– Ну и что теперь? – Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол.
– Будем им подыгрывать. – Эверард помрачнел. – Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему.
– Но что здесь произошло?
– Я же сказал, не знаю! На первый взгляд, что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно.
Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка.
– Вспомни основные теоретические положения, – начал он. – Каждое событие – результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР [Франклин Делано Рузвельт, президент США], он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, – произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом… И вот, где-то в прошлом, кто-то зачем-то разрубил такой узел.
– Не будет голубых вечеров возле канала, – бормотал ван Саравак, нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет… Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра?
– Заткнись! – Эверард едва не сорвался на крик. – Знаю. К черту все это. Нужно думать о другом…
– Слушай, – помолчав, продолжал он, – и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но, как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это – несколько сот агентов, которых можно собрать.
– Если нам удастся туда вернуться…
– Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это!
– Прекрасная мысль. Но…
Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот.
Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок… Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников.
Смущенно улыбнувшись, девушка спросила:
– Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий.
Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала.
– Конечно, понимаю, – торопливо ответил он, глотая окончания слов.
– Что ты там бормочешь? – требовательно спросил ван Саравак.
– Это древнегреческий, – ответил Эверард.
– Что и следовало ожидать! – Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало.
Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн.
– Нет! – простонал ван Саравак. – Это уж слишком. Мэнс, немедленно научи меня греческому!
– Помолчи, – попросил Эверард. – Мне не до шуток.
– Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться!
Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове.
– Неужели на греческом еще говорят? – спросил Эверард.
– Только в Парфии, да и там он сильно искажен, – ответила Дейрдре. А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн – мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики.
– Что ж… – Эверард невольно улыбнулся, – я очень признателен вашему дяде.
Она посерьезнела.
– Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий?
– Я знаю и латынь.
– Латынь? – Она нахмурилась. – Это ведь язык римлян? Боюсь, здесь о нем почти никто не знает.
– Греческого достаточно, – твердо сказал Эверард.
– Но вы так и не ответили, откуда вы? – настойчиво повторила девушка.
Эверард пожал плечами.
– С нами тут обошлись не очень любезно…
– Мне очень жаль. – Она казалась искренней. – Но люди сейчас так взвинчены… Особенно при нынешней международной обстановке. И когда вы появились прямо из воздуха…
Эверард кивнул. Международная обстановка? Знакомые слова, хотя и не очень приятные.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Разве вы не знаете? Вот-вот начнется война между Хай Бразил и Хиндураджем, мы беспокоимся о последствиях. Когда воюют великие державы…
– Великие? Но, если судить по карте, Афаллон тоже не очень мал.
– Силы нашей конфедерации подорваны еще двести лет назад в изнурительной войне с Литторном. Из-за бесконечных разногласий штатов невозможно выработать единую политику… – Дейрдре посмотрела ему в глаза. – Почему вы этого не знаете?
Эверард проглотил комок.
– Мы из другого мира.
– Что?
– Из другого мира. Наша планета (нет, по-гречески это "странник")… Наше небесное тело вращается вокруг Сириуса. Так мы называем одну звезду…
– Но… что вы имеете в виду? Мир, связанный со звездой?
– Неужели вы не знаете? Звезды – это такие же солнца.
Дейрдре отшатнулась, сделав пальцем какой-то знак.
– Великий Ваал, охрани нас, – прошептала она. – Или вы безумцы, или… Звезды прикреплены к хрустальной сфере.
"Нет!"
– Какие блуждающие звезды вам известны? – медленно спросил Эверард. Марс, Венера и…
– Этих названий я не знаю. Если вы говорите о Молохе, Ашторет и других, это, конечно, миры вроде нашего, и они также связаны с Солнцем… На одном обитают души мертвых, другой населен ведьмами, третий…
"Все это наряду с паровыми автомобилями!" Потрясенный, Эверард выдавил из себя улыбку.
– Раз вы мне не верите, то кто же мы по-вашему?
Дейрдре взглянула на него широко открытыми глазами.
– Должно быть, вы – колдуны.
Ответить на это было нечем. Эверард задал еще несколько вопросов, но узнал не слишком много. Этот город назывался Катувеллаунан и был промышленным и торговым центром. Дейрдре полагала, что в нем живет около двух миллионов человек, а во всем Афаллоне – миллионов пятьдесят. Сказать точнее она не могла – переписей здесь не проводили.
Неясна была и дальнейшая участь патрульных – сейчас по этому поводу шли горячие дебаты. Военные конфисковали роллер и другие их вещи, но так и не посмели к ним притронуться. У Эверарда сложилось впечатление, что все правительство, включая руководство вооруженных сил, занято здесь бесконечным выяснением отношений. Сам Афаллон представлял собой конфедерацию бывших колоний Бриттиса и индейских племенных государств (индейцы быстро переняли европейскую культуру), и каждый субъект ревниво относился к своим правам. Древняя империя майя, потерпевшая поражение в войне с Техасом (Теханной), была аннексирована, но еще не забыла своего былого величия и направляла в Совет конфедерации самых упрямых делегатов. Майя хотели заключить союз с Хай Бразил – возможно, потому что те тоже были индейцами. Штаты западного побережья, опасаясь Хиндураджа, старались задобрить эту империю, подчинившую всю Юго-Восточную Азию. На Среднем Западе (и в этой истории) царил изоляционизм, а восточные штаты, несмотря на мелкие различия политического курса, находились в целом под влиянием Бриттиса.
Здесь существовало рабство – правда, не на расовой основе. Когда Эверард узнал об этом, он было подумал, что историю могли изменить рабовладельцы Юга, но тут же оставил эту мысль.
Ему хватало собственных забот.
– Мы с Сириуса, – надменно повторил он. – Ваши представления о звездах неправильны. Мы пришли сюда как мирные исследователи, и если с нами что-нибудь случится, то наши соплеменники отомстят вам.
Дейрдре так испугалась, что ему стало стыдно.
– А детей они пощадят? – взмолилась она. – Ведь дети не виноваты…
Эверард сразу догадался, какая картина стоит перед ее мысленным взором: маленькие плачущие пленники, которых ведут на рынки рабов в мире ведьм.
– Вам ни о чем не придется беспокоиться, если нас освободят и вернут наше имущество, – сказал он.
– Я поговорю с дядей, – пообещала девушка, – но даже если и смогу его убедить, он один ничего в Совете не решит. Когда люди узнали о вашем оружии, то прямо посходили с ума.
Она поднялась. Эверард взял ее за руки (они были теплыми и мягкими) и широко улыбнулся.
– Не дрейфь, крошка, – сказал он по-английски. Она вздрогнула, выдернула руки и снова сделала тот же охранительный жест.
Когда патрульные остались одни, ван Саравак насел на Эверарда:
– Ну, давай выкладывай, что ты выяснил?
После рассказа он погладил подбородок и промурлыкал:
– Редкостное сочетание синусоид. Есть миры и похуже.
– И получше, – оборвал его Эверард. – Здесь нет атомных бомб, но, готов поспорить, нет и пенициллина. А наша работа состоит не в том, чтобы корчить из себя богов.
– Конечно, конечно. – Венерианин вздохнул.
