* * *
Герб заглядывает в рекламу.
– Полтора доллара.
– Зайди в "Мистер Доллар" на Пятой улице, купишь пару за два семьдесят три.
Герб разглядывает картинку.
– Белые, черные, бежевые, голубые и розовые.
– Точно, – Смитти осторожно вытаскивает соску.
Ребенок в последний раз икает и засыпает.
"Ну же, Чарли, проснись! – Мам еще пару минуток – я не опоздаю – я пришел только в два часа – ты не должна знать, как я набрался. Который час – мам?"
Чарли… – Прости, прости меня, Лаура… Я хотел, чтобы все было хорошо. Ни у кого не получается хорошо в первый раз. Ну, иди, иди. Мы это исправим – просто попробуем еще раз…
"Чарли? Тебя зовут Чарли? Называй меня просто Ред…"
…Когда ему было четырнадцать (он помнил, все помнил), была девушка по имени Руфь на той вечеринке с игрой в почту: "Кто пришел? – Почтальон. – Кому письмо?" К почтальону вызывали в коридорчик между двумя занавешенными двойными дверями в старом доме на Сэнсом Стрит. Весь вечер Чарли смотрел на Руфь. У нее была смуглая, нежная кожа и иссиня-черные гладкие волосы, нежный воркующий голос, маленький аккуратный рот и застенчивые глаза. Она не смотрела ни на кого более секунды, и под оливковой кожей нельзя было рассмотреть румянца, но вы знали, что он там есть, и что кожа теплая. И когда все захихикали, бормоча всякую чушь, и стали указывать на Чарли и Руфь, они должны были пойти в темный коридор и закрыть за собой дверь, тогда он сказал себе: "Вперед!". Он пропустил Руфь в дверь, и она, опустив глаза так, что ее длинные темные ресницы лежали на смуглых щеках, вошла в темноту. Плечи ее были напряженно округлены, руки крепко сжаты, маленькие ноги переступали маленькими шажками. Сзади замяукали и зачмокали. Чарли судорожно сглотнул и плотно закрыл дверь… Руфь молча ждала его внутри, а он всегда вел себя как нахальный маленький заводила, и крепко взял ее за плечи. Только теперь она широко раскрыла свои умные застенчивые глаза, и он на долгие, показавшиеся годами секунды, утонул в их темной глубине. Чарли сказал себе: "Вот, что я хочу от тебя, Руфь" – и нежно, осторожно поцеловал ее в самую середину гладкого теплого лба, а потом откинул голову, чтобы вновь заглянуть в эти глаза. "Руфь, прошептал он, мне нужно только это". – "Ты понимаешь меня, Чарли, выдохнула она, – да, да, Чарли, ты понимаешь меня".
– Ты понимаешь меня, Чарли. Ты действительно меня понимаешь. Он открыл глаза, и туман исчез. Кто-то склонился над ним, но это была не мама, не Лора, не рыженькая из Техаса и не Руфь – это было существо в красном халате, которое вновь повторило:
– Ты понимаешь меня теперь, Чарли.
Слова были не английскими, но он все понимал и даже чувствовал, в чем состоит отличие – в полноте смысла каждого слова. Например, "Ты" обозначало, однако, не близкие отношения и не формальное обращение, а дружбу и уважение говорящего, как, например, обращение к любимому дяде; "понимаешь" было употреблено скорее в его простом глагольном значении, а не в эмоциональном или психическом; "меня" – в смысле дружелюбного помощника, советчика или наставника, а не юридического лица или вышестоящей персоны. Он полностью ощущал всю полноту именно вложенного в слова смысла, хотя и впервые столкнулся с такой системой языковой культуры. Если бы Чарли хотел ответить по-английски, он мог бы сделать это. Что-то было добавлено к смыслу, но ничего не было утеряно.
Он чувствовал себя… хорошо, вот только вроде как не доспал. Кроме того, ему было несколько неудобно за свое прежнее негодование, казавшееся ему теперь столь же бессмысленным, сколь необоснованным его страх. Эти люди не имели намерения высмеять его и не хотели причинить ему вред.
– Я Сиес, – сказал человек в красном халате. – Ты понимаешь меня?
– Разумеется!
– Пожалуйста, говори по-лидомски.
Чарли узнал это слово – так называли язык, страну и народ. Используя новый язык, он удивленно произнес:
– Я могу говорить по-лидомски!
Он отметил свой странный акцент, возможно, это объяснялось отсутствием привычки. Лидомский язык отличался специфическим звучанием и напоминал галльский – своими взрывными звуками, французский – носовыми согласными и немецкий – гортанным говором. При этом язык был приятен для слуха – Чарли вспомнилось его детское удивление и восторг при знакомстве с пишущей машинкой. Как чудесно выглядели завитушки, как красиво соединялись буковки! Точно такое же впечатление было от соединения звуков лидомского языка в единое фонетическое целое. Оно было более благозвучно, чем в современном английском, скорее вспоминался английский язык времен Елизаветы с его сонорностью, напоминавшей звучание музыкального инструмента. По-лидомски невозможно было говорить со сжатыми челюстями и раздвинутыми губами, как это делали современники Чарли.
