– О Боже! – с таким возгласом Гарднер рухнул на еще сырую землю, ощутив тоскливую тяжесть в желудке. – О Боже! – повторил он слабым голосом. Это было все, на что сейчас оказался способен.
Они находились на краю вырытой Андерсон ямы. Бобби постаралась на славу: сейчас яма была двести футов длиной и не менее двадцати глубиной. Из нее, напоминая гигантское стальное блюдце, выглядывал металлический корпус корабля.
– О Боже! – в третий раз возгласил Гарднер. – Ты только посмотри на эту штуку!
– Я достаточно смотрела на нее, – на губах Бобби блуждала слабая улыбка. – Вот уже неделю я смотрю на нее. И это помогает решить множество проблем, Гард.
Взгляд Андерсон нельзя было назвать просто отсутствующим. Глаза ее напоминали пустые окна.
– Что ты имеешь в виду? – ошеломлено спросил Гард.
– А? – Андерсон встрепенулась, будто проснувшись.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебя, Гард. И меня. Но я думаю… думаю, что в основном тебя. Подойди поближе и посмотри сам.
Андерсон быстро спустилась в яму, но вдруг обнаружила, что Гард не идет за нею. Она оглянулась и увидела Гарда, застывшего на краю ямы.
– Эта штука не укусит тебя, – заметила Андерсон.
– Да? А что же она со мной сделает, Бобби?
– Ничего! Они мертвы! Когда-то твои призраки были вполне реальными, но они давно умерли, а этот корабль находится здесь не менее пятидесяти миллионов лет. Он врос в землю! Он никогда не сможет сдвинуться с места! Тебе нечего бояться.
– Ты не пыталась проникнуть внутрь? – Гарднер не двигался с места.
– Нет. Вход – я чувствую, что он здесь есть, – все еще находится под землей. Но это не имеет никакого значения. Они мертвы. Гард. Мертвы.
– Они мертвы, ты не пыталась проникнуть внутрь корабля, но ты изобретаешь всякую всячину не хуже Эдисона и при этом способна читать мысли. Поэтому я повторяю: что эта штука собирается сделать со мной?
И тут она произнесла свою самую большую ложь. Она сказала:
– Ничего, чего бы ты не хотел.
После этого она направилась к кораблю, не обращая больше внимания на Гарднера.
Помедлив немного, Гарднер последовал ее примеру.
Да, теперь он отчетливо видел, что это корабль. Летающая тарелка. Летающее блюдце. О, как много всякой ерунды прочел он в свое время о летающих тарелках! В статьях, исследованиях и художественных произведениях было все: от полного их отрицания до воспевания попыток контакта с другими цивилизациями.
И вот он видит чудо своими собственными глазами. Прошли века, но для предмета в земле они пролетели, как миг.
Он повернулся к Андерсон.
– Оно настоящее? – Во взгляде его читалась мольба.
– Настоящее. Коснись его рукой. – Она постучала пальцем по корпусу. Раздался глухой звук. Гарднер было протянул руку, но тут же отдернул ее.
На лице Андерсон тенью мелькнуло раздражение.
– Говорю тебе, Гард: никто тебя не укусит.
– И никто не причинит мне никакого вреда?
– Абсолютно.
Он верил и не верил.
Скажи, Бобби, а тебе хотелось работать до полного изнеможения? Тебе хотелось похудеть настолько, чтобы напоминать дистрофика? Как ты думаешь, ты в состоянии принимать решения или чья-то рука направляет тебя? Почему ты солгала насчет Питера? Почему в этом лесу не слышно пения птиц?
– Давай же, – нетерпеливо прервала его размышления Бобби. – Нам еще предстоит поговорить и подумать об этом, а сейчас коснись его…
– Ты так настаиваешь, как будто это имеет для тебя огромное значение.
Она сердито топнула ногой.
– Хорошо, – сдался Гард. – Хорошо, Бобби.
Он осторожно, как когда-то Бобби в первый раз, дотронулся до гладкой металлической поверхности. Бобби замерла в напряженном ожидании: что же произойдет?
Произошло одновременно несколько событий.
