***
Самолет взлетел в девять часов вечера из Быково, и Сухов с каким-то новым доя себя чувством потери глянул на город сверху: скопление рукотворных холмов из бетона, кирпича, стали, стекла и асфальта, среди которых сновали металлические жуки – автомобили и ползали мураши-люди. На душе скребли кошки, было муторно и тоскливо, и до боли в желудке хотелось проснуться и зажить прежней, расписанной по мелочам жизнью. Но танцор знал, что это невозможно, возврата к прежней жизни не было, как бы ни повернулось колесо судьбы. И все же сердце жаждало успокоения, а не борьбы. Все еще помнились глаза матери, растерянные, ничего не понимающие, не умеющие лгать, и сжималось сердце в тревоге за нее: сможет ли она сыграть убитую горем мать, если кому-то из неведомых далей и времен вздумается проверить, умер ее сын на самом деле или нет.
На свои похороны Никита не пошел, вернее, его не пустил Такэда, предпочевший не рисковать. Ксения присутствовала на кладбище и должна была рассказать все подробности, хотя и месяцем Позже, когда все поутихнет. Как и мать, она знала правду, но роль свою сыграла вполне искренне, понимая, что от ее поведения зависят последствия "похорон".
Улетали "погибшие" без нее, девушка даже не знала – куда, но готова была ждать весточки и прилететь по первому же зову.
Такэда, сидевший рядом, искоса поглядывал на друга, но молчал, понимая его состояние. Сухов отрезал свои длинные волосы, волной падавшие на шею, отрастил бородку и усы и теперь походил на коммерсанта, спешащего по делам на край света – в Хабаровск.
Такэда тоже отрастил усики "а ля Чарли Чаплин" и превратился в типичного экранного мафиози, связываться с которым не стоило никому.
Операцию с "похоронами" они разрабатывали почти месяц, а осуществили в середине сентября, когда подвернулся случай.
Во всем мире существовала практика негласной перевозки и похорон трупов из полиции или милиции, "прошедших опознание, но не опознанных". Чаще всего такими становились одиночки, уехавшие из родных мест и погибшие на чужбине, в авариях, катастрофах, а зачастую и от ножа бандитов. На этот раз милицейский "ворон" перевозил в Москву из Реутово десять молодых парней, целую команду "самоубийц", путешествующую по стране на велосипедах и не имевшую никаких документов: все они, перепившись, спали на сеновале в одной из деревень и сгорели в одно мгновение, не успев сообразить, что случилось, когда одному из них захотелось покурить.
Машина с останками слетела с шоссе в овраг ночью – лопнуло переднее колесо, и водитель не смог удержать холодильник на дороге: к счастью, сам он остался жив, как и сопровождающие мертвый груз. Правда, этим повезло меньше, оба милиционера получили сотрясение мозга.
Сообщение об аварии пришло в центральное городское ГАИ в первом часу. и тотчас же это стало известно Такэде, компьютер которого давно "дежурил" в сети компьютеров всех тревожных служб Москвы. На место происшествия инженер приехало Никитой через полчаса, опередив гаишников и милицию. Еще через несколько минут два полуобгоревших трупа, завернутых в гардины, лежали в кабине "сотки" Сухова, а остальное было делом техники. Водитель возился с потерявшими сознание милиционерами и ничего не заметил. Выяснили ли милицейские чины пропажу останков двух человек, друзья так и не узнали.
Самым трудным делом оказалось воспроизведение на плече одного из трупов, соответствующего по габаритам и мускулатуре Сухову, наколки, имитирующей родинки-"семерки", но в конце концов Такэда, специально консультировавшийся по данному вопросу, справился и с этим. Все их действия так психологически измотали танцора, что он едва не сорвался, крича шепотом, что плевать он хотел на все эти СС и ЧК, что хочет жить, как все люди, пойдет в госбезопасность и во всем признается, и будь, что будет, Такэда не возражал, продолжая начатое, и пыл Сухова иссяк, хотя потом он признался, насколько все это ему противно.
День они готовились к "операции отхода", а пятнадцатого сентября вывели ранним утром машину, выехали за город и удачно разбили ее на повороте о ствол огромного тополя, уложили подготов тенные трупы надлежащим образом внутри и возле машины и подожгли ее. Похороны состоялись через два дня…
Самолет набрал высоту, стюардесса разнесла напитки, но Сухова сон не брал, несмотря на то, что в последние сутки нервы его напряглись до предела, а сейчас наступило расслабление. Не спал и Толя, делая вид, что читает. Устал и он, взяв на себя на этом этапе всю тяжесть путешествия. В отличие от Никиты, все еще сомневающегося в верности их действий и реальности происходящего, инженер точно знал, что опасность смертельна и возврата к прежней жизни не будет. И только он один ведал, куда они летят и зачем.
