***
Герцогиня подняла ручонки, призывая толпу поддержать ее, но толпа поддержала ее далеко не так дружно, как ей того хотелось. Многие страшно обрадовались тому, что станут свидетелями исторического зрелища, другие не выносили всем надоевшего хулигана Кларенса, третьи вообще были довольны, когда господа и дамы дрались между собой. Четвертые вдруг вознадеялись, что король и на самом деле сможет противостоять этой страшной и тупой силе кланов – их же оружием!
Ариадна кинулась к Бронзовой Маске за советом. Она ничего не понимала. Спектакль разворачивался по непонятному сценарию. И это было тревожно. Но поддержки от Бронзовой Маски, за которой внимательно наблюдала Кора, полагая в нем главного противника, не последовало.
– Ну как, Кларенс! Ты готов к бою? Спесь взяла верх. Кларенс уже пришел в себя. – Пускай принесут из "мерседеса" мою дубинку, – сказал он.
– Она у тебя с собой? – ласково спросил Густав. – Я всегда готов проломить прыщик, который боги выдали тебе вместо головы. – И Кларенс засмеялся. Кларисса вторила ему.
Старики, старейшины кланов, неодобрительно качали головами. Все происходило неправильно: ведь битвы на дубинках должны проводиться лишь в кругу своих… Но поведение Кларенса также было недопустимо. И старикам лишь оставалось повторять: – Ну и времена пошли…
Несколько полицейских уже тащили нечто завернутое в синий бархат.
Это была дубина Кларенса. Он развернул бархат. Дубина была толстой, шишковатой, с рукоятью, оклеенной для удобства акульей кожей.
– Где твое оружие, претендент? – спросил Кларенс Дормир, вложив в слово "претендент" все свое презрение к сопернику.
И тогда впервые заговорил Бронзовая Маска: – У нас заготовлена дубина для наследника. Он дал сигнал, и несколько молодых людей в масках вытащили на платформу не очень толстый кривой сук. В толпе поднялись возмущенные крики.
– Другой у нас нет, – ответил, разведя руками, Бронзовая Маска. – Может, Густав привез с собой свое оружие?
И тут он осекся, потому что увидел, как Густав раскрывает черный футляр для контрафагота и там, на красном бархате, лежит довольно тонкая палица… И Кора поняла, откуда она у Густава. Он же отнял ее у разбойника! В первом своем подвиге. И больше того, поняла Кора, Густав с самого начала избрал судьбу Тесея не только потому, что ему понравился этот герой, но и потому, что тот был славным мастером драк на палицах. Оставалось тайной, как Тесей пронес палицу в наше время.
– Проверить оружие, проверить оружие! – закричала было Ариадна и осеклась, потому что ей подошло время отступить далеко на задний план.
– А ну, давай, братец! – закричал Густав, превращаясь вновь в молодого Тесея. – Убью! – зарычал Кларенс. Князья, принцы и министры в мгновение ока посыпались с платформы.
И на возвышении, открытом со всех сторон для телевизионных станций и кинокамер Галактики, два претендента на трон сошлись в смертельном бою. Вообще-то по правилам положено было надевать стальные шлемы… но в классическом бою, в бою за трон – касок не надевали.
Кларенс пошел вперед, словно Минотавр. Он так размахивал дубиной, что Кора поняла: на самом-то деле искусство битвы на дубинах давно уж вымерло на этой планете и Кларенс в своем воображении питался лишь историческими фильмами, где князья и вожди только этим и занимались.
А Тесей… Тесей учился этому в детстве при дворе Питфея, он победил мастера своего дела – разбойника Перифета. И потом Кора не раз видела палицу в руках Тесея, полагая, что тот лишь подражает своему дяде и кумиру – Гераклу. Но лишь теперь она поняла, что тихий интеллигентный физик, глубоко сидевший в печенках царевича, все эти годы готовился к бою.
