***
Тень упала на остров – сверху опускалась зловещая черная сеть. И Никита, понимая в последнее мгновение, что Ксения, примеряющая ночные рубашки, всего лишь фантом, чей-то недобрый розыгрыш, не удержался от порыва. Выйдя из-под скорлупы защитного поля, он тремя ударами-всполохами меча разрубил задымившую сеть на части… и оказался лицом к лицу с гигантской фигурой Уицраора. Гигантской не только по масштабам, но и по наполнению энергетической и информационной сути, по реакции мира, заколебавшегося от проявления архонта, владыки данной вселенной.
Уицраор действительно был многомерным существом, как и его хрон, и в каждом измерении виделся по-разному, но человеческому глазу он показался бы сгорбленным стариком в фиолетовом, с голубым ореолом, плаще с капюшоном, из-под которого на собеседника угрюмо и страшно смотрела Тьма.
Врасплох появление Великого игвы Никиту не застало, он знал, где находится, кто здесь хозяин и что может произойти. Однако даже ожидаемая неприятность от этого не становится более приятной, поэтому у Сухова создалось впечатление неловкости, будто его застукали на чем-то неэтичном и мелком, вроде кражи варенья из банки.
Их разговор, если можно называть разговором многоуровневый обмен информацией в сверхбыстром темпе, длился всего сотую долю секунды, и передать его содержание полностью человеческим языком не удалось бы, разве что общий смысл эмоциологем-фраз, пакетов информации. Так первая "фраза" Уицраора включала в себя утверждение, удивление, недоумение с подсмысловыми "гармониками" и целый ряд образов в сопровождении сложнейщих мысленных формул, но ее можно было свести, в общем-то, к приветствию типа:
– Ба, Посланник! Какие люди – и без охраны!
Никита ответил вежливо и короче, хотя и его ответ в пси-диапазоне содержал планы, подпланы и перспективы:
– Привет, Великий.
Никита перешел на полное возбуждение сверхсознания. Уицраора он не опасался, хотя и понимал, что справиться с подручным Люцифера будет непросто. Но драться не хотелось.
– Прости, Великий, что ворвался в твой мир непрошено. Поддался любопытству. Но ты ведь давно знал, что я здесь?
– Я слежу за тобой с момента знакомства с Велиалом, Посланник. Твоя магизащита несовершенна.
– Зато совершенно оружие. Зачем тебе понадобилось затевать эту игру с… моей девушкой? Вернее, с ее призраком?
– Проверял твою реакцию. Гиибель была права: ты излишне эмоционален, а следовательно, уязвим. Тебе не удастся ни собрать Семерых, ни даже уцелеть.
Обмен информацией прекратился, потому что дальнейший контакт демономага и мага связи протекал в ином режиме, энергетическом и материально-физическом, и длился не более долей секунды.
Уицраор нанес колющий удар вардзуни – Сухов мечом отразил выпад. Великий игва сделал залп из шиххиртха – Никита заставил стрелы-ракеты взорваться раньше. Уицраор перестроил метрику пространства, скрутив многомерный жгут и пытаясь загнать туда гостя, Никита ответил "размоткой" более обширной области хрона в плоский двумерный континуум. Озадаченный Уицраор приостановился, почуяв необычную силу противника.
– Предлагаю разойтись мирным путем, – передал Сухов послание всеми мыслимыми способами связи. – Я не хочу воевать.
Ни с тобой, ни с кем-либо вообще.
– Но Гиибель ты уничтожил.
– Не было выхода. В противном случае она уничтожила бы меня, а я еще не закончил Путь.
– Тогда зачем ты явился в мой хрон? Только ли ради любопытства?
– Мне нужен был выход к Суфэтху, а твой хрон граничит с ним.
– Кладбище Шаданакара не предназначено для разглядывания его не только простым смертным, но и магам. Войти туда легко, выйти – невозможно.
– Я бы предпочел убедиться в этом сам. Еще раз предлагаю мир. Нам нечего делить в мирах Веера.
– Кроме славы.
– Ах да. Я забыл, что Великие игвы тщеславны.
– Не без оснований, Посланник. Едва ли-еще когда-нибудь родятся маги и создатели такого уровня, как мы.
– Если бы вы, создавая, не разрушали при этом, – грустно вздохнул Никита. – Конструкторы вы действительно великие, но, вынужден огорчить: во-первых, и вам неведомо предельное совершенство, во-вторых, даже в кронах Веера найдутся не менее великие строители, экспериментаторы и зодчие, о других же ансамблях вселенных говорить не приходится.
– Ты ошибаешься, Посланник. Единственный маг, который превосходит нас в какой-то мере, это Люцифер. Но не будем опускаться до спора. Ты свободен. – Уицраор высветил в пси-диапазоне свое имя как комбинацию четырех девяток и исчез.
Никита вспомнил магическую арифметику Такэды: четыре девятки, которыми был отмечен Великий игва, означали редкий ум, жестокость, неспособность к милосердию и откровенное презрение к более слабому. Человеку, обладающему подобным характерологическим сочетанием цифр, открывались истины Вселенной. Какие же истины открыты Уицраору? И почему он отступил?
Что-то мелькнуло над головой. Сухов глянул вверх. На него опускалась гигантская черная сеть. Горизонт начал зыбиться, искривляться, темнеть, океан под ногами собрался в текучий кратер вулкана, поглотил остров. Одновременно поле зрения во всех диапазонах электромагнитного спектра сузилось, а пси-диапазон вообще оказался задавлен мощным полем помех. Пространство заколебалось, будто почва под ногами тяжело идущего исполина.
Люцифер, мелькнула мысль, будя в душе жуть и страх. Но это оказался не Господин Веера, а его помощники – Даймон и Гагтунгр. Оба – в лучистых панцирях собственной магической защиты, превращавших их в создания немыслимого с точки зрения человека уродства. На всем их облике лежала чудовищная печать проклятия, невыразимо ужасная и отвратительная. Готовые уничтожить любого, кто станет на пути, они возникли духами небытия, демонами разрушения, отринувшими маски великих творцов и ставшими теми, кем были на самом деле – абсолютными эгоцентристами, готовыми ради себя и своих желаний разнести вдребезги любую вселенную, в том числе и населенную своими же соплеменниками.
Недолго думая Сухов переместился в соседний хрон, представляющий собой мертвый, измененный дыханием близкого Суфэтха мир, пустой, без звезд и галактик, затем еще дальше, в последний хрон, граничащий с "кладбищем Шаданакара". Это не было паническим бегством, скорее отступлением с надеждой избежать нового боя. Но Великие игвы жаждали схватки и шли по пятам.
Хрон, соседствующий с Суфэтхом, представлял собой нечто вроде сростка кристаллов, каждый размерами с планету типа Земли. Внутри кристаллов еще сохранялась какая-то организация, остатки жизни, подобие пейзажей и ландшафтов, большинство из которых недоступно было человеческим ощущениям, пространство же, окружавшее "кристаллы", горело! Вернее, горело время, постепенно разрушая "кристаллы", испаряя их внешние слои, превращая в потоки сверхбыстрых частиц – тахионов, уносящихся в Суфэтх. Видимо, и в этом хроне кто-то из Великих игв, тот же Гагтунгр, экспериментировал со временем.