В Хабаровске еще лет десять назад был создан Центр русского боевого искусства – ЦРБИ, инструктором-наставником которого стал учитель Романа, мастер шестой категории россдао, ученик знаменитого Деда, Иван Григорьевич Красильников. Такэда надеялся договориться с ним обучать Никиту, с успехом начавшего путь бойца у Романа.
– Он просто талант! – вспомнил инженер слова инструктора. – За два месяца обогнал моих орлов, которые занимаются уже по году-полтора! Если так пойдет и дальше, он и меня обгонит через год. – Через год, повторил про себя Толя. В том-то и дело, что года в запасе у него нет. Главное, чтобы в ходе занятий он осознал две истины: важна победа не над противником, а над собой, это раз, и два – побеждает не борющийся против чего-то, побеждает борющийся за что-то…
– А как было все здорово! – сказал вдруг с тоской Никита, не отрывая взгляда от иллюминатора, словно разговаривая сам с собой.
– Ты что? – покосился на него Толя. – Машину жалко, что ли?
Сухов на шутку не ответил и продолжать не стал, но Такэда и так понял его мысль: танцор до вмешательства в его жизнь темных сил жил в своем мире, удобном во всех отношениях, созданном для таких же, как и он, людей искусства и спорта, и потому оторванном от остальных миров, в которых на разных уровнях достатка и бытовых условий жили другие люди, от безработных до президентов, членов банд и мафиозных кланов. Оказавшись за бортом своего достаточно прочного ковчега, столкнувшись с чужим миром жестокости, насилия и страха, поняв, что теперь необходимо жить иначе, решать все самому и отвечать за последствия каждого шага, Никита Сухов, чемпион России по акробатике, серебряный призер чемпионата мира, великолепный танцор – растерялся. Умом он понимал, что спокойное течение бытия закончилось, но душа все еще жаждала возвращения. А почва под ногами была зыбкой, неверной, колеблющейся, как слой торфа на болоте…
– Наверное, я просто невезучий, – закончил Сухов разговор с самим собой.
– Не плачь, меченый, – сухо сказал Такэда. – Тебе еще повезло: ведь боевики СС могли тебя убить еще тогда в парке. Вожак тебя просто пожалел.
Никита оторвался от созерцания иллюминатора, глянул на товарища, криво улыбнулся, щеки его порозовели.
– Кого милует Бог, того жалует царь. Непонятно только, что за царь и где его искать.
– Главное, чтобы он был в голове. Знаешь пословицу: без царя в голове царем не станешь?
– Ты говорил, существовала какая-то книга, в которой якобы указан вход в тоннель, связывающий Миры Веера.
– Книга Бездн. По легенде она связана Страшным проклятием на десять тысяч лет. Была заточена в стенах Сухаревой башни, которая стояла между Сретенкой и Мещанской, ее строили в эпоху Петра I. Но после разрушения башни Книга исчезла. – Такэда помолчал. – Я ищу ее уже почти полтора года.
– Ну и?
– Есть кое-какие следы… слабые. Мне придется в связи с поисками помотаться по свету, так что побудешь один. Я оставлю тебе Даосскую книгу, она хоть и не Книга Бездн, но скрасит твое одиночество. Хочешь изречение из нее?
– Валяй, учитель. – В голосе Никиты прозвучала ирония, но инженер не обижался на такие вещи.
– Будь текуч, как вода, покоен, как зеркало, отзывчив, как эхо и невозмутим, как тишина.
Разговор на время прервался. Ровно гудели двигатели самолета, некоторые пассажиры шуршали газетами, другие разговаривали или спали. Уплывала назад Европа, дом, уют, уплывало прошлое.
Потом Никита подвинулся ближе, сказал мрачно:
– Совет неплохой, да опоздал. Ну-ка, расскажи мне про Веер еще раз, поподробней.
– Что именно?
– Как он возник, я понял, а какие вселенные реализовал? С какими условиями?
– На эту тему можно говорить долго, но я постараюсь покороче. Спектр миров, реализованных Веером, практически необъятен, хотя и не бесконечен. Есть миры, совсем не отражающие земных представлений о пространстве, времени и жизни, но есть и вполне земноподобные, то есть имеющие планеты, звезды, галактики, черные дыры, сверхновые звёзды и даже саму Землю. Правда, обитатели тех "земель" не всегда называют ее Землей, но существуют и почти идентичные миры, отличающиеся лишь деталями. Интересно, что такие Миры Веера создают своеобразные "пакеты", в которых спектр условий проходит предельные варианты, скажем, от Порядка до Хаоса, или от Добра до Зла.
