***
Дружина оседлала коней, а Мстиша отозвал гостей в сторонку.
– Пусть проедут.
Отряд выехал в степь, зарысил вдоль реки. Трое воинов остались с князем, держась чуть поодаль, они жизнью отвечали за его безопасность. Все шестеро поднялись на холм, встали за густыми кустами ивняка.
– Смотрите на то место, где мы отдыхали, – понизил голос Мстиша.
Через несколько минут послышались странные звуки – будто невдалеке проходила колонна невидимых гигантов, от каждого шага которых дрожала земля. Затем по траве пошла рябь и сквозь зеленые волны замелькали огромные, с полметра в диаметре, копыта. Одни копыта, без лошадей. Сами всадники, а также их кони были невидимы. Никита насчитал одиннадцать невидимок – сорок четыре копыта, подумав, что у этих "лошадей" может быть и больше ног. Посмотрел на индикатор: алый чертик в камне перстня светился сильней.
– Многорук, – прошептал князь. – Или многоног. Гость редкий, хоть и всегда незваный, и очень опасный, лучше с ним не связываться. Было бы нас меньше, он бы уже напал.
– Так это… это один человек?! – недоверчиво отозвался Сухов.
– Не человек. Чего ему от нас надо, хотел бы я знать? Обычно от Огнь-реки он далеко не отходит. Не оторвемся от него, будет худо, трясею накличет.
Остаток дня отряд скакал на юг, чувствуя на затылке дыхание неведомого и невидимого многорука. Но то ли злые чудеса кончились, то ли их отпугивал сам многорук-многоног – на дружину больше никто не напал и колдовство на ней не пробовал.
Стали лагерем на берегу довольно широкой реки под названием Нерлица. Многорук отстал, словно чувствовал, что его засекли.
Поужинали в молчании, разведя костры и разогрев пищу. Пили только квас и медовый варенец, практически безалкогольный, порядки в дружине были строгие. Потом Никита отозвал в сторонку Рогдая и целый час разучивал неизвестные ему приемы работы с мечом, после чего показал несколько приемов рукопашного боя.
Оба остались довольными, чувствуя друг к другу расположение.
Такэда нашел танцора у реки после купайия. Сторожевая служба дружины исполняла обязанности так четко, не за страх, а за совесть, что опасаться неожиданного нападения не приходилось. Никита блаженствовал, вытираясь полотенцем, взятым из седельной сумы.
– Мстиша сказал, что до Городища рукой подать, – сказал Толя, с удовольствием наблюдая за игрой мускулов на теле Сухова. – Что ты задумал?
Никита вытерся, натянул "доспехи" – диморфанта, глянул на зарево, заката и присел рядом, с инженером.
– На свалке Городища есть машины, годные к употреблению, в прошлый раз я заметил несколько любопытных экземпляров, в том числе вертолет.
– Ты хочешь…
– До Святых гор еще шесть дней пути, а на вертолете можно долететь за три-четыре часа.
– Ты с ума сошел!
– Почему бы и нет? Попытка – не пытка. Этим маневром мы сильно озадачим потенциальных врагов и преследователей, да и ловушек многих избежим. Ты лучше вот что мне объясни, ученый: почему в этом хроне возможно колдовство? Чем здешний мир отличается от нашего?
Такэда хмыкнул..
– Интересные ты вопросы задаешь, уважаемый Посланник.
Помнится, раньше тебя это не интересовало.
– То было давно и неправда.
– Могу поделиться только предположениями, качественной оценкой. Еще дома я занимался теорией магии и даже консультировался с приятелем, доктором физматнаук Новиковым-Ладыженским. По нашим расчетам законы магической физики начинают работать с некоторого порога изменений фундаментальных констант, таких как гравитационная постоянная, масса протона и электрона, их заряд, постоянная Планка и так далее. Сечешь или пояснить?
– Не отвлекайся.
– Так вот, в нашем хроне-вселенной, на Земле в частности, эти константы таковы, что мысленное и волевое управление природными процессами практически невозможно для большинства живых существ и систем. А для того, чтобы заработали законы магифизики массу электрона надо уменьшить всего на два-три процента, заряд его наоборот увеличить, а гравитационное взаимодействие отделить от инерционного. Всего-навсего. И в данном хроне, в мире Свентаны, эти соотношения реализованы.
– Так просто…
– Ну почему, не так уж это просто, – запротестовал Толя. – Ведь уменьшение или увеличение констант зависит от более глубинных процессов кварковых, а может быть, и стринговых и суперточечных.
– Стринги – это "струны"? Вихри квантовой пены пространства? А суперточки?
– Это уже другой уровень… – Толя замолк, поняв, что Сухов думает о другом.
– Я чувствую в себе силу, которая то и дело подмывает меня испробовать свои возможности. Это как раз то, о чем писал твой коллега Савченко – о связи всего со всем на микроуровне. Сдерживаюсь я с трудом. Но завтра, возможно, испытаю кое-что. В Городище. – Никита поднялся. Пошли к князю, нам развернули походные кровати, не будем выделяться.