Во-первых, в руке Гарднера возникло ощущение вибрации – возникло и пропало. Как только оно пропало, в голове Гарднера зазвучала музыка, такая громкая, что напоминала скорее крики, а не музыку. Как будто в нем был стереоусилитель и кто-то включил его.
Он открыл рот, чтобы сказать что-то… но тут все исчезло. Странно: песню, которая только что звучала в его голове, Гард знал еще со школьной скамьи. Итак, вибрация… музыка… Все это продолжалось не более двенадцати секунд. А потом из его носа хлынула кровь.
Гарднер боковым зрением заметил, что Андерсон отступила назад, заломив руки в инстинктивно-оборонительном жесте. Теперь в глазах ее были только страх и боль.
И наконец у него совершенно перестала болеть голова.
Если бы только не хлеставшая из носа кровь!
– Вот, возьми скорее! Боже, Гард, что с тобой?
– Все будет хорошо, – он взял протянутый ею носовой платок, зажал им нос и запрокинул голову назад. Во рту ощущался соленый вкус крови.
– Бывало и похуже…
Правда, подумал он, обычно кровотечение у него заканчивалось скорее.
– Гард, поверь, я не предполагала, что может случиться что-нибудь в этом роде. Ты веришь мне?
– Конечно. – Гард не знал, чего именно ожидала Бобби… но верил, что явно не этого. – Ты слышала музыку?
– Не очень отчетливо. Я слышала ее эхо из твоей головы.
– Ты и это можешь?
– Да, – смущенно улыбнулась Бобби. – Когда рядом есть люди, я могу…
– Но это невозможно! – говоря это, Гарднер убрал платок от лица и рассматривал его. Кровотечение почти прекратилось.
– Это возможно и необходимо, – сердито возразила Андерсон. – Если я не буду способна на это, то мне никогда не удастся покинуть этот чертов дом. И не спрашивай меня, я все равно не сумею всего тебе объяснить. Давай лучше вернемся домой.
В моей голове тарелка, Бобби. – Он почти был готов произнести это вслух, но по некоторым соображениям не решился. – И эта тарелка удерживает тебя. Я не знаю, откуда это мне известно, но это так, и я уверен в этом.
– Да, уже можно. Я бы хотел
(выпить)
чашечку кофе.
– И ты ее получишь. Пошли.
Бобби ощущала странную раздвоенность. С одной стороны, она испытывала к Гарду самые теплые чувства, ей хотелось заботиться о нем, как и в прежние времена. С другой стороны, она очень пристально наблюдала за каждым его шагом. Испытующе. Вопросительно. За каждым.
Конечно, ей хотелось, чтобы Гард был с нею. Ей казалось, что с ним ее проблемы разрешатся быстрее. Гарднер присоединится к ее раскопкам, и ей не придется больше заниматься этим одной. Он был прав насчет одного момента: если она и дальше будет делать это сама, то скоро упадет замертво. Но пока он никак не помог ей. Возможно, причиной было это проклятое кровотечение.
Он никогда не прикоснется к кораблю, если из-за этого у него носом опять пойдет кровь. Он не прикоснется к кораблю и тем более не войдет вовнутрь.
Но, может быть, кровотечение – случайность? Кроме того, Питер никогда не прикасался к металлу. Питер не хотел даже находиться рядом с ним, но его глаз… и внезапное омоложение…
Это не одно и то же. Он – человек, а не престарелый бигль. И заметь, Бобби, что, кроме кровотечения из носа и музыки в ушах, больше никаких перемен не произошло.
Никаких очевидных перемен.
Стальная тарелка в его черепе?
Возможно… но какая разница?
Бобби не знала. Зато она знала, что корабль, безусловно, представляет собой какую-то силу, сгусток энергии, ощутимый даже через обшивку корпуса… и она знала, что радиус его действия расширяется с каждым выкопанным ею футом, с каждым дюймом. Вот и на Гарда подействовало. Но потом оно… – что?
Потом энергия исчезла.
Так что же мне делать?
Она не знала, но понимала, что это неважно.
Они подскажут ей.
Когда придет время, они обязательно подскажут ей.
Если бы только она могла прочесть его целиком!
Внутренний голос подсказывал: Дай ему выпить. Он опьянеет, и ты без труда сможешь прочесть его. Тогда ты до конца поймешь его.