И потому бой был довольно короток и вовсе не так красив, как многие того ожидали. Раза два или три палицы тяжко ударились и застонали… Затем Тесей, дождавшись, пока Кларенс сделает выпад, отступил в сторону так, чтобы противник пронесся мимо. И когда тот летел в прыжке, он как следует врезал ему палицей по лопаткам. Кларенс ускорил полет и вылетел за пределы платформы. Тесей принял форму отдыхающего Геракла и стал ждать, пока полицейские и помощники помогут Кларенсу возвратиться на платформу, чего тот вовсе не желал.
Наконец Кларенс встал на платформе и заявил для всех телекамер: – Так нечестно!
Коре было видно, как поперек его спины вздулся красный след.
Зрелище было удивительным, и Кора поняла, что оно ей напоминает бой Давида и Голиафа. Причем Давидом был стройный, но худой и даже чуть сутулый физик, прилетевший с Земли, Голиафом – накачанный в клубе культуристов для прогулок по пляжу кретин и развратник. Местный Голиаф поднял дубину и вновь пошел на
Густава.
Тот подождал, пока противник приблизится, и несильно ударил его по пальцам – дубина у того выпала. Густав так же легонько ударил палицей Кларенса по щеке, и на глазах у всех щека начала раздуваться. Кларенс поднял руки и завопил: – Ну хватит, прекратите безобразие! Развели здесь средневековье! Я буду жаловаться! Он закрыл лицо руками. А толпа хохотала. Один из старейшин поднялся на платформу и сказал в микрофон:
– По старинному обычаю я, как старейший из вождей, прошу победителя пощадить жизнь соперника ради его престарелых родителей. Но если ты, победитель, не примешь моих слов во внимание, никто тебя не осудит.
Густаву невозможно было принимать или не принимать слов во внимание, потому что Кларенс уже достиг своего "мерседеса" и, давя зрителей, дал газ, чтобы уехать как можно дальше.
Теперь осталось только убить меня – и программа выполнена, сказала себе Кора. Густав отыскал ее глазами – она стояла у самой платформы, готовая в любой момент вскочить наверх, чтобы помочь своему Тесею. Густав подмигнул ей и тщательно уложил палицу в футляр.
Кора посмотрела на "Честь-2". Люк был открыт. Там стоял комиссар Милодар. Кора пожалела, что он стоит слишком далеко и не разглядишь выражение его лица. А приятно бы посмотреть. Разумеется, чувство собственного превосходства над всеми остальными жалкими представителями человечества, за исключением его прямого начальства, не оставило и никогда не оставит Милодара. Но все же он получил ощутимый щелчок по носу – этот студент-физик смог провести операцию без помощи и даже в определенном смысле вопреки указаниям Милодара. Теперь комиссару предстояло выработать версию, по которой все лавры должны будут достаться именно ему.
Впрочем, Кора понимала, что операция далеко не завершена и если ты, находясь в осином рое, прихлопнул одну из ос, это вовсе не означает, что все остальные тут же попрячутся в гнездо.
Честно говоря, Кора не представляла, каким будет следующий шаг Густава. Хотя надеялась, что правильным.
А веселье на площадке не утихало – даже те, кто пришел посмеяться над свихнувшимся на Земле наследником, теперь готовы были носить его на руках. Люди непредвзятые не скрывали своих светлых ожиданий, связанных с появлением на престоле настоящего образованного демократа с дубиной.
Тем временем под бурные крики народа старейшина объявил, что отныне никаких препятствий к коронации принца Густава нет и быть не может. И состоится она, как только астрологи определят наиболее подходящие день и час. Затем старейшина обратился к принцу Густаву с вопросом, не пожелает ли он сказать несколько слов своему славному народу на прощание.
– Хорошо, – ответил Густав. – Тогда я скажу сегодня то, что хотел отложить на завтра.
Эта фраза прозвучала так странно, что толпа на площади буквально опешила.
И тут не выдержали нервы у герцогини Рагозы. С тихим повизгиванием, разносившимся далеко по площади, она начала проталкиваться сквозь толпу подальше от платформы. И Кора поняла, что герцогиня решила не дожидаться мести, которую обрушит на ее хрупкие плечи победитель.
– Тетя! – закричал тогда Густав в микрофон. – Не убегайте. Я вас простил. Вы – детище своей эпохи и всего социального воспитания. Доживайте свои дни в своих дальних имениях, только не появляйтесь мне на глаза и поменьше интригуйте.