Оказавшись внутри одного из таких "кристаллов", Никита попытался сообразить, что делать в создавшейся ситуации. Игвы шли за ним, судя по сотрясениям вакуума Веера, и намерений своих не меняли.
Пейзаж "кристалла" напоминал земную зиму: бесконечные белые холмы, редкий снег, небо в пятнах свечения, с красивой вуалыо "северного сияния", – но все это было лишь отражением действительности в мозгу наблюдателя Сухова, продолжавшего судить обо всем земными категориями и аналогиями.
В запасе у него было всего несколько долей секунды, прятаться не имела смысла, разве что в Суфэтх, путь в который был ему заказан, если верить Уицраору, и Сухов успел только дать сигнал тревоги, надеясь, что вибрация Веера – особый способ связи, доступный лишь магам, дойдет по назначению.
Игвы прошли хронобарьер, проявляясь в "кристалле" вихрями огня, пока не приобрели облик, схожий с обликом Уицраора.
Для человеческого глаза этот облик ассоциировался бы с гигантами в фиолетовых, с искрами и молниями, плащах с накинутыми на головы остроконечными капюшонами, и лица их были – сам мрак!
Было их сначала двое, потом объявился третий – Уицраор решилтаки присоединиться к коллегам.
Никто из них не стал объясняться с Посланником, все трое знали его цель, стремления и возможности, и ошибаться не хотели.
Первым вступил в бой Даймон, уже имевший опыт борьбы с магом связи. И Никита, внутренне ожидавший предварительного разговора, какого-то обмена мыслями, готовый к компромиссу во имя истины, вдруг ощутил прилив бешеной ярости. Его не хотели слушать, не принимали в расчет, откровенно презирали и считали за слабака, вступившего на Путь ради славы, а главное – были уверены в своем исключительном праве вершить суд, распоряжаться чужими судьбами и жизнью. Такую этику высших сил Никита принять не мог.
Его ответный удар буквально расколол "кристалл", мгновенно растопив снег и разогнав тучи на всем многотысячекилометровом пространстве. Защиту Даймона он не пробил, но заставил демона отступить, спрятаться за панцирь свернутого пространства. Лезвие меча плясало вокруг Сухова, как мерцающее пламя, складываясь в узорчатый, красивый и смертельный веер, сквозь который ничто не могло пробиться к телу мага. Никита не стал ждать, когда другие Великие соизволят бросить ему перчатку, и напал первым.
Меч его свистящим зелено-голубым зигзагом дважды перекрестил Гагтунгра, сорвал с него капюшон и выбил из рук шиххиртх, заряженный стрелами-гранатами, взрывающими вакуум. Следующий выпад неминуемо отправил бы демономага в мир иной, однако вмешался Уицраор, творец законов, владеющий более тонкими методами разрушения пространств с любым количеством измерений.
Дальнейший поединок продолжался уже на уровне изменения физических констант, что усугубило распад хрона, превращая его в глубокое многомерное "болото".
Никита почувствовал, как вокруг него сплелся тугой узел иномерия, закрутил пространство в хитрую спираль, которую меч сразу разрубить не смог, сам будучи свернутым в спираль, потеряв сразу три степени свободы. Это означало, что им можно было действовать лишь как рапирой или потоком излучения, потоком силы, но не орудием многодиапазонного назначения, и Никита потерял несколько драгоценных мгновений, решая поставленную проблему. А когда решил и освободился от тугих стихий, сдавливающих тело, лишающих свободы маневра, Даймон снова нанес пси-удар, который пробил защиту и оглушил Сухова, как хороший удар дубиной по голове.
Длилось это состояние недолго, тысячную долю секунды, сверхсознание Посланника тоже работало быстро и восстанавливалось без потерь, черпая энергию-информацию эйдоса в режиме синхронной накачки, успевая защитить самый хрупкий свой элемент – человеческое тело с его неповоротливым мозгом, однако и этого малого отрезка времени оказалось бы достаточно для того, чтобы демономаги справились с Посланником… если бы не их исключительная самоуверенность и желание насладиться не только победой, но и унижением противника. Они дали ему еще несколько драгоценных мгновений, красочно показав в пси-объеме, что с ним будет: предполагалось закапсулировать Посланника внутри "непроявленной вселенной", микрочастицы вроде фридмона или кварка, идеальной тюрьмы, выхода из которой не нашел бы наверное, и более сильный маг. "Спасибо за перспективу!" – передал троице Никита, одновременно разделяясь на три одинаковые фигуры: все тот же образ русского воина в доспехах. Разделение создало бурю в пространстве "кристалла", окончательно преобразив его ландшафт в облако пыли и обломков. Двойники не были просто видеопризраками, они обладали всеми признаками психофизической матрицы и магисферой, и демоны "купились": каждому из них пришлось выбрать своего противника. Этой заминки оказалось Сухову достаточно, чтобы нанести упреждающий удар и вывести из боя Гагтунгра. Меч проделал в теле демона дыру – "струнный" вход в пространство двенадцатимерности – и воткнул туда все конечности Великого игвы, его "руки" и "ноги".
Именно в этот момент Сухову пришита помощь. "Кристалл", внутри которого шел бой магов, пронзила ослепительная молния хронозаряда, и рядом с Посланником возник сияющий контур Машины Всех Машин, пилотируемой Магэльфом, роем пчел, интеллект которого поставил его в разряд "технологических колдунов". Бой сразу приобрел другой характер. Посланник перестал быть обороняющимся, а силы сражавшихся сторон выровнялись, потому что Гагтургр на время выбыл из борьбы.
И тут странно повел себя Уицраор.
Он вдруг отступил, отсалютовал копьем света, как бы признавая силу противника, и выдал сложный пакет мыслей-эмоций-сообщений, смысл которого был адекватен человеческому восклицанию типа "черт побери!" или "ну и ну!". Если бы Никита смотрел этот спектакль по телевизору, он бы рассмеялся, но юмор собстбенного изречения оказался Уицраору недоступен.
– Мир тебе, Посланник, – продолжал четвертый Великий йгва, постепенно исчезая за броней невидимости. – Я предупреждал их, но они не вняли. До встречи в новых вселенных.
Уицраор исчез. А Никита понял, что имели в виду те, кто назвал Уицраора "богом необъяснимого ". Он и был им, но – "богом необъяснимых поступков и решений". Не обладая великодушием и милосердием, не отделяя добра от зла, подчиняясь только собственным инстинктам и оценкам, он иногда совершал непредсказуемые даже соратниками поступки, находя идеальные с точки зрения этики Шаданакара решения.
– Уходим, – сказал замершему Никите Магэльф. – Нет смысла уничтожать этот хрон, а мы уничтожим его, если будем продолжать бой.
Универтер засиял так, что на него стало больно смотреть. Сорвавшаяся с него молния кваркового распада подбросила глыбу Гагтунгра на несколько километров над тучей пыли. Даймон, еле видимый за космами дыма, пара и пыли, отступил, что-то задумав – судя по мыслеэху, долетевшему до Магов.
– Уходим, – еще раз просигналил Сухову Магэльф.
Но они не успели. Даймон, далеко не уверенный в исходе боя, применил последнее средство, о котором не знали даже его сподвижники. Средством этим был "излучатель тьмы" или "инвертор порядка", то есть, по сути, малый синтезатор хаоса, идею которого когда-то подал Люцифер и над которым работал Даймон.
Все дальнейшее произошло в течение нескольких долей секунды (весь бой до этого продолжался около полусекунды): стремительное "скатывание" кривизны пространства, нарастание плотности гравитационного поля, рост напряженности всех полей, ядерные резонансы, буквально превратившие окружающую среду в один большой атомный взрыв, поворот симметрии частиц, означавший готовность вакуума к фазовому переходу, и, как следствие, начало схлопывания хрона. И вдруг, как удар – остановка времени!
Пространство хрона, весь его "сросток кристаллов", а также отдельные домены, разделенные тончайшими зеркальными стенками. Все физические процессы вплоть до вращения электронов в атомах практически прекратились. Лишь специфическое движение эйдоса, охватывающего отдельные островки индивидуальных информационных полей, принадлежащих разумным существам, не затихло. И Никита впервые во всем объеме почувствовал это сверхтонкое, надвременное движение, основу основ Веера Миров, не поддающееся никаким воздействиям изнутри самого Веера. Сознание на мгновение отключилось, но заговорил магический контур сверхсознания, впаянный в эйдос, как муравей в янтарь, и чувствующий малейшие его изменения. Никита понял, к_т_о остановил время, вернее, не время, а поток событий, сохранив энергетический аспект времени. И получила ответ мгновенную видеокартинку: словно из-под ветвей дерева с кружевным узором листьев выглянул загорелый молодой человек с шапкой белых волос, в глазах которого светились ум и сила, подмигнул Посланнику и скрылся, оставив в душе мимолетное сожаление и тоску. Вероятно, это был тот самый "бог данного мгновения", вернее, его отражение в сознании Сухова-человека. Мифы не лгали, Дадхикраван был прав: "бог данного мгновения" представлял собой мгновенно возникающую и так же мгновенно уходящую страшную роковую силу, способную как созидать, так и разрушать, и жил он в не Веера Миров как объект, сравнимый с ним по сложности, энергопотенциалу и информационному насыщению. Останавливая поток событий в одном из Миров-хронов Веера, он, конечно, преследовал свои, неведомые никому цели, но у Сухова осталось впечатление, что вмешался он пусть и не ради спасения Посланника, но ради чего-то большего, может быть, ради спасения Веера, уникального образования даже для Большой Вселенной.
Во всяком случае, лицо в узоре зеленых листьев Никита не смог бы забыть до конца своих дней.
Время сдвинулось с места на неуловимый квант: внешняя сила перестала сдерживать его. Следующий миг мог стать роковым, схлопывание хрона уже ничто не могло остановить, смерть казалась неминуемой, однако Никита ощутил вдруг прилив сил, кто-то буквально влил в него порцию энергии, как глоток эликсира бессмертия, и он успел прыгнуть вперед, сквозь стенку хронобарьера, выдернув за собой Магэльфа и того, кто его спас.
Он не знал, успели спастись Даймон и Гагтунгр от порожденного ими же катаклизма или нет, хотя и подумал об этом мимолетно. Но, как оказалось, собственные беды еще не закончились. Прыжок сквозь хронобарьер, разделяющий Миры Веера, закончился в Суфэтхе!
Было ли то следствием потери ориентации или физическим воздействием "кладбища Шаданакара", Сухов не понял, а на анализ времени у него уже не было.
Суфэтх действительно был "кладбищем", способным похоронить любой материальный объект любой протяженности, в том числе и вселенную-хрон. Будучи "выступом", своеобразной переходной зоной Большой Вселенной в теле Веера Миров, которая имела 506-мерную размерность с реально развернутыми координатами. Суфэтх поглощал всю энергию любого проникшего в него тела, в том числе и энергию атомарных связей и даже энергию кварко-глюонного обмена. От "нарушителя" оставался только пси-информационный каркас, так сказать "тень души", проваливающаяся в конце концов на "дно кладбища", передающая свою сущность вечно кипящей Большой Вселенной.
То, что вырваться из Суфэтха почти невозможно, Никита понял сразу, почуяв жуткий, ужасающий, отнимающий силы холод.
Супер-холод. За несколько мгновений Суфэтх высосал энергию внешней магической защиты, пробил брешь в силовом коконе сверхсознания, сжал мозг ледяными пальцами, продолжая выкачивать запасы био и пси-энергии, и Сухова охватил ужас: жизнь утекала в Никуда, в Ничто, в Беспредельность и Вечность! Сил на пролом хронобарьера в обратном направлении уже не оставалось.
– Прощай! – донесся пси-крик Магэльфа, пережившего те же впечатления; "Машина Всех Машин" не могла спасти его, как и собственная мощь.
И в этот момент в события снова вмешался некто третий, тот, кто помог Никите и Магэльфу выбраться из коллапсирующего хрона. Им оказался… Дадхикраван!
– Держитесь, Посланник! – услышал-понял внезапно Сухов.
Появилось ощущение, будто горячая твердая ладонь поддержала его под локоть, и было это ощущение столь явственным, что Никита даже увидел рядом сосредоточенного огненного псевдочеловека.
Ладонь придала новые силы, через нее в тело Посланника влилась целая река энергии. Дадхикраван тратил собственные запасы с безумной щедростью, и, почувствовав, что это означает, Никита рванулся прочь из Суфэтха, не забыв увлечь за собой Магэльфа, еще не растворившегося в абсолютном светомраке "кладбища Шаданакара".
Показалось Сухову, на краткий миг он увидел Большую Вселенную: плотнейшую, плотнее ядерной, субстанцию, передергиваемую судорогами сверхнапряжений, в которой вспыхивали, расширялись, росли и снова сжимались ансамбли метавселенных наподобие Веера, а также проще и куда сложнее. И грандиозная эта картина, Апокалипсис Вечности и Бесконечности, заставила Никиту ужаснуться от восторга и испытать невиданную боль и горечь: оценить Большую Вселенную, объект бесконечной сложности, постичь ее разумом живущего в ней существа, даже такого великого, как Люцифер, было невозможно. Как оценить то, что нельзя оценить ни пятью, ни тридцатью пятью чувствами?
Понял Никита и то, что вряд ли когда-нибудь еще удастся облечь в слова и образы увиденное им на уровне сверхсознания, выразить эту картину доступными ему средствами. Как описать то, что невозможно описать ни человеческим, ни каким-либо другим языком? Беспредельное разнообразие невыразимо, как и предельное совершенство…
Очнулся он в мертвом, но не сжимающемся в точку, мире, на краю "лестницы Шаданакара", еще очень близко от Суфэтха. Рядом болтался цепко удерживаемый "захватом" магиполя закуклившийся рой Магэльфа – универтер исчез, – и плавал в ауре бледного сияния Дадхикраван. Вернее, теиьего, зыбящаяся, неплотная, просвечивающая, как кисейная занавеска. Весь океан энергии, запасенный им в себе – в принципе, бывший темпорал и был сгустком энергии с организацией, мыслящего существа, – позволявшей ему беспрепятственно проникать в любой уголок Веера, он отдал Никите, спасая его от смертельных, объятий Суфэтха.