Такэда не нашелся, что ответить.
До Городища добрались поутру, часам к десяти по местному времени. Оставив дружину, развернувшуюся подковой к "золотому полозу", по легенде охранявшему свалку, Никита с Такэдой и князем подъехали к провалу в гигантском кольце – там, где утонувшая в земле голова исполинского змея почти соприкасалась с хвостом. Вспомнился сон, навеянный черной бездной в Мировой Язве, когда землянам Кщерь внушил, что они в замке и вынуждены бежать из него, охраняемого почти таким же змеем. Кстати, не является ли тот сон намеком на действительно существующее Городище? И знает ли Яросвет о появлении на божий свет Кщеря Бессмертного, изменившего правилам?
Никита поделился мыслью с Мстишей, и князь заинтересовался сообщением, подробно расспросив друзей об их ощущениях. Потом принахмурился:
– Честно говоря, я не поверил в вашу встречу с Кщерем, потому и не завел разговор вчера, но что-то здесь не так. Бессмертный потому и бессмертен, что живет за счет живых душ, высасывая из людей жизнь. Сиречь не время обсуждать эту загадку. Что вы хотите делать?
– Спуститься вниз. Надеюсь, полоз не проснется?
– Не должен. В свою очередь, надеюсь, вы знаете, что делаете.
Они осторожно миновали два невысоких холма – голову и хвост уснувшего навечно змея, и на мгновение Никите показалось, что он прошел под аркой, сложенной из человеческих черепов, но нечеловеческих размеров. Ощущение прошло, но запомнилось, к тому же Никита уже привык, что иногда видит вещи, недоступные восприятию нормального человека.
Спуск в долину не занял много времени, и уже через десять минут группа стояла возле первого механического монстра, напоминающего грубо склепанный паровоз с десятком дюз, торчащих во все стороны. Сухов, постояв немного, двинулся дальше. Переглянувшиеся Такэда и Мстиша направились за ним.
Следующее устройство было сильно разрушено и утопало в почве почти целиком, поэтому определить его функции не представлялось возможным. Тот же вывод напрашивался и относительно других гигантов этого ряда, ближайшего к краю долины: все они были основательно разбиты, заплыли землей и попасть внутрь не стоило и пытаться. Никита углубился в свалку, направляясь к центру долины, ненадолго останавливаясь возле некоторых конструкций, в большинстве своем поврежденных.
Вскоре они выбрались к рядам механизмов, почти не скрытых слоем земли. Трава здесь не росла и веяло от гигантских машин угрюмой, застарелой угрозой и смертью. Такэда обратил внимание на то, что эти колоссы разрушены, скорее всего, уже после того, как попали сюда: следы повреждений выглядели свежее, чем корпуса гигантов. Создавалось впечатление, что некто огромный и мощный прошелся по свалке чужих военных машин, о предназначении можно было только гадать, и разрубил каждую гигантской секирой или смял в лепешку дубиной.
Такэду не устраивал их поспешный поиск, ему хотелось не только рассматривать механизмы дольше, но и полазить по ним, пощупать руками, однако он терпеливо шагал за танцором, удивляясь терпению князя, следившего за манипуляциями Сухова с любопытством и озабоченностью.
Наконец они подошли к группе машин, имевших знакомые очертания. Такэда с изумлением обнаружил среди них сверхсовременные вертолеты, геликоптеры, истребители-перехватчики и еще какие-то ракетоподобные устройства стремительно-хищных силуэтов, так безошибочно отличающих земную военную технику от гражданской, мирной. Все они были безжалостно разбиты, разрублены, искорежены, и все же беспомощными не выглядели.
Никита надолго застыл у громадного военного вертолета с двумя кронштейнами подвесок, покрытого разводами камуфляжа, о чем-то думал. Потом обернулся к Мстише:
– К сожалению, все Городище нам не обойти и за месяц. Вы случайно не знаете, где здесь брошены малые аппараты?
Лингвер перевел князю слово "аппараты", как "домовины", но тот понял.
– Пойдемте, версты полторы правее.
Через полчаса они добрались до той части кладбища техники, где были свалены в кучу малые машины. Сухов застыл возле огромных холмов ржавых конструкций, перемешанных друг с другом, знакомо "поголубел" электрически, включив свои экстрасенситивные резервы, – и почти бегом устремился к самой большой куче крыльев, моторов, дюз, сопел, винтов и листов смятой обшивки.
Ткнул пальцем в тускло сверкнувший бок какого-то засыпанного почти полностью аппарата:
– Этот. Помогите освободить.
Мстиша, помедлив, принялся помогать Сухову, вынудив делать то же самое и Такэду. Спустя еще полчаса перед ними красовался помятый, но целый, с неразбитым стеклом блистера, четырехместный вертолет с двумя винтами на одной оси.
