***
Они с гулом, свистом и грохотом неслись по тоннелю, стены которого казались то каменными, то металлическими, стеклянными или огненно-дымными. Неслись долго, час, два, сутки, неделю, а тоннель все разворачивался, изгибаясь влево-вправо, вверх-вниз, и вел все дальше и дальше, в глубины неизведанных пространств и времен. Хотя на самом деле он не имел измерений длины, высоты и ширины, как и времени. Потому что, когда он наконец закончился, оказалось, что путешественники стоят в той же камере неопределенных форм со стенами из цветных дымов, и времени с момента их входа в камеру "лестницы Шаданакара" прошло всего-навсего – секунда! Прислушиваясь к ощущениям – ничего не болело, не кололо, не жгло, – Никита первым делом глянул на перстент, внутри полупрозрачного, дымчато-черного камня сонно помаргивала голубая окружность.
– Голубая! – сказал Сухов обескураженно. Повернулся к Толе, – Ты что-нибудь понимаешь? Голубая окружность – это к чему?
– К дождю, – буркнул Такэда. – Все в порядке, можем выходить, никто нас не ждет. Кстати, где мы? В соседнем хроне?
– Гораздо дальше… или глубже, не знаю, как правильно выразиться. Точного количества пройденных хронов не назову, меня не учили ни считать их, ни ориентироваться. Выходим.
– Погоди, прежде всего надо решить одну небольшую проблемку, о которой я только что подумал.
– Какую? Одежды, еды, питья, оружия?
– Нет, проблему языка, общения. Не зная языка, везде будем чужими, и никакие умные размышления тут не помогут.
– Ты, как всегда, прав, сэнсэй. Но фандзэра оссимадис пикте мургис. Никита прищурился в лукавой успешке.
– Чего? – не понял Толя.
– Это язык кхарохтхи, на котором говорят в одном из Мирог Веера. Хранитель толкнул Весть в лингвозону, я теперь знаю около двух десятков основных языков Шаданакара. Плюс японский.
– Ага. – Такэда успокоился. – Когасира ты наша. А что ты сказал? Фазенда осел…
– Фандзэра оссимадис пикта мургис, почти по Вовенаргу: ум не заменяет знания.
– Ух ты, здорово! Так чего мы стоим?
Никита засмеялся и, повернувшись, шагнул в стену камеры сзади себя, рискуя разбить лоб. Но это был уже не камень, а иллюзия камня, и отверстие выхода в стене появилось мгновенно, как только нога Сухова коснулась ее.
Коридор, в который они вышли, обоих насторожил.
Гофрированные его стены были металлическими, со множеством грубых заклепок, потолок прятался в паутине проводов и ферм, а пол был залит какой-то маслянисто-коричневой жидкостью и завален металлическим хламом и каменным крошевом. Запахи в коридоре витали прогорклые и кисло-чесночные, среди которых узнавались бензино-нефтяные и ментоловые. Дышать здесь не хотелось.
– М-да, высоким уровнем цивилизации не пахнет, – сказал Сухов, зажимая нос платком. Оглянулся.
На двери, из которой они вышли, в потеках и пятнах, красовалась серая табличка с коричневатыми буквами неизвестного языка. В памяти всплыли сами собой значения слов и перевод: "Могильник радиоактивных отходов".
Сухов присвистнул.
– Веселые тут люди обитают! Знаешь, откуда мы вышли? Из могильника радионуклидов.
– Ничего удивительного, вход в темпорал и должен быть замаскирован так, чтобы в него ненароком никто чужой не сунулся.
Инженер, обходя кучи мусора и лужи нефти, углубился в коридор, который через два десятка метров вывел их на пересечение трех таких же коридоров, освещенных лишь просачивающимся откуда-то мутным светом дня. Так как никаких ориентиров на стенах коридоров не было, решили проверить каждый из коридоров, но первый же – левый – вывел их на открытую площадку, расположенную на самом верху здания огромной высоты – не менее трехсот метров. Здание, по сути, было круглой серой башней не то из бетона, не то из металла, и возвышалось над городом, представлявшим собой дикое скопление асимметричных угрюмых зданий из того же серого материала – камня ли, металла или бетона, – а также из щелевидных окон ржаво-оранжевого цвета. Город гудел, ревел, грохотал и звенел, то есть жил, и двое с высоты башни долго смотрели на мрачный урбанистический пейзаж без единого признака зелени садов или парков, на реки транспортных средств, похожих и непохожих на трамваи, автобусы и автомобили разных форм и размеров, текущие по улицам-ущельям, на безрадостное мглистое небо в хлопьях дымов и серых облаков. Такэда опомнился первым:
– Вряд ли здесь мы будем в безопасности. И я очень сомневаюсь, что в таком мире отыщутся чистое место и хороший тренер.
