Глава XI
На вершине горы. – Внутренность кратера. – Всюду море. – Ни полоски земли в виду. Вид берега с птичьего полета. Гидрография и орография (10). – Обитаем ли остров? – Крещение всех частей острова. – Остров Линкольна.
Полчаса спустя Сайрес Смит и Харберт вернулись в лагерь. Инженер кратко сообщил своим товарищам, что земля, на которую забросил их случай, оказалась островом и что завтра придется решать, как быть дальше. Затем каждый из островитян устроился, как мог лучше, для ночлега, и тихой ночью, в базальтовой впадине, на высоте двух тысяч пятисот футов над морем, они наконец насладились заслуженным отдыхом.
На другой день, 30 марта, после скудного завтрака, состоявшего только из жареного трагопана, Сайрес Смит решил снова подняться на вершину горы. Ему хотелось еще раз осмотреть остров, где потерпевшим крушение придется остаться надолго, быть может, на всю жизнь. Инженер намеревался определить, насколько этот клочок земли отдален от материка и не лежит ли он на пути судов, которые заходят на острова Великого океана. На этот раз товарищи Сайреса тоже приняли участие в походе. Им не терпелось осмотреть остров, который должен был обеспечить их всем необходимым для жизни.
Около семи часов утра Сайрес Смит, Харберт, Пенкроф, Гедеон Спилет и Наб покинули лагерь. Никто из них, видимо, не тревожился о своей судьбе. Каждый, разумеется, верил в себя, но надо сказать, что у Сайреса Смита эта уверенность покоилась на иных основаниях, чем у его товарищей. Инженер был спокоен и убежден, что сумеет вырвать у этой дикой природы все нужное для себя и для своих спутников; последние чувствовали себя в полной безопасности именно потому, что с ними был Сайрес Смит.
Это, впрочем, вполне понятно. Пенкрофа, например, после случая с огнем уже ничто бы не смутило – даже если бы он очутился на голой скале, – лишь бы только инженер был с ним рядом.
– Ничего, – говорил бравый моряк. – Выбрались же мы из Ричмонда, не спрашивая разрешения у властей! Только черт может помешать нам покинуть место, где нас никто не будет задерживать.
Сайрес Смит пошел той же дорогой, что накануне. Исследователи обогнули конус, идя по плато, и достигли жерла огромной скважины. Погода была великолепная. Солнце поднималось на ясном небе, заливая своими лучами восточный склон горы.
Путники подошли к кратеру, имевшему именно такую форму, как определил инженер, рассматривая его в полумраке: он представлял собой воронку, вздымавшуюся, постепенно расширяясь, на тысячу футов над плато. У подножия трещины змеились широкие и густые потоки лавы, отмечая движение вулканических веществ, бороздивших северную часть острова.
Покатость внутренних стенок кратера не превышала тридцати пяти – сорока градусов, и подниматься по ним оказалось совсем нетрудно. Они были покрыты следами древних вулканических пород, которые, вероятно, изливались через верхнее отверстие конуса, пока боковая трещина не открыла им новый выход.
Что же касается глубины хода, соединявшего недра земли с кратером, то определить ее на глаз было невозможно, так как ход терялся во тьме. Но вулкан окончательно потух – это было несомненно.
Еще не было восьми часов, когда инженер и его товарищи достигли вершины конического бугра, возвышавшегося над северной оконечностью кратера.
– Море, всюду море! – вскричали островитяне, не будучи в силах удержать это восклицание.
И действительно, их со всех сторон окружало море, безбрежная пелена воды. Поднимаясь на вершину конуса, инженер, быть может, рассчитывал увидеть невдалеке какой-нибудь остров, который ему не удалось рассмотреть накануне в темноте. Но до самого горизонта, то есть больше чем на пятьдесят миль в окружности, не было видно ни полоски земли, ни одного паруса. Беспредельная пелена воды казалась пустынной; остров находился как бы в центре окружности, диаметр которой представлялся бесконечным.