Хотя в толпе было мало тех, кто разбирался в политике, и тем более знавших о роли герцогини в последних событиях, даму Рагозу проводили с поля свистом и криками, потому что народ уже понял, что ему повезло с новым правителем, и, следовательно, старые правители, неугодные новому, народу больше не нравятся. Но главный сюрприз был впереди. – Кора, – попросил он, а так как его голос разносился микрофонами, то люди стали вставать на цыпочки, чтобы увидеть, к кому обращается принц. – Кора, передай мне, пожалуйста, воспоминания первой жены физика Эйнштейна.
– Первой жены… – прокатилось по площади. – Воспоминания…
– Эйнштейна… Вы знаете Эйнштейна? Я не знаю никакого Эйнштейна!
Кора передала книгу. Густав открыл ее, проверил, на месте ли закладка.
– А теперь, – произнес Густав столь руководящим голосом, что ослушаться его было невозможно, – я попрошу подняться ко мне вот этого господина в бронзовой маске.
Головы всех на площади стали поворачиваться к господину в непривычного вида греческом шлеме и бронзовой маске, скрывавшей лицо. Тот с опозданием почувствовал внимание толпы и осознал опасность в приглашении принца. Очевидно, подумала Кора, он просто забыл, что выделяется таким странным образом.
– Идите сюда, – позвал Густав. – К вам же обращается ваш принц.
Бронзовая Маска постарался двинуться в обратном направлении – подальше от платформы. Почувствовав это, зрители на площади сомкнулись и принялись подталкивать Бронзовую Маску к платформе, причем потерявшие уверенность в своем всесилии бюрократы и аристократы, так же как простой народ, дергали Бронзовую Маску, толкали и тянули, так что через две минуты Бронзовая Маска очутился на платформе.
– Мои дорогие сограждане! – воскликнул тогда Густав озорным голосом Тесея, сражающегося на мечах со своими сверстниками. – Я хочу показать вам человека, который в последние дни предпринял несколько попыток меня убить. – О-о-о-о! – прокатилось по площади. – В свое время при необходимости я могу обратиться в суд и привлечь туда таких свидетелей, как принц Кларенс из рода Дормиров, дама Кларисса и даже моя родная тетка Амалия Рагоза.
Бронзовая Маска попытался спрыгнуть с платформы, но Густав решительно схватил его за плечо.
– Но я не намерен наказывать этого человека, – сказал он. – Этот человек сам придумал себе наказание, равного которого по изысканности и жестокости еще не знало человечество.
Вновь заинтригованная толпа замерла, с неба роем спустились жучки телевизионных камер и замерли над головой принца. Бронзовая Маска нервно оглядывался, и Коре было видно, как воспаленно блестят его глаза.
– Если хочешь, Оливер Джадсон, – сказал Густав, – то ты можешь снять шлем. Без него легче дышится.
Ой! – мысленно воскликнула Кора. Как же она могла не узнать главного убийцу! Он оставался для нее настолько вне подозрений, что даже разговаривая с ним, видя его глаза и руки, она, опытный профессионал, не заметила очевидного сходства. Конечно же, это Оливер Джадсон, он же – Будда бесконечной жизни по имени Амитаюс, он же – оракул Провала, самый знаменитый человек в государстве Рагоза.
Но мало кто в толпе догадался, кто такой Оливер Джадсон, ведь знали всесильного оракула, фактического властителя судеб всей страны. Знали будду Амитаюса, но не Джадсона… – Помочь тебе? – спросил Густав. – Нет, – ответил оракул. – Мне удобнее в шлеме. – Наивно. Весь народ нашего государства хочет увидеть тебя воочию, а ты прячешься в медном ночном горшке.
– Не смей так говорить, мальчишка! – воскликнул оракул, сам сорвал шлем и бросил его на платформу. Шлем покатился по ней и, покачавшись на краю, замер. И тут народ узнал оракула Провала. И гул ужаса прокатился по площади. Так велика была власть предсказателя, так упорна была вера в его всемогущество…
– Почему, Оливер, – спросил Густав, глядя, как ветер колышет редкие волосы оракула. – Почему ты хотел моей смерти?