Такэда остановился.
– Нет, так я тебя запутаю.
– Продолжай, я пока соображаю.
– Хорошо. В качестве примера: наша родная Земля находится в середине такого "пакета". "Ниже", то есть ближе к моменту начала Веера, реализуется М-физика, магическая физика, дающая возможность изменять мир с помощью волевого усилия, волшебства – по нашим понятиям, конечно. "Выше" идут Миры, в которых есть Земли и где реализуется уже Т-физика, технологическая, счетно-анализаторная. Не спрашивай только, как все это выглядит, я не путешествовал по Мирам Веера. Может, с тобой повезет?
Никита не отреагировал на вопрос, и Толя продолжал:
– Иерархия Веера довольно проста – она включает всего пять ступеней, каждая из которых имеет свой спектр вариантов. Первая ступень: верны все классические законы физики. Пример: наша Земля и ее "двойники" в соседних хронах. Вторая ступень: работают законы относительности: в нашем хроне они соблюдаются частично.
Третья ступень: хозяева – законы энергоинформационного обмена, это уже подходы к магическому воздействию. Четвертая: властвуют законы изменения структуры волевым усилием. И наконец пятая: абсолютная власть над материей, формой и сущностью, над жизнью и смертью – у сил, названий которых мы не знаем. И вряд ли узнаем. С этими силами могут соперничать только Владыки, да и то не всегда индивидуально, а лишь соединяясь в нечто вроде коллективного разума типа Соборной Души нашего Веера. Известно только одно: существуют ступени развития материи более высокие, чем разум в человеческом понятии, и принципы, более совершенные, чем добро, и более желаемые, чем блаженство. А также системы знаний, не основанные на познании и науке. Но это уже тема для отдельного разговора. Денница, кстати, родился в одном из таких миров.
Такэда задумчиво пососал палец, – хотя и не реализовал все эти перечисленные мной постулаты. Правда, я сам не все здесь понимаю… – Он осекся.
Сухов спал. Лицо у него было бледное, осунувшееся, измученное. И Такэда впервые остро пожалел, что случай вовлек парня в эту дикую, непонятную, непредсказуемую, невероятную авантюру.
Но дороги назад действительно не было.
Иван Григорьевич Красильников, инструктор россдао, о котором говорил Роман, бывший его ученик, оказался почти таким же молодым, как и сам Роман: шел ему тридцать первый год. На вид нескладный, долговязый, слегка сутулый, не имеющий особо развитой мускулатуры, он не оставлял впечатления сильного человека и опытного бойца, но глаза – серые, цепкие, умные выдавали его сразу. В них за блеском иронического внимания таилась скрытая сила и предупреждение, вызывающие невольное уважение у любого, кто встречался с Красильниковым.
Никита помнил слова Такэды, что мастера шестой категории россдао "достать" невозможно, однако убедился в справедливости сказанного только в ЦРБИ, в котором Красильников работал инструктором-наставником. На первой же-тренировке наставник провел учебный бой сразу с шестнадцатью учениками, нападавшими со всех сторон, и, не получив ни одного прямого удара, уложил их всех в течение трех минут. И это несмотря на то, что многие из ребят занимались россдао по пять-шесть лет и сами были инструкторами в других школах!
Никите Иван Григорьевич – все звали его только по имени и отчеству понравился. Он не любил много говорить, зато много показывал, и жесты его были красноречивее слов. Сухову он после показательного боя задал только один вопрос:
– Как, по-вашему, можно сформулировать цель мастера россдао в схватке с многочисленным противником?
Никита, застигнутый вопросом врасплох, промямлил:
– Ну… наверное, использовать неизбежную сумятицу… вести бой в манере защита-контратака…
– Основная цель – вывести из строя противника наиболее эффективным методом и с наименьшей затратой сил. – Красильников внимательно оглядел Никиту снизу вверх. – Хотя и вы, конечно, в чем-то правы. – Повернулся к молчавшему Такэде. – Рекомендации Романа мне вполне достаточно, да и материал неплохой, будем работать. Но и вам придется позаниматься с ним, если хотите достичь максимального результата.
На этом и закончился "цикл вводных лекций" Красильникова, отбирающего учеников только по ему одному известным качествам.
Занятия отвлекали от горестных дум и тягостных ожиданий, и Никита, сменивший имя и фамилию на Владимира Петрова, с головой ушел в борьбу, занимаясь по двенадцать часов в сутки.