Они подошли к трактору, который вовсе не летал, а ездил по земле, как ему и было положено, но при этом мотор его работал бесшумно, а за штурвалом никого не было. Андерсон, как ни в чем не бывало, села за руль, пригласила Гарднера к ней присоединиться, и они поехали по направлению к дому. В саду она поставила трактор на прежнее место.
Гарднер взглянул на постепенно затягивающееся тучами небо.
– Ты бы лучше поставила его в сарай, Бобби! – сказал он.
– Все будет хорошо, – коротко ответила она, положила в карман ключ и направилась к дому. Гарднер оглянулся на сарай, сделал шаг за ней и внезапно оглянулся еще раз. У двери сарая стояла большая платформа с дровами. Они как будто сами прибыли из леса.
Еще одно изобретение.
Как ты это делаешь, Бобби? И почему ты вдруг стала способна делать это?
Когда он вошел в дом, Бобби как раз доставала из шкафчика пиво.
– Ты серьезно говорил насчет кофе или тебе больше хочется этого?
– С чего это ты так подобрела, а?
– Пей, Гард! Я даже могу предложить оригинальный тост – за жизнь в других мирах и на других планетах! Давай!
Они выпили, и Андерсон спросила: что же, по его мнению, им делать с находкой.
– Мы ничего не будем делать с ним. Это ты собираешься что-то с ним делать.
– Я уже кое-что сделала, Гард, – мягко возразила она.
– Конечно, сделала, – с нажимом заявил он, – но я говорю о каких-то решительных действиях. Я могу посоветовать тебе все, что ты хочешь от меня услышать, – знаешь, пьяные поэты мастера давать советы, – но на самом деле ты ведь все давно решила сама. Потому что это твоя находка. Корабль лежит в земле, и он твой.
Андерсон пытливо взглянула на него:
– Ты что, считаешь, что такая вещь может принадлежать кому-нибудь одному? Боже, Гард, корабль пробыл в земле столько тысячелетий, и теперь он должен принадлежать человечеству!
– Вероятно, ты права, – раздражено ответил Гард, – но закон остается законом. То, что ты нашла на своей земле, принадлежит тебе по праву. Конечно, сперва могут возникнуть проблемы, но закон…
Бобби Андерсон рассмеялась. Она смеялась громко и долго. Гарднер почувствовал себя неуютно. Она смеялась так, что из ее глаз брызнули слезы.
– Прости, – сумела, наконец, произнести она. – Просто ты… я не могла бы поверить, что услышу подобное от тебя. Знаешь… это… – она вновь хихикнула, – как шок.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Отлично понимаешь. Человек, который вышел на демонстрацию с оружием в руках, человек, считающий, что наше правительство будет по настоящему счастливо только тогда, когда все мы будем во тьме светиться, как фосфор, советует мне пригласить сюда Военно-Воздушные Силы, чтобы они занялись моей находкой!
– Это твоя земля…
– Заткнись, Гард! Для правительства Соединенных Штатов не будет иметь никакого значения, чья это земля. Они воздвигнут здесь стену!
– И поставят ядерный реактор.
Бобби молча некоторое время смотрела на Гарднера.
– Думай, что говоришь, – холодно сообщила она. – Через три дня, после того как я позвоню кому-нибудь и расскажу про корабль, ни земля, ни корабль больше не будут мне принадлежать. Еще через шесть дней здесь кругом понаставят посты. А через шесть недель, я думаю, более восьмидесяти процентов населения Хейвена будет арестовано, убито… или просто исчезнет бесследно. Они могут это сделать, Гард. Ты знаешь, что могут. Отсюда следует только одно: мне не следует прислушиваться к твоему совету. Ты ведь хочешь, чтобы я сняла трубку и позвонила в полицию?
– Бобби…
– Да. Именно так все и будет. Поверь, наш уважаемый Президент не позвонит мне из Белого дома и не поблагодарит за находку.