Не останавйиваясь, Сухов продавил мечом квантовый барьер соседнего хрона, давно перестав обращать внимание на сопутствующие просачиванию сквозь, барьер ощущения, и шел так до тех пор, пока не оказался в мире Велиала.
– Опусти Меч, Посланник, – послышался ему знакомый звучный, богатый интонациями, пси-голос. – Ты среди друзей.
– Зу-л-Кифл! – пробормотал Никита, вдруг почувствовав невыносимую тяжесть меча.
Сфера ощущений Посланника стремительно сжалась до размеров человеческого тела. Он "выпал" из сверхсознания, ритм мышленияи скорость реакций снизились до нормальных, человеческих.
Он огляделся: песчаный берег, река, неземной, но лес невдалеке – и не успел ничего сообразить, как вдруг кто-то обнял его, прижался к груди, и горячие губы коснулись его сухих, воспаленных глаз, щек, губ.
– Господи! – с трудом выговорил Сухов. – Ксения?!
– Не веришь глазам своим, поверь на слово, – засмеялся кто-то за рекой..
Никита оглянулся, разглядев фигуру воина в доспехах, но с Непокрытой головой.
– Яросвет?
– Кто же еще? Вижу, Дадхикраван добрался до тебя вовремя.
А кто это с тобой, в коконе? Неужто Магэльф?
Сухов окончательно пришел в себя, отстранил Ксению, окинув ее взглядом и разом впитав красоту девушки, которую не мог скрыть какой-то дымящийся защитный комбинезон, и ее неповторимую свежесть. Она казалась нормальной, натурой цельной и в то же время по-домашнему мягкой, но было отсутствие обычной "смеси" в ауре ее пси-йзлучения очаровательной непринужденности, мечтательности и твердых убеждений, а также ощущение неловкости и рассеянности, которое она внушала, все время пытаясь что-то вспомнить. Все это говорило о нарушениях в психике. Душу Ксении еще предстояло "собирать" по хронам, прежде чем она станет прежней. Но его она уже вспомнила!
Никита поцеловал девушку в подбородок.
– Подожди, милая. – Обернулся к Дадхикравану, вокруг которого уже собрались маги, в том числе и оживший, приобретший форму человека, "римского императора", Магэльф. Кто-то тронул Сухова за руку.
– Что с ним?
Никита сжал до боли руку Такэды, одетого все в тот же костюмдиморфант, опомнился, прижал его к себе и отпустил.
– Он умирает, – ответил вместо Никиты Яросвет. – Что тут у вас произошло, Посланник?
Запинаясь, Никита пересказал события последних минут, о том, как его и Магэльфа спасло появление бывшего темпорала, умолк, шагнул к Дадхикравану.
– Отшельник, дружище…
– Не стоит кручиниться, – долетел слабый пси-шепот огненного псевдочеловека, ставшего почти прозрачным, как лунный блик на стекле. – Вы мне уже не поможете, несмотря на все ваше умение. Я знал, что так будет, и не жалею ни о чем. Посланник, не казните себя, я благодарен вам за мгновения свободы.
– Ты… знал?!
– Конечно, я ведь соединял не только Миры Веера, но и прошлое с будущим.
– Ты знал!.. О, дьявол! Неужели все это – мой поход, твое освобождение, бой с игвами – было рассчитано Люцифером?!
Берег, на котором стояли маги, вдруг подпрыгнул, будто по нему ударили исполинской кувалдой. Из недр материковой коры, на которой он покоился, донесся долго не затихающий гул.
– Что это? – повернулся к Сухову Такэда.
– Люцифер? – негромко спросил неведомо кого Яросвет. – Его тяжелая нога?
– Нет, – раздался из воздуха вежливый голос; Велиал тоже присутствовал на собрании магов, только невидимый. – Это ударная волна, порожденная взаимопроникновением двух соседних хронов.
Веер начал складываться, джентльмены. Если мы хотим что-то сделать, надо спешить. Но я не уверен, что мы справимся с коллапсом Шаданакара, тем более, что обойма неполная – нас шестеро.
Принцип-регулятор же начнет работать, лишь когда соединятся Семеро магов.
– Нас семеро, – прошелестело, как вздох, утверждение Дадхикравана. – Если земляне Такэда и Ксения согласятся послужить мне материальной оболочкой,, с их помощью я проживу достаточно, чтобы соединить нас всех. Я знаю, как это делается, потому что видел не один раз. И тогда, может быть, мы что-нибудь придумаем.
– Да, – без колебаний кивнул Такэда, не дожидаясь, когда кто-нибудь из магов обратится к нему с просьбой. – Я согласен.
– Ксюша… – Никита взял девушку за плечи, заглянул в глаза, но сформулировать просьбу сразу не смог.
– Что я должна делать? – доверчиво спросили она. – Я согласна. Ты ведь не оставишь меня?
– Нет! – каменно-твердо сказал Никита. Обернулся к Дадхикравану. Начинайте… э-э, а где Уэтль?
– Я здесь, брат, – словно чертик из коробки выпрыгнул из кустов индеец-маг, невозмутимый, как всегда, готовый драться, спасать друга или его любимую, или Вселенную!
– Значит, все здесь. Что ж, Отшельник, начинай, выхода у нас все равно нет. И кажется, я знаю, что делать.
– Тогда ты и будешь ведущим выразителем высшего закона Веера, имя которому – справедливость. И ты же станешь направляющим острия Принципа-регулятора. Принимаете, маги?
– Я бы хотел кое-что уточнить, – сказал Велиал. – Среди нас есть более опытные маги, которые могли бы возглавить Семерку…
– Оставь, Велиал, – бросил Зу-л-Кифл. – Я знаю, к чему ты клонишь, но это в тебе говорит Совратитель, дух двойственности и тщеславия. Ведь ты родственник хаббардинцам?
– В какой-то степени. Но я хотел только…
– Предложение Уэтля принимается. Речь идет не о личной выгоде и не о личном героизме, речь идет о судьбе Шаданакара. Идеалы толерантности, а также справедливости, истины, добра, достоинства, благородства, гармонии и красоты в чести не во всех Мирах Веера благодаря вмешательству Люцифера и его слуг, однако незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Семеро собираются не для того, чтобы наказывать, а для того, чтобы остановить и сделать правильный выбор.
Дадхикраван, мы готовы.
Маги сдвинулись теснее, хотя этого и не требовалось.
Такэда вдруг тихо рассмеялся. Пояснил в ответ на удивленные взгляды магов:
– Вспомнился Некрасов:
В каком году – рассчитывай,
В какой земле – угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков…
– Весьма удачное сравнение, – усмехнулся Зу-л-Кифл. – Вперед, мужики?
Никита одной рукой крепче прижал Ксению, а другой обнял за плечи Такэду. Время, казалось, замедлило свой неслышимый бег. А потом в сознание каждого вошел Дадхикраван (они ощущали его таким, какими были сами), и небывалая ясность мысли потрясла Сухова, осознавшего себя одновременно и Уэ-Уэтеолем, и Яросветом, и остальными магами, а также Такэдой и Ксенией, то есть синтетической личностью, мыслящей сразу во многих плоскостях, на многих уровнях, и обладавший небывалой физической, энергетической, информационной и пси-мощью.
Нет, маги тоже остались личностями с высоким интеллектом и собственной эмоциональной сферой, но Сухов как бы стоял на вершине пирамиды Семерых и владел остальными, как органами своего тела.
Он мог бы сформировать себе облик любого существа или объекта звезды, например, или планеты, или машины-робота, – но, подчиняясь генам человека, землянина, сохранил образ русского витязя, готового к бою, одетого в кольчужные доспехи, с мечом в руке. Маги и люди, преобразованные универсальным магиполем в полевую форму материи, не стали деталями костюма или доспехов, но влились в Сухова, как матрешки – одна в другую, стали симбиотом, единым организмом с общей душой и сознанием, продолжая в то же время полилог, обмен мыслями, как делали бы это в обычной беседе. Правда, гораздо быстрее. И все же власть над симбиотом была сосредоточена у Сухова. Синтезированный гигант – Принцип-регулятор – подчинялся его воле. Лишь на один краткий миг Никита подумал об этом с мимолетным удивлением и гордостью без восторга и приятных эмоций, и тут же забыл.
Умея ускорять и замедлять время, Сухов-Единый, олицетворение Закона Веера, огляделся. Теперь ему были доступны высшие сияния, о которых когда-то говорил Зу-л-Кифл, сам толком не понимая, что это такое, а также все процессы в мирах-вселенных Шаданакара. Катастрофа еще не произошла, но Веер действительно начал складываться. Потенциальные барьеры, разделявшие хроны с разным ходом времени, становились тоньше, лопались, исчезали, и хроны "проваливались" друг в друга, порождая взрывы вакуума в них, из которых выделялась энергия, способная уничтожить любую вселенную. Во взаимопроникших хронах рождалась "стоячая волна" Хаоса, отрицающая всякий порядок и жизнь.
Эти хроны находились на краях "лестницы Шаданакара", рядом с Болотом Смерти и мирами Великих игв, то есть "далеко" от цивилизованных миров, но процесс, если он уже начался, остановить было очень трудно, и время общего коллапса не играло роли, сколь большим ни казался бы его отрезок до финала.
Никита глянул "в начало времен" более внимательно. Где-то там шевелился выбравшийся из своей тюрьмы-вселенной Люцифер, изредка встряхивая Веер.
Он знал, что Принцип-регулятор универсума, высший Закон Веера, заработал.
– Пошли к нему, – сказал Никита внутрь себя. – Все равно он нас ждет, а я хочу предложить ему компромисс, от которого он, может быть, и не откажется.
Никто из магов-оболочек Единого не возразил, успев разобратьсяв движении мысли Никиты, лишь Велиал добавил в композицию общего согласия нотку скептической меланхолии.
Ощущая одномоментно все то же, что и каждый из магов: воинственно-безмятежную готовность Уэ-Уэтеотля к смерти за правое дело, философскую сосредоточенность Зу-л-Кифла, возбужденное нетерпение Яросвета, экзотическое любопытство роя пчел Магэльфа, сомнения Велиала, поддержку Дадхикравана, играющего роль общего канала пси-связи, восторг и безмерное удивление Такэды, такое же удивление и нежное тепло Ксении, Сухов-Единый о_б_н_я_л их всех и, шагнув сквозь мертвые миры верхнего конца "лестницы Шаданакара", замер на мгновение перед стеной, отделяющей Веер от Суфэтха. Но теперь он не боялся "кладбища" Шаданакара, потому что и для Суфэтха стал если и не Законом, то достойным внимания Правилом. И "кладбище" пропустило его, лишь обдав немыслимым холодом запредельных непостижимых пространств.
Невредимый, он вошел в мир Люцифера "через задворки", а нес "парадного входа".
Природа на терпит шаблонов, и Веер, как Метавселенная, реализовавшая триллионы миров, отличных друг от друга, вполне и наглядно демонстрировал правоту вышесказанного. Хрон Люцифера, которому вполне можно было дать название Ад, не библейский, а гораздо более масштабный и страшный, не поддающийся описанию, тоже подтверждал это правило. Он и в момент рождения Шаданакара отличался от остальных его миров-пластин, а когда Люцифер заявил о себе в полный голос, этот хрон и вовсе выпал из разряда миров, годных для эстетического созерцания другими формами интеллекта. А потом Люцифер создал Хаос…
В первые мгновения Никита ничего не увидел и не ощутил, словно окунулся в абсолютную пустоту подземелья, не способную затронуть ни один орган чувств.
Великая Тишина обрушилась на голову Сухова; тишина, отрицающая любой процесс как синтеза, так и распада, любое движение; тишина, отрицающая не только жизнь, ной смерть как совокупность событий.
Потом пришло ощущение глубины, а с ним – влекущее, соблазнительное, сладостно-жуткое ощущение инородности.
И эти впечатления были самыми рациональными, хотя и не прямого действия, остальные не вмещались в понятия земного языка. Но ни один орган чувств, реагирующий на физические воздействия, а их у Сухова-Единого было не меньше сотни, не сработал! Мир Люцифера не имел ни цвета, ни вкуса, ни запаха, ни объема, ни каких-либо ориентиров, ни других характеристик, которые можно было почувствовать или измерить. Никита не сразу смог определиться и отыскать способ ориентироваться в этом вселенском Нигде.
Хунь-дунь, пришло на ум чье-то определение. Вероятно, отозвалось "я" Такэды.
Затем Никита ощутил холод: Хаос Люцифера был агрессивен, отнимая, высасывая энергию. Не так, как Суфэтх, но тоже с большой жадностью. Оставаться в этом мире долго не стоило.
Наконец по судорогам магиполя Сухов определил примерные координаты конкретного "дома" Люцифера и прорубил мечом "ущелье" в сплошной пелене Великой Тишины. Но и стоя у "ворот" обиталища Люцифера, он все равно ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Дом хозяина оставался недоступен даже эйдосу – совокупной сфере чувств Единого, несмотря на попытки "сотворить свет", то есть установить здесь верховенство Закона Веера. Тогда Никита напрягся предельно, щедро расходуя энергию, силы, интеллект и эмоции Единого, достиг сатори, мига просветления, дающего власть над любым природным явлением, и Хаос уступил.
Перед Единым во всем великолепии открылась "усадьба" Люцифера сложнейшая многомерная "снежинка" с текучим узором, эквивалентная по объему вселенной с Землей и Солнцем, собранная из сияющих звезд-бездн, пространстве локальным ходом времен и эстетикой странных и парадоксальных гармоний, вернее, антигармоний. Хаос, созданный хозяином "усадьбы" и способный "съесть" любой физический объект, превратить его в ничто, ничуть не влиял на "дом" Люцифера. И Никита почувствовал если не страх, то некую мимолетную слабость, лишившую его решительности и воли. Но длилось это состояние одно мгновение, воля остальных личностей, составляющих Единого, не дала ему расслабиться. Никите напомнили, что он Принцип-регулятор, способный изменить ход событий в любом уголке Веера. Тогда он, вспомнив известный дзэнский коан: "Если хлопок двух ладоней таков, то каков хлопок одной ладони?" – позвал Люцифера "хлопком одной ладони". Молча. И был вознагражден. Первой реакцией Люцифера было безмерное удивление. И вдруг словно судорога передернула весь огромный, заполненный Хаосом, мир, и перед Единым на фоне "звездного" сияния исполинской черной фигурой, чем-то схожей с человеческим обликом, возник Люцифер.
Долго-долго маги-творцы смотрели друг на друга, не говоря ни слова ни в одном диапазоне, оценивали, думали, сравнивали возможности, будто подчеркивая красоту формулы: молчание – это выразительное проявление невыразимого. Потом Никита сказал вслух (звуковые волны возбуждались в среде, окружавшей магов, почти так же, как воздух):
– Привет, создатель недостижимого!
– Привет, Первозакон, – ответил Люцифер с неожиданно добродушной интонацией. – Что-то вы задерживаетесь. Я ждал вашего появления раньше.
– В самый раз, – не согласился Никита и включил всю чувственную сферу.
Дальнейший их диалог имел сложную структуру и происходил в ином темпе, в разных плоскостях, на разных уровнях компетентности, принадлежал разным этическим сферам и культурам. По сути, это был контакт очень разных, невообразимо далеких культур, почти не имеющих точек соприкосновения. Человеческому уровню в этом диалоге тоже было отведено время и место, и оба собеседника при этом вполне понимали друг друга, создав образы, так сказать "фигуры визуальной ориентации", соответствующие их понятиям о беседе гуманоидов. Неизвестно, каким хомо-Люциферу представлялся Никита Сухов, но тому создатель Хаоса казался хаббардианцем, смахивающим на Вуккуба. На злодея, демонабогоборца, дьявола, каким молва, а потом история и мифология представили землянам Денницу-Люцифера, собеседник Никиты не походил, хотя взгляд его был убийственно холоден и темен.
– Что хочет Единый, я знаю, – все так же миролюбиво проговорил псевдэ-Вуккуб-Люцифер. – А чего хочется землянину Сухову?
– Того же, – со слабой улыбкой ответил Никита. – А вы можете предложить что-то другое? Бессмертие, власть, вечное блаженство?
Его собеседник засмеялся, глаза его остро блеснули.
– Не шибко богатый набор, а? Вообще-то я могу предложить гораздо больше.
– Не сомневаюсь. – Никита подумал и процитировал:
Пусть будет прихоть нечиста или невинна.
Порок иль светлая мечта, – мне все едино.
Я воплощу любой твой бред, скажи, в чем дело?
О дьявол, – я ему в ответ. – Все надоело!
Люцифер снова засмеялся.
– Ясно – неподкупен. Все-таки человеческая культура своеобразна и по-своему интересна, хотя до эпохи христогенеза и магического реализма вряд ли доберется. Сомневаюсь, что она доживет даже до меритократии. Впрочем, вторичные волны разума редко достигают высот Абсолютного.
– Но и вы не достигли своего, – обиделся за вид хомо сапиенс Никита. – Во всяком случае, идеального Хаоса вам создать не удалось.
– Ну у меня еще все впереди. – В глазах Люцифера мелькнул змеистый блеск. – Я намного старше человечества, но и я не есть первичное бытие данной Метавселенной, образующей Веер Миров.
Первыми были Предтечи, давно покинувшие Веер. Я их уже не застал. У меня же еще остались кое-какие дела в Шаданакаре, хотя когда-нибудь уйду и я. Итак, чего вы все-таки хотите, человек?
– Лично я – очень немногого, – усмехнулся Никита. – Достаточно вернуть моей девушке память, чтобы осчастливить меня. Ну и, пожалуй, дать возможность творческого проявления: говорят, я хороший танцор. – Он помолчал немного, колеблясь. – И еще хотелось бы, чтобы мной никто не командовал, не трогал и не защищал. В случае нужды сам за себя постою. А для этого надо, чтобы соблюдались основные Законы Веера.
– Законы толерантности и справедливости? – прищурился Люцифер. – Как мало человеку надо… – Усмешка тронула его тонкие губы. – Еще раз убеждаюсь, что большинство людей удовлетворить очень просто. Но не вас, Посланник. Ведь так? Вы представляете редкую категорию людей, пекущихся не с личном благе, но о благе других. Но вот вопрос: всегда ли, действуя во имя цели, вызванной благими намерениями, вы достигаете абсолютно положительного результата?
Никита задумался. Вопрос относился не к нему лично, а ко всему человечеству, история которого хранила достаточно отрицательных примеров исполнения замыслов, базирующихся на благих намерениях.
– Вот видите, – кивнул Люцифер, опечалясь. – Истина не может быть выражена в одной исчерпывающей формуле, как правило, она многозначна, многоаспектна и многомерна, особенно при определении таких сложных понятий, как добро и зло. На меня как-то произвело ошеломляющее впечатление то, что одну из сторон истины, которую я отстаивал, правильно оценил и мой оппонент. А я ведь был убежден, что верное решение однозначно и целостно!
Оказывается, парадокс разрешается просто: истина всегда включает в себя знания и эмоции обеих конфликтующих сторон.
Никита молчал, не зная, что говорить. Люцифер отобрал у него право прокурора, глашатая обвинения, подставляя вместо себя кого-то другого. Но главное, Сухов был с ним согласен!
Демон прищурился, заметив сдвинутые брови собеседника.
– Что касается категорий добра и зла.. однажды я задался вопросом: что таксе зло? И оправдано ли Добро, как таковое? К знаете, к какому выводу я пришел, изучиз историю Веера? Добро не оправдывается! К примеру, возьмем род хомо сапиенс, человечество. Культура долго и, надо признаться, мастерски накладывала грим на "реликтовые черты зверя" в ваших лицах, как сказал один земной философ, но стал ли человек от этого менее агрессивным? Добрым?
Никита молчал.
– А главное, – продолжал собеседник, – смог бы он развиваться, творить, если бы освободился от агрессивности, зависти, тщеславия, ненависти, лени, равнодушия, наконец? Вывод одноздначен – нет!
Никита молчал.
– И наконец самое смешное, что уже знаете и вы: законы нравственности, всесильные на уровне социума, человеческих эмоций, а мегамире, не работают на макроуровне – звезды, галактики, вселенные, и на микроуровне – молекулы, атомы, элементарные частицы, стринги, суперточки.
Никита молчал, тщетно ломая голову в поисках достойного ответа, в поисках второго, скрытого смысла в словах собеседника.
И не находил.
Замолчал и Люцифер, облик которого стал плыть, смазываться: время контакта заканчивалось. Затем Никита опомнился и встряхнулся, удивляясь, что поддался колдовскому очарованию голоса демона, совершенно уверенного в своей правоте. Абсолютных злодеев не существует, как не был им и Властелин Хаоса, но абсолютное зло может выражаться и таким вот способом: просто, печально, уверенно, непогрешимо и… равнодушно!
– Я вас понял, – сказал Никита негромко. – Но не призываю понять и меня. Что бы вы ни говорили, но Закон толерантности, согласно которому всякое существо, а не только разумное имеет право решать свою судьбу само, существует! И на сей раз обойдемся без комментариев. Как Принцип-регулятор, на время ставший Главным Законом Шаданакара, я мог бы принудить вас подчиняться Закону толерантности…
– Каким образом? – поднял брови Люцифер. – На этом уровне нет боя!
Никита не обратил на реплику внимания.
– … не вмешиваться в жизнь хронов, не экспериментировать с ними, рискуя вызвать непредсказуемые последствия, а также лишить свободы, заточив вас в непроявленной вселенной с непреодолимым барьером.
– Даже если я предложу вам Абсолютную власть?
Никита все-таки сбился.
– Во-первых, власть у меня уже есть, а во-вторых. Абсолютной власти не существуют.
– Ошибаетесь. С вашей помощью я все-таки создам Абсолютный Хаос, когда Шаданакар провалится в себя, и вместе мы сможем добиться Абсолютной власти, потеснив кое-кого из "Трех В".
– Кого?
– Властелинов Ксего и Везде. Ну скажем, высших богов, подобных тем, кого вы называете "богом данного мгновения".
Никита растерялся. Мало того, что его оскорбили предложением сделки, его еще и обвинили в прямом пособничестве Люциферу!
– То есть как это – с моей помощью?!
– Да очень просто: ваш друг Дадхикраван был не просто темпоралом, сетью станций хроносдвига, как вы уже знаете, он был позвоночником Шаданакара. Выдернув его из Веера, вы положили начало спонтанному схлопыванию. С чем вас и поздравляю.
– Меня предупреждали, – хрипло выговорил Никита. – Но я не обратил внимания… И я, глупец, хотел предложить вам совместную операцию по остановке коллапса Веера… более серьезные задачи, чем создание идеального Хаоса…
Люцифер пристально глянул в Лицо Сухова.
– Это интересно. Не уверен, что соглашусь, но выслушаю. Говорите. Но если вы хотите предложить мне участие в восстановлении личности вашей девушки, вы меня разочаруете. Для мага вашего масштаба безумие и смерть не должны являться категориями абсолюта.
Никита горько усмехнулся. Он не был подготовлен к такому обороту разговора. Ему было что предложить Люциферу, но он уже не был уверен, что заинтересует демона, апостола абсолютного равнодушия ко всему живущему. Кроме себя.
– Говорите же.
Никита обнаружил, что голос его сел, откашлялся.
– Эти задачи формулируются гениально просто, но осуществить их в одиночку не под силу даже вам. Вот они: остановить коллапс Веера, выпустить Хаос в Большую Вселенную и заглянуть через Суфэтх в иные метавселенные.
Люцифер покачал головой, хотел что-то сказать, снова покачал головой, но только вздохнул. Потом засмеялся.
– Наивность – чисто человеческая черта… Почему вы считаете, что мне э_т_о будет интересно?
Никита дернулся, будто, его ударили по щеке. Пролепетал:
– Н-но ведь это действительно интересно… в-вы отказываетесь?
– Конечно, отказываюсь. Посланник. У нас разные шкалы ценностных ориентаций. К тому же и на уровне мага вы слишком человек. Ваша Семерка не способна реализовать Принцип-регулятор и упрятать меня в другую тюрьму. Прощайте.
Фигура Люцифера стала расплываться, таять.
– Стой! – прохрипел Никита, ощущая слепящую ненависть к этому сверххолодному монстру. – Я человек и я слаб как человек, но тебе не удастся уйти просто так.
– А кто мне помешает? Вы? Семерка?
Глаза Люцифера вспыхнули. Взгляд его был страшен! Это был не только взгляд, но попытка выяснить, на что способен Единый, что он знает, чем живет и о чем мечтает, попытка сломить его волю.
Ему это почти удалось, но кто-то вдруг с жестокой силой помог Никите отразить этот выпад.
Сознание прояснилось. Никита с удивлением отметил, что его поддерживает чья-то мускулистая рука. Повернул голову и встретил улыбку молодого человека, широкоплечего, с длинными снежно-белыми волосами, смуглолицего, широкоплечего, одетого в белую рубашку с распахнутым воротом и белые брюки. Он сразу узнал незнакомца – это был тот самый молодой человек, олицетворение "бога мгновения", спасшего Посланника в битве с Великими игвами перед прыжком в Суфэтх.
– Все в порядке, Посланник?
– Кто… вы? – еле выговорил Никита.
– Вы правильно догадались, я – тот самый "бог мгновения", один из "Трех В", по свидетельству господина Люцифера. Можете называть меня любым именем, какое вам нравится.
– Александр.
– Пусть будет Александр.
Никита перевел взгляд на Люцифера. Тот стоял напротив в угрожающей позе, но молчал. Только глаза сверкали нестерпимо холодным огнем.
– Что с ним?
– А ничего, – оглянулся Александр. – Ждет. Итак, вы в состоянии воспринимать информацию? Я вам кое-что объясню.
– Давайте. – Никита расправил плечи. Силы постепенно возвращались, но напряжение паритета увеличилось. Появилось предчувствие, что откровения нового знакомого заставят переоценить многое в создавшейся ситуации, если не все.
– Сядем. – Александр указал на возникшие из ниоткуда кресла. – Итак, представьте больного человека. Скажем, инфицированного вирусом рака. Вирус внедрился в его тело и начал "работу".
Как на это реагирует организм?
– Ну… начинает… – не сразу собрался с мыслями Никита, низвергнутый с горных высей на грешную землю. – Начинает бороться…
– Правильно. Но как?
– Ну… вырабатывает, антитела, гонит лейкоциты к…
– К месту инфильтрата. Правильно. А теперь перейдем к нашим масштабам. Аналогия больного раком человека с Веером Миров – прямая.
– Что?! – выдохнул Никита еле слышно.
– Вы уже поняли, – кивнул Александр, сверкнув белыми зубами. Конечно, ситуация в Шаданакаре гораздо сложнее, но аналогия все же достаточно близка. Люцифер – "вирус рака", четверо его сподручных-демонов – "клетки-паразиты", ну а Семерка магов…
– "Лейкоциты"!
– Скорее, фагоциты, антитела, вырабатываемые единым организмом Шаданакара. Обладающие разумом, сложной психикой, свободной воли – в пределах данного организма, но – инструмент лечения "рака".
Несколько минут Никита не мог прийти в себя от изумления.
Александр смотрел на него сочувственно, с веселым прищуром.
Наконец Сухов нашел в себе силы продолжать разговор.
– Значит, Шаданакар – живое существо?! Гак сказать, Брахма? А мы все – его клетки?
– Можно сказать и так. Шаданакар – живое существо, но на тех уровнях, о которых мы можем только догадываться, ведь живет он в Большой Вселенной.
– И сам – Вселенная!.. А Люцифер – "вирус рака"… Бог ты мой!
– Начинал он, появившись в Шаданакаре, с моделирования вселенных с неограниченной степенью детализации. Мир Уицраора – его рук дело. Но уже тогда стало ясно, что он не остановится на опасных ддя Веера экспериментах.