– Неужели ты хочешь… на нем?.. – Такэда покрутил пальцем у виска.
– Именно, – кивнул разгоряченный Сухов. – Аппарат не наш и работает не на химическом топливе, но я попробую справиться с управлением. Итак, князь, пойдете с нами? Вопросы: каким образом эта техника оказалась здесь, на территории Свентаны, почему на свалке остались неповрежденные аппараты, для кого они предназначены, – я задам Яросвету при личной встрече. Конечно, полеты в вашем мире опасны, мы уже убедились в этом, зато сэкономим время. Дайте проводника, остальное – моя забота.
Мстиша смотрел на Сухова с неопределенной миной, но в глазах его читалось уважение.
– Я не сразу понял, к чему вы клоните, Посланник, но выход вы нашли великолепный. И если уж он и для меня оказался неожиданным, то и для… Князь не договорил. – Вы уверены, что аппарат поднимется в воздух?
Вместо ответа Сухов залез в кабину, сел в кресло Пилота, явно предназначенное для существа крупнее человека, посидел минуту, прислушиваясь к себе, и сделал что-то рукой. С тихим гулом и свистом винты вертолета пришли в движение, волна ветра сдула пыль с кучи хлама, взметнули волосы князя. Вертолет со стоном выдернул корпус из обломков других машин, подскочил на метр в воздух и сел обратно. Винты остановились. Из кабины на спутников весело глядел Никита.
Спустя два часа дружина князя тронулась в путь в прежнем направлении – к Святым горам. Вертолет с землянами взлетел чуть позже, направляясь в ту же сторону. В его экипаж вошли Мстиша.
Рогдай, Добрагаст и молодой волхв Вихорко Милонег.
То, что вертолет – неземного производства, было видно невооруженным глазом, но создавали его и летали на нем гуманоиды, хотя и гораздо крупнее человека, поэтому Никита быстро освоил принципы управления машиной, подключившись напрямую к его бортовому компьютеру. Правда, скажи ему кто еще полгода назад о таком "подключении", Сухов только посмеялся бы над шуткой, теперь же ему и в голову не приходило смеяться и анализировать, какой это делает. Знание многих удивительных вещей давно хранилось "на полках" мозга, и надо было только научиться извлекать из памяти нужные сведения.
Пролетели над Диким полем с его каменным воинством, долго провожали глазами Угрюмые башни Чертова Кладбища, придавившие ландшафт зловещей тяжестью. Вдруг Мстиша впился глазами в какую-то точку под аппаратом, тронул Никиту за плечо:
– Подождите-ка… можете повернуть назад, кружок сделать?
Сухов повернул вертолет к Чертову Кладбищу.
– Мать честная! – вполголоса проговорил князь.
– Что случилось? – встревожился Сухов.
– Башни… видите? Две из них разрушены! И разрушены недавно, перед вашим появлением. Теперь я верю, что вы встретили Кщеря Бессмертного – он был в одном из могильников. Но кто его выпустил? И кто вышел вторым?
В кабине наступило молчание. Потом Толя предположил:
– Может, Яросвет знает?
Мстиша неопределенно повел рукой, но ничего не сказал.
Вертолет снова повернул на северо-запад, к Святым горам.
Несколько раз пересекали реки и продолжительное время летели над Огнь-рекой, отделяющей Мировую Язву с ее мрачными, черно-зелеными и ржавыми пейзажами, от более светлого мира Свентаны. Потом ландшафт стал изменяться,, повышаться, на горизонте появились горы, сначала пологие и округлые, упругие на вид, как женские груди, затем дикие, зубчато-рваные, вставшие иззубренной непреодолимой стеной.
– Убырь, – сказал Мстиша, кивая в сторону гор. – Страна неплахов, волосатых великанов, и мороков – черных теней, громовников, мяцкаев игрясей. На равнину они спускаются редко, хотя в последнее время забредают и в пределы Свентаны.
Под вертолетом проплыла странная гора – идеальный купол, показавшийся желеобразным, полупрозрачным, с круглой черной дырой по центру. На миг Сухову показалось, что на них глянул ктото равнодушно-холодный, и одновременно омерзительно-злобный, как паук, ждущий жертву. В сознание вторглась чья-то чудовищно сильная воля, почти сломив человеческую, лишив людей способности к сопротивлению. Чейтто вскрик заставил Никиту напрячь все силы и выплыть из омута безволия.
– Навь! – с натугой произнес Мстиша, так же не потерявший сознания.
Вертолет отдалился от куполовидной горы, схожей с выпученным глазом какого-то чудовища, и волна чужого внушения спала.
Пассажиры задвигались, приходя в себя.
– Плохи наши дела, – сказал князь, поглядывая на Сухова изучающе. Навь – это как раковая опухоль на теле земли, и по всему видно, что она активизируется. Если бы не семимерное страшное заклятие, ограничившее степень ее воздействия на жизнь нашей державы, мы бы уже сами стали тенями, слугами дьявола.
Навь – родственница Кщеря Бессмертного и других подобных тварей!
Никита вспомнил схватку с Мороком, живущим в колодце такого же заклятия на планете Зу-л-Кифла. Видимо, Люцифер когда-то просочился во все хроны, везде оставил свои "визитные карточки", "проекции", и Семерым пришлось эти "проекции" блокировать, ограждать стенами заклятий – то есть физических законов, запрещающих вмешательство в Миры Веера. На уничтожение то ли не хватило сил, то ли показалось достаточным ограничение свободы их действий. А когда Люцифер "зашевелился" в своем хроне-тюрьме, зашевелились и его бесчисленные двойники-"проекции".
Мстиша вдруг положил руку на плечо пилота, к чему-то прислушиваясь. Но Никита уже и сам почуял неладное. Знакомое ощущение накрывшей их сверху холодной тени заставило собраться, глянуть вокруг вторым, паранормальным зрением.
Их догонял второй вертолет! Огромный военный вертолет с ракетными подвесками, состоявший на вооружении современных армий Земли; в народе их называли "крокодилами". С одного из кронштейнов его сорвался дымно-огненный хвост – по вертолету князя открыли ракетный огонь.
Никита бросил машину влево и тут же вправо и вниз. Две ракеты пронеслись рядом с вертолетом, расцвели на склонах гор ядовито-желтыми тюльпанами взрывов.
– Открой дверь! – Мстиша взялся за свой лук.
Никита в сомнении глянул на князя, но дверцу кабины с его стороны открыл: в полете она блокировалась автоматикой центральной колонки управления. Мстиша уперся ногой в поручень над нишей в носу кабины, высунулся по пояс из вертолета, Рогдай вцепился в его пояс, удерживая князя на весу. Но еще до выстрела Мстиши преследуемым пришла помощь гигантская птица. Она упала вдруг сверху прямо на блистер "крокодила", яростным ударом мощного клюва разбила лобовое стекло, и второй залп военного вертолета преследователей также миновал беглецов. А затем лук князя со струнным гудением, перебившим даже рокот моторов вертолета, метнул в преследователей стрелу.
Сухов не поверил глазам: стрела вонзилась в бок "крокодила" и пронзила его насквозь! Вертолет пошел юзом, завертелся, клюнул носом и пошел вниз, вздрагивая и шатаясь. Исчез на фоне хаоса серо-фиолетовых теней горной страны Убырь. Птица – все тот же гигантский орел с рогами, похожий и на летучую мышь, – пришедшая на помощь, исчезла так же быстро и таинственно, как и появилась.
– Кажется, отбились, – спокойно сказал князь, усаживаясь на место. А вас кто-то хранит, Посланник. Эта птица давно следует за нами, и я таких в нашей стране не видывал.
– Может быть, Яросвет?
Мстиша качнул головой, но заговорил о другом:
– Значит, ваши враги следили за нами с начала похода, но – слава Богу! – у них не хватило времени на маневр. Ваша идея с полетом застала их врасплох. Вертолет с ракетами – жест отчаяния. Снижайтесь, скоро будем на месте.
Под вертолетом потянулось серо-зеленое бугристое плоскогорье, с высоты в сто метров похожее на застывшее, окаменевшее море с высокими и крутыми вздутиями волн. Кое-где на спинах этих волн торчали камни, постепенно складывались в геометрически правильную россыпь и увеличиваясь в размерах. А потом Никита разглядел, что это за камни: головы в шлемах! Вскоре они стали вырастать из волн по шею, по плечи, показались огромные торсы в диковинных латах, спины гигантских животных, совсем не похожих на коней. Но и так было ясно, что здесь навек застыло, как и на Диком поле, погрузившись в камень, воинство Люцифера. В Битву оно, вероятно, вмешаться не успело.
– Марена, – кивнул за борт князь. – Давным-давно здесь в самом деле было море. Когда солнце высоко, толща камня становится прозрачной и видны рыбы и другие морские твари. Но хотя вода и окаменела, пройти по ней нельзя, любое существо тут же каменеет.
Застывшее море Марены уперлось в крутые, с острыми вершинами, скалы берега, над которыми занес метровые, разделенные на три доли, копыта жуткий зверь, помесь носорога, верблюда и древнего земного динозавра трицератопса. Всадник на нем по "красоте" ему не уступал – три красно-коричневых глыбы, растущих из одного седалища, с тремя крокодильими головами, но всего с двумя лапами. Эти двое казались живыми, окаменев в момент выхода на сушу вместе с морем.
– Хаббардианец?! – пробормотал Никита невольно.
– Вы-угадали, – кивнул князь. – Один из хаббардианцев. Хаббард планета во многом уникальная, на ней уживаются сразу три десятка разных рас, сходных только трехосной симметрией.
Вертолет миновал береговую линию, потом взлетел над полосой высоких скал, и пассажиры увидели то, к чему стремились.
Среди скал у подножия горы, чья вершина была срезана наискось, словно гигантским лезвием, лежал огромный, длиной в полкилометра и толщиной в сто метров, параллелепипед из черного матового материала, похожий на гигантский гроб. С трех сторон он был окружен скалами, а с четвертой текла широкая черная река, через которую к параллелепипеду был перекинут изумительной красоты ажурный мост, словно сотканный из снежно-белой паутины. От моста вниз, к ущелью, шла, на первый взгляд, ровная дорога, оказавшаяся на самом деле грязе-каменным потоком.
Слева от параллелепипеда Никита усмотрел вывал в стене зубчатых скал, словно кто-то огромный махнул палицей и раздробил камни в огромном секторе, вершиной упиравшемся в параллелепипед. Чуть выше него на крутом склоне второй горы, отсверкивающей холодной голубовато-стеклистой глазурью, вырастала косо в небо необычной формы башня, привораживающая взор: ее основание представляло собой в разрезе сильно вытянутый ромб, на высоте трехэтажного Дома оно переходило в широкий, но плоский поперечный брус, нависающий краями над камнем, а над брусом вырастала витая колонна, увенчанная шаром с сияющим под лучами низкого солнца острием.
– Перед вами гроб Святогора, – кивнул на параллелепипед Мстиша после недолгого молчания. – А ведет к нему Дорога Забвения и Калин-мост.
– Калин? – встрепенулся молчавший всю дорогу Такэда. – В нашем фольклоре есть мост, только Калиновый, на нем Иван-ду… э-э, герой наших сказок, бился со змеем.
– Где будем садиться? – буркнул Никита, уже давно чувствуя мощное пси-давление на мозг. Гроб Святогора излучал целый пакет пси-волн, главной из которых была тоска, но и скалы вокруг, и мост, и башня – весь этот дикий горный район тоже излучали в пси-диапазоне. Потоки энергий, вызывающих ощущения страха, угрозы, предостережения, меланхолии, скорби, вины и горечи, – тревоги и надежды, пересекались, интерферировали, гасили друг друга и резонировали, создавая настоящую бурю, ощутимую даже обычным человеческим мозгом. Рогдай и Добрагаст, переглянувшись, взялись за оружие, Вихорко Милонег сгорбился, шепча заклинания, а Такэда стал крутить головой, надеясь увидеть засаду.
– Справа у моста, рядом с дорогой есть пятачок, – показал рукавицей Мстиша. – Сядешь?
– Может быть, прямо на… гроб?
– Тогда уж лучше сразу отказаться от жизни.
– Понял. – Сухов повел вертолет на снижение и посадил его впритирку к скалам на десятиметровую ровную площадку у дороги.
Наступила тишина.
Пассажиры вылезли из кабины, разминая затекшие ноги, настороженно оглядываясь по сторонам. Глубокая тишина пронизывала весь горный массив, тишина неподвижности, тлена и смерти, но Сухов чувствовал, что за ними со всех сторон наблюдают чьи-то недобрые глаза, будто их рассматривали сами скалы.
– Гроб не охраняется? – спросил Такэда.
– Не гроб, – отозвался Мстиша, пристально, разглядывая мост, – меч. Вихорко, поколдуй, как пройти туда. Ну что, други, вперед? Времени на размышления у нас нет.
Никита шагнул было к мосту, но князь остановил его твердой рукой.
– Не лезь поперед батьки, тут все заколдовано, нюх надобно иметь.
Молодой колдун, бледный от напряжения, шагнул к бровке дороги, приглядываясь к каменным глыбам, утонувшим в незасыхающей, липкой, желто-коричневой грязи, больше напоминающей смолу, и запрыгал по камням, подавая пример. Пятерка спутников последовала за ним.
Прежде чем вступить на мост, невесомой дугой пересекающий реку, задержались на минуту, завороженные водой. То есть вовсе не водой и вообще не жидкостью, как оказалось при ближайшем рассмотрении! Река представляла собой поток всевозможных предметов, тел живых существ, растений, изделий рук человеческих и, наверное, нечеловеческих, имевших тем не менее какое-то функциональное назначение даже для неискушенного наблюдателя. Объекты этого потока переходили из формы в форму, сливались, расслаивались, перетекали друг в друга, создавая впечатление струй и медленного, беззвучного течения. Землян мороз продрал по коже от избытка впечатлений и того жуткого равнодушия, которое внушала "река".
– Коса богини Мокоши, – сказал князь. – Олицетворение неопределенности бытия. Она беспредельна и существует во всех Мирах Веера, только по-разному воспринимается.
Что-то шевельнулось – в душе Никиты и одновременно вокруг него, словно скалы мгновенно изменили форму, хотя ландшафт попрежнему оставался неподвижен и нем. И тут же Рогдай и Добрагаст вскричали в два голоса:
– Сторож!
Оба они смотрели в противоположные стороны, и Никита понял, что отряд попал в ловушку.
– Виноват, князь! – выговорил прыгающими губами Вихорко. – Я их учуял, но огляд зело черен…
– Не казнись, – сказал Мстиша, – доставай меч, здесь твое искусство не пригодится.
Из-за гроба Святогора бесшумно, как тень, выпрыгнуло к мосту жуткое страшилище, напоминающее то, что с вертолета людям казалось окаменевшим над берегом: три бугристых, красно-коричневых торса сидели на одном заду с двумя складчато-бугристыми ногами. Тела венчали крокодилоподобные головы с горящими желтыми глазами – по три на каждой голове. Все торсы имели по две лапы с кинжаловидными когтями, которые казались вовсе не когтями, а многолезвийными саблями. Кисти рук у чудовища были почти человеческими, пятипалыми – три пальца отдельно от двух других, хотя и раз в пять крупнее.
– Триглав! – побледнел Вихорко.
– Многорук! – эхом отозвался Добрагаст.
Никита оглянулся.
По дороге к мосту неспешно шествовал еще один монстр: десятиметровая горилла с головой-бугром, напоминающей лягушачью, замотанная от колен до шеи блестящим, как металлическая фольга, винтом. В каждой руке-лапе гигант держал по огромной секире, но лап у него было всего две, плюс две толстых, оплывших, слоновьих ноги, заканчивающихся копытами. Многоруком, по мнению Сухова, он быть никак не мог. Как и многоногом.
– Как он мог нас догнать?! – изумился Рогдай.
– Это другой, – сказал Мстиша, думая о чем-то своем.
– Может быть, отступим? – предложил Добрагаст, не очень уверенно чувствовавший себя без коня. – Или откупимся? Говорят, от них можно откупиться…
– Чьей-то жизнью, – нахмурился князь. – Что будем делать, Посланник? По мне, смерть лучше бесчестья, и еще никому не удалось откупиться от зла.
Никита молчал, полузакрыв глаза. Пространство вокруг кто-то раскачивал, и в такт ему качались горы, реки, моря и города, вздрагивала планета, ежился космос, шевелилась вселенная-хрон, вибрировал весь Веер Миров!
– Бог ты мой! – пошептал Никита. – Люцифер что-то почувствовал. Я слышу, как он ворочается!
– Тогда нам конец, – хладнокровно сказал Мстиша. – Он пошлет сюда Великих игв, и даже Яросвет не в силах будет нас спасти… если мы не успеем справиться со своей задачей. Может быть, отступим действительно, пока не поздно?
Сухов выпрямился. Мрачный огонь сверкнул в его глазах в ответ на вопрошающий взгляд Такэды.
– Ну нет! Теперь меня никто не остановит! Конечно, шиххиргх или хотя бы вардзуни нам не помешали бы, но мы имеем только то, что имеем. Отвлеките триглава, я пока займусь многоруком. – Никита привычно сосредоточился на своих переживаниях, застыл на долгих несколько секунд, пока Мстиша стрелял в триглава из лука, а Добрагаст и Вихорко Милонег взбежали на мости напали на монстра с мечами и сулицами, острия которых были заговорены по особым формулам колдовства этого мира.
Такэда, как и Рогдай, вооруженный заговоренным мечом и дротиками, в схватку пока не вмешивался, наблюдая за бывшим танцором. Сухов на глазах бледнел, вернее, как бы становился прозрачным, голубел, стрелял искрами, пока не оделся в пульсирующую сетку голубовато-зеленого свечения. Затем, не глядя ни на кого, быстро направился к приближавшемуся гориллоподобному великану, скользя над каменным потоком дороги, словно в невесомости.
Многорук остановился, слегка озадаченный, а в следующую секунду Такэда понял, почему эту тварь назвали многоруком: рна раздвоилась! Пока инженер протирал глаза, не веря в происходящее, каждый из близнецов-страшилищ тоже раздвоился, те в свою очередь повторили действие, и пошло, и поехало. Процесс закончился в тот момент, когда светящийся Посланник приблизился к первой паре многоруков на расстояние в полсотни метров и остановился. Напротив, по колени в пелене пара выстроился целый полк многоруков: грязь под ногами гигантов начала испарять воду.
– Что он делает?! – сдавленно просипел Добрагаст, забывая о втором чудовище за своей спиной.
Такэда двинулся было к Никите, но князь остановил его:
– Погодь, Наблюдатель, он нашел неплохое решение.
Многоруки не нападали! Они толклись на месте, размахивали лапами и выглядели так, будто у них болели животы. И вдруг снова начали делиться! Их и так было уже сотни две, а тут стало четыре, восемь, шестнадцать! И с каждым делением они становились прозрачнее, теряли цвет и плотность, таяли, испарялись, пока с долгим ядовитым Шипением не распались в облако желтого дыма, осевшего на скалы желтовато-сизым налетом.