– Потому что, – ответил оракул, приглаживая волосы и обретая уверенность в себе, потерянную несколько минут назад. – Потому что все мои предсказания, без исключения, обязательно сбываются. И если я предсказал смерть человеку, он должен умереть!
Предсказатель говорил хорошо поставленным голосом, приблизив губы к микрофону, отчего его голос, казалось, заполнял все пространство над площадью и проникал в сердца тысяч людей.
– Я предсказал твою смерть, – произнес оракул. – Значит, ты, считай, мертв. – Значит, ошибся, мой старый друг. – Я не друг тебе, принц. Я выше тебя. Я знаком и близок с астральными силами, с черной и белой магией. Великие экстрасенсы России прилетают ко мне после своей смерти посоветоваться о вечности. Как смеешь ты, ничтожество, поднять на меня руку!
Оракул разошелся вовсю, и Кора видела, как толпа постепенно отступала от платформы, люди не смели стоять так близко к своему божеству.
– Ты кончил? – хладнокровно спросил принц Густав.
Оракул ничего не сказал. Он ожидал ответного крика или капитуляции противника, но не такого делового вопроса.
– Если кончил, то завяжи шнурок. У тебя шнурок на правом башмаке развязался.
И это тоже было сказано так, что оракул посмотрел на свой ботинок, потом присел на корточки и стал завязывать шнурок.
Эта минута и дала возможность Густаву вновь овладеть вниманием толпы. А людям – опомниться от грома джадсоновской речи.
– Мы с Оливером Джадсоном, – буднично продолжал Густав, – вместе оканчивали спецшколу. Только я закончил десятилетку за восемь лет, а наш уважаемый оракул умудрился просидеть в каждом классе по три года. И его выпустили из школы на волю, когда у него уже была третья жена и восемь детей. Что ему оставалось делать? Он пошел в экстрасенсы.
Толпа грохнула хохотом. И понятно – люди в хохоте расправлялись с собственным страхом и собственным пресмыкательством перед Буддой вечной жизни Амитаюсом.
Оракул поднялся, с трудом удержал равновесие и попытался оттолкнуть принца от микрофона. Но принц уже привык к дуэлям, он так рубанул ребром ладони по тянущейся к микрофону руке оракула, что тот завопил на всю площадь: – Ты с ума сошел! Ведь больно же… Это были самоубийственные слова. И если даже Оливер Джадсон, поняла Кора, сможет сохранить за собой рабочее место над Провалом, ему потребуется несколько лет, чтобы вернуть хотя бы часть власти над умами рагозийцев.
– Мы так устроены, – продолжал Густав, не глядя на оракула, – что помним только сбывшиеся предсказания. Нас можно дурачить сколько угодно и назначать конец света раз в три месяца, а затем отодвигать его по климатическим условиям. Из тысячи предсказаний Оливера Джадсона сбывалось одно, но о нем сразу же начинали трубить газеты и купленные экстрасенсом телевизионные дикторы. Отсюда один шаг до преступлений… Густав сделал паузу.
А оракул предпринял еще одну попытку незаметно сползти с платформы, но тут уж в дело вмешалась Кора и легко выбросила его обратно на помост.
– И ты здесь, – сказал оракул растерянно, будто только что узнал Кору. Он остался сидеть у ног Густава. Он подобрал свой бронзовый шлем, но надевать не стал, а обнял и прижал к животу.
– Сейчас идет следствие в Галактическом центре, – сказал Густав, – о причастности оракула к смерти моего отца.
– Я никого не убивал! – сказал оракул, глядя вверх. – Но ты знал от заговорщиков день и час смерти моего отца. И ты опубликовал это предсказание, чтобы добиться славы оракула! С помощью сети шпионов и при помощи своей любовницы… – Густав посмотрел на Клариссу. Та стояла, в ужасе зажав рот ладонью, – …имя которой не играет роли, он проникал в дома, спальни людей, он узнавал грязные секреты, он шантажировал и вымогал деньги – дым, выходящий из Провала, стал самым грязным дымом нашего отечества.