Они сняли квартиру на северной окраине Хабаровска, разбросанной по сопкам, у пожилой четы Ивяевых, пенсионеров, подрабатывающих в летнее время сбором облепихи, грибов и ягод. Хозяев звали Федором Полуяновичем и Марией Кирилловной, и были они тихими, неразговорчивыми, стесняющимися и добрыми людьми, прожившими в тайге полжизни и лишь к старости получившими квартиру в городе, да и то по настоянию детей. Сын женился на белоруске и уехал в Гомель, благо в славянских странах еще не дошло до визового обмена; дочь тоже уехала – на Сахалин, выйдя замуж за капитана рыболовного сейнера, и старики остались одни.
Как вышел на них Такэда, Никита не знал, но был рад, что может уединится в комнате и заниматься своими делами, никому не мешая: комната Толи находилась напротив. Сами же хозяева жили в третьей комнате, в конце коридора, За общей гостиной. – где стояли телевизор, старенькое пианино и сервант.
Комната Сухова была по-спартански голой: стол, кровать, стул, шкаф. Зато хватало места и на обработку като – комплекса упражнений, и на занятия со снарядами, в основном – гантелями, поясным эспандером и подвесным турником.
Такэда побыл в Хабаровске с неделю и уехал, взяв слово с танцора, что тот не сорвет "режим подводной лодки, лежащей в засаде на грунте". Инженер все еще не терял надежды найти пресловутую Книгу Бездн.
Первое время Никита свято соблюдал "режим": ходил толькона тренировки, а все остальное время проводил дома, занимаясь повторением пройденного или читая книги, в том числе оставленные Толей философские труды Лосева, Андреева, Бердяева, Шульгина и других. Но тоска по Ксении скоро превратилась в физическое недомогание, и Сухов стал искать способы отвлечения от этой напасти, самым привычным из которых был ночной клуб или бар; в Хабаровске их хватало. Слать письмо Ксении он побоялся, да и Такэда пообещал привезти весточку от нее или хотя бы открытку.
День шел за днем, "печать зла" о себе не напоминала, звезда на плече молчала, и Никита поневоле втянулся в ритм ежедневных тренировок, не забывая об акробатике. Так он однажды поразил товаращей по группе тройным сальто и рондадом с переходом на шпагат. Тоска по танцу тоже давала о себе знать, но он терпел, мечтая когда-нибудь "показать класс". В доме Ивлевых он тоже не мог танцевать открыто, да и комната для балетной танцевальной программы не подходила.
Затем его озарило, и после недолгих колебаний он предложил свои услуги в качестве солиста в казино "Бомонд", забыв об осторожности, и вспоминая случившееся в Москве, за тысячи километров отсюда, чуть ли не как миф. Уговорил он себя тем, что запас денег, заработанных в прежней жизни, был не вечным.
Танцевал Никита в казино три раза в неделю, по вечерам, но слава о танцоре разлетелась по городу быстро, и в дни его выступлений "Бомонд" заполнялся до отказа. Никита повеселел: после длительного перерыва он наконец-то нашел свою стихию, помогавшую скрасить жизнь. Но спустя два месяца, в течение которых от Такэды не было ни слуху, ни духу, ситуация изменилась.
Во-первых, пришло письмо от Ксении (Толя все же нашел ее и Дал адрес), прочитав которое Никита едва не сорвался с места и не помчался в Москву. Во-вторых, Красильников узнал о ночной жизни подопечного и потребовал ее прекратить, обратив внимание на усталость последнего, мешающую работать в полную силу. На инструкции Такэды он ссылаться не стал, но аккуратно провожал ученика с тренировок до дома, оставаясь незамеченным. В-третьих.
Сухов почувствовал дуновение посторонней силы. В результате интенсивных занятий по концентрации внутренней энергии внимание и чувствительность его обострились, и ему показалось, что кто-то начал следить за ним – слепо, не видя, на уровне психического контакта. Точку поставило происшествие в казино.
В этот вечер начала ноября, холодный и дождливый, в казино заявились воротилы местного бизнеса: президент Дальневосточного филиала Инкомбанка, директор колбасной фабрики, сопрезидент японо-российской коммерческой фирмы "Хацюмэ", и с ними три десятка "крутых" парней – телохранители, приятели, девицы. Перед публикой Никита выступать не любил, но платили ему хорошо, и делать было нечего, приходилось танцевать. К двенадцати ночи он вымотался, танцуя по заказам: "Генацвале, держи. – Кто-нибудь из свиты бизнесменов совал ему десятитысячную банкноту. – Танцуй хараппу". И Никита танцевал.