– Браво! – негромко высказался Мстиша и тут же мгновенно пустил стрелу в ступившего на мост триглава. Тот легко отбил ее веером лезвий в правой руке. Одно из лезвий длиной в два метра вылетело из руки, словно его выстрелила метательная машина, вонзилось в щит Добрагаста, пронзив его насквозь, вошло ему в грудь.
Воин упал, но сразу же принялся другой рукой вытаскивать кривое лезвие, шепча какое-то заклинание, Вихорко помог ему и едва не получил такой же кинжала спину.
Триглвв стал метать свои дротики, по три-четыре сразу, с невероятной силой: Такэда увернулся от первой серии и со страхом увидел, как лезвия входят в камни, стреляя дымными фонтанами.
Князь от бросков не уклонялся, сбивая лезвия на лету своим льдисто сверкающим мечом, перерубавшим дротики пополам, будто спички. Рогдай действовал также, показывая великолепное мастерство рыцаря-профессионала.
Триглав был уже на середине моста, когда к группе его противников присоединился Никита. Не останавливаясь, он выбежал вперед и метнул свой меч с такой силой, что тот буквально исчез из глаз. Все случилось в одно мгновение: бросок, свист распоротого воздуха, удар, – и средняя голова чудовища отделилась от шеи и, ударившись о мост, упала в реку. В вечереющее небо ударила струя светящегося дыма.
Триглав перестал метать дротики, остановился. Две его крайние головы словно в недоумении повернулись к обрубку средней шеи.
– Меч! – протянул руку за спину Никита.
Такэда, демонстрируя отличную реакцию, как заправский оруженосец подскочил к нему первым, отдал свой клинок.
Еще один мгновенный бросок, свист и удар, и вторая голова монстра свалилась под мост. Триглав заревел, бросаясь вперед, буквально смел с моста в реку Вихорко и Добрагаста, поднял обе руки с дюжиной лезвий, но Мстиша, не дожидаясь призыва Сухова, уже вложил в его руку свой меч. И третья голова гиганта слетела с туловища, скатываясь по ажурному настилу моста к ногам попятившихся людей. Ноги у триглава подогнулись, он сходу сунулся обрубками шей в россыпь камней, с которых едва успели спрыгнуть в разные стороны Мстиша, Рогдай и Такэда. На мосту остался стоять Никита, объятый переливчатым ореолом свечения. Подошел к перилам, заглянул вниз. Но Добрагаст и Вихорко Милонег исчезли в реке – косе Мокоши, превратившись в ее струи-волосы.
Триглав жил еше полчаса, дергаясь, пытаясь подняться, шаря вокруг руками, из которых выпали все его огромные сабли-дротики. Отряд не любовался его кончиной, находясь под впечатлением гибели двух молодых дружинников. Никита был подавлен, но понимал, что еще не закончил дело до конца и надо спешить.
– Они не ждали нас так скоро, – сказал Мстиша, оглядываясь с моста на труп триглава; под словом "они" князь подразумевал силы сатаны. – Иначе меч охранял бы целый сонм чудовищ. Но ты молодец, Посланник. – Мстиша окончательно перешел с Никитой на "ты", и тот принял это, как должное.. Не казнись гибелью Добрагаста и волхва, ты не виноват. Похоже, единственный способ победить многорука без войска был твой: спровоцировать резонанс размножения! А это уже уровень гипервоздействия. Поздравляю, мастер. Идем дальше?
– Не спешите, князь, – раздался сверху, с крышки гробницы Святогора чей-то голос. – Кандидатура Посланника неплоха, но, во-первых, он не посвящен, а во-вторых, не готов к Пути Великого соединения.
– Праселк! – прошипел Такэда.
Это был тот самый старик в овчинном тулупе, с посохом в руке и с филином на плече, что встретился друзьям в лесу Мировой Язвы. Тульпа двойник игвы Дуггура Али бен-Саида бен-Хурхурры. Снизу, с расстояния в семь-восемь десятков метров он казался карликом, но глаза его светились, как угли, а голос был звучен, и слышен всем.
Снова внутри Никиты качнулась вселенная, заколебались все физические и магические поля, будто волны по воде от брошенного камня: Люцифер уже отдал приказ исполнителям, и един из Великих игв прислушивался к Вееру, нащупывая нужный хрон.
– Быстрее! – шепнул Мстиша на ухо Сухову. – Он отвлекает нас нарочно, поелику не в состоянии помешать сам. Яросвет загнал его в, нору морока, но Праселк многомерен и смог просочиться обратно.
Никита уже понял, почему князь разговаривает по-русски с такой изысканной точностью и знанием терминологии, о которой простой правитель типа земных царей и понятия не имел, однако проверять догадку было некогда.
