НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД

4.

Когда Вульф посадил машину, в небе вставала внешняя луна Ракш. Находясь в перигее и будучи видна почти полностью, она казалась вдвое больше по угловому диаметру, чем Луна, видимая с Земли, и напоминала крапчатый диск цвета меди, чей свет обрисовывал далекие снежные вершины и заставлял сверкать изморозь на траве. Ракш медленно, очень медленно двигался с запада. Чтобы завершить видимый с Растума период, ей требовалось 53 часа – почти в два раза больше, чем время ее обращения на орбите вокруг Растума, – и тогда можно было заметить, как она меняется в размерах и переходит в другую фазу, оставаясь висеть в небе.

Малютка Сухраб тоже появлялась с запада, но пересекала небо в южном направлении слишком низко и слишком быстро, чтобы человек мог ее заметить. Казалось бы, при таком двойном освещении звезды должны быть едва видны, но густой воздух лишь слегка затуманивал их. Кроме системы Эридана, которая, впрочем, не была видна с Высокогорья Америки, в ночном небе можно было отыскать созвездия Ориона, Дракона, Большой Медведицы, Кассиопеи – те же самые, к которым привыкли земляне. Но профессиональный астроном отметил бы некоторое их искажение. (Даже само Солнце оказывалось прямо над Волопасом, когда его можно было разглядеть в часы затмения Ракша). Двадцать световых лет – сорок лет полета – но в масштабах Галактики это был пустяк.

Выйдя из аэрокара, Коффин поежился от холода. Под сиянием Луны дыхание превращалось в белый пар. Свет, падавший из окон дома на сад, казался холодным и призрачным. Он окаймлял серебром длинные листья дуба и отбрасывал на замерзший пруд тень пихтовой рощицы. Среди ветвей этой рощицы, подобно фонарю гоблинов, висело гнездо цветастого феникса, покинутое осенью, но все еще мерцавшее от облепившей его светящейся древесной губки.

Крыло дома, в котором горел свет, голубело сквозь деревья. Оттуда доносилась трель поющей ящерицы, сверхъестественная, как некая трехтактная старинная шотландская мелодия. Ветер, медленный и тяжелый, шелестел сухими листьями, но этот звук не был похож ни на октябрьское шуршание листвы в Новой Англии, ни на что-либо другое, что можно было услышать на Земле.

Тем не менее, в отличие от весны и лета, когда буйная природа Растума наполняла ночи голосами, трелями и кваканьем, сейчас было тихо. Шаги гулко отдавались от промерзшей почвы. Неожиданно для самого себя, Коффин почувствовал прилив какой-то благодарности, когда дверь дома распахнулась, и оттуда хлынули тепло и свет.

– Что ж, входите, – сказала Джудит. – Правда, я не ожидала…

– Ян дома? – спросил Вульф.

– Нет, он в шахте, – Джудит внимательно посмотрела на них, и вдруг ее взгляд застыл, а лицо начало бледнеть. – Я вызову его, – сказала она тихо.

Пока Джудит настраивала видеофон, Коффин присел на краешек стула. Вульф, чувствовавший себя более непринужденно, уселся на диван, который застонал под тяжестью его тела.

Гостиная была более просторной, чем обычно в домах колонистов, и пробудила у Коффина щемящее воспоминание своими грубыми потолочными балками, каменным очагом и тряпичными ковриками. Закусив губу, он напомнил себе, что подобных комнат на Земле давно уже нет. Теперь, когда с помощью широкодоступного фотопринтера можно было снимать копии нормальных размеров с микроматериалов, начала возрождаться традиция личных библиотек.

В гостиной Свободы было много полок, заставленных книгами, хотя выбор авторов отличался заметным своеобразием: Омар Хайям, Рабле и Кейбелл стояли на полке, предназначенной для детских книг.

В комнату заглянула Джудит.

– Ян сказал, что постарается вернуться, как можно быстрее, – сообщила она. – Ему самому придется останавливать авточерпак, потому что Сабуро работает в забое. Там что-то случилось с компьютером копательного механизма, – поколебавшись, она спросила: – Могу я предложить вам чаю?

– Нет, спасибо, – ответил Коффин.

– Непременно, непременно, – сказал Вульф. – И если у вас случайно завалялось несколько ваших знаменитых вишневых бисквитов…

Джудит ответила Вульфу скорее благодарной, чем любезной улыбкой.

– Ну, конечно, – сказала она и скрылась на кухню.

Вульф протянул руку к ближайшей книжной полке. Вытащил оттуда какую-то книгу и зажег очередную сигарету.