Она вновь рассмеялась, на этот раз визгливым, истеричным смехом. Гарднер обдумывал сказанное. Конечно, она в чем-то права. Землю у нее отберут. Они могут применить к ним с Бобби насилие… могут сделать так, что им станет на этом свете очень неуютно. Они и глазом не успеют моргнуть, как окажутся в местечке, устроенном на манер русского ГУЛАГа. Если попадешь в их лапы, выскользнуть, как правило, не удается.
Кроме того, корабль – редкость, артефакт, вроде этрусской вазы. Женщина, нашедшая его, получила невиданные возможности и таланты… он теперь был готов поверить во все, что увидел, и даже в летающие трактора.
Интересно, что заставляет эту штуку работать? Бобби. Нет, вряд ли именно Бобби. Возможно, это любой человек, который близко подойдет к кораблю. Такую штуку… ее вряд ли можно доверить простому человеку…
– Как бы там ни было, – проворчал он, у тебя твоя находка вызвала удивительный приступ гениальности.
– Нет. Всего лишь научный идиотизм, – тихо возразила она.
– Что?!
– Научный идиотизм. Они подсказывают мне что делать. Все это, когда я делаю, кажется ясным и логичным… Но потом… – Она пристально вгляделась на Гарднера:
– Ты ощутил это?
Гарднер кивнул.
– Это исходит от корабля и напоминает радиоволны. Сигналы поступают в уши, но они выражены не словами, а импульсами. О, правительство было бы радо заполучить меня, запереть где-нибудь понадежнее, а потом разобрать на множество мелких кусочков, чтобы увидеть, произошли ли во мне физические изменения…
– Ты уверена, что не читаешь мои мысли, Бобби?
– Нет. Но воспользоваться твоим советом – значит погубить себя. Позвонить в полицию Далласа – попасть в камеру предварительного заключения полиции Далласа – погибнуть от руки полиции Далласа.
Гард встревожено посмотрел на нее:
– Успокойся. Я был неправ. Но где же альтернатива? Ты должна что-нибудь сделать. Боже, ведь эта штука убивает тебя!
– Что?!
– Ты похудела на тридцать фунтов. Неплохо для начала!
– Три… – Андерсон с мольбой в глазах смотрела на него. – Нет, Гард, ты ошибаешься. Не более пятнадцати, и я…
– Пойди и взвесься, – посоветовал Гарднер. – Если ты весишь, как ты утверждаешь, девяносто пять фунтов, я готов съесть весы. Еще несколько фунтов – и ты сляжешь. В твоем теперешнем состоянии ты можешь за пару дней умереть от аритмии.
– Но мне нужно было немного похудеть! И я…
– …все это время была слишком занята, чтобы есть, это ты хочешь сказать?
– Ну, не совсем так…
– Когда я вчера увидел тебя, ты напоминала труп из морга. Ты смогла сообразить, кто я такой, но на большее тебя не хватило. Ты и сейчас еще не пришла в себя.
Бобби упорно не отводила взгляд от стола, но Гард мог видеть потерянное выражение ее лица.
Он ласково дотронулся до ее руки:
– Неважно, чем замечательна эта штука в лесу, но очень важно, что с твоим телом и мозгом происходят ужасные вещи.
Бобби резко отпрянула от него:
– Если ты считаешь, что я сошла с ума…
– Нет, я так не считаю. Но ты можешь сойти с ума, если не прекратишь своих раскопок. Ты ведь не станешь отрицать, что у тебя случаются помрачения сознания?
Мгновение они смотрели друг другу в глаза, ошарашенные сказанным.
Бобби опомнилась первая.
– Помрачения – не совсем верное определение. Не пытайся сравнивать то, что происходит с тобой, когда ты напьешься, и то, что произошло со мной. Это не одно и то же.
– Я не собираюсь спорить с тобой, Бобби. Эта штука опасна, и это сейчас самое важное для нас.
Андерсон смотрела на него. На лице ее блуждала недоуменная, отсутствующая улыбка.
– Теперь ты сама не можешь принимать решения, – продолжал тем временем Гарднер. – Тобой управляют.
– Управляют, – все то же отсутствующее выражение.
Гарднер постучал пальцем по макушке:
– Да, управляют. Как дурак управлял бы лошадью, ведя ее прямо в пропасть… Этот корабль – как тот самый дурак. Он опасен для Бобби Андерсон. Если я еще не сумел доказать…
– Что ты сказал?
