* * *
За завтраком он переговорил с доктором Муном. Беседа так затянулась, что только индукционные чашки сохраняли кофе горячим, но Беркхальтеру нужно было обсудить не один вопрос. И он уже давно знал Муна. Толстяк был одним из немногих, у кого, он думал, даже подсознательно не вызывал отвращения тот факт, что Беркхальтер был Болди.
– Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу допустить этого.
– Ты не можешь допустить обратного. Ты не можешь отклонить вызов, Эд. Нужно ответить на вызов.
– Но этот парень, Рейли – я его даже не знаю.
– Я слышал о нем, – сказал Мун. – У него дурной характер. Он много дрался на дуэлях.
Беркхальтер хлопнул ладонью по столу.
– Это нелепо. Я не стану этого делать!
– Ладно, – деловито сказал Мун. – Твоя жена с ним драться не может. И если Этель читала мысли миссис Рейли и разболтала об этом, то Рейли имеет полное право…
– Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных поступков? – тихо спросил Беркхальтер. – Этель не имеет привычки читать мысли, так же как и я. Это бы плохо кончилось – для нас. И для любого другого Болди.
– Не для безволосых. Для тех, кто носит парики. Они…
– Они дураки, и из-за них все Болди пользуются дурной славой. Во-первых, Этель не читает мысли, и не читала их у миссис Рейли. Во-вторых, она не болтает.
– Миссис Рейли – истеричка, в этом сомнений нет, – сказал Мун. – Об этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было дело, миссис Рейли вспомнила, что потом встретила Этель. Во всяком случае, она из тех, кто ищет козла отпущения. Я скорее готов предположить, что она сама проболталась, и теперь боится, чтобы муж ее не заподозрил.
– Я не собираюсь принимать вызов Рейли, – упрямо сказал Беркхальтер.
– Тебе придется это сделать.
– Слушай, Док, может быть…
– Что?
– Ничего. Есть идея. Она может сработать. Забудь об этом; мне кажется, я нашел нужное решение. Во всяком случае, оно единственное. Я не могу допустить дуэли, это уж точно.
– Ты не трус.
– Есть одна вещь, которой боятся все Болди, – сказал Беркхальтер, – и это – общественное мнение. Я просто знаю, что убью Рейли. Вот по этой причине я никогда в жизни не дрался на дуэли.
Мун отпил кофе.
– Хм-м. Я думаю…
– Не стоит. Есть еще кое-что. Я не удивлюсь, если мне придется отослать Эла в специальную школу.
– С мальчиком что-то не так?
– Он превращается в великолепного правонарушителя. Его учитель вызывал меня сегодня утром. Запись было интересно послушать. Он говорит странно и странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по отношению к своим друзьям, если только они у него еще остались.
– Все дети жестоки.
– Дети не знают, что значит жестокость. Именно поэтому они жестоки; им неведомо сочувствие. Но Эл превращается… Беркхальтер безнадежно махнул рукой. – Он превращается в юного тирана. Учителю кажется, что его ничто не беспокоит.
– Но все же это нельзя еще считать ненормальным.
– Я не сказал тебе самого худшего. Он становится очень эгоистичным. Слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы он превратился в одного из тех Болди без париков, о которых ты упоминал. – Беркхальтер не сказал о другой возможности паранойе, безумии.
– Должно быть, он где-то набрался этих вещей. Дома? Едва ли, Эд. Где он еще бывает?
– Там же, где все. У него нормальное окружение.
– Я думаю, – сказал Мун, – что у Болди необычные возможности в деле обучения молодежи. Мысленная связь… а?
– Да. Но… я не знаю. Беда в том, – едва слышно продолжал Беркхальтер, – что я молюсь Богу, чтобы я не был не таким, как все. Мы не просили, чтобы нас сделали телепатами. Может быть, со стороны это кажется странным, но я просто личность – и у меня свой собственный микрокосмос. Люди, имеющие дело с социологией, склонны забывать об этом. Они умеют отвечать на общие вопросы, но ведь каждый конкретный человек – или Болди – пока он живет, должен вести свою собственную войну сам. И это даже не совсем война. Это хуже; это необходимость наблюдать за собой каждую секунду, постоянно приспосабливаться к миру, который не хочет твоего присутствия.
Мун, по-видимому, чувствовал себя неловко.
– Тебе немного жаль себя, Эд?
Беркхальтер покачал головой.
– Да, Док. Но я с этим справлюсь.
– Мы оба справимся, – сказал Мун, но Беркхальтер не ожидал от него особой помощи. Мун с радостью оказал бы ее, но обычному человеку слишком трудно понять, что Болди – такой же человек. Существовало различие, которое люди искали и находили.
Во всяком случае, ему нужно было уладить все раньше, чем он увидится с Этель. Он мог легко скрыть то, что знал, но Этель почувствует мысленный барьер и удивится. Их брак был почти совершенным благодаря дополнительному взаимопониманию, и именно оно компенсировало неизбежную и часто ощущаемую отчужденность от остального мира.
– Как продвигается "Психоистория"? – помолчав, спросил Мун.
– Лучше, чем я ожидал. Я нашел к Куэйлу новый подход. Если я говорю о себе, это, похоже, вызывает его на разговор. Это придает ему достаточную уверенность, чтобы раскрыть мне свое сознание. Как бы то ни было, мы можем подготовить для Олдфилда те первые главы.
– Хорошо. Все равно подгонять нас он не может. Если нас заставить так быстро выпускать книги, то мы можем вернуться ко временам семантической неразберихи. А на это мы не пойдем!
– Ладно, – сказал Беркхальтер, поднимаясь. – Я его успокою. Увидимся.
– Насчет Рейли…
– Не будем об этом, – Беркхальтер вышел, направившись по адресу, который высветил ему экран видеофона. Он потрогал висевший на поясе кинжал. Дуэль не пойдет на пользу Болди, но…