Но без четверти двенадцать он решительно отодвинул ведущего и заявил в микрофон, что просит уважаемых гостей "не гнать лошадей", программа закончена. Однако гости, подогретые обильными возлияниями, продолжали кричать "бис" и совать деньги, требуя продолжения. Сухов пожал плечами и сошел со сцены, и наткнулся на коренастого крепыша в светлом костюме с гвоздикой в петлице. Это был один из друзей Шавеля, президента Инкомбанка, а может, не друзей, а компаньонов.
– Танцуй, малый, – сказал он хрипло, протягивая пачку долларов. Плачу "зелеными". Но уйдешь по моему сигналу.
Никита побагровел: в таком тоне с ним еще не разговаривали.
Однако сдержался.
– Прошу прощения, мистер, но программа закончена.
Сбоку подсунулся владелец казино Голдман, рыхлый, вечно потеющий, лысый, как колено.
– Володя, не ерепенься, попрыгай еще полчасика. Гости просят, нельзя отказывать.
Сухов заколебался было, но коренастый повел себя в прежней манере:
– Куда он денется? Еще не родился такой оригинал, который отказал бы Щавелю. И мне.
– Этот оригинал я. – Никита сбросил с локтя пухлую руку Голдмана и направился к двери за стойкой бара.
За спиной раздался злой хрип коренастого, тенорок владельца казино, еще чьи-то голоса, но танцора никто не остановил. Зато его встретили за дверью казино, в переулке.
Никита ощутил толчок в сердце: вспомнились прежние столкновения, инициированные "печатью зла". Неужели она снова нашла его? Несмотря на все ухищрения скрыться, замаскироваться, выйти из "круга устойчивого интереса" парней СС? Или все объясняется вполне прозаически: местные мафиози решили наказать строптивого танцоришку?..
Итак, трое… нет, больше. Сухов привычно собрался, концентрируя внимание. Он уже научился пользоваться резервами внутренней энергии организма, но применять свое знание еще не приходилось.
Значит, трое – впереди, еще двое – за кустами, справа. Эти наиболее опасны, потому что вооружены, И все же это не засада "свиты Сатаны", а тем более не ЧК.
– Ты что возомнил о себе, танцор? – пренебрежительно сказал один из троих, самый высокий; одеты все трое были в одинаковые серые плащи и шляпы. – Мало платят? Что за капризы? Шеф остался очень недоволен, а за это наказывают.
– Что ты с ним церемонишься. Жердь, – вмешался второй, пониже, с волосами до бровей. – Он думает, если накачал мускулы, значит имеет право хамить. Он нуль, и пусть знает, что нуль!
Волна гнева ударила в голову, затмила сознание, и Никита ед. – ва удержался от ответа, вовремя вспомнив наставление Красильникова: "Злость должна быть чисто спортивной и направлена на себя, но ни в коем случае на противника. Это – верный путь к поражению".
Видимо, трое приняли его колебания за проявление малодушия, потому что третий член группы презрительно сплюнул, едва не попав на брюки Сухова.
– Наложил в штаны, танцор? Мы тебя побьем не сильно, для профилактики, чтобы знал, как отвечать шефу, и чтоб другим неповадно было.
Высокий тут же ударил Никиту в грудь, вернее, в то место, где он только что стоял. И ойкнул, получив хлесткую пощечину, от которой у него посыпались искры из глаз. Второй "экзекутор" тоже махнул рукой – у него был кастет, и заработал удар по ушам, который вывел его из строя на несколько минут. Третий, самый низкорослый, небыстрый и подвижный, знал каратэ – судя по его прыжку и удару ногой, но и его замах не нашел цель: Никита ушел в сторону и добавил прыгуну пинка, увеличившему его скорость.
– Все? – буднично спросил Сухов высокого. – Я могу идти?
Сам он в это время думал о тех двоих, что готовились его встретить у выхода из переулка. Но заниматься ими ему не пришлось.
На свет фонаря вышла фигура в спортивной куртке с капюшоном, поманила танцора рукой:
– Кит, побыстрей.
У Никиты едва не выскочило от радости сердце – это был Такэда собственной персоной.
Трое нападавших не стали продолжать "урок", ворча и ругаясь, убрались прочь.
– А остальные? – спросил Никита.
Такэда оглянулся на кусты, махнул рукой.
– Ими занимался Красильников, все нормально.
– Иван Григорьевич?!
– Для подстраховки. Извини, я не предупредил. Но и ты, я гляжу, кое-чему научился, а?
– Ситуация была не очень сложной. – Изумление Сухова прошло не сразу. – Ну ты и даешь, Оямыч! И Красильников согласился?
– У меня осечек не бывает. Идем, сейчас дождь пойдет, а я без зонтика.
Никита поспешил за другом, даже не пытаясь скрыть радость: появление Толи означало не только свежую информацию, но и перемену хода событий.