Как все любопытно и несправедливо устроено на свете, подумала Кора, Не будь Кларисса – Медея так сказочно хороша, пожалел бы ее Густав? Скрыл бы ее имя?.. И тут же она остановила себя: не ревнуй.
– Вранье, вранье, вранье! – Оракул отпихивался рукой, но не поднимался с помоста.
– Вы только вспомните, какую власть над нашим государством получил этот жулик! Как ловко он и его друзья пользовались нашей доверчивостью и дикостью нашей клановой системы! Три года назад он предсказал войну с нашими соседями варилами. Может, вы помните, что произошло? В день, предсказанный оракулом, наша армия напала на наших соседей. И не потому, что это было так удобно только одному оракулу. Вы спросите у генералов, не договорились ли они заранее с Оливером Джадсоном.
Гул возмущения охватил площадь. Некоторые вельможи, пригибаясь, бежали с площади к своим машинам.
– А вы забыли, как голодала вся страна, когда оракул объявил, что нельзя сеять хлеб, потому что планеты противятся этому. Сколько они все заработали на ввозе хлеба? И власть этого третьегодника стала столь громадной, что. если он предскажет кому-то из вас, что его мать должна умереть ночью, то ее может убить собственный сын. – Это клевета!
– Тогда скажи, скажи, зачем ты отправился в Древнюю Грецию? Почему ты хотел убить меня?
– Потому что все мои предсказания сбываются. А если и не сбываются, значит, я так захотел.
– Когда ваш любимый оракул говорит, что руководил моим убийством только для того, чтобы сбылось его предсказание о моей смерти, это правда, – сказал Густав. – Я не должен был возвратиться сюда живым. И когда не удались покушения на меня других убийц, он занялся этим сам. И если бы я погиб, то он бы вновь торжествовал. И вы бы еще покорнее подчинялись его приказам и капризам. Но можно я задам тебе вопрос, Оливер? Почему тебе нужно было предсказать мою смерть? Только потому, что тебя попросила об этом моя тетя?
– Я не просила! Он сам придумал! И мне сказал! – завопила из толпы герцогиня.
– Все куда серьезнее. Оливер однажды совершил роковую ошибку. Ошибку, в которой он раскаивается всю жизнь. Ты помнишь? Оракул не ответил.
– Именно эта ошибка чуть не стоила мне жизни. Дело было пять лет назад…
– Замолчи! – закричал оракул, стараясь встать, и Кора с удивлением увидела, что ноги не держат предсказателя – так он был испуган.
– Пять лет назад на вечере встречи учеников нашего класса оракул сильно напился. Очень сильно. И у меня с ним вышел спор. Я спросил его, может ли оракул предсказать собственную смерть. И он ответил, что такое предсказание – дело чести каждого достойного оракула. Например, Нострадамус предсказал свою смерть. "А ты?" – спросил я. "А я как оракул сильнее всех!" – "Тогда скажи, когда умрешь?" – спросил я его.
– Молчи! – умолял оракул, но Густав отмел его сильным движением руки.
– У меня был перстень с изумрудом, родовой перстень. Джадсон, как плебей, всегда обожал знаки принадлежности к благородным. Он был пьян, но жаден, как всегда. И он сказал: "Отдашь перстень, скажу!" Я снял перстень и попросил написать дату собственной смерти и подписаться. Много раз после этого он просил меня вернуть записку. Но я понимал, что записка – грозное оружие, и не отдал ее. И убить меня он решил из-за предсказания не столько о моей смерти, сколько собственной смерти.
– Где? Где это предсказание? – летели со всех сторон вопросы.
– Так как меня многократно обыскивали, и дом мой обыскивали, и дачу, и даже охотничий домик, и комнату в московском общежитии, то мне пришлось хранить предсказание оракула в таком месте, где его никто не мог найти. – -Тут Густав поднял книжку. – Вот воспоминание первой жены физика Эйнштейна. Это моя настольная книга, я ее всегда таскаю с собой. А в книге есть закладка. Ну кто будет обращать внимание на закладку в моей книге, если ее так просто вынуть? И Густав открыл книжку и вынул закладку. Кора знала, что произойдет, и первой прыгнула на помост, чтобы свалить отчаянно бросившегося на Густава оракула.
