Глава 1
– Не хочешь взглянуть, Роки?
– Это предназначено не для Роки, а для капитана Джонс. Покажешь мне утром.
– Это нечто важное.
Сирокко стояла, склонившись над умывальником, лицо ее покрывала зеленоватая мыльная пена. Она схватила полотенце и стерла ее с лица. Это был единственный сорт мыла, который благодушно воспринимался рециркулятором. Она искоса посмотрела на два изображения, которые протягивала ей Габи.
– Что это?
– Всего-навсего двенадцатый спутник Сатурна. – Габи была не в состоянии полностью скрыть свое возбуждение.
– Ты это серьезно? – Сирокко недовольно перевела взгляд с одного изображения на другое. – Мне кажется, здесь просто много маленьких черных точек.
– Да, пожалуй. Без компарометра его не видать. Но он вот здесь, – Габи ткнула в фотографию пальцем.
– Так давай посмотрим.
Сирокко порылась в шкафчике и достала оттуда горохово-зеленый корабельный комбинезон, пахнущий столь же приятно, как и любой из них.
Ее комната находилась внизу карусели, между третьим и четвертым пролетами. Она повела Габи по изогнутому этажу, затем по лестнице. С каждой ступенькой невесомость возрастала, пока не наступило ощущение свободного парения. Они оттолкнулись от вращающегося кольца и поплыли по центральному коридору к исследовательскому модулю.
Здесь было слишком темно, чтобы можно было читать показания приборов. Вокруг было изобилие цветовых оттенков, как в музыкальном автомате. Сирокко здесь нравилось.
Сквозь помехи, заполнявшие экраны телевизоров облаками снежного конфетти, мелькали зеленые огоньки.
Вокруг центрального голографического экрана – резервуара плавали Юджин Спринфилд и сестры Поло. На их лицах играли красные отблески.
Габи вставила пластинки в компьютер, включила программу, усиливающую четкость изображения, и указала Сирокко на экран. Изображение стало резким, контрастным, затем оно быстро сменилось. На небольшом расстоянии друг от друга мигали две маленькие точки.
– Это он, – гордо сказала Габи. – Сдвиг относительно небольшой, но съемки производились с расстояния всего двадцати трех часов полета.
– Движущиеся по орбите элементы сходятся, – сказал обращаясь к ним Джин.
Габи и Сирокко присоединились к нему. Сирокко глянула вниз, увидела, как рука Джина по-хозяйски обхватила талию Габи, и тут же отвела взгляд. Сирокко заметила, что сестры Поло тоже увидели это, но старательно делали вид, что ничего не замечают. Они все были воспитаны не вмешиваться в дела друг друга.
В центре экрана находился Сатурн. Он был большой, медного цвета. Вокруг него располагались восемь голубых окружностей, каждая последующая больше предыдущей, все в экваториальной плоскости колец. На каждой окружности была сфера, подобно единственной жемчужине на нитке, позади жемчужин находились наименования и цифры: Мнемозина, Янус, Мимас, Энцелад, Тефия, Диона, Рея, Титан и Гиперион.
Вдалеке от этих орбит находилась десятая, имеющая визуально заметный наклон по отношению к другим. Это был Япет.
Наиболее удаленный спутник, Феба, не был виден при том масштабе, который они сейчас использовали.
Появилось изображение еще одной орбиты. Это был сильно втянутый эллипс, почти что касающийся орбит Реи и Гипериона, проходящий прямо через круг, изображающий Титан. Сирокко внимательно изучила его, потом выпрямилась. Подняв взгляд, она увидела, что лоб Габи пересекли глубокие морщинки, в то время, как пальцы ее продолжали порхать над клавиатурой. С запуском каждой программы количество окошек на ее экране менялось.
– Это очень похоже на то, каким была Рея около трех миллионов лет назад, – заметила Габи, – Он на безопасном расстоянии от орбиты Титана, хотя должен присутствовать фактор пертурбации. Это далеко от того, что можно было бы назвать стабильностью.