Они проговорили часа два и спать легли только в половине третьего ночи. Но Сухов не смог уснуть и заявился к Такэде через пятнадцать минут. Постучал.
– Извини, не спишь? У меня пара вопросов.
– Спи, завтра задашь… вернее, сегодня утром. Подъем в семь. – Толя задумчиво оглядел стоящего в халате танцора. – Плохо контролируешь нервы. Что вы проходите с Красильниковым?
– Блоки. То есть это не те блоки, а комплексы приемов…
– Мне можешь не пояснять.
– Прошли блоки сидя, лежа, против уличной толпы, сейчас доводим блок "работы с хода". Но этих блоков еще – пруд пруди: против всех видов захватов, в ограниченном пространстве, против профессионалов каратэ… и айкидо, кстати, против вооруженных банд. Не отвлекай, Оямыч, а то не слезу с тебя до утра. Как ты думаешь, этот сегодняшний случай связан с "печатью зла"?
– Не знаю, – тихо ответил Такэда, подвинул повыше подушку и лег. – Мы с тобой вроде бы как умерли… но для полного отрицания, как говорят мудрецы, самоубийства недостаточно. "Свита Сатаны" умеет доводить дело до конца и не остановится, пока не проверит подлинность нашего ухода в мир иной.
Никита хмыкнул. Они уже поговорили о маме, о Ксении, о ситуации в Москве, о квартирах. Жалко, что квартира Такэды отошла в госпользование (книги, кое-какие личные вещи и картины Толя все-таки увез), и все же душа Сухова была неспокойна. Хотелось лично убедиться в безопасности мамы, родственников и Ксении, которая переслала через Толю письмо в десять страниц.
– Как ты умеешь успокаивать, – произнес наконец Никита недовольно. А если они все-таки появятся здесь?
– Все зависит от тебя. Ты должен успеть обрести свою силу и найти свое оружие, только тогда появится шанс уйти от преследования и вступить на Путь.
– Путь Меча? Никак не пойму, почему нельзя сразу начать с другого Пути – Ума, например.
– Потому что тебя будут стремиться уничтожить всеми средствами, доступными СС, ЧК и магам – помощника Люцифера, и ты должен выжить, чтобы вступить на синто – Путь Мысли.
Самое трудное – выйти на первого Владыку, первого мага. Он поможет дальше.
Никита беззвучно выговорил ругательство.
– Отличная перспектива! Жутко оптимистичная. Тогда следующий вопрос. Ты говорил, что Семеро уже собирались дважды – или трижды? – чтобы справиться с Люцифером, а теперь их надо собирать снова. Но неужели они так долго живут?
Такэда покачал головой.
– Хоть время в Мирах Веера течет по-разному, никто, конечно, в пределах всего Веера не вечен, даже Владыка любого из хронов, но дело в том, что защита Веера – прерогатива молодости!
Состарившиеся Владыки, как правило, уходят в такую творческую деятельность, ни цели которой, ни способов их достижения, ни масштабов нам не понять. А может быть, они вообще уходят из Веера, создают свои вселенные. Никто этого не знает. Точнее, я не осведомлен. Факт, что Семеро каждый раз собирались вновь. Время от времени в Мирах Веера рождаются маги, начинающие с малого, проходящие этапы роста, в том числе и этап борьбы с Денницей.
Такэда улыбнулся, глянув на ошеломленного танцора.
– Все, иди спать. Тебе есть теперь о чем размышлять до утра, хотя я советую делать это завтра.
Никита послушно направился к себе, но уже открыв дверь, остановился:
– Толя, а почему его… ну, Люцифера… не убили? Это же проще, чем каждый раз потом…
– Молодец, – печально сказал инженер. – Я тоже когда-то задал такой вопрос и получил ответ, над которым размышляю до сих пор: во-первых, мага класса Денницы невозможно ни победить, ни уничтожить, он практически неуязвим. Ни одна из Семерок магов не нашла способа его умертвить. Впрочем, как мне известно, не очень-то они и искали. А во-вторых, смерть не является абсолют но правильным решением. Ты все понял?
– Ни фига! – честно признался Никита.
– Вот иди и думай, созревай.
Уснул Сухов, придя к себе, мгновенно.
Красильников, как и Роман, в свое время тоже был удивлен успехами ученика, вернее, не столько удивлен, сколько озадачен.
– Он схватывает все на лету, – сказал инструктор при встрече с Такэдой. – Так тренинг "амортизатора" требует не менее полугода занятий, а он овладел им за месяц. Если будет заниматься и расти в том же темпе, через год догонит меня. Но… – Красильников замялся. – Странный он какой-то, неуравновешенный, то бес шабашно веселый, то угрюмый, ожесточенный.