Четверка перебежала мости остановилась под стеной черного монолита, на боках которого были видны борозды – будто следы ударов гигантского топора. Внутри него, по преданию, спал мертвым сном Святогор. Праселк смотрел на них сверху, с крышки гробницы, как голодный зверь, но спуститься вниз не решался. Мстишауже нашел и подобрал свой меч, возможности которого превосходили потенциал любого другого, и поглядывал вверх с подчеркнутым вожделением.
Такэдас удивлением обнаружил, что гроб окружен густой желтой травой с необыкновенно красивым резным язычком, более светлым, чем нижняя часть стебля.
– Плакун-трава, – сказал Мстиша, заметив взгляд Толи. – Цветет раз в сто лет, в канун гибели Святогора.
– Как же они его сюда заманили? – проборматал Такэда. – И кто именно?
– Игва Гиибель, – ответил князь мрачно.
Никита тоже смотрел на гробницу великана сквозь прищур век и думал о том же. Земной былинный Святогор не совершил ни одного подвига, не сделал ничего выдающегося, лишь послужил олицетворением первобытной, чрезмерной, и ненаправленной силы.
Сказитель былин, неосознанно получивший информацию о богатыре из эйдоса, общего поля информации Веера, не нашел ему применения ни героически-воинского, ни хозяйственно-производительного. Такая сверхсила в земных условиях не пригодилась. Но она не сработала и здесь, на родине колосса, слишком простодушного и доброго, чтобы сражаться с коварным, хитрым и злобным врагом, в моральном арсенале которого не было места благородству, великодушию и чести. Предок Святой Руси, освященный ее Соборной Душой, впитавший силу многих поколений, он так и не смог встать на защиту родины, поверив порочной красоте Гиибели, которая и заманила его в ловушку.
– Что ты медлишь? – толкнул Сухова Такэда. – Бери меч и сматывай удочки. Где он, кстати? Неужели под гробом лежит?
Никита оглянулся на Мстишу.
– Я не боюсь, князь. Сверхмечом должна обладать сверх сила, а я обычный человек, способный совершать ошибки.
– Не прибедняйся, – проворчал Такэда. – Ты не обычный человек, ты паранорм и потенциальный маг, и уже доказал нам это.
К тому же если вспомнить былину, были богатыри и посильнее Святогора, тот же Микула Селянинович, ратай, свободно таскающий в узелке "всю тягу земную". А он ведь был нормальным человеком, с виду хотя бы. Вспомнил? Тогда действуй.
Мстиша, улыбнувшись в бороду, кивнул, соглашаясь.
Никита, встретив его взгляд, глубоко вздохнул, расправил плечи, глянул мельком на филина, который с криком носился над ним и медленно приблизился к странной крестообразной башне, косо нависавшей над скалами и краем площадки у гроба Святогора. Сеточка свечения вокруг Посланника засияла сильнее.
Такэде показалось, что где-то в недрах гор зародился низкий гул, прокатился по скалам, выплескивая неистовый – но не слышимый ушами! грохот взрыва, и ушел в кости людей тонкой вибрацией, едва не прейратив их в желе. Вселенная плавно поехала вправо-влево, потом вверх-вниз – и все это за гранью человеческих чувств, воспринимавших мир вокруг неизменным.
Что-то поднималось из неведомых глубин в неизмеримые высоты, сопровождаемое чудовищным грохотом и прекрасной музыкой – в полной тишине и неподвижности горной страны. Засияло невыносимым пламенем – в полумраке наступающей ночи. Лопнуло фонтаном боли и блаженства – при абсолютном отсутствии каких-либо ощущений…
И когда Такэда готов был умереть от переполнявших душу нечеловеческих, невыразимых никакими словами, чувств, башня над головой Сухова дрогнула и начала вытягиваться вверх, вырастать, уходить в небо, скрытое невесть откуда взявшимися облаками.
– Знич, Дажбог, Сварог, Хоре и Стрибог! – забормотал Рогдай, заикаясь, отмахиваясь пальцем. – Помогите нам, помогите ему, помогите всем…
– Финист! – с благоговением проговорил Мстиша, задирая голову и не спуская глаз с башни.
– Меч Святогора!
– Что?! – ахнул Такэда. – Это – меч?!
Дрожали горы, ревел ветер, молнии рвали воздух, вонзались с шишака рукояти меча в облака, а он все вытягивался и вытягивался из склона горы в небо, пока не завис огромной наклонной колокольней над фигуркой человека в коконе голубой светящейся паутины. Остановился. Что-то кричал Праселк, прыгая по краю крышки гробницы, но его никто не слушал. Задрав головы, все смотрели на исполинский, длиной в семьдесят с лишним метров, меч.
Никита тоже глядел вверх, на гигантскую крестообразную рукоять-крыж, состоящую из огнива – поперечных дуг, черена – собственно ручки и яблока шаровидного навершия, смотрел задумчиво и строго. Ждал. А почувствовав момент, протянул руку вперед – и меч, стремительно уменьшившись в размерах, словно прыгнул ему в руку.