– Я могу говорить на нем! – вскричал Чарли Джонс, и все присутствующие закивали и высказали свою радость по этому поводу.
Чарли впервые с семи лет чувствовал в себе такую внутреннюю радость тогда его поздравляли в летнем лагере все ребята, потому что он выиграл в соревновании по плаванию.
Сиес взял его за руку и помог сесть. Его одели почти так же, как и в любой больнице, – в халат. Чарли посмотрел на Сиеса (сейчас он вспомнил, что фразу "Я Сиес" он уже слышал несколько раз с тех пор, как прибыл сюда, но ранее его ухо не могло отличить одну фонему от другой), и он улыбнулся, действительно искренне улыбнулся впервые с тех пор, как оказался здесь, в этом странном мире. Это вызвало еще одно проявление одобрения.
Сиес указал на человека в оранжевой одежде и представил его:
– Милвис.
Милвис вышел вперед и произнес:
– Очень рад, что ты с нами.
– А это Филос.
Одетый в ужасные голубые штаны человек приветливо кивнул Чарли и улыбнулся. У него были смешные черты лица и быстрый взгляд умных черных глаз.
– Вот Назив и Гросид, – Сиес завершил процедуру знакомства.
Одетый в зеленое Назив приветливо улыбнулся, а Гросид сказал:
– Ты среди друзей. Мы хотим, чтобы ты это знал всегда.
Самый высокий из всех – Милвис – был окружен, как показалось Чарли всеобщим уважением. Он добавил:
– Да, пожалуйста, верь нам. И, если ты хочешь чего-нибудь, скажи.
Все одновременно поклонились в подтверждение сказанному.
Чарли провел языком по сухим губам и неуверенно усмехнулся.
– Думаю, что мне больше всего нужна… информация. – Все, что хочешь, – согласился Сиес. – Все, что ты хочешь знать.
– Ну, тогда прежде всего – где я нахожусь?
Милвис выждал, пока все не обратят взгляд на него, и объяснил:
– В Первом Медицинском блоке.
– Это здание называется Первым Медицинским блоком, – пояснил Сиес. Другое здание, откуда мы пришли – Первый Научный блок.
Гросид с уважением добавил:
– Милвис возглавляет (это слово означало "организатор", "руководитель" и даже нечто вроде "вдохновитель") Первый Медицинский блок.
Милвис улыбнулся этому замечанию, прозвучавшему как комплимент, и в свою очередь объяснил:
– Сиес возглавляет Первый Научный блок.
Сиес поджал губы, что тоже выглядело как реакция на комплимент и заявил, что Гросид и Назив руководят Первым Детским блоком, который Чарли, наверное, захочет посмотреть.
Оба руководителя с поклоном приняли эту заявление, а Гросид вежливо пригласил:
– Надеюсь, что ты скоро посетишь нас.
Чарли ошеломленно переводил взгляд с одного на другого.
– Теперь ты видишь, – сказал Сиес, (и "видишь" прозвучало как "понимаешь, осознаешь", "теперь ты знаешь все"), – что мы все здесь вместе с тобой.
Точное значение этих слов ускользнуло от Чарли, хотя у него и создалось впечатление, что они были сказаны, как будто Чарли познакомили одновременно с королевой, президентом и папой римским. Поэтому он и произнес единственное, что ему пришло в голову:
– Что же, спасибо…
Ему хотелось сказать что-либо приятное, и он посмотрел на единственного из присутствовавших, о ком пока ничего не сказали. Это был Филос, одетый в широкие штаны. К удивлению Чарли, Филос подмигнул ему, а Милвис вскользь произнес:
– Филос здесь, чтобы обучать тебя.
Фактически, эта фраза была неточна. Человек говорит, к примеру: "Лук меня не любит", а имеет в виду при этом "Я не люблю лук"… Во всяком случае, Филос, очевидно, не выслужил высоких должностей и наград, в отличие от руководителей Первого Медицинского блока, Первого Научного блока и Первого Детского блока. Может быть, он просто работал там.
Чарли отложил размышления на эту тему до лучших времен и вновь посмотрел на лица всех присутствующих, которые ответили ему столь же внимательными взглядами.
Тогда Чарли вновь спросил:
– Да, но все же, где я нахожусь?
Его новые друзья переглянулись, и затем их взгляды снова устремились на Чарли. Сиес сказал:
– Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, где ты?
Обращаясь к остальным, Сиес пояснил:
– Он хочет знать, где он находится.
– На Лидоме, – ответил Назив.
– Ну, а где находится Лидом?