цель, с этим уже можно было что-то делать. На самом деле, ничто так не вызывает желание жить, как уверенность в том, что кто-то хочет тебя убить. Я должен был определить, кто это! Выяснить причину. И остановить убийцу!..