– Подождите, я не могу врубиться… все перемешалось… А вы? Кто тогда вы?
– Я всего-навсего – проявление сознания Шаданакара, его воли, или может быть, души. Помните намеки Наблюдателя о некоей Соборной Душе Веера? Она же и есть Душа Шаданакара. А я, так сказать, ее полномочный представитель. Теперь поговорим о вас.
– Погодите! – снова взмолился Никита. – Я хотел бы…
– Я знаю. Сознание вашей девушки принадлежит Соборной Душе Веера, а это означает, что "собрать" ее в одну личность невозможно.
У Никиты все поплыло перед глазами. Собеседник подождал, пока его отпустит, мягко сказал:
– Но шанс у вас есть. То есть надо идти дальше. Путь ваш не закончен. Путь мага, творца и мастера. Вы прошли всего лишь Путь Меча… не до конца, правда. – Александр мельком взглянул на застывшего Люцифера. Впереди еще Путь Мысли и Путь Духа. Достигнув конца Пути Духа, вы, пожалуй, сможете реализовать множественный духовный перекос и вернуть Ксении первоначальный облик. Только… вряд ли вам захочется это делать.
– Почему?
– Потому что вы станете равновеликим Шаданакару, обладающему душой Ксении. И сможете жить в Большой Вселенной, как он. Вернее, как она. Потому что Шаданакар – по земной аналогии – женщина.
Никита зажмурился, покачал головой. Прошептал:
– И.. сколько же времени понадобится мне на преодоление Пути? Двести лет? Тысячу? Миллион?
– А что такое миллион лет для вечности? – тихо спросил Александр.
Никита улыбнулся с тоской.
– Не хотелось бы ждать так долго.
– Значит это произойдет значительно раньше.
Двое молча смотрели друг на друга. Потом Никита глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
– Еще вопрос можно? Что такое Суфэтх? Действительно "кладбище"?
– Позволю еще одну доступную вам аналогию. Не обижайтесь.
– Ради бога!
– На самом деле все гораздо сложнее. Но если представить Шаданакар в образе человека, а вас, меня, да и Люцифера микробами, то "начало" Веера будет находиться, скажем, в пальцах ног, а "конец" – в пальцах рук. Таким образом, пальцы рук могут находиться буквально рядом с пальцами ног, но их всегда будет разделять…
– Суфэтх! Внешнее пространство.
– В точку. А для Шаданакара это континуум Большой Вселенной. Теперь займемся нашим другом…
– Минуту. Последний вопрос, честное слово! Почему Семерка магов отбирается произвольно? Ведь, по сути, для такой операции, как "лечение рака", необходимы маги-воины, специалисты.
– Вы правы. Из всей вашей Семерки только Уэтль – профессиональный воин-"фагоцит", всегда готовый постоять за хозяина.
Может быть и неосознанно. Остальные ваши друзья – великие мастера, творцы, созидатели, а уж потом – воины. Но это большой роли не играет, потому что когда возникает задача защиты Родины, воинами становятся в_с_е! Это еще один Закон Веера Миров, который не признается Люцифером. И совершенно напрасно. – Александр повернулся к Люциферу. – Ты свободен!
Люцифер выпрямился, в глазах его снова клубилась Тьма.
Абсолютная ночь!
До новых встреч, маги.
– Вы его… отпускаете?! – привстал с кресла Никита.
– Ты не понял, – сказал Александр усмешливо, разглядывая плывущую фигуру Люцифера. – Ты свободен в пределах Большой Вселенной, то есть за пределами Шаданакара. Прощай.
Демон, не веря, глянул на смуглолицего представителя Соборной души Веера, хотел что-то сказать, протестующе взмахнул рукой и… исчез. И сразу Никита почувствовал огромное облегчение, словно с души упала неимоверная тяжесть, не позволяющая радоваться и быть свободным.
– Вы его?..
– Удалил, как скальпель хирурга удаляет, отсекает опухоль.
– Значит, мы были… не нужны?! Семеро?
– Ошибаетесь. Если бы не вы, отвлекшие на себя все силы Люциферовой команды, я не успел бы подготовиться. Но ваша миссия еще не закончена. Веер действительно находится на грани коллапса и потребуется немало сил и времени, чтобы процесс этот остановить. Больше, наверное, чем для освобожения Ксении. Если, конечно, вы сделаете выбор. Кроме того Великие игвы – тоже ваша забота. Как и ликвидация Болота Смерти – умерших вселенных – хронов.
Никита задумался.
– Вы поставили меня к стенке… но я согласен!
– Тогда мы скоро свидимся, Пасланник, вернее, маг-новичок.
Ждите вестей.
Александр тоже исчез.
Уровни контакта смешались в один, принадлежащий сверхсознанию Единого. Сухов, еще ощущая объятие Александра, только сейчас сообразил, что ему мешало в разговоре с Люцифером и Александром: мысли Такэды и чувства Ксении. Они не всегда реагировали на слова Создателя Хаоса так, как Никита. Но отторжения, расщепления личности контактера, землянина-человека, не произошло, значит, Толя и Ксения чувствовали почти то же, что и он.
План визуального контакта также изменился.
Люцифер снова предстал черной глыбой тьмы с человеческими очертаниями на фоне "звездного" сверкания своего обиталища. "Вирус" равнодушия, "незаконный" сын Большой Вселенной, удравший в одну из метавселенных. За что? За какие прегрешения?
Может быть за отрицание или несоблюдение какого-нибудь универсального закона жизни Большой Вселенной? Скажем, Закона Любви?
Черная тень взмахнула крылом, поколебав пространство, растаяла. "Скальпель" Семерых, направляемый сознанием Шаданакара, отсек Люцифера от Единого, выбросил в Суфэтх.
– Он выкарабкается, – мелькнула мысль. Человеческая мысль. – И поймет, что жил ущербно. Или не поймет?
Семеро молчали. Да и кто мог ответить на этот вопрос?
Бог – Шаданакар? Большая Вселенная? Или только Время?
И Веер был спасен, и Семеро разошлись по своим мирам, чтобы продолжить начатое… – Голос матери пресекся.
Сын удивленно глянул на нее: по щеке матери ползла слеза, но сама она улыбалась.
– Ма, ты чего плачешь? А па скоро приедет?
– Скоро, – ответила Ксения. – Он в пути, но скоро придет, сынок.
– Из Шакара?
– Из Шаданакара, сынок.
– А он один приедет или с дядей Александром? Я его люблю, ма, дядю Александра. Он добрый и красивый.
Ксения снова улыбнулась, смахнула слезу.
– Да. Дядя Александр очень красивый. Но ведь па красивее!
– А наш па волшебник или колдун?
– Волшебник, волшебник. Вырастешь, сам станешь волшебником. Спи, малыш, уже поздно.
– и сам спасу Веер, – пробормотал сонным голосом сын. И от тихого голоса его с тонким звоном лопнул бокал на столе, вздрогнули стены комнаты, качнулся многоэтажный дом, с гулом содрогнулась Земля, невидимая сила на мгновение задержала бег планет и заставила Вселенную с удивлением прислушаться к самой себе.
1991-1993