– У него есть на это причины. Просьбу свою о его подстраховке снимаю, он и сам теперь постоит за себя. А вот кэндо уделите как можно больше внимания, это ему пригодится в первую очередь.
– Где это ему пригодится? – нахмурился инструктор.
Такэда неопределенно ткнул пальцем вверх.
– Там, в других сферах. Я не шучу, Иван Григорьевич, но и объяснить внятно не смогу.
– Темните вы что-то, уважаемый Тоява Оямович. Уж не контрразведчика ли будущего вы мне подсунули? Или разведчика? Роман-то в этой организации работает. Впрочем, меня это не касает ся, тем более, что заниматься с таким парнем – одно удовольствие. Не поверите, но он усовершенствовал два приема в комбинациях импоссибл. Творчество – дар необыкновенный, подвластным только избранникам, и ваш Петров далеко пойдет, если будет этот дар развивать и дальше.
Они сидели в комнате наставника на втором этаже здания ЦРБИ и пили чай. Такэда больше молчал, слушая инструктора, к лишь иногда вставлял реплики. Отвечая на последние слова Кра сильникова, заметил:
– Вы даже не представляете, насколько правы – насчет избранника. Хотя известный философ Даниил Андреев с вами был бы не согласен. Он говорил, что творчество, как и любовь, не есть исключительный дар, ведомый только избранникам. Избранникам ведомы праведность и святость, героизм и мудрость, гениальность и талант.
– Я читал Андреева. С ним можно спорить, потому что в его утверждениях кроются парадоксы, но я не буду. Скажу только, что у Петрова – фамилия, небось, подставная? – есть и талант, и творцеская жилка, а остальное придет. Что касается занятий с мечами, то они впереди. Я не считаю себя великим знатоком кэндо, дам, что смогу, а потом сведу его с одним своим знакомым. Вот он – мастер высшего класса по бою на мечах, владеющий даже "сечей Радогора".
– Годится. Иван Григорьевич, сегодня вы меня не видели и вообще не знаете. Договорились? Так надо. Во-вторых, я снова уеду на некоторое время…
– Понял, подстрахую.
– Нет, дело в другом. Ник… Владимир Петров – не только акробат, но и танцор, причем неординарный.
– Уже видел. Он связался с казино, хотя я и не советовал.
– Спасибо, что вмешались в прошлый раз, я мог бы не успеть.
Ему надо бы дать возможность где-то репетировать, танцевать, хотя бы раз в неделю, иначе он затоскует. В каком-нибудь интеллигентном молодежном клубе, но не в заведении типа казино.
– Хорошо, я поищу. И все же было бы лучше, если бы вы рассказали мне о нем побольше. Такое впечатление, что он вспоминает забытое умение боя, а это заставляет меня сомневаться в правильности планов.
– Когда ты изучаешь, ты лишь открываешь, что давно уже знаешь, философски промолвил Такэда. – Это не я сказал, – Встал. – Спасибо за прием.
После встречи с Красильниковым инженер зашел на Главпочтамт и спросил корреспонденцию "до востребования" на имя Кусуноки Ёсисада – под этим псевдонимом он поселился в Хабаровске. Писем не было, но пришла телеграмма из Москвы, от Романа: "Творится странное. Прилетай". Думал Толя недолго. Он знал инструктора давно и не верил, что тот может запаниковать. Уж если он дал телеграмму, значит, действительно не мог разобраться с возникшей проблемой.
Инженер нашел Сухова в ЦРБИ и сообщил,что улетает на неделю. Не дав ему опомниться, поспешил из центра, на ходу предупредив Красильникова об отъезде. Спустя сутки он звонил Роману из аэропорта Быково, а когда тот поднял трубку, сказал только несколько слов: "Это я. Вариант один подходит?"
– Подходит, – глуховатым голосом ответил Роман.
– О'кей.
Для подстраховки Такэда разработал три варианта встреч с Романом. В первом они встречались в Переделкино, недалеко от писательского дома творчества, у знаменитого кладбища, где было похоронено немало именитых писателей.
Роман прибыл первым, окликнул инженера, когда тот поднимался по ступенькам на холм.
Как всегда, в конце ноября уже выпал снег, было холодно, и одет инструктор был в зеленое финское пальто, в отличие от Такэды, предпочитавшего куртки на меху.
Вечерело. Лицо Романа казалось серым, холодным и страдающим, но голос не изменился.
– Быстро ты добрался.
– Хорошо, что существуют частные авиакомпании.
Они пожали друг другу руки, и Роман кивнул на скамеечку возле одной из огороженных могил.