– Мне кажется, что я так никогда и не пойму Дилана Томаса, – сказал он. – Но мне нравится его стиль, и вообще, я сомневаюсь, хотел ли он сам, чтобы его понимали.

Коффин выпрямился, сидя на стуле, и уставился в стену.

Вскоре вернулась Джудит, держа в руках поднос.

Вульф громко причмокнул.

– Великолепно! – объявил он. – Дорогая моя, вам принадлежит честь быть первой женщиной на Растуме, возродившей истинное искусство приготовления чая. Помимо того факта, что чайные листья приобретают на Растуме особый цвет, приходится еще учитывать и двадцатикратную разницу в температуре кипения воды. Какой смесью вы пользуетесь? Или это секрет?

– Нет, – рассеянно произнесла Джудит. – я напишу вам рецепт… извините за беспорядок. Знаете, свадебные приготовления… Торжество состоится завтра, после восхода солнца. Но, конечно, это указано в ваших приглашениях… – она внезапно замолчала. – Извините, мистер Коффин.

– Ерунда, – отозвался Коффин, почувствовал, что сказал что-то не то, но никак не мог найти нужных слов, чтобы исправить неприятное впечатление.

Джудит сделала вид, что не заметила этого:

– Я поддерживаю контакт с Терезой, – сказала она. – Коснись меня, мне кажется, я не смогла бы перенести случившееся с таким мужеством, как она.

– Если уж этому суждено было случиться, – сказал Коффин, – то надо было благодарить бога, что произошло это не с настоящим ребенком.

Джудит покраснела от возмущения.

– Неужели вы думаете, – сказала она, – что для нее это имеет какую-нибудь разницу?

– Нет, простите меня.

Коффин потер глаза большим и указательными пальцами.

– Я настолько устал, что не соображаю, что говорю. Не поймите меня превратно. Я намерен продолжать поиски до тех пор, пока… по крайней мере, пока мы не выясним, что случилось.

Джудит бросила быстрый взгляд на Вульфа.

– Если Дэнни мертв, – сказала она нетвердым голосом, – я думаю, вы должны как можно быстрее дать Терезе возможность взять еще одного экзогенного ребенка.

– Если она захочет, – возразил мэр. – Дэнни достиг обязательного минимального возраста, и она больше не обязана иметь в семье экзогенов.

– В глубине души Тереза этого хочет. Я ее знаю. Если она не попросит об этом, заставьте ее. Она должна убедиться, что ее… что ее попытка была удачной.

– Вы тоже так думаете, Джош? – осведомился Вульф.

Взгляд Коффина стал сухим. Эти люди обсуждали его личные проблемы. Но делали они это без злого умысла, и Коффин не осмелился обидеть жену Яна Свободы.

– В любом случае, – выдавил он из себя с трудом, – я знаю, принятие такого решения – наш долг.

– К черту долг! – вспылила Джудит.

Усталость дала себя знать, и благодаря ей бывшая привычка старого холостяка-астронавта относиться к женщине, как к большому ребенку, взяла верх. Коффин сказал:

– Разве вы не понимаете? Три тысячи колонистов не располагают достаточным для обеспечения сохранности рода фондом генов. Тем более, на новой планете, где необходимо максимальное разнообразие типов людей, чтобы раса смогла приспособиться к новым условиям в течение минимального числа поколений.

Экзогены, после того, как они будут произведены, взяты на воспитание и выращены до зрелого возраста, со временем будут насчитывать миллион дополнительных предков будущего человечества планеты Растум. Они просто необходимы.

– Уверяю вас: Джудит получила неплохое образование.

– О, конечно. Я не… я имел в виду… – Коффин сжал кулаки. – Простите меня, миссис Свобода.

– Ничего, – сказала она, но в голосе ее не было теплоты.

Коффин не верил, что эта вспышка раздражения со стороны Джудит была вызвана его ложным шагом. Но тогда чем же? Тем, что он назвал экзогенных детей "долгом"? Но разве это не было так?

Молчание слишком затянулось, поэтому Коффин вздохнул с облегчением, услышав, что приехал Ян Свобода. Звук его аэрокара был похож на затихающий вой, постепенно переходящий в тонкое урчание по мере того, как машина снижалась. Предусмотрев необходимость транспортировки, Свобода построил свой дом по-соседству с рудным месторождением, между своей шахтой и сталеплавильным заводом в Анкере.

Вой возобновился, но вскоре перестал быть слышен, когда машина вновь взлетела и удалилась.

В комнату величественно вошел Свобода. Его штаны были заляпаны маслом, а куртка покрыта красными пятнами железняка.

– Здравствуйте, – резко сказал он.

Коффин встал. Их рукопожатие было коротким.