– Если бы не мой приезд, ты бы продолжала работать без сна и отдыха и к ближайшим выходным, наверное, умерла.
– Сомневаюсь, – отрезала Бобби, – но для твоего успокоения соглашусь с тобой. Правда, теперь со мной все в порядке.
– С тобой не все в порядке.
Ее взгляд сказал ему, что Бобби сейчас его не слышит, потому что просто не хочет слушать.
– Очнись, Бобби! Слушай, насчет полиции ты была права. Но что если нам пригласить какого-нибудь эксперта?
– Все эксперты состоят на службе у полиции. И потом, никто не нужен. Ты со мной – значит, все в порядке.
– Пока – да. Но что если у меня тоже начнутся помрачения?
Подумав, Андерсон ответила:
– Я думаю, что риск минимален.
– То есть ты уже все решила?
– Ну, пока я знаю, что мне хотелось бы сделать. Мне бы хотелось закончить раскопки. Раскопки необходимы. Еще сорок-пятьдесят футов, и я – и мы – освободим его. Тогда мы сможем найти вход. Если мы войдем вовнутрь… – В ее глазах сиял фанатический огонь, и никто не в силах был его потушить.
– Если мы войдем вовнутрь? – повторил Гарднер.
– Если мы войдем вовнутрь, то сможем все держать под контролем. Сможем все рассмотреть и понять. И тогда я заставлю эту летающую сковородку взмыть в небо.
– Думаешь, у тебя это получится?
– Я знаю, что получится.
– А потом?
– Потом – не знаю, – устало сказала Бобби. И она опять лгала ему, но сейчас Гард уловил лживые нотки. – Случится что-нибудь еще.
– Но перед этим ты предлагала мне самому решать…
– Конечно, и сейчас подтверждаю это. Я не стану гоняться за тобой с ружьем, если ты решишь пригласить сюда кого-нибудь. Но помни, что, кого бы ты не позвал, так или иначе все упрется в полицию Далласа. – Она слегка усмехнулась. К счастью, меня заберут в участок не одну.
– Не одну?
– Конечно. Ведь тебя тоже заберут туда. А когда они уничтожат меня, следующим на очереди опять же будешь ты. Добро пожаловать в обезьянник, дружок! Ты рад, что попал сюда?
– О, весьма, рад, – серьезно ответил Гард, и тут они вдруг весело расхохотались.
Когда смех утих, Гард почувствовал, что атмосфера разрядилась.
Андерсон спросила:
– Как ты думаешь, что случится с кораблем, если до него доберется полиция Далласа?
– Ты когда-нибудь слышала об ангаре N_18?
– Нет.
– В соответствии с легендой, ангар N_18 находится на одной из военно-воздушных баз на Дейтоне. Или где то еще. Словом, в США. Именно там, по слухам, хранятся в строжайшей тайне тела пятерых малюток с рыбьими головами и жабрами вместо легких. Может, с этим местом случится то же самое. В любом случае, это означает конец.
Они проговорили до полудня, иногда соглашаясь друг с другом, но по большей части азартно споря. Андерсон за это время несколько раз перекусила; Гарднер от еды отказался, но после долгих уговоров выпил рюмку виски, за ней – вторую.
После обеда Бобби захотелось вздремнуть. Гард вышел в сад, сел на скамейку и стал размышлять.
Настало время принимать решения.
Корабль в земле – это важный факт, и от него нельзя отмахнуться. Он не может способствовать благоденствию одной Бобби или только Хейвена. С учетом характера его воздействия на Бобби, корабль должен принадлежать не правительственным службам. Он должен принадлежать народу. Гарднер был достаточно активным гражданином своей страны. Он входил во многие комитеты, участвовал в маршах мира и протеста. Он выступал за закрытие атомных электростанций, против войны во Вьетнаме, он входил в "Гринпис" – то есть беспокоился о благоденствии общества. Сейчас…
Прежде чем что-то решить, спроси себя, дружок, кому нужно менять этот мир? Жестокий, бесчеловечный, равнодушный мир. Родителям африканских детишек, умирающих с голоду? Неграм Южной Африки? Людям типа Теда-Энергетика? Да никому! Ни Теду, ни русскому Политбюро, ни израильскому кнессету, ни Президенту Соединенных Штатов, ни Ксероксу, ни Барри Манилову.