– Присядем. Я здесь все осмотрел, вроде никого нет.
– Ксению видел?
– Вчера вечером. Как и договаривались, я ее провожаю домой… негласно. Какие-то типы подходили пару раз, но инцидентов не было. А вот у меня дома… и на работе… – Роман хмыкнул. Он хорошо контролировал свои чувства, но по некоторой суетливости Такэда видел, что приятель взволнован.
– Сначала позвонили по телефону:
"Никита Сухов не у вас? Дайте ему трубочку".
Я говорю:
"Девушка, он погиб и давно похоронен…"
– Звонила девушка?
– Женский голос, приятный такой, мурлыкающий. Положила трубку. Ни "извините", ни "до свидания". Потом через неделю зашел некто в штатском, представился сотрудником милиции, книжечку показал, все чин-чином, и тоже о Сухове: как погиб, когда, с кем, где похоронен. Я ответил, а потом спрашиваю, в чем дело?
И ты знаешь, что он ответил? Начал вдруг оглядываться, да с такой изумленной рожей, будто не понимает, где находится и как сюда попал, да и говорит: "Кажется, я заблудился".
– Вселение, – глухо сказал Такэда.
– Что?
– Ничего, продолжай.
– Ну вот. Через день после прихода этого ненормального на меня с плиты упал бак с кипятком. Еле увернулся! И ведь точно помню, что стоял он в центре плиты, прочно. А завалился – будто подтолкнул кто. Дальше больше. Загорелся стол, когда я писал отчет! Ни с чего. Сгорел почти весь, зеленым пламенем. Телефон вдруг начал… стрелять! Звонок. Беру трубку, говорю: "Алло", – а динамик в ухе чуть ли не взрывается. От одного такого "выстрела" я оглох на два дня. И это еще не все…
– Короче, Роман.
Инструктор умолк, слегка обидевшись, но пересилил раздражение.
– Длится эта кутерьма уже месяц. Каждый день жду новой каверзы. А позавчера… меня встретили. Вышел из школы, повернул к остановке, а навстречу человек пять, все в пятнистых комбинезонах без шапок…
Такэда молча встал, потом сел. Роман смотрел на него удивленно, потом неуверенно продолжил:
– Я подумал, что это или омоновцы или спецгруппа нашего учреждения. Командиры из "высших" соображений вполне могли устроить тренировку, не ставя меня в известность, как уже было один раз. Так и не понял, кто это был. Один из них, настоящий Геракл, подошел и тихо так, но внятно: "Ты работал с Суховым? Больше не вмешивайся. Умрешь". А я ему так же тихо отвечаю: "А пошел бы ты в известном направлении". Он внимательно на меня посмотрел, а взгляд у него – б-р-р! – как у мертвеца, просипел: "Второго предупреждения не будет". И они все вместе не спеша удалились.
Такэда выдохнул сквозь стиснутые зубы, отвернулся.
– Может быть, тебе уехать на время?
Роман повернул его к себе.
– Что все это означает, Толя? Какие секреты вы скрываете с Суховым? За что вас преследуют и кто?
– Длинная история… и невероятная. Да и ни к чему тебе знать все, Рома. Не обижайся. Сухов в опасности, а от него очень многое зависит в будущем, очень многое. Если не все.
– Кто он? Сверхсекретный агент? Террорист? Главарь мафии, укравший миллиард и скрывающийся от своих?
– Не гадай. Рома, он… скажем так, Тэнгу, сказочный герой, вынужденный до поры до времени скрываться и – и тайно копить свою силу.
– Темно. Мне было бы легче, – если бы ты кое-что рассказал.
– Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Эти "омоновцы" – боевики СС, и они не отстанут, пока не найдут Сухова. Ах, наму-мёхорэнгэке! Я думал, что у нас больше времени…
– Что еще за СС?
– "Свита Сатаны". Их задача – нейтрализовать Посла… э-э, в общем, уничтожить Сухова.
Роман покачал головой.
– Веселенькое дельце. – Помолчал. – Как дела у Никиты?
– Нормально, Красильников доволен. Но времени у него на серьезную подготовку мало, в конце концов СС выйдут на след. Рома, не связывайся с этими… "омоновцами", если они встретят еще раз, даже тебе с ними не справиться. Если уж такое случится, скажешь им, что мы уехали на Дальний Восток, это даст нам еще пару месяцев форы. Договорились?
– Посмотрим.
– А за Ксенией посмотри еще некоторое время. Она предупреждена, но подстраховка не помешает. Хотя, опять же, если и на нес выйдут люди "свиты"…
– Понял, не беспокойся, я приму кое-какие меры.
Такэда молча сжал плечо инструктора.
