* * *
Смитти вновь берет на руки ребенка – он отвлекся, чтобы отпереть Гербу дверь.
– Откуда? Сижу в лавке, пока босс не вернется.
– К черту босса! – бросает Герб.
– А ты сам себе босс в доме?
– Оставь, – морщится Герб. – Я могу прямо ответить на прямой вопрос.
– Вот и ответь прямо.
– Мужчины теперь в доме не хозяева.
– Да-а, дела выходят из-под контроля.
– Я не это имел в виду, дубина.
– Сам дубина! А что ты имел в виду?
– Они действуют организованно, вот что я имел в виду. Сейчас много болтают о том, что бабы берут верх. Они не берут верх. Они действуют изнутри.
– Интересная мысль. Ты парень, не глуп. – Смитти улыбается малышу и что-то ему напевает.
– Что ты говоришь?
– Малышка, не видишь что ли, – она срыгнула.
– А ну-ка, дай ее. Давно уже не брал я детей на руки, – горит папаша трехлетней Карин. Он берет ребенка у Смитти и держит ее, можно сказать, на вытянутых руках. – А-а-а, А-а-а. – При этом Герб высовывает язык. – Ну, ну!
Глаза у ребенка округляются. Герб держит ее подмышками, головка ее ушла в плечи, слюнявчик сбился наверх.
– А-а-а, А-а-а!
Глазки у девочки вдруг растягиваются, на лице появляется широкая улыбка, на левой щечке видна ямочка. Девочка начинает гугукать.
– А-а-а, А-а-а, вот и хорошо, какие мы молодцы, – продолжает нянчить ребенка Герб.
Смитти заходит Гербу за спину, чтобы видеть малышку. Он поражен.
– Черт побери! – удивляется отец ребенка. Он приближает свое лицо к лицу Герба и тоже говорит:
– А-а-а, А-а-а!
– Надо высовывать язык подальше, чтобы ребенок видел, как он движется, – поучает Герб. – А-а-а, А-а-а!
– А-а-а, А-а-а!
– А-а-а, А-а-а!
Ребенок уже не улыбается и быстро переводит глаза с одного лица на другое.
– Ты сбиваешь его.
– Ну и закрой рот, – раздраженно бросает Смит и продолжает: – А-а-а!
Ребенок приходит в экстаз, смеется и начинает икать.
– Так твою, – ругается Смит. – Пойдем в кухню, я дам ей воды.
Они отправляются в кухню. Герб держит ребенка, а Смит достает из холодильника четырехунцевую бутылочку и ставит ее в электрогрелку. Он забирает малышку у Герба и берет ее на плечо. Девочка непрерывно икает. Смит похлопывает ее по спинке.
– Черт возьми, – спохватился он. – Я же обещал Тилли убрать здесь!
– Сегодня я буду дежурным. У тебя и так хватает хлопот.
Герб собирает посуду со стола и тумб, счищает остатки еды в мусорное ведро и ставит посуду в мойку. Он включает горячую воду. Вся эта процедура ему очень знакома, потому что и эта мойка, и его мойка, и все мойки в домах направо и налево, сзади и спереди – все одинаковы. Он берет бутылку с жидкостью для мытья посуды и смотрит на нее, оттопырив нижнюю губу.
– Теперь такого уже не выпускают.
– Чего?
– Руки разъедает начисто. Теперь везде "Лано-Лав". Стоит немного дороже, но… – На этом Герб и умолкает.
– "Ваши руки берегите – пару центов заплатите", – цитирует Смит известную телерекламу.
– Реклама есть реклама.
Герб включает кран горячей воды, слегка откручивает кран холодной воды и начинает мыть тарелки одну за другой.
Их было четверо, не считая того, кто привел Чарли. Двое были одеты совершенно одинаково – ярко-зеленая перевязь поперек туловища, а на бедрах что-то короткое, но не юбка. На самом высоком, находившемся прямо перед Чарли, была хламида огненно-рыжего цвета, напоминающая купальный халат. Четвертый же щеголял в купальном костюме цвета электрик образца конца прошлого века.
Чарли переводил удивленный взгляд с одного на другого, а они приветливо улыбались ему. Все сидели, развалившись, на низких диванчиках и пуфиках, которые как бы росли из пола. Самый высокий сидел вроде за столом, но казалось, что этот стол был построен вокруг него после того, как он (или она?) туда уселся.