– И что из этого следует? – спросила Сирокко.
– Захват астероида, – предположила Габи, с сомнением приподняв брови.
– Близость к экваториальной плоскости делает это маловероятным, – сказала одна из сестер Поло. Апрель или Август? – спросила себя Сирокко. После одиннадцати месяцев общения с ними она все еще не различала сестер.
– Я боялась, что тебе это придет в голову, – Габи закусила костяшку пальца. – Если бы он образовался вместе с другими, у него должен был бы быть меньший эксцентриситет.
Поло пожала плечами:
– Возможно объяснение. Какая-нибудь катастрофа произошла в недавнем прошлом. Он вполне мог быть смещен.
Сирокко нахмурилась:
– Но каковы его размеры?
Одна из Поло – это была Август, Сирокко почти не сомневалась – посмотрела на нее с невозмутимым, вызывающим какое-то тревожное чувство, выражением лица.
– Я, пожалуй, оценила бы в два-три километра, возможно, меньше.
– Всего-то?
Джин улыбнулся.
– Дайте мне координаты, я высажусь на него.
– По-твоему, это всего-то? – спросила Габи, – При таком размере он должен был быть виден в лунный телескоп. Мы должны были знать о нем уже тридцать лет назад.
– Хорошо, но ты перебила меня на полуслове. Навряд ли он стоит этого.
У Габи был самодовольный вид.
Для тебя, может, и не стоит, но будь он в десять раз меньше, я все равно должна была бы дать ему имя. Открытие кометы или астероида – это одно, но лишь пара людей в столетие дает имя спутнику.
Сирокко отпустила стойку демонстрационного резервуара, за которую она удержалась, и поплыла по направлению к выходу. Перед самым выходом она еще раз оглянулась на две крошечные точки, все еще мерцавшие на экране над головой.
Язык Билла начал ласкать Сирокко с пальцев ног и сейчас был занят ее левым ухом. Ей нравилось это. Это было незабываемое путешествие. Сирокко любила каждый его сантиметр; отдельные остановки на продолжении этого пути были неистовыми. Теперь Билл возбуждал мочку ее уха, лаская ее губами и покусывая зубами, одновременно нежно переворачивая Сирокко. Она не сопротивлялась.
Он слегка подтолкнул ее в плечи носом и подбородком, побуждая ее переворачиваться побыстрее. Она начала вращаться. У нее было ощущение, что она большой мягкий астероид. Аналогия нравилась ей. Продолжая вращаться, она наблюдала за линией терминатора, медленно проплывающими в солнечном свете холмами и долинами.
Сирокко любила пространство, чтение и секс. Не обязательно в этом порядке. Она никогда не была в состоянии удовлетворить все три свои страсти, но и две было неплохо.
В невесомости были возможны новые игры, подобно "игре без рук". Они могли использовать рот, колени или плечи для перемещения друг друга. Партнер должен был быть нежным и внимательным, но с медленными щипками и укусами ничего нельзя было поделать, в этом был весь интерес.
Каждый из них время от времени приходил в комнату гидропоники. На "Властелине Колец" было семь личных комнат, они были необходимы, как кислород. Но даже кабина Сирокко становилась чересчур тесной, когда в ней находились два человека, кроме того, она находилась на дне карусели. Приходилось заниматься любовью в невесомости.
– Почему ты не повернула в эту сторону? – спросил Билл.
– Ты можешь сделать так, чтобы мне этого захотелось?
Он развернул ее, и она дала ему намного больше, чем он просил.
Сирокко обнаружила, что перестаралась, но Билл, как обычно, знал, что делает.
Она сомкнула ноги вокруг его бедер и предоставила ему возможность двигаться.
Биллу было сорок лет, он был самым старшим в группе. На его лице выделялся широковатый нос и челюсти, которые могли бы украсить таксу. Он был лысым и зубы у него были не из лучших, но тело его было худым и сильным, оно было на десять лет моложе его лица. Руки у него были изящными и опрятными, точными в движении. Он хорошо управлялся с механизмами, он не был ни приторно-сладким, ни шумным. Набор его рабочих инструментов мог поместиться в кармане рубашки, таким он был крошечным. Сирокко не осмеливалась даже притрагиваться к нему.
Когда Билл занимался любовью, его искусный язык окупал все. Он соответствовал его нежной натуре. Сирокко задавалась вопросом, почему ей понадобилось столько времени, чтобы найти его.
На борту "Властелина Колец" было трое мужчин, и Сирокко со всеми ними занималась любовью.
Так же, как и Габи Плоджит. В таком ограниченном пространстве невозможно было что-либо сохранить в тайне. Сирокко знала, например, что сестры Поло, жившие в соседней комнате, занимаются тем, что до сих пор считается вне закона в Алабаме.
Они все много хвастали, особенно в первые месяцы путешествия. Джин был единственным женатым мужчиной в отряде, и он позаботился о том, чтобы пораньше объявить, что у него и у его жены существует договоренность по этим вопросам. Но все равно он долгое время продолжал спать один, так как сестры Поло довольствовались друг дружкой, Габи совершенно не интересовал секс, а Сирокко было чрезвычайно увлечена Калвином Грином.
Она была так настойчива, что Калвин в конце концов лег с ней в постель, и не только раз, а раза три. Но это не принесло ничего хорошего, и, не дав ему почувствовать свое разочарование, Сирокко охладила их отношения и позволила ему заняться Габи – женщиной, на которую он обратил внимание с самого начала. Калвин был корабельным врачом, прошедшим курс обучения в НАСА с тем, чтобы уметь разбираться в биологической и экологической жизни корабля. Он был черным, но не придавал этому значения, так как родился и вырос в О'Нейл Ван. Кроме того, он был единственным в отряде, кто был выше Сирокко. Но не это привлекло ее в нем; она рано научилась не придавать значения росту мужчин, с того самого времени, как стала выше многих из них. Ее привлекали в Кальвине его карие глаза, в которых была мягкость и прозрачность. И его улыбка.
Эти глаза и улыбка ничего не значили для Габи, точно так же, как очарование Сирокко не действовали на Джина, ее второго избранника.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Билл.
– Ты считаешь, что не дал мне для этого оснований? – парировала она его вопрос, слегка задыхаясь.
Но по правде говоря, она думала в этот момент о том, как забавно они все четверо должны были выглядеть в глазах Билла, который стоял в стороне от тасовки тел. Казалось, это было в его стиле – находиться в стороне и позволять людям проявлять себя, вмешиваясь, когда начнется депрессия.
Калвин, конечно же, был в подавленном состоянии. Так же, как и Сирокко. То ли потому, что он был до этого увлечен Габи, то ли просто по неопытности, Калвин не был первоклассным любовником. Сирокко считала, что здесь присутствует то и другое понемногу. Он был мягкий, застенчивый и педантичный. Из его досье явствовало, что большую часть своей жизни он провел в учебе, неся академический груз, оставлявший мало времени для забав.
Габи по-другому все это просто не заботило. Исследовательский модуль "Властелина Колец" был для нее лучшей игрушкой из тех, что она когда-либо имела. Она так любила свою работу, что, несмотря на свою ненависть к путешествиям, окончив с отличием университет, присоединилась к корпусу аэронавтов и смогла наблюдать звезды без раздражающего присутствия атмосферы.
Когда Габи работала, она ничего больше не замечала, так что не казалось странным, что Калвин начал проводить в исследовательском модуле почти столько же времени, сколько и Габи, выжидая момент, когда он сможет подать ей фотографическую пластину, объектив или ключи к ее сердцу.
Джина, казалось, тоже не заботил секс. Сирокко посылала сигналы, которые могли стоить ей пяти лет жизни, если бы о них узнали в FCC (Федеральная комиссия связи (США)), но Джин не воспринимал их. На его лице с идеальными арийскими чертами под взъерошенными волосами мелькала мальчишеская улыбка, и он говорил о полете. Он был пилотом Спутника Экскурсионного модуля, когда корабль достиг Сатурна. Сирокко тоже любила полеты, но приходило время, когда женщине хотелось заняться кое-чем еще.
В конечном итоге Калвин и Сирокко получили то, чего хотели. Вскоре после этого ни один из них не хотел повторения.
Сирокко не знала, как обстоят дела у Калвина и Габи, никто из них не распространялся об этом, но было очевидно, что все идет, в лучшем случае, сносно.
Калвин продолжал смотреть на нее, но она смотрела на Джина. Джин, очевидно, ждал, когда Сирокко остановит свой выбор на нем. Как только она сделала это, он начал бочком подходить к ней и тяжело дышать ей в ухо. Ей страшно это не нравилось. Вся остальная его техника была не лучше. Когда он занимался любовью, всегда казалось, что он ожидает благодарности. На Сирокко никогда не было легко произвести впечатление; Джин изумился бы, если бы узнал, что по ее шкале он переместился с первого на десятое место.
С Биллом все произошло почти что случайно; хотя за это время Сирокко узнала, что с Биллом была связана не одна случайность. Из одного следовало другое, и теперь они могли обеспечить порнографическую демонстрацию Третьего Закона Ньютона о Движении, в части "Действие и противодействие". Сирокко, подумав, пришла к выводу, что сила эякуляции недостаточна для того, чтобы объяснить ускорение оргазма, неизменно наступавшее в этот момент. Причина, конечно же, была в мышечном спазме ног, но эффект был чудесным и немного пугающим; казалось, они превращались в большие чувственные шары, из которых выпускают воздух и отрывают друг от друга в момент наибольшего слияния. Они кренились и отскакивали друг от друга, но, в конечном итоге, опять прислонялись друг к дружке.
Билл чувствовал то же самое. Он улыбнулся, и его кривые зубы блеснули в свете ламп. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕПЕША N 0056 5/12/25 "ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ" (НАСА 447d, L5/I, БАЗА ХЬЮСТОНКОПЕРНИК) ДЖОНС, СИРОККО, МИСКОМ ДЛЯ ИЗЛОЖЕНИЯ И НЕМЕДЛЕННОГО ОПУБЛИКОВАНИЯ НАЧАЛО: Выбирая название спутнику, Габи решила остановиться на Фемиде. Калвин согласился с ней, хотя они пришли к этому названию разными путями. Габи ссылалась на открытие Уильямсом Генри Пикерингом в 1905 году самого удаленного от центра Сатурна спутника, который он назвал Феба; никто никогда больше не видел его. Калвин исходил из того, что после Титана уже пять спутников Сатурна названы именами, взятыми из греческой мифологии (кто интересуется этим, смотри Государственную депешу N 0009, 1/3/24), и шестой был назван Титаном. Калвин приходил к заключению, что Фемида была Титаном. Фемида имела много общего со спутником, который считался открытым Пикерингом, но Габи не была уверена, что он на самом деле видел его. (Если бы он наблюдал его, то Габи не считала бы, что открыла спутник. Но честно говоря, он казался слишком маленьким и тусклым, чтобы его можно было видеть даже в лучшие селеноскопы.) Габи формулировала катаклизматическую теорию возникновения Фемиды, в результате столкновения Реи с неизвестным астероидом. Фемида могла быть остатком астероида или большим осколком самой Реи. Таким образом, Фемида представляла собой интересную задачу.
"…эта великолепная группа идиотов, которую вы теперь все хорошо знаете, команда исследовательского корабля "Властелин Колец".
Сирокко оторвалась от клавиатуры, вытянула над головой руки, хрустнула костяшками пальцев.
– Чушь, – бормотала она, – все бред собачий.