– Тренер мне без особой надобности, а вот экологически чистый уголок не помешал бы. – Никита сморщился. – Ну и запахи!
Уж если здесь, на такой высоте, трудно дышится, то, представь, каково внизу, на улицах.
Помолчали, снова вглядываясь в громады зданий и глубины улиц.
Пешеходов почти не было видно и разглядеть их с такой высоты подробно не удалось, но Сухову все они представлялись одетыми в серые балахоны, сапоги и даже в противогазы, скрывающие болезненные, бледные, опухшие лица.
– Не думал, что попадем в мир, каким представляли будущее Земли в романах, – сказал наконец Такэда. – Вероятно, мы не прошли "пакет" Земель с технологическим циклом развития, а в этом, видимо, "завоевание" природы доведено до абсурда.
– Вы ошибаетесь, – раздался сзади хрипловатый бас.
Друзья, подскочив, обернулись, схватившись за оружие. На дальнем конце балкона высилась странная черная фигура, одетая в балахон и шлем, напоминавший танковый. В руках существо держало какое-то громоздкое устройство в решетчатом кожухе с двумя тускло блестевшими стволами и гофрированным шлангом, уходящим за спину. Лицо существа было вполне человеческим, земным.
Заросшее щетиной, землистого цвета (как точно я их представил, подумал Сухов не без удивления), скуластое и бровастое, оно вполне могло принадлежать местному бродяге или бандиту. Да и аппарат в его руках будил мрачные ассоциации, явно принадлежа к Классу оружия, а не мирных орудий труда.
До Сухова вдруг дошло, что заговорил незнакомец на русском языке. Танцор опустил свое копье.
– Кто вы?
Незнакомец явно удивился, аппарат в его руках дрогнул и стволы его глянули на гостей.
– Вы спрашиваете, кто я?! А кто, в таком случае, вы?
– Посланник, – ответил за Никиту Толя. – Разве вас не предупреждали? Ведь вы Наблюдатель, не так ли?
Незнакомец заколебался.
– Посланцы не спрашивают, кто перед ними. Конечно, меня предупредили, но я не думал…
– Он – не совсем обычный Посланник, – улыбнулся Такэда. – Он лишь готовится им стать и не посвящен в тайны Пути.
– А вы кто?
– Я такой же Наблюдатель в своем хроне, как и вы, разве что с некоторыми добавочными функциями.
– Мне передали, что возможно появление Посланца и Проводника.
В таком случае, я Проводник, хотя и на первом этапе, в своем мире. В ваш хрон нас забросило случайно.
– Это только кажется, что Посланец может быть заброшен Веером в случайное место и в случайное время. Владыки не ошибаются. – Наблюдатель этого хмурого мира все еще сомневался, верить пришельцам или нет. – Но с другой стороны на раруггов вы не похожи. Идемте отсюда, у Четырех везде есть глаза и уши, а, узнав, что вы здесь, они выбросят десант.
– Как вас называть?
– Мое имя достаточно просто – Мамард-дю-Шиез Ва, но можете звать меня короче – Машив.
– А Землю… как называют планету?
Наблюдатель приблизился, шагая тяжело, неуклюже, но ширко.
– На-моем языке планета называется Тадзана. Какие странные на вас одежды.
Только сейчас беглецы осознали, что одеты они по-зимнему, в пальто, шапки и теплые ботинки, в то время как здесь, в этом неготеприимном безрадостном мире, царила летняя температура – градусов двадцать пять по Цельсию.
– Вы тоже одеваетесь своеобразно, – ответил Сухов, снимая шапку. – Ну и парилка!.. Плюс запахи. Плюс полное отсутствие кислорода.
– Ну, не совсем полное, – возразил Такэда, с любопытстве разглядывая нового знакомого, – но для дыхания землянина маловато. – Обратился к Машиву: – Что, ситуация на планете пиковая?
Наблюдатель не понял слова "пиковая", но значение ухватил верное..
– Отвратительная! Природа агонизирует, и жить нам осталось наверное, немного, лет пять-семь. Если не произойдет чего-нибудь сверхъестественного. Но Хаос вторгся не только в наши дома, но и в души. Впрочем, поговорим об этом в другом месте.
Однако они не успели выйти из башни незаметно. Несколько верхних этажей преодолели по лестнице, а у лифта их ждала засада. Индикатор на пальце Никиты сработал вовремя, но они этого не заметили, слепо доверившись проводнику. Правда, причина выяснилась потом, а в момент нападения Сухов успел лишь плохо подумать о Машиве (предатель?!). Затем началось действие.
Такэда, в отличие от друга, осторожности не потерял, хотя его тоже неприятно поразило отношение здешнего Наблюдателя к происходящему: как только из коридоров на площадку лифта вывалила толпа одетых в пластинчатые доспехи фигур, Машив отступил в нишу коридора и с любопытством и недоверием стал наблюдать за поведением новоявленных Посланника и Проводника.
По-видимому, у нападавших был приказ захватить беглецов живыми, так как они не воспользовались своим оружием сродни тому, что было у здешнего Наблюдателя: двуствольные самопалы в дырчатых кожухах. Поэтому стрелять они начали только после второго отката атаки: Никита и Толя встретили их отлично, хотя на каждого приходилось человек по шесть. Третья попытка захвата началась со стрельбы поверх голов и резкого окрика командира отряда:
– Сдавайтесь, иначе сделаем из каждого решето!
Говорил он, конечно, на местном наречии, которого Такэда не понял, но в памяти Никиты уже всплыл этот язык, "записанный" Вестью, и он поверил руководителю засады сразу. И опустил копье.
Хотя потом долго вспоминал о своей секундной слабости со стыдом и чувством вины.
Такэда понял его состояние раньше врагов. Копье его исторгло извилистый ручей голубого пламени, в котором исчезла голова командира засадников. Но второй раз выстрелить инженер не смог – руку парализовало от кончиков пальцев до шеи. Выронив копье, которое называлось вардзуни, Толя однако не стал ждать, пока бронированные существа откроют огонь на поражение, и, крикнув: "Проспись, танцор!" – прыгнул на крайнего справа.
Сухов очнулся, но было уже поздно: стволы девяти самопалов повернулись к нему, в то время как десятый искал Такэду, упавшего на пол и боровшегося со здоровенным оперативником.
Если бы беглецы могли во время боя наблюдать за сменой выражений лица Наблюдателя, это их позабавило бы. Сначала он наблюдал за боем с любопытством, затем любопытство сменилось озадаченностью, недоверием, изумлением и даже враждебным недоумением. Какое-то время Машив колебался, все еще ожидая чегото, сомнения снова вернулись к нему, и по мере развития событий он все больше мрачнел и чесал в затылке, прикидывая путь отступления, но прыжок Такэды склонил чашу весов его колебаний в пользу прибывших. Наблюдатель открыл огонь в самый нужный момент, отделявший жизнь от смерти двух людей, взваливших на свои плечи ответственность за судьбы Веера Миров.
Двойная очередь багровых вспышек – пули взрывались от прикасания к любому предмету, даже к одежде – перечеркнула двухствольные автоматы в руках нападавших, половину выбив из рук, а другую – повредив или сбив прицел. Открыть огонь смогли лишь трое из десяти, да и то в воздух, не придельно, а потом в бой вмешался Сухов, яростно целеустремленный и свирепый, как джик вырвавшийся из бутылки. Он раскидал троих, затем еще троих, успевших подхватить свое оружие, схватил на руки оглушенного Такэду и рванул вслед за Наблюдателем, на бегу огрызавшимся длинными очередями из своего жуткого "пущко-автомата".
Им удалось спуститься на два этажа ниже и найти работающий лифт, который доставил беглецов на сотый горизонт гигантского здания, где, как оказалось, Машив прятал аппарат, похожий на геликоптер и трактор одновременно. Парализованная разрядом копья рука Такэды начала потихоньку отходить, и усаживался в кабину аппарата он уже сам.
Через минуту они были в воздухе, а еще через четверть часа страшной тряски, грохота и свиста распарываемого воздуха приземлились за городом на крышу одного из невысоких зданий без окон и дверей, похожих на гигантские пакгаузы из гофрированного серо-зеленого материала. Никто их не преследовал.
С высоты здания – метров десять, не больше – Сухов еще раз оглядел горизонт и поразился бедности ландшафта: взгляд везде натыкался лишь на плоскости, изломы и опухоли зданий, сооружений, мостов, виадуков, башен, шпилей и громад непонятных форм и назначений, да на черные ленты дорог и плеши площадей и пустошей. Город отличался от пригорода разве что высотой и скученностью строений, да отсутствием мусорных свалок. И – ничего похожего на деревья, кустарники, цветущие поля и луга.
Оглянувшийся Машив понял мимику танцора, сверкнул зубами голубоватого цвета, что не прибавило ни доброты, ни красоты его угрюмому лицу.
– У вас не так?
– Наша природа еще не агонизирует, хотя процесс распада уже запущен.
Наблюдатель повернулся и скрылся за дверью небольшой башенки наподобие пристройки для лифта. Переглянувшиеся бег лецы последовали за ним, кинув последний взгляд на мрачные геометрически четкие горы города на горизонте. Погони не было, к это настораживало.
Жилище Машива представляло собой отгороженную клетушку в углу "пакгаузу", оказавшегося складом пластиковых труб и контейнеров. Воняло в нем не так остро, как на "свежем" воздухе, но дышать было все же трудно, пока гости не притерпелись. Половину "квартиры" занимала громадная и высокая кровать, накрытая горой пушистых пледов. Кроме нее здесь стояли стол, два мощных, похожих на троны стула, круглая желто-коричневая тумба со множеством ручек, оказавшаяся шкафом, и прямоугольный агрегат с квадратными отверстиями, выступами, раструбами и панелью с десятком рукояток. Агрегат оказался кухонной плитой.
На стене, отгораживающей жилище от остальных помещений склада, висела квадратная рама из толстых брусьев, отлитых на первый взгляд из бронзы. На полу лежал ковер, больше напоминающий двухслойное татами. Вот и вся обстановка.
Хозяин усадил гостей на стулья-троны, а сам принялся колдовать у плиты, добавившей несколько запахов к устоявшимся ароматам жилища. Вскоре он поставил на стол квадратные тарелки с янтарным бульоном,, в котором плавали ломтики зеленовато-черного цвета. Запах бульона не был неприятным, но Сухов не отважился отведать его первым. И снова Наблюдатель вытаращил глаза, глядя на колебания новоявленных приятелей.
– Странные вы все-таки ходоки Пути. Не знаете самых элементарных вещей. Боитесь – проверьте еду, у вас же есть эрцхаор… определитель полезности… индикатор.
– Индикатор? – Сухов показал перстень.
– Да, индикатор ирф-мирф… э-э, свой-чужой… Неужели вас не научили, как им пользоваться?
– А разве он определяет такие вещи?
– Он определяет все. – Машив вытянул вперед свою руку с четырьмя пальцами и оттопыренным когтем вместо пятого пальца: на самом длинном красовался точно такой же перстень, как и у Никиты.
– Мы не профессиональные ходоки Пути, – вмешался Такэда. – Путь позвал нас, но не сразу дал все необходимые инструкции. – Он зачерпнул квадратной ложкой бульон и осторожно проглотил. Прищелкнул языком. Годится. Не трепанги, конечно, однако есть можно. Биохимия-то у нас одинаковая.
– Скорее всего, – кивнул Машив. – Несмотря на некоторые физиологические различия. Вы, простите, у себя на родине кто?
– Инженер-исследователь.
– Философ, – добавил Сухов, – и мастер единоборств. А вы?
– Итерние, – блеснул зубами Наблюдатель, – кладовщик повашему, с дипломом фахцеимагине – сопрягателя культурных менталитетов. – Он совсем по-человечески пошевелил пальцами, подбирая выражение. – Ну, это нечто вроде искусствоведа. Ешьте, если ваши организмы переварят мою стряпню.
Гости начали медленно поглощать бульон с чесноком и перцем.
Машив наблюдал, как они едят, и качал головой.
– М-да, никогда не думал, что доживу до появления Посланника. И все-таки что-то в вас есть неправильное. Деретесь вы без оружия неплохо, но настоящий Посланник действовал бы не так.
– Вы поэтому не вмешались в схватку сразу?
– Почему же еще?
– А кто это был? Похоже, они нас ждали.
– У Четырех в каждом из Миров Веера есть глаза и уши, и даже исполнители варианта прикидки. Дрались вы с полицией, которая получила приказ ждать появления преступников, как и я – друзей, и выполняла его без рассуждений. Но это не "серые исполнители" – Мы их называем иначе – "свита Сатаны".
Никиту вдруг потянуло в сон. Наблюдатель заметил его ее стояние, развернул пледы на кровати, махнул рукой:
– Ложитесь, отдыхайте, поговорим позже.
– Если не возражаете, я бы задал вам несколько вопросов, – вежливо сказал Толя. – А ты спи, Кит, пока мы будем беседоват Уснул Сухов сразу, едва голова коснулась подушки.
Лишь на третий день они более или менее адаптировались к воздуху этого неблагополучного со многих точек зрения мира. Никите это далось с большим трудом, чем более закаленному Такэде, но и Толя дышал, как рыба, вытащенная из воды. В здешнем воздухе было слишком много примесей, отсутствующих на Земле, от окислов серы, сурьмы и фосфора до радиоактивных радикалов, да и изотопный состав воздуха отличался от земного. Долго оставаться здесь было нельзя. Но и уйти в другой хрон они пока не могли: как выяснил Машив, в башне, где находилась станция хроноперехода, все время толклись вильеры, местные полицейские. Вряд ли они знали местонахождение станции, да и вход в нее открывался не всем, но пройти незаметно к двери станции представлялось проблематичным.
Беглецам показалось, что станция хроносдвига расположена не в самом удачном месте, и Машив пояснил:
– Раньше на этом месте был холм, его срыли и построили памятник Вождю, простоявший почти сто лет. Затем во время переворота памятник взорвали, а на его месте возвели Башню Славы. Следующий переворот башню оставил, но всю "Славу" уничтожили, а внутри обосновались коммерческие структуры и вычислительные центры. Ну, а когда наступил Кризис, башня вымерла. Выносить же старое оборудование и заменять его новым оказалось слишком дорого. Так и стоит теперь башня пустой и не пустой одновременно.
И простоит еще долго, строили ее из материалов очень стойких и прочных. А станция хроносдвига – темпоралвсе это время маскируется внутри под какой-нибудь запасник с хламьем. В башне таких мертвых помещений множество.
– Кладбище, – проворчал Сухов.
Машив понял.
– Весь наш мир – большое кладбище. Процесс дезинтеграции природы уже не остановить никакими средствами, а вместе с экологией умрет и население планеты. Не сразу, конечно, пройдет какой-то период дробления культуры, хирения и деградации, затем период Слабого Хаоса, а потом – полный распад. Кстати, если вы пойдете "вверх", то минуете несколько погибших миров, похожих на наш, особенно техникой.
Сухов иронически взглянул на грозную двустволку у ноги Наблюдателя. Машив поймал его взгляд, улыбнулся, оскалясь:
– Что, не укладывается в теорию прогресса технологии? Да, наша техника далека от совершенства, даже по сравнению с вашей, хотя цивилизация нашего хрона старше на несколько тысяч лет, но это не моя вина. Во впадине эволюционной гиперболы вы увидите миры, где технологические цепочки доведены до гротеска и даже абсурда. Эволюция машин пошла там по пути увеличения органов с небольшим количеством степеней свободы. То есть по пути упрощения конструкции и усложнения эксплуатации.
– Ретроэволюция, – кивнул Такэда.
– Вриэссо? Э-э, что? А-а… да. Они создавали потрясающие по масштабам, сложности и одновременно примитивные машины, в том числе и звездолеты, напоминающие ваши паровозы, но в сотни раз больше.
– А откуда вы знаете? Вы что же, путешествуете по хронам?
– К сожалению, я лишен удовольствия путешествовать по Мирам Веера. Наблюдатель достал из обширных складок своего плаща-комбинезона прозрачно-стеклянную плоскую квадратную коробочку, живо напомнившую портсигар-бабочку Такэды. – Но у меня есть рация, а я любопытен. Те, кому я посылаю донесения, платят мне информацией..
Толя в ответ достал свою рацию.
– У меня тоже имеется такая штука, но действует на прием она очень редко.
Машив только покрутил лохматой головой, исчерпав запасы удивления и недоверия. О странностях своих новых знакомых говорить он перестал, но нет-нет, да в глазах его и протаивала подозрительность.
– Интересно было бы взглянуть на Землю в середине впадины эволюционной гиперболы, – задумчиво проговорил Такэда. – Выходит, Земля нашего хрона – еще не самый глухой тупик технологических стадий цивилизаций?
– Вы на склоне "пакета". Я же говорил, что "на дне" гиперболы располагаются миры с чудовищно гипертрофированными режимами, сильно подверженными дыханию Хаоса. Лишь на подъеме гиперболы начинаются миры, достигшие начальных стадий магии знания. И заканчивается земной "пакет" цивилизацией колоссального взлета с высочайшим уровнем абстракции, которой почти не страшно вторжение Индрагора.
– Люцифера, – механически поправил Такэда.
Машив не возразил.
Разговор этот произошел на второй, день пребывания Сухова и Такэды в мире Машива, когда он вернулся из вылазки в башню и в город, носивший название Танннербериоз-асав. К вечеру они прогулялись вокруг квартала пакгаузов и складов, надышались выхлопными газами немилосердно дымящих автопоездов, размеры которых потрясали, оглохли от рева и грохота, дважды прятались от полицейских патрулей, запакованных в броню и кожу динозавроподобных животных, и решили без надобности больше не выходить. Тем более, что многое об этом мире можно было узнать по видеотелеграфу системе, аналогичной телевизору Земли середины двадцатого века; это была-та самая рама из толстых брусьев висящая на стене Дома Наблюдателя.
Изображение возникало в раме, как живая картина с глубине и перспективой, но поскольку угол зрения людей не совпадал с тем, под каким глядели на мир существа этой вселенной, а частота кадров была иной, то смотреть "телевизор" Машива, в котором не было ничего, что напоминало бы транзистор, микросхему или лампу, было очень трудно. К концу своего пребывания у него ни Такэда, ни Сухов так и не привыкли к особенностям восприятия телепередач, хотя многое все-таки смогли узнать и понять.
Цивилизация Наблюдателя мало отличалась от цивилизации Земли, разве что гротескным сочетанием примитивно-высокой тех ники – в том смысле, что если довести до максимума совершенства прогресс паровозов и пароходов, вместо того, чтобы сменить их более экономичными и эстетически продуманными техническими средствами, то как раз и получится реализованный вариант, – и сложнейших социальных отношений, базирующихся на этнически-клановых связях и конфликтах. Правда, Машив сказал, что Веером реализованы еще более абсурдные отношения между разумными существами.
Разговор о Мирах Веера продолжался с перерывами два длинных вечера и сопровождался распитием напитка, который хозяин называл варрес, а Такэда чай с коньяком, хотя напиток настаивался на каких-то местных травах, произраставших где-то высоко в горах. Лишь там сохранилась жалкая часть некогда великолепной, дикой природы планеты, уходящей в небытие.
Машив научил Никиту пользоваться перстнем, как индикатором ядовитых веществ, и таким образом они наконец избавились от проблемы лищи, испытывая ее на себе методом проб и ошибок, любая из которых грозила летальным исходом. Варрес по вкусу и запаху действительно напоминал чай с коньяком и по отзыву перстня не имел противопоказаний для организмов людей, – живших в другом хроне.
– Как вы уже знаете, – говорил Машив, удобно Лежа на своей громадной кровати, где умещались и Сухов с Толей, – сходные по условиям Миры рождались "пакетами", до миллиарда в "пакете".
Именно столько реализовалось миров с планетами, подобными вашей Земле или нашей Тадзане. Но и в каждом "пакете" Миры расположены не хаотично, а "пачками", причем неблагополучных с точки зрения нашей морали, с высоким уровнем злобы и ненависти, как правило, больше.
– Например? – заинтересовался Никита. – Что вы хотите сказать?
– Например, Земель, на которых родились деспоты, апостолы человеконенавистничества типа Чингисхана, Сталина, Гитлера, фанатиков веры, насчитывается шестьсот шестьдесят шесть, а Земель с режимами социального равенства в десять раз меньше.
Если бы вы знали, как интересно сравнивать два мира, два соседних хрона, сдвинутых по времени на один хроноквантовый угол! Различия бывают или очень тонкими или разительными, хотя физические константы могут отличаться на неуловимо малые величины.
Поистине, Шаданакар – удивительнейшее из творений Мироздания. фантазия которого безгранична! Во всяком случае, мы не представляем даже ничтожной доли того, что реализовано Веером. Допустимы любые фантазии – с единственной оговоркой: условия существования Мира должны быть непротиворечивы.
Сухов хмыкнул.
– Значит, где-то есть мир, в котором реализованы гоблины, тролли, хоббиты, черти и другая нечисть?
– Вполне возможно, что для них "нечисть" – мы, – задумчиво сказал Такэда, Который имел удовольствие беседовать с Машивом чаще. – Веером реализованы все системы мифов всех народов, населяющих Миры, от языческих русских, индо-аккадских, до китайских, египетских и африканских. Нам еще придется убедиться в этом на практике.
– Если сможете вырваться из лап "свиты", – заметил скептически настроенный Машив. – Возможности ваши, как я вижу, невелики. Тем более, что вы можете выйти в агонизирующих Мирах, подчиненных ритму войн и катаклизмов. Например, я узнал недавно о существовании слоя фанатических исламских империй, не терпящих инакомыслия, где идет глобальная война всех против всех.
А чем лучше мир, в котором победил Гитлер? Или где ваш Сталин жил до ста двух лет? Или где татаро-монгольское иго-захлестнуло всю Землю?.
Сухов глянул на Такэду, в глазах которого тлел хищный огонь любопытства.
– Да, в таких мирах жить не очень уютно.
– Зато интересно, – произнесли Машив и Толя в один голос.
Никита засмеялся, привычно прикрыв рот ладонью – чтобы не перехватило дыхание. Оба Наблюдателя сходились фанатической тягой к новому знанию, жадностью к информации, и те, кто отбирал кандидатуры длц постов Наблюдателей, не ошиблись в выборе.
Машив знал о жизни Веера гораздо больше, чем Такэда, хотя инженера это не задевало, а, скорее, стимулировало, как он признался Сухову. Рассказы о Мирах Веера он мог слушать вечно, и Машив платил ему той же монетой, преображаясь во время бесед из хмуро-недовольного, бандитского вида субъекта в интеллектуального и корректного собеседника, хорошо знавшего тему разговора.
Сухова тоже интересовала жизнь Веера, хотя к любопытству его примешивалась изрядная доля сомнений и страха: он не знал, что ждет их впереди, чем закончится Путь и кем он станет в финале.
К этим чувствам примешивались и переживания за судьбу Ксении, поэтому Никита был нетерпелив, слушал обоих вполуха и через силу заставлял себя тренироваться. Однако и его увлекали красочные описания Машивом Миров Веера. Видимо, Такэда был прав, когда предположил, что Наблюдатель на Тадзане был не только Наблюдателем, но и Посвященным.
По его словам, существовал Мир, где вовсе не было Сталина, но был Гитлер, хотя и носил другое имя. Существовали миры эллинистического типа, скифского, монгольского или индейского. Миры, где люди ушли от техники, развив экстрасенсорные способности, избрав биологический путь развития. Суперкомпьютерные миры, обозначавшие тупики технологического развития, как и Мир Майива. Миры, где цивилизации погибли, оставив "великолепные", долго сохранявшиеся развалины. Мир, близкий Земле, но с более высоким уровнем пси-обмена, отзывающийся на Земле утечками информации; Атлантида и Шамбала – это мифы, созданные под влиянием подобных утечек. Миры, где в Солнечной системе существовал Фаэтон, у Земли не было Луны, Юпитер был второй звездой системы, кроме Земли не было планет, а лишь кометно-метеорные кольца, планет было гораздо больше, и так далее, и тому подобное.
И, наконец, существовали вселенные-хроны, настолько отличные от вселенной Земли, что с трудом верилось в их реальность. Если в цивилизации разумных динозавров, слонов, насекомых – пчел или шмелей, дельфинов и даже гигантских питонов, Никита еще мог как-то поверить, то миры с разумной жизнью на основе электронных концентраций в массивах желеобразных полупроводников представить было трудно.
Машив закурил. Дым его сигары для людей оказался приятным открытием, потому что имел запах мяты и озона, хотя на самого хозяина он производил почти наркотическое действие.
Сухов перестал прислушиваться к разговору. Голоса обоих Наблюдателей слились для него в неясный гул, и он задремал.
Снились ему рогатые динозавры, змееподобные твари с коронами на головах, чудовищные твари в черных панцирях и гигантские облака газа размером с галактику, разговаривающие с ним на чистом русском языке и называющие танцора своим "желеобразным другом"…
На четвертые сутки пребывания на Тадзане беглецов с Земли Машив нашел способ проникнуть в башню незаметно и вывести землян к станции хроносдвига.
Пробирались к башне они под землей, по коллекторам и тоннелям городской канализации, ничем не отличающейся от подобной сети любого крупного города Земли. Машив вывел группу точно под башню, в колодец сквозной вентиляции, пронизывающий здание по всей высоте. Остановился, осветив фонариком зал с насосами, продолжавшими гнать засасываемый сверху воздух по трубам во все коридоры здания. Грохот здесь стоял страшный, приходилось напрягать глотку, чтобы докричаться до соседа.
– Я, конечно, понимаю, что вам надо бежать, искать более спокойные хроны, но я еще не встречал хомбре… человека, который избежал бы опасности, убегая от нее.
Никита похлопал Наблюдателя по плечу: тот почти дословно повторил известный земной афоризм, но главное, что он был прав.
И все же танцору был необходим какой-то период спокойного бытия, чтобы привести в порядок душу и сердце и потренироваться с экстрарезервом, пробуждая Весть, а через нее – пси-запас.
Машив похлопал его в ответ по спине, понимая молчание Сухова не хуже, чем объяснения. Такэда под влиянием минуты рассказал ему всю их историю, и, хотя Машив относительно их планов был настроен скептически, помочь не отказался.
– На вашем месте я вернулся бы домой, где вас сейчас не ждут.
В вашем мире, причем на вашей родине, жил один ученый, вернее, инженер-исследователь и писатель Владимир Савченко, которьи открыл универсальную связь причин и явлений, применимую во всех без исключения Мирах Веера. Он опубликовал свою работ; под названием "Антифизика для всех" и… никого из землян своего.. вашего времени не заинтересовал.
– Нет пророка в своем отечестве. – Сухов повернулся к Такэде, одетому, как и он, в комбинезон и шлем вильера – полицейского Тадзаны. Костюмы вильеров достал Машив, не сообщив, чего это ему стоило. – Ты читал эту "Антифизику"?
– К стыду своему, нет. Я знаю, что писатель такой существовал, жил в Киеве, но он уже лет пять, как умер… хотя книги его переиздаются до сих пор. "Антифизику" я не читал.
Машив, как и Сухов, похлопал Такэду по спине.
– Вам бы знать это следовало, коллега. Савченко теоретически обосновал взаимосвязь мировых констант для каждого хрона: первичны события, которые задают размеры и длительность состояний Мира. И что существует прямое знание-действие, возможность самоконцентрации в миллионы раз выше, чем реализуют люди.
– Ну и о чем это говорит? – пожал плечами Никита.
– Концентрация энергии вакуума, в том числе и внутри любого существа, огромна! Если овладеть ею с помощью формул Савченко, можно стать магом.
– Если бы это было возможно, все Миры Веера были бы заполнены магами, волшебниками.