– Мистер Свобода…

– Я слышал о вашем мальчике. Это очень печально. Я бы прилетел, и сам помог в поисках, но Иззи Штайн сказала мне, что ваши соседи обшарили всю возможную территорию.

– Да. Они смогли бы все это сделать, если бы хотели, – и Коффин высказал Свободе все, о чем недавно рассказывал Вульфу.

Свобода посмотрел сначала на жену, потом на мэра, потом снова на жену.

Она стояла, закрыв ладонью рот, и смотрела на него расширенными глазами. Выражение же лица самого Свободы оставалось абсолютно равнодушным, когда он спросил без всякого выражения:

– Так, значит, вы хотите, чтобы я спустился с вами в Расселину? Но если мальчик ушел туда, значит, он уже мертв. Простите, что я выразился так жестоко, но ведь это правда.

– Вы уверены? – спросил Коффин. – Хорошо, конечно, сидеть дома и рассуждать, что все равно уже его не спасти.

– Но… – Свобода засунул руки в карманы, уперся взглядом в пол, а потом вновь поднял глаза. По скулам у него заходили желваки. – Будем честными до конца, – предложил он. – Я считаю, что вероятность найти мальчика живым ничтожно мала, в то время как возможность потерять убитыми или ранеными несколько человек из группы поиска довольно велика. Для Растума, где каждая пара рук на вес золота, это было бы большой потерей.

Коффин почувствовал, как внутри него поднимается ярость.

– Да, мистер Свобода, вы остаетесь честным не только до конца, но даже, я бы сказал, до крайности.

– Ваш сарказм весьма не похож на ту позицию, которую вы занимали в Год Болезней, утверждая, что мы не должны заваливать могилы умерших камнями, чтобы не тратить на это лишние силы.

А ведь вы прекрасно знали, что в таком случае твари, питающиеся падалью, разроют могилы и сожрут останки людей.

– Тогда мы испытывали гораздо больший недостаток в рабочей силе. К тому же мертвым было все равно.

– Но их семьям было не все равно. И ради Бога, почему вы решили обратиться именно ко мне? Я занят.

– Приготовлениями к свадьбе! – фыркнул Коффин.

– Ее можно отложить… если ты непременно должен идти, – прошептала Джудит.

Свобода подошел к ней, взял ее за руки и мягко спросил:

– Ты считаешь, я должен?

– Я не знаю. Это тебе решать, Ян, – Джудит высвободила свои руки. – У меня для этого не хватит смелости.

Она внезапно выскочила из комнаты. Мужчины слышали, как она пробежала через холл по направлению к спальне.

Свобода рванулся было за ней, но остановился и повернулся к гостям.

– Я остаюсь при своем мнении, – сухо сказал он. – Хотел бы я знать, осмелится ли кто-нибудь назвать меня трусом?

– Я думаю, ты должен пересмотреть свое решение, Ян, – вмешался молчавший до сих пор Вульф.

– Ты? – с удивлением воскликнул Свобода.

– Вы? – почти одновременно со Свободой воскликнул Коффин.

Оба воззрились на дородную фигуру посреди дивана. Тот самый мэр, который голосовал против каменных насыпей на могилах в памятный страшный год, который отговорил фермеров от истребления рогатых жучков, поскольку более целесообразно было нести потери в урожае по известной людям причине, чем заставить будущие поколения страдать от непредсказуемых последствий возможного нарушения экологического баланса; тот мэр, который шантажировал Гонзалеса, чтобы тот отказался от своего непрактичного плана запрудить речку Смоки, пригрозив ему судебным процессом; который удержал молодого Тригниса от постройки завода стиральных машин, которая – как он чувствовал – потребовала бы слишком много ресурсов из тех, что имелись тогда в распоряжении колонистов, и удержал тем, что просто-напросто выиграл весь капитал Тригниса в астрономический покер.

Этот самый мэр теперь хотел, чтобы Свобода наплевал на себя и свою семью и отправился на поиски какого-то мальчишки, который, скорее всего, был давно мертв.

– Я не думаю, что твои шансы на успех были бы так уж ничтожно малы, добавил Вульф.

Свобода взъерошил волосы, у корней их заблестел пот.

– Я не хочу сказать, что надо вообще отказываться от поисков, возразил он. – Но если бы я был уверен, что есть хоть какой-то шанс найти Дэнни живым, я бы, конечно, сам принял в них участие. Однако такого шанса нет. К тому же у меня жена, а двое моих детей еще совсем маленькие. Поэтому – нет. Мне чертовски жаль. Я знаю, что в течение долгого времени не смогу спать спокойно, но в Расселину я спускаться не буду. Я не имею на это права.