На экране перед ней мерцали зеленые буквы, все еще без точки внизу. Это была часть ее работы, которую она всегда оттягивала, насколько было возможно, но агентов по печати из НАСА нельзя было больше игнорировать. По всем показателям Фемида была всего лишь каменной глыбой, не представляющей никакого интереса, но рекламное ведомство жаждало состряпать что-либо годное для печати. Они хотели также возбудить читательский интерес "личностью журналистики", как они это называли.
Сирокко старалась сделать все, что было в ее силах, но не могла заставить себя вдаваться в различного рода подробности, необходимые для написания такого рода статей. То, что тем не менее с трудом удавалось сделать, сразу же редактировалось, переделывалось, обсуждалось на совещании и, как правило, "расшевеливалось, очеловечивалось" астронавтами.
Сирокко нравилась ее задача. Некоторые люди осуждали космическую программу. Они считали, что деньги лучше потратить на нужды Земли, Луны и колонии L5. Зачем тратить столько денег на никому не нужные исследования, когда можно извлечь столько пользы, применив эти деньги для практических целей, таких, например, как создание на орбите производств? Исследования стоят ужасно дорого, а на этом Сатурне ничего нет, кроме камней и вакуума.
Она пыталась думать о чем-нибудь свежем, что с новых позиций оправдывало бы ее участие в первой в ее жизни исследовательской миссии протяженностью в одиннадцать лет, когда на экране монитора появилось лицо. Это могла быть Апрель, а может быть, и Август.
– Капитан, простите, что вынуждена побеспокоить вас.
– Ничего, я не занята.
– У нас есть тут кое-что, что вам надо посмотреть.
– Давай, говори.
Сирокко подумала, что это все-таки Август. Сирокко старалась различить их, так как обычно близнецы обижаются, когда их путают. Но постепенно она выяснила, что Апрель и Август это не заботит.
Но Апрель и Август не были обычными близнецами.
Их полное имя было Апрель 15/02 и Август 3/02 Поло. Именно это было написано на каждой соответственной испытательной пробирке и именно это вписали в их свидетельства о рождении ученые, которые были их акушерками. Что всегда поражало Сирокко, так это, почему ученым позволили заниматься экспериментами над живыми существами, которые дышат, плачут.
Их мать, Сьюзан Поло, умерла через пять лет после их рождения и не могла их защитить. Никто больше не проявлял к ним материнских чувств, так что чувство любви они могли испытывать только друг к другу и к трем своим одноклеточным сестрам. Август как-то сказала Сирокко, что у них пяти в детстве был только один друг, обезьянка-резус с вживленным мозгом, ее препарировали, когда девочкам было семь лет.
– Я не хочу сказать, что это было слишком жестоко, – сказала както по этому поводу Август, когда они разговаривали вечером, попивая соевое вино Билла, – эти ученые не были монстрами. Многие из них вели себя как заботливые дядюшки и тетушки. Мы имели все, что хотели. Я уверена, что многие из них любили нас. – Она сделала глоток. – В конце концов, – сказала она, – мы стоили немалых денег.
За свои деньги ученые получили то, чего и ожидали, – пять спокойных, робких, довольно одаренных девушек. Сирокко сомневалась, что они планировали их гомосексуализм, но чувствовала, что они должны были ожидать этого, так же как уверенно ожидали высшего коэффициента умственного развития. Все они были из одной материнской клетки, – взятой у дочери третьего поколения японоамериканки и филиппинца. Сусанна Поло была лауреатом Нобелевской премии в области физики и умерла молодой.
Сирокко посмотрела на Август, изучавшую фотографию, лежащую на штурманском столе. Она была копией своей матери в молодости: маленькая, с черными блестящими волосами, аккуратной фигуркой, темными выразительными глазами. В отличие от многих белых, Сирокко никогда не считала, будто все азиаты на одно лицо, но лица Апрель и Август отступали от ее мнения. Их кожа была цвета кофе с большим количеством сливок, но при красном освещении Исследовательского модуля их лица выглядели почти что черными.
