2
В Геттингене философы не живут. Живут мастера, подмастерья или просто почтенные бюргеры, и к философии у них наклонности не имеется. День за днем проходит незаметно, и если бы не часы, то геттингенцами вовсе не примечено было бы время.
Фрау Шнеллеркопф содержательница гостиницы на Шмиденштрассе, не однажды говорила своему мужу, что жизнь в Геттингене за делами продолжается не более, как час или два, на что Herr Шнеллеркопф отвечал глубокомысленно "ho" и смотрел на часы. Часы тикали, время шло предлинными шагами, сын стекольщика также шел предлинными шагами, покамест не постучался у дверей гостиницы.
Была поздняя ночь. Herr Шнеллеркопф уже спал, и его жена пошла отворить двери.
– Кто стучит?
– Я, – отвечал сын стекольщика, – сын стекольщика, уважаемая фрейлен.
– Я не фрейлен, – отвечала хозяйка, – что вам нужно?
– Переночевать в вашей гостинице, любезная фрау.
– Да, – отвечала хозяйка с достоинством, – фрау. Подождите, я зажгу свечу и отворю двери.
Она вернулась с зажженой свечей и отворила двери.
– Благодарю вас, – сказал сын стекольщика и ступил шаг.
– Боже мой, – закричала хозяйка, – да где же вы? Я никого не вижу.
– Вы вероятно страдаете глазами, – отвечал странник, оборотясь к ней, – впрочем, действительно меня трудно заметить. Вы совершенно справедливо отметили это печальное обстоятельство.
– Что такое, – говорила фрау, поводя вокруг свечею, – вы меня не испугаете. Я не пугливая женщина.
– Боже меня сохрани пугать вас, – отвечал сын стекольщика, – я человек грустного характера и тверд в испытаниях. Надеюсь, вы не будете возражать мне, что твердость есть одно из лучших качеств моего характера.
– Помилуйте, – возразила хозяйка, – твердость, конечно, качество, но вы явились сюда в столь странном виде…
– Теченье судьбы скрыто от людей, – в свою очередь возразил сын стекольщика, – но я уверяю вас, что я совершенно невиновен в том, что мой отец слишком любил свое ремесло.
– В таком случае я не могу пустить вас в мой дом, – продолжала хозяйка, по-прежнему размахивая дрожащей свечей в воздухе.
– Любезная хозяйка, – сказал сын стекольщика, – вы не можете уверить меня в том, что имеете столь жестокое сердце. Я очень давно в пути, я устал, и вы не можете оставить меня за дверьми вашего почтенного дома.
Фрау Шнеллеркопф задумалась.
– Хорошо, – сказала она, наконец, я провожу вас в комнату, но только, пожалуйста, с утра примите ваш настоящий вид.
– Увы, – отвечал странник, – увы, любезная фрау, вы никогда не увидите меня в моем настоящем виде, потому что я имею только один – ненастоящий – вид, и в нем я совершенно не поддаюсь описанию.
Фрау Шнеллеркопф проводила своего постояльца в отведенную ему комнату, пожелала ему доброй ночи и озадаченная этим странным происшествием, вернулась к мужу.
Herr Шнеллеркопф крепко спал, но разбуженный женой выслушал ее внимательно, сел на постели и сказал с сожалением: "ho".