Несколько минут инженер и его спутники простояли неподвижно и в полном безмолвии, оглядывая океан во всех направлениях. Глаза их обыскивали его поверхность до пределов видимости. Но даже Пенкроф, одаренный столь чудесной остротой зрения, ничего не увидел. А Пенкроф, несомненно, различил бы очертания земли, даже самые туманные, если бы она существовала, потому что природа поместила под его густыми бровями вместо глаз настоящие телескопы.
Потом взгляды путников перенеслись на остров, который был им виден как на ладони. Гедеон Спилет первый нарушил молчание и спросил:
– Каковы могут быть размеры этого острова? В самом деле, посреди безбрежного океана он не казался особенно большим.
Несколько минут Сайрес Смит размышлял. Он окинул внимательным взглядом очертания острова, сделал поправку на высоту своего наблюдательного пункта и ответил:
– Друзья мои, я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что протяжение береговой линии острова превышает сто миль…
– И, следовательно, его площадь?..
– Ее размеры трудно определить. Очертания острова слишком прихотливы.
Если расчет Сайреса Смита был правилен, то остров по величине почти равнялся Мальте или Занте в Средиземном море. Значительно более неправильный по очертаниям, он в то же время был далеко не так богат мысами, выступами, заводями и бухтами; его странная форма поражала взор. Когда Гедеон Спилет, по предложению инженера, зарисовал контуры острова, все нашли, что он похож на какое-то фантастическое животное – гигантского моллюска, заснувшего на волнах океана.
Вот каковы были очертания острова, которые достаточно верно зарисовал Гедеон Спилет.
На восточной стороне, то есть там, где высадились потерпевшие крушение, берег имел форму широкого полукруга, края которого окаймляли обширную бухту; на юго-западе она оканчивалась острым мысом, которого Пенкроф не увидел во время своей первой экспедиции, гак как он был закрыт выступом берега С севере запада бухту замыкали два других мыса, между которыми проложил себе дорогу узкий залив, похожий на раскрытую пасть огромной акулы.
В направлении с северо-востока на северо-запад берег закруглялся, напоминая приплюснутый череп дикого зверя, и затем снова поднимался в виде горба; таким образом, очертания этой части острова, центром которой был вулкан, не отличались большой определенностью. От вулкана берег тянулся к югу и северу довольно ровной линией, прорезанной небольшой узкой бухтой, и заканчивался длинной косой, похожей на хвост гигантского аллигатора (11).
Эта коса представляла собой настоящий полуостров, выступавший в море больше чем на тридцать миль от уже упомянутого юго-восточного мыса. Берега полуострова закруглялись, образуя широко открытый рейд, ограниченный нижним берегом этого столь причудливого по своим очертаниям острова.
В самом узком месте, то есть между Трубами и бухтой, расположенной на западном берегу параллельно береговой линии, ширина острова не превышала десяти миль, но длина его от северо-восточной "челюсти" до конца юго-западной косы составляла по меньшей мере миль тридцать.
Что же касается поверхности острова, то она, в общем, имела такой вид: южная его часть, от горы до берега, была покрыта густым лесом; на севере тянулись бесплодные пески. Сайрес Смит и его товарищи были очень удивлены, заметив между вулканом и восточным берегом озеро, окаймленное зелеными деревьями, о существовании которого они до сих пор не подозревали. С вершины вулкана казалось, что оно находится на уровне моря; однако, подумав, Сайрес Смит высказал мнение, что озеро выше моря, по крайней мере, на триста метров, так как плато, которое служит ему бассейном, является прямым продолжением береговой возвышенности.
– Так, значит, это озеро пресноводное? – спросил Пенкроф.
Безусловно, – ответил инженер. – Оно, несомненно, питается водами, стекающими с горы.
– А вон речка, которая впадает в него, – сказал Харберт, указывая на небольшой ручеек, истоки которого терялись в западных отрогах горы.