– Овладение С-процессом – так его назвали на вашей Земле много лет спустя – подвластно лишь творчески одаренным личностям, да и то не всем. И все же это шанс.
– Поглядим. Спасибо за заботу.
Машив поднял руку жестом одобрения и повел людей за собой к стене подвала, на которой чернели скобы, поднимающиеся к потолку и дальше по стене колодца вверх. Один за другим они полезли по скобам, закинув за спины ранцы-рюкзаки местного производства с провизией и оружием. Машив свой громоздкий пулемет лишь сдвинул на бок, чтобы иметь возможность открыть огонь тотчас же, ему было труднее всех.
Подъем на трехсотметровую высоту и по лестнице невероятно труден, а подниматься, цепляясь за скобы, многие из которых едвдержатся в стене, еще труднее. И хотя им никто не мешал, добрались до верха они только через полтора часа, выбившись из сил.
Отдыхали полчаса, приводя дыхание и сердцебиение в норму.
Потом Наблюдатель знаком приказал им ждать, и, расстреляв замок, запирающий выходную решетку, выбрался на крышу башни.
Звуки стрельбы ушли вниз, к отчетливо слышимому гулу вентиляторов, породив дребезжащее эхо, но вряд ли стрельбу можно было услышать из колодца внутри здания.
Повисев на скобах минут пятнадцать, Никита осторожно выглянул наружу.
Была ночь. Колпак вентиляционной шахты венчал крышу здания, обнесенную металлическими перилами. Над шахтой вздымался трехметровый штырь с алой лампой, ничего не освещавшей под ней. Машива нигде не было видно. Сухов вылез на крышу, достал из ранца копье вардзуни, подождал немного и позвал Такэду. Вдвоем они обследовали крышу здания, оказавшуюся крышей центрального выступа башни, вся крыша которой была по площади раз в тридцать больше и находилась ниже метров на десять, на высоту трехэтажного дома. Люка они не нашли, зато обнаружили металлическую лесенку, опускавшуюся на основную крышу.
– Что будем делать? – прошептал Никита.
– Ждать, – так же шепотом отозвался Толя. Он был вооружен двухствольным автоматом того же типа, что и Машив, свое копье он оставил во время последнего боя с вильерами, выронив после выстрела.
Ждали долго – минут сорок, час, полтора, – разглядывая с высоты плохо освещенный город. Даже в темноте было видно, что он накрыт коричнево-серой дымкой смога. Наконец и Такэда стал проявлять признаки нетерпения.
– Что-то случилось. Надо искать станцию и уходить самим.
– Прежде надо отыскать Машива.
– А если он попал в засаду? Нет, Кит, тебе рисковать нельзя. нарвешься на случайный выстрел…
– Типун тебе на язык! – Никита глянул на перстень, в камне помаргивал желтый крестик. – "Свитой Сатаны" здесь пока не пахнет, а с вильерами мы с божьей помощью справимся.
– Тогда я иду первым.
Такэда перекинул ногу за перила и стал спускаться по лестнице на нижнюю крышу, покрытую каким-то темным материалом вроде засохшего клея.
Вскоре они нашли невысокую пирамиду выхода на крышу с открытой дверью. Из глубины здания просачивались сюда тихие отголоски чужой жизни и тусклый желтый свет.
– Там нас ждут, – уверенно сказал Толя на ухо танцору. – Слышишь звуки? Кто-то ходит и разговаривает.
– Смутный шорох тысячи смертей, – прошептал в ответ Сухов.
– Что?! Ты о чем?
– Ни о чем, это Заболоцкий. Другого пути вниз все равно нет.
Толя проверил готовность своей доисторической "двухстволки" к бою и бесшумно нырнул в пирамидальную будку, нащупывая ступени. Никита глубоко вздохнул, чувствуя возбуждение, нетерпение и дрожь в руках, перехватил удобнее вардзуни и последовал за инженером.
Лестница закручивалась спиралью, и по мере их продвижения делалось все светлей, пока наконец не показался участок коридора с грязно-зелеными, в пятнах копоти, стенами и черным блестящим полом, в котором отражался светильник в форме трезубца. Такэда поднял руку, Сухов замер. Он тоже разглядел то, что увидел Толя: в полу отражалась часть другого коридора и неподвижная фигура в глянцево-синих доспехах за углом. Судя по всему, здесь был пост вильеров из двух человек; было слышно, как они изредка переговариваются. Некоторое время Никита прислушивался, потом приблизил губы к уху инженера вплотную:
– Их двое всего, нас не ждут. Машив захвачен, но нас не выдал.
Такэда ткнул пальцем вниз и погладил свой автомат.
Никита отрицательно качнул головой, взвесив в руке вардзуни.
– Твоя пушка наделает грохота, а копье работает бесшумно.
Прикроешь, если что.