Август посмотрела на Сирокко, она казалась более возбужденной, чем всегда. Сирокко на какое-то мгновение задержала на ней взгляд, потом посмотрела вниз. На снимке на фоне звезд в форме правильного шестиугольника светились шесть крошечных точек.
Сирокко долго молча смотрела на снимок.
– Это самая дьявольская вещь, которую я когда-либо видела, – сказала наконец она. – Что это?
Габи сидела, пристегнутая к креслу, в другом конце комнаты, она прихлебывала кофе из пузырька.
– Это последнее положение Фемиды, – сказала она. – Я сняла это в течение последнего часа с помощью моей самой чувствительной аппаратуры в соответствии с компьютерной программой его перемещения.
– Я об этом догадываюсь, – ответила Сирокко, – но ~что это~?
Сделав большой глоток кофе, Габи долго молчала, прежде чем ответить.
– Возможно, – проговорила она наконец, – на орбите несколько тел вокруг общего центра тяготения, – голос ее при этом звучал отрешенно и мечтательно. – Все это, конечно, теоретически. Никто никогда не видел этого. Такая конфигурация называется розеткой.
Сирокко терпеливо ждала. Когда никто больше ничего не сказал, она фыркнула.
– В центре системы спутников Сатурна? Это возможно в течение пяти минут. Другие спутники возмутили бы их.
– Да, это так, – согласилась с ней Габи.
– И прежде всего – как это могло случиться? Вероятность ничтожна.
– Да, и это тоже.
В комнату вошли Апрель и Калвин. Теперь Калвин поднял глаза.
– Кто-нибудь скажет, что это? Такое расположение не естественно. Это кто-то сделал.
Габи потерла лоб.
– Ты не слышал всего. Радарные измерения показали, что диаметр Фемиды составляет 1300 километров. Плотность светящихся точек смещена и постепенно становится менее плотной, чем вода. Я думаю, мною получены искаженные данные, так как я была ограничена наличием необходимой в таких случаях аппаратуры. Затем я получила изображение.
– Так там шесть тел или одно? – спросила Сирокко.
– Я не могу сказать наверняка. Но, судя по всему, – одно.
– Опиши его. Все, что ты думаешь по этому поводу.
Габи посмотрела листы распечаток, но, скорее всего, в этом не было необходимости. Она знала все наизусть.
– Ширина Фемиды составляет 1300 километров. Это делает ее третьим по величине спутником Сатурна, по размерам она примерно равна Рею. Поверхность ее, должно быть, плоская, черная, за исключением этих шести точек. Альбедо у нее немного ниже, чем в любом другом теле солнечной системы, если тебя это интересует. У нее также минимальная плотность. Очень вероятно, что она полая внутри, очень может быть, что у нее сферическая форма. Возможно, она дискообразная или тороидальная. В любом случае, создается такое впечатление, что раз в час она становится на ребро и приобретает сходство с катящейся тарелкой. Этого вращения достаточно для того, чтобы на ее поверхности ничего не могло удержаться; центробежные силы должны превышать силу гравитации.
– Но если она полая, то, находясь внутри… – Сирокко задержала взгляд на Габи.
– Если она и полая, то внутри ускорение будет равняться 1/4G.
Сирокко взглядом задала ей следующий вопрос, но Габи отвела глаза.
– С каждым днем мы приближаемся к ней. Видимость должна улучшиться. Но я не могу сказать вам, когда я приду к определенному мнению.
Сирокко направилась к двери.
– Я должна буду сообщить о полученных тобой данных.
– Но никаких предположений, хорошо? – крикнула ей вдогонку Габи. Впервые после своего открытия девушка выглядела менее счастливой.
– По крайней мере, не ссылайся на меня.
– Никаких предположений, – успокоила ее Сирокко, – только факты.