– Ты прав, Харберт, – ответил Сайрес Смит. – Если этот ручей питает озеро, значит невдалеке от моря должен быть сток, по которому изливается излишек воды. Мы проверим это, когда вернемся.
Маленький этот поток и река, уже открытая раньше, составляли водную систему острова; такой, по крайней мере, она представлялась нашим исследователям. Однако было вполне возможно, что среди густых зарослей, превращавших две трети острова в сплошной лес, текли и другие реки, впадающие, в море. Это казалось вероятным, так как лесистая часть острова изобиловала великолепными образцами флоры умеренного пояса. На северной его окраине не было, наоборот, и признака ручья или реки. На северо-западе, в болотистых местах, могли обнаружиться скопления стоячей воды. Этот район, покрытый только бесплодными песками, резко отличался от остальной части острова, поражавшей плодородием почвы.
Вулкан находился не в центре острова, а в северо-западной его оконечности, как бы на границе двух зон. На юго-западе и юго-востоке подножие горы густо поросло лесом, но с северной стороны нетрудно было заметить разветвление отрогов, которые постепенно исчезали в песках. С этой же стороны пробила себе выход лава во время извержений; широкая дорога, прорытая вулканическими породами, тянулась вплоть до узкой "челюсти" северо-восточного залива.
Сайрес Смит и его товарищи целый час простояли на вершине горы. Остров расстилался перед ними, словно раскрашенная рельефная карта – зеленая в лесистых местах, желтая на песчаных равнинах, голубая там, где была вода. Они охватили взглядом всю карту, и только земля, скрытая мощной растительностью, дно тенистых долин и глубины узких ущелий оставались недоступны их взорам.
Теперь предстояло разрешить один важный вопрос Ответ на него должен был иметь большое влияние на будущее потерпевших крушение.
Был ли остров обитаем?
Этот вопрос был поставлен журналистом, хотя казалось, что после тщательного осмотра острова на него можно было ответить только отрицательно
Нигде не было заметно следов человеческой руки Ни одного селения, ни одной рыболовной тони на берегу. Нигде не поднимался дымок, который бы свидетельствовал о присутствии людей Правда, целые тридцать миль отделяли исследователей от крайней оконечности острова, то есть косы, которая выступала в море на юго-западе, и на таком расстоянии даже глаза Пенкрофа не могли бы заметить человеческое жилье Невозможно было также приподнять зеленую завесу, покрывавшую три четверти острова, и посмотреть, не таится ли за ней какое-нибудь селение Но обитатели островов, возникших из недр Великого океана, обычно селятся ближе к берегу, а берег казался совершенно пустынным.
Итак, до более подробного исследования остров можно было считать необитаемым
Но не посещают ли его, хотя бы время от времени, туземцы с соседних островов? Ответить на этот вопрос было трудно На протяжении почти пятидесяти миль вокруг не было видно ни полоски земли. Но пятьдесят миль – небольшое расстояние для малайской пироги или для прадо полинезийца. Все зависело, следовательно, от того, одиноко ли стоит этот остров посреди океана или вблизи него есть другие острова. Удастся ли Сайресу Смиту определить без инструментов его широту и долготу? Это было нелегкой задачей. До выяснения этого вопроса не мешало принять некоторые меры на случай возможной высадки нежелательных гостей
Исследование острова было закончено: удалось определить его очертания, зафиксировать рельеф местности, вычислить площадь и установить распределение вод и гор. На плане журналиста было в общих чертах отмечено расположение лесов и равнин Теперь оставалось лишь спуститься вниз по склонам горы и исследовать минеральные, растительные и животные богатства острова.