– Я бы справился, – сказал Густав. Оракул бился в руках Коры, потом вдруг обмяк и затих.
– Уважаемый глава клана Дормиров, – обратился Густав к старейшине. – Не будете ли вы любезны прочесть предсказание оракула Оливера Джадсона, именующего себя предсказателем? Старейшина принял листок из руки Густава. И прочел:
"Я, великий непогрешимый оракул, вечный Будда вечной жизни Амипшюс, предсказываю, что я умру 2 августа… 234 года Галактической эры".
Наступила абсолютная тишина, потому что множество людей на площади шевелили губами, стараясь сообразить, когда же это второе августа наступит. И потом кто-то крикнул: – Но это же сегодня! – Это сегодня!
– Сегодня! Сегодня!.. – ревела толпа. – Поэтому я и торопился попасть сюда именно второго августа, – сказал Густав.
И тут началось самое страшное. Кора ничего не успела сделать. И Густав тоже был бессилен – никто не ожидал, что толпа с такой яростью кинется на всесильного, а потому столь ненавистного оракула. Сотни рук тянулись к предсказателю….
Кора пришла в себя на пустой платформе. Над ней склонился Густав. – Ты жива?
Лавируя среди редких оглушенных и ошарашенных зрителей, к платформе подкатил побитый, обшарпанный, но еще крепкий микробус Космофлота. Мишель помог Густаву внести Кору внутрь. Она уже пришла в себя настолько, что уселась в кресло.
– Что было дальше? – спросила Кора. – На меня кто-то наступил, и я отключилась. – Они его понесли… – сказала Вероника. – Куда?!
– Мы можем поехать за толпой, – предложил Мишель.
– Не надо, – сказал Густав. – Я все знаю. Я предвидел заранее.
– Что, ваше высочество? – удивился Мишель. – Я уверен, что славные граждане моего королевства, собравшись в толпу, исполнят последнее предсказание оракула Оливера Джадсона. – Ты их не остановил? – вдруг вскрикнула Кора. – Как я мог это сделать, если сам едва успел отскочить в сторону? И честно говоря, в тот момент меня куда больше беспокоила твоя судьба, чем финал этого подлеца. – Ты жесток.
– Я не могу позволить себе прощать тех, кто меня убивает. – И остальных… троих?
– Для остальных есть смягчающие обстоятельства, – усмехнулся Тесей.
Кора уже научилась различать улыбки этих двух царей. Но разговор на этом оборвался, потому что микробус вынужден был остановиться, – на площадку ворвалась гвардейская бригада на бронированных мотоциклах, призванная найти и спасти наследника престола.
Густав высунулся из микробуса и крикнул командиру, чтобы бригада следовала за ним к резиденции.
Так они и ехали по загородному шоссе. Впереди – потрепанный микробус Космофлота, перед ним и за ним гвардейская бригада – на мотоциклах, похожая на преувеличенный почетный эскорт. Только через несколько километров Кора сообразила. – Мишель, поворачивай обратно. – Почему?
– Я хочу вернуться на "Честь-2". – Почему? Она же не улетает сегодня, – удивился Мишель.
– Жаль, – ответила Кора. – Но мне приятнее будет ночевать на борту "Чести".
– Невозможно, – сказал Мишель. – Экипаж уже в городской гостинице, мы их отправили на машине агентуры ИнтерГпола. Корабль заперт на ключ.
Густав хранил молчание, уставившись в окно. Он угадывал знакомые с детства пейзажи и как бы заново знакомился с аллеями и кущами пальм, разбегающихся от шоссе.
– В какой они гостинице? – спросила Кора. – В "Сириусе". – Я тоже переночую там. С ними. – Но вам забронирован номер в "Люксе". "Люкс" куда лучше.
– "Сириус"! – приказала Кора так, что Мишель не посмел ослушаться.
Густав, как назло, молчал и нельзя было высказать все, что о нем думаешь. Только когда машина остановилась у "Сириуса" и мотоциклы наполнили собой и невероятным грохотом широкую улицу, он вышел из микробуса, чтобы помочь Коре.
