XII
Истинный первородный грех заключается в ограничении Сущего. Не делай этого.
Спокойный теплый денек, мокрый тротуар от только что прошедших ливней. Мы идем в город.
– Дон, ты можешь проходить сквозь стены, правда?
– Нет.
– Когда ты отвечаешь на что-нибудь «нет», а я знаю, что это означает «да», – это значит, что тебе не нравится постановка вопроса.
– Какие мы наблюдательные, не так ли? – сказал он.
– Проблема в проходить или в стенах?
– Да