Их дружеские улыбки и свободное обращение обнадеживали, и все же Чарли не мог избавиться от ощущения, что встреча смахивает на ритуальные действия современного бизнесмена, который готов сделать все для посетителя перед тем, как облапошить его: "Усаживайтесь поудобней, снимите обувь, будьте как дома, мы все тут простые люди. Пожалуйста, сигару и прошу не называть меня "мистер"…
Один из зеленых сказал что-то на своем птичьем языке, указывая на Чарли, и рассмеялся. Смех звучал непривычно для Чарли. Оранжевый ответил, и это вызвало всеобщий хохот. Неожиданно спутник Чарли, в своем нелепом красном халате, присел и начал шлепать ладонями по полу, кося глазами. Он ползал на коленях, выставив одну руку вперед, как будто нащупывая путь. На лице его застыла маска комического ужаса.
Тут все буквально взвыли от восторга.
У Чарли начали гореть уши, что всегда служило либо признаком гнева, либо последствием алкоголя. В данный момент и сомнений быть не могло относительно причины.
– Что же, давайте посмеемся вместе, – прорычал он.
Все еще смеясь, они ошеломленно смотрели на него, в то время как красный халат продолжал имитировать, как существо двадцатого века впервые в жизни взошло на невидимый эскалатор.
Внутри Чарли что-то оборвалось – сегодня его швыряли, тянули, пихали, роняли, над ним смеялись, издевались, не хватало лишь последнего перышка, которое, как известно, ломает спину верблюду. Уже не помня себя, Чарли так наподдал по мягкому месту, обтянутому красным халатом, что это сделало бы честь любому старшекурснику колледжа. Бедняга так и покатился по полу, чуть не ткнувшись головой в большой стол, за которым сидел рыжий.
Воцарилось гробовое молчание.
Существо в красном халате очень медленно поднялось с пола и повернулось к Чарли, растирая себе ушибленный бок.
Чарли спиной прижался к прочно закрытым дверям и ждал, переводя глаза с одного лица на другое. Никакого гнева он не увидел, да и удивления тоже – на него смотрели с сожалением, что было, пожалуй, еще хуже для него.
– Черт побери, – обратился Чарли к одетому в красный халат, – вы сами напросились!
Одно из существ прокурлыкало что-то, а другое ему ответило. Затем вперед вышел одетый в красный халат и изобразил посредством ряда стонов и жестов что-то вроде того, что он – свинья, он не хотел обидеть Чарли. Чарли понял его, но ему хотелось ответить: "Если ты чувствуешь, что неправ, зачем ты тут кривлялся?"
Существо в рыжем халате медленно поднялось и непонятным образом вышло из-за стола. Дружелюбно и сочувственно оно произнесло слово из трех слогов и сделало жест в сторону стены, где появился проем. Послышался общее бормотание в знак согласия, все начали кивать Чарли и улыбаться, приглашая последовать за ними.
Чарли Джонс продвинулся вперед, но не более, чем было нужно для того, чтобы заглянуть в открывшийся проем. Он увидел примерно то, что и ожидал, незнакомые предметы, расставленные или висящие непонятно на чем, не могли скрыть основного назначения помещения, где в центре стоял плоский ярко освещенный стол, в одном конце которого было укреплено что-то вроде шлема, а по бокам скобы, предназначенные для фиксирования рук и ног. Это была операционная, и он вовсе не хотел там оказаться.
Чарли быстро отступил назад, но там были трое его спутников. Его кулак уже не мог ничего изменить. Поднятую руку схватили и крепко держали. Попытки отбрыкиваться привели к тому, что чья-то мускулистая нога так сжала его колени, что он не смог освободиться. Существо в оранжевом халате с извиняющейся улыбкой приложило маленький белый шарик, не больше целлулоидного, что используются для игры в настольный теннис, к правому предплечью. Шарик щелкнул и лопнул. Чарли глубоко вздохнул, намереваясь погромче закричать – впоследствии он так и не смог вспомнить, удалось ли ему выдавить из себя хоть один звук.
– Видал это? – спрашивает Герб.
Они сидят у Смита в гостиной, Герб лениво листает газету, а Смитти поит водой дочку, удобно расположившуюся у него на руках.
– Что там?
– Короткие трусы – но для мужчин.
– Ты имеешь в виду белье?
– Да, как бикини, но еще меньше. Вязаные. Черт, они весят не больше десяти грамм.
– Меньше. Последний писк после вечерних мини.
– Ты купил?
– Черта с два! Сколько?