– Ты не примешь ничего из рук убийцы? – спросил он.
– Я постараюсь не принимать, – сказала Кора. – Желаю тебе счастья, – сказал Густав. – Тебе же – долгого царствования на благо подданных.
Густав снова заглянул в микробус. – Вы меня подбросите до резиденции? – спросил он.
– Разумеется, – ответил Мишель. Вероника высунулась из окошка микробуса и протянула Коре банкнот.
– Этого тебе хватит на ужин и выпивку, – сказала она.
– Спасибо. – Кора приняла деньги. – Я отдам завтра.
– Не надо. Спасибо тебе за нашего принца. – Если бы я знала, – сказала Кора. – Ты ничего не понимаешь, – сказала Вероника. – Может, приедешь к нам поужинать? – Нет, простите, я устала.
Мотоциклы ревели так, что Кора устала говорить с Вероникой. Она помахала ей на прощание. Гвардейская бригада приняла этот жест за приказ к выступлению, и кортеж покинул площадь.
Кора встретила в холле одного из навигаторов, он пригласил ее в бар. Навигатор не видел, что происходило на площадке, – они уехали, как только сдали корабль наземной службе. Кора рассказала ему, как Густав возвратил себе трон. Пришел второй навигатор с оружейницей, и пришлось повторить рассказ. Тут начались вечерние новости по телевизору, и Кора поняла, что в баре слишком многие на нее глазеют. Она попрощалась с навигаторами, договорившись встретиться с ними в девять за завтраком.
Она поднялась к себе в номер, простой и безликий, как каюта на корабле, приняла душ и потом, открыв окно и потушив свет, уселась у открытого окна и смотрела с четвертого этажа на вечернюю жизнь улицы, очевидно более оживленную, чем обычно, – ведь такой день!
В конце концов какое она имеет право судить Тесея? Тесей убил немало разбойников. Кто-то должен убивать разбойников. Ты, Кора, все путаешь: студента Густава с физического факультета и царя Тесея, которого ты до какой-то степени сама воспитывала. По крайней мере воспитывалась вместе с ним. Но ты была там, в Элладе, для того, чтобы, выполнив задание, сбросить его и память обо всем, как старую кожу, а он провел там жизнь, чтобы стать не только Густавом, но и Тесеем. И преуспел на этом поприще. А ты, Кора, очень рассердилась. Черная тень образовалась на фоне синего неба. Кора угадала Густава. Он спрыгнул в комнату.
– Прости, – сказал он, вглядываясь в густой полумрак комнаты, – я снял номер рядом и перешел по карнизу.
– Ты с ума сошел! – испугалась Кора. – Ты же мог сорваться.
Она кинулась ему навстречу, чтобы исколотить его за такие глупости.
Но он неправильно истолковал ее порыв и обнял. Нежно и крепко. Так что ей некуда было деться и пришлось ответить на его поцелуй. – Прости, – прошептал Густав, – я был жесток. – Я не могу тебя осуждать.
– Если ты не будешь меня осуждать, значит, ты меня совсем не любишь.
После этого они довольно долго молчали, потому что целовались.
Следующая фраза принадлежала Коре, но была сказана, когда они уже очутились в постели:
– Ты давно хотел удовлетворить свое любопытство, Тесей?
– Если это называть любопытством, то что назвать любовью?
Кора предпочла поверить Густаву, потому что вера была ей желанна, а ждать этого свидания, которое растянулось на столько лет, ей было невмочь.
– Да, – шептала она Густаву, когда рука его несмело и трепетно дотронулась до ее груди, а потом скользнула к бедрам…
В глаза Коре раздражающе била непонятная надпись световой рекламы, которая каждую секунду меняла цвет.
– Погоди, милый, – прошептала Кора. Она вскочила с постели и задернула шторы. Тогда в комнате стало абсолютно темно, настолько, что они оба исчезли, остались лишь ощущения. Кора сбросила туфли и кинулась в постель. Ее тело точно знало, где его встретят жадные руки Тесея.
– О Тесей! – прошептала она. – Наконец-то мы вместе.
– О Кора! – воскликнул Тесей. – О миг свершения!
– Погодите, погодите, – произнес сухой голос Милодара. – -Я попрошу вас прервать ваши объятия. Вы успеете к ним вернуться. У меня же нет ни одной лишней секунды.
Голос комиссара возник в темноте совсем рядом с кроватью.
Кора вырвалась из объятий Густава и попыталась вскочить, но Густав дернул ее к себе и, плотно приложив губы к ее уху, неслышно прошептал: – Он нас не видит. Не помогай ему. – Кора, я все слышу, – ответил Милодар. – Я слышу, как скрипнула кровать. Кора, немедленно откликнись. Кора, зажги свет. Я считаю до пяти. Если ты не зажжешь свет, считай, что ты уволена. Раз, два, три, четыре, четыре с половиной… четыре и три четверти… Принц Густав, от вас, как от зрелого государственного деятеля, я не ожидал такого поведения. Вы же знаете, что я голограмма. Я не могу зажечь свет! Вы меня слышите! Учтите, что я упрямее вас. Несмотря на мою крайнюю занятость, я останусь здесь и буду ждать, пока вы не соблаговолите в конце концов отпустить моего сотрудника. В Галактическом центре требуют немедленного отчета о драматических событиях. Сегодня же ночью. Кора, ты на службе, черт побери! Сначала ты наговоришь отчет, я тебе даю номер телефона – там ждут… Да слышите ли вы, в конце концов! Густав потянул Кору за руку к двери. – Главное, – прошептал он, – оторваться от преследования. Голограммы бегают не быстрее людей, а расположение помещений в этой гостинице мне знакомо.
Они выбежали босиком в коридор, и, когда добежали до угла. Кора увидела, как сквозь запертую дверь номера в коридор выходит, зажмурившись от яркого света, голограмма ее шефа.
Но они уже скрылись за углом, потом на грузовом лифте поднялись до последнего этажа, по пожарной лестнице спустились на два этажа ниже, пробежали сквозь три служебных помещения, снова оказались в коридоре, и, наконец, Густав втолкнул Кору в какой-то номер и закрыл дверь.
– Света зажигать не будем. И будем надеяться на счастье.
– Мы где? – спросила Кора. – В моем номере, – ответил Густав. – В том, который я снял, чтобы встретиться с тобой.
Они уселись рядом на кровать и несколько минут молчали, держась за руки.
Любовный энтузиазм возвращался медленно, неспешно, и первый поцелуй прозвучал лишь минут десять спустя. Но, правда, последующие поцелуи посыпались как из пулемета и слились в один. Впопыхах Кора даже и не заметила, что она совершенно обнажена и лежит в объятиях Тесея на его кровати.
– Ой, мой дорогой, – прошептала она… и слилась с ним в одно…
Дверь в коридор отворилась, и в комнату ввалилась фигура, источавшая отвратительный запах. Фигура нащупала выключатель у двери. Вспыхнул верхний свет.
Кора и Густав сидели, поджав колени и натянув одеяло до подбородков.
Измазанный в экскрементах и каких-то помоях, обвешанный грязными тряпками и клочьями бумаги, неузнаваемый, как рождественская елка сумасшедшего золотаря, в номере стоял совершенно обессиленный и почти неживой оракул, Будда вечной жизни, Оливер Джадсон.
– Приютите меня! – взмолился он, продирая глаза грязным рукавом и не понимая еще, куда он попал. – Я несколько часов пробирался канализационными каналами – меня скинули туда изверги. – Теперь можно его убить? – спросил Густав. – А вот теперь его убивать нельзя, – ответила Кора. – Теперь он настолько провалился со своими предсказаниями, что на некоторое время стал безопасен. А потом, как и положено просвещенному монарху, ты найдешь ему применение. Пока что вызови сюда телевизионщиков.
Оракул, потеряв сознание, свалился у двери. Густав вызвал бригаду с телевидения, чтобы она могла показать народу его ненавистного любимца.
Густав же с Корой босиком спустились по пожарной лестнице и, пробежав незамеченными два квартала, скрылись в густом городском парке, в это время суток совершенно пустом, если не считать парочек под кустами.