Но, прежде чем дать сигнал о спуске, Сайрес Смит обратился к своим товарищам и сказал спокойным и серьезным тоном:
– Вот, друзья мои, каков тот клочок земли, на который забросил нас случай. Здесь придется нам жить – и, возможно, очень долго. Быть может, мы неожиданно будем спасены, если какое-нибудь судно случайно пройдет мимо острова. Я говорю "случайное, так как наш остров невелик и не имеет даже гавани, где мог бы остановиться корабль. Боюсь, что он находится в стороне от обычных морских путей, то есть слишком далеко к югу для судов, заходящих на острова тихоокеанского архипелага, и слишком далеко к северу для тех кораблей, что идут в Австралию, огибая мыс Горн. Я не хочу скрывать от вас истинного положения вещей.
– И правильно поступаете, дорогой Сайрес! – быстро ответил журналист. – Вы имеете дело с мужчинами. Мы вам верим, и вы можете вполне на нас положиться. Не так ли, друзья?
– Я буду слушаться вас во всем, мистер Сайрес! воскликнул Харберт, крепко сжимая руку инженера.
– За моим хозяином – всюду и всегда! – вскричал Наб.
– Что до меня, – сказал моряк, – пусть меня не зовут Пенкрофом, коли я стану отлынивать от работы. Только у меня есть одна просьба.
– Какая же? – осведомился Гедеон Спилет.
– Будем считать себя. не потерпевшими крушение воздухоплавателями, а колонистами, которые прибыли сюда, чтобы основать поселение.
Сайрес Смит не мог удержаться от улыбки. Предложение Пенкрофа было принято.
Инженер поблагодарил товарищей и сказал, что он рассчитывает на их энергию и помощь.
– А теперь в путь, к Трубам! – воскликнул Пенкроф.
– Еще одну минуту, друзья, – сказал инженер. – Мне кажется, следовало бы как-нибудь назвать этот остров, его мысы, выступы, реки и ручьи.
– Совершенно правильно, – сказал журналист. – Тогда нам легче будет давать друг другу указания и выполнять их.
– Действительно, если можешь сказать, куда идешь или откуда приходишь, это уже немало, – заметил Пенкроф. – По крайней мере, похоже, что находишься в цивилизованной стране.
– Вот, например, Трубы, – сказал Харберт.
– Верно, – отозвался Пенкроф. – Даже такое название все-таки лучше, чем никакого, а оно само пришло мне. в голову. Сохраним ли мы его для нашего первого лагеря?
– Конечно, Пенкроф, раз уж вы так его окрестили.
– Ладно! – воскликнул Пенкроф, который чувствовал себя в ударе. – Окрестить другие места тоже нетрудно. Назовем их, как робинзоны, про которых мне часто рассказывал Харберт: бухта Провидения, Страна Кашалотов, мыс Обманутой Надежды…
– Лучше по именам: мистера Смита, мистера Спилета, Наба, предложил Харберт.
– Мое имя! – воскликнул Наб, сверкнув своими ослепительно белыми зубами.
– А почему же нет? – сказал Пенкроф. – Порт Наба – это звучит прекрасно. Мыс Гедеона…
– Я предложил бы названия, встречающиеся на нашей родине,проговорил журналист.
Для главных пунктов, – сказал Сайрес Смит, – для бухт и морей это мне нравится. Назовем, например, ту большую бухту на востоке – бухтой Союза, широкую выемку на западе – бухтой Вашингтона (12), гору, на которой мы сейчас стоим, – горой Франклина (13), озеро, которое мы там видим, – озером Гранта. Это будет самое лучшее. Их названия будут напоминать нам о родине. Но для речек, заливов, мысов и выступов лучше выбрать названия, отражающие особенности их формы. Они лучше утвердятся в памяти, и это будет разумнее. Очертания нашего острова достаточно необычны, и нелегко будет придумать живописные названия. Что же касается потоков, которые нам еще неизвестны, неисследованных лесов и бухточек, которые мы откроем впоследствии, мы их окрестим постепенно, по мере надобности. Что вы скажете на это, друзья?
Предложение инженера было единогласно принято его товарищами.
Остров расстилался перед ними, словно развернутая карта, и оставалось только присвоить какие-нибудь названия ее вдающимся и выступающим углам и выпуклостям. Гедеону Спилету предстояло их записать, и таким образом географическая номенклатура острова должна была быть окончательно установлена.
Прежде всего, следуя предложению инженера, окрестили бухту Союза, бухту Вашингтона и гору Франклина.
– Теперь, – сказал журналист, – я предложил бы назвать этот полуостров, выступающий в море на юго-западе, Змеиным полуостровом, а выгнутую косу, которой од заканчивается, мысом Пресмыкающегося. Он действительно очень похож на хвост крокодила.
– Принято, – сказал инженер.
– А другую оконечность, которая так напоминает разинутую пасть, назовем заливом Акулы.
– Хорошо придумано! – воскликнул Пенкроф. – Мы завершим картину, если назовем обе челюсти мысом Челюстей.
– Но мысов ведь два, – заметил Гедеон Спилет.
– Ну что ж, – ответил Пенкроф. – У нас будет мыс Северной Челюсти и мыс Южной Челюсти.
– Записано, – сказал Спилет.
– Остается только как-нибудь назвать стрелку на юго-восточной оконечности острова. – сказал Пенкроф.
– То есть оконечности бухты Союза, – уточнил Харберт.
– Мыс Когтя! сейчас же вскричал Наб, которому тоже хотелось окрестить какую-нибудь часть своих владений.
И действительно, Наб нашел превосходное название, так как мыс был похож на мощную когтистую лапу фантастического животного, каким казался весь этот странный остров.
Пенкроф был восхищен таким оборотом дела. Несколько приподнятое воображение исследователей вскоре создало еще ряд названий.
Река, близ которой шар выбросил колонистов и которая снабжала их питьевой водой, была названа рекой Благодарности в знак признательности судьбе.
Островок, на который вышли вначале потерпевшие крушение, получил название острова Спасения.
Плато, венчающее стену над Трубами, с которого можно было видеть всю большую бухту, окрестили плато Дальнего Вида.
И, наконец, непроходимая чаща, покрывающая Змеиный полуостров, была наречена лесом Дальнего Запада.
Таким образом, видимые и известные части острова получили названия.
В будущем, по мере новых открытий, номенклатура их должна была постепенно пополняться.
Что же касается положения острова относительно стран света, то Сайрес Смит определил его приблизительно по высоте и положению солнца на небе, причем оказалось, что на востоке лежат бухта Союза и все плато Дальнего Вида. На следующий день инженер намеревался отметить точное время восхода и захода солнца, установить положение дневного светила на небе в этот промежуток и таким образом определить, где находится север. (В Южном полушарии солнце, достигнув на небе высшей точки, склоняется в своем кажущемся движении к северу, а не к югу, как в северных широтах.)
Пока что все было закончено, и колонистам оставалось только спуститься с горы Франклина и вернуться в Трубы. Но неожиданно Пенкроф вскричал:
– Ну и рассеянный же мы народ!
– Что такое? – осведомился Гедеон Спилет, который закрыл свою записную книжку и поднялся, собираясь тронуться в путь.
– А наш остров? Мы забыли его окрестить!
Харберт хотел было предложить назвать остров именем Сайреса Смита, и все бы охотно поддержали его, но тут инженер сказал:
– Назовем его, друзья, в честь великого гражданина, который борется теперь за единство республики Назовем его островом Линкольна (14)!
Троекратное "ура" было ответом на это предложение
Вечером, перед тем как заснуть, колонисты долго говорили об Америке, об ужасной войне, заливающей ее кровью, и никто из них не сомневался, что южане вскоре потерпят поражение, и дело Севера дело справедливости – восторжествует благодаря Гранту и Линкольну.
Это было 30 марта 1865 года. Колонисты не знали, что две недели спустя в Вашингтоне совершится страшное злодеяние, и Авраам Линкольн падет, сраженный пулей фанатика.