Вспомни, как обошлись с тобой в полицейском участке, дружок, когда тебя арестовали на демонстрации и обнаружили пистолет в кармане. А ведь ты даже не помнил, как пистолет оказался там! Этот корабль – тот же пистолет, только большого калибра. Неужели история ничему не научила тебя?
Бобби лежала на кушетке, но не спала. Она улавливала обрывки мыслей Гарда. По этим обрывкам было ясно, что он хочет принять решение… а когда он примет его, Андерсон узнает о нем.
Если решение будет неправильным, она намеревалась оглушить его, а потом отрубить голову и закопать тело в саду. Ей не хотелось этого делать, но это была бы суровая необходимость.
Андерсон ждала.
И ждать ей оставалось недолго.
Он вернулся в дом, и Бобби удачно имитировала, что только что проснулась. Без всякой подготовки Гард задал ей мучивший его вопрос:
– Тебе не кажется, что от твоего корабля исходит какое-то отравляющее вещество, например ядовитый газ?
– Ядовитый газ? – задумчиво повторила Бобби. – Нет, не ядовитый газ. Если хочешь как-то это назвать, воспользуйся словом флюиды. Это даже и не флюиды, хотя и похоже на них. Думаю, никакие приборы не смогли бы их уловить. В физическом смысле слова их не существует.
– И ты считаешь это возможным? – тихо спросил Гарднер.
– Да. Не спрашивай, откуда мне это известно, потому что я и сама не знаю, но я уверена, что получила ударную дозу облучения этими… флюидами. Какую-то дозу получили и жители Хейвена, хотя, конечно, гораздо меньшую, да и ты, Гард, тоже…
Разговор сам собой прервался, и больше до вечера оба они не проронили ни слова.
Ночью Гарднеру приснился сон… очень простой сон. Будто он стоит в темноте возле сарая. Слева в саду припаркован трактор. Гард подходит к окну сарая и заглядывает внутрь. И что же он видит? Ну конечно же, призраки. Но он не боится. Вместо страха его охватывает какое-то радостное чувство. Потому что призраки нисколько не похожи на монстров или каннибалов. Они скорее напоминают эльфов из сказки. Он заворожено следит через окно за ними и видит, что они сидят за длинным столом, собирают какой-то усилитель, какие-то телевизоры и антигравитационные устройства… Они смеются, глядя на экраны этих телевизоров, потому что там показывают не обычные фильмы, а фильмы, созданные подсознанием.
Он хочет войти в сарай, и внезапно все вокруг освещается тем странным зеленым светом, который он видел, когда Бобби демонстрировала ему действие пишущей машинки, только этот свет не мягкий, а ужасный, ярко-зеленый. Он струится из всех щелей из дверей и окон и зажигает на земле какие-то точки, горящие, как глаза дьявольской кошки. Теперь Гарду страшно, потому что этот свет дышит враждебностью; если раковая опухоль может иметь цвет, то это именно вот такой ужасный зеленый цвет.
Но он все же подходит ближе, потому что во сне не всегда принимаются правильные решения. Он входит в облако света, и внезапно в его голове опять начинает звучать дикая музыкальная какофония, парализующая мозг. И страх, страх! Страх перед призраками в сарае Бобби. Он слышит их, почти физически ощущая их присутствие по странному электрическому запаху, напоминающему смесь крови и озона.
И… О, эти щелкающие, шипящие звуки! Они даже заглушают музыку в его голове. Так жужжит старая стиральная машина, но звуки – это не шум воды; это плохой, плохой, плохой звук!
И вот он приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть в сарай, а его лицо, залитое этим ужасным зеленым светом… И тут он просыпается!
Очнувшись от сна на старой кровати в спальне Бобби, весь мокрый от пота, Гарднер долго не мог унять дрожь в руках. Он лежал и думал: Боже! Чтобы отделаться от этого кошмара, нужно будет утром заглянуть в сарай! Расслабиться и постараться уснуть!
Он ждал сна, а сон все не шел.