Коффин заставил себя произнести:

– Если вы именно так смотрите на это, мне придется признать, что вы поступаете по совести, – усталость навалилась ему на плечи, как стальная болванка. – Пойдемте, мистер Вульф.

Мэр поднялся.

– Мне бы хотелось переговорить с Яном наедине, если никто не возражает, – сказал он, взяв хозяина за руку и направившись в холл.

Когда дверь за ними закрылась, Коффин вновь бессильно опустился на стул. Ноги, казалось, отказывались держать его. О, Боже, если бы опять очутиться в космосе. Голова бывшего астронавта упала на спинку стула, и он закрыл глаза, чувствуя в глазницах жжение от бессонницы.

Слух Коффина был немного острее, чем слух обычного человека. Услышав через закрытую дверь голос Вульфа, он попытался встать и отойти подальше, вне пределов досягаемости звука, но воля и сила покинули его. Ему было все равно. Он услышал, как мэр сказал:

– Ян, ты должен это сделать. Мне очень жаль, что придется отложить свадьбу твоей дочери, и еще больше жаль подвергать твою жизнь опасности, но так уж получилось, черт побери, что ты сейчас – практически единственный человек, который может спасти этого мальчишку – или хотя бы найти его тело и вернуться живым. Это должен сделать именно ты.

– Но я этого делать не буду, – сердито возразил Свобода. – Никто не может меня заставить. Общество не имеет права предъявлять личности то или иное требование, если дело только не касается прямой и очевидной угрозы для самого общества. В данном случае такой угрозы нет.

– Однако, твоя репутация…

– Нонсенс. Ты сам прекрасно понимаешь, что с моим решением согласятся все жители Высокогорья, – Свобода начал терять контроль над своей выдержкой. – Ради Бога, Терон! Брось ты это дело. Мы прошли вместе такой долгий путь… начиная с того времени, когда впервые начали подготовку людей на Земле к полету сюда… Ты не станешь нарушать нашу дружбу теперь, не правда ли?

– Конечно, нет. Я имел в виду репутацию, которую ты, по моему мнению, заслуживаешь: репутацию героя. Мне бы хотелось, чтобы ты ее добился.

Помимо удовлетворенного самолюбия и радости, которую такая репутация доставит твоей семье, она может быть полезна и в другом смысле. При нашем недостатке рабочей силы босс, который не нуждается в помощниках, станет популярной фигурой. Ты же сам говорил мне, что хочешь расширить свое предприятие.

– Но только не такой ценой. Терон, ответ прежний: нет, и не заставляй меня повторять тебе его еще раз, поскольку мне это неприятно. Возвращайся домой.

Вульф вздохнул:

– Ян, сейчас слишком долго объяснять, но мне совершенно необходимо, чтобы ты завоевал популярность среди колонистов. Поэтому я вынужден применить насилие, хотя шантаж не всегда доставляет мне удовольствие.

– Что такое?

– Мне известно кое-что о тебе и Хельге Дальквист и об одном маленьком приключении однажды ночью прошлым летом.

– Ч…ч…что? Ты лжешь!

– Спокойно, сынок. Информация, которую я получаю, остается у меня в голове, чаще всего. Но иногда она помогает мне добиться того, что я считаю необходимым. Конечно, мне страшно не хотелось бы огорчать твою жену…

– Ах, ты, паршивый, жирный слизняк! Ты же прекрасно знаешь, что все это ничего не значило! Джудит мне дороже всего на свете, а тогда мы с Хельгой просто оба были пьяны, и… и… ее муж тоже ничего не должен знать. Если ты ему расскажешь, то для него это будет еще тяжелее, чем для Джудит. Тебе это известно? Он хороший парень. Мне потом было стыдно перед ним даже больше, чем перед моей женой, хотя они оба ничего не знают. Это был всего лишь чертов рефлекс… Хельга и я… Ты будешь держать свою слюнявую пасть закрытой!

– Безусловно, если ты согласишься попытаться спасти Дэнни.

Коффин снова попробовал встать. На сей раз ему это удалось. Он не должен был слышать этот разговор. Бывший капитан подошел к окну и остановил взгляд на ненавистном ему пейзаже. Он ненавидел Растум, презирал Свободу и ощущал всю тяжесть своей собственной вины.

Позади открылась дверь, и вошел Свобода. На ходу он разговаривал с Вульфом, и его голос показался Коффину почти веселым, что окончательно сбило его с толку.

– …и спасибо. Ты, оказывается, натуральный шпион, но меня это обстоятельство не слишком расстраивает, – Свобода сделал паузу. – Я буду у вас за час до рассвета, мистер Коффин.

НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД