2
– Гомункулюс, – говорил Швериндох, поздней ночью ложась в постель в доме бургомистра, – Гомункулюс, ты слышишь меня, Гомункулюс. Я принят в доме бургомистра, я – учитель его сына, но минет год и я должен буду вернуться в Вюртемберг с пустыми руками. Я говорю тебе, а ты не слышишь.
Он с горечью смотрел на колбу, а в ней по-прежнему плавал голенький человечек и во всех членах его тела видна была полная беззаботность.
– Схоласт, – промолвила медная статуя воина, что стояла в углу комнаты, отведенной схоласту, – каждую секунду я ощущаю шлемом, как мимо меня протекает время и пройдет еще 600 лет, прежде чем ты оживишь своего Гомункулюса.
– Рыцарь, – отвечал ночной колпак, с горделивым видом сидевший на голове Швериндоха – опустите забрало и крепче сожмите губы. Я говорю: нет ничего проще, как оживить Гомункулюса.
– Я сплю, – сказал Швериндох, – я боюсь, что мне это только снится.
– Ночь еще только что началась, – отвечал рыцарь, – расскажите мне, что думаете вы об этом.
– Ночь приходит к концу, – сказал колпак, – еще не время оживить Гомункулюса. Четыре странника еще не прошли предназначенного им пути.
– Освальд Швериндох, баккалавр, magister scholarium – ты спишь? – И он ответил сам себе: – Я сплю, но вижу странные сны похожие на правду.
– Вижу лишь одного странника, – ответствовал рыцарь, – и не знаю, спит он, или бодрствует. Ночь еще только что началась, расскажите мне о том, как оживить Гомункулюса.
– Ночь приходит к концу, – повторил колпак, – но чтобы оживить Гомункулюса, стоит лишь подыскать для него подходящую по размеру душу.
– Это надо запомнить, – сказал Швериндох, натягивая одеяло до подбородка, – это мне нужно запомнить.
И он уснул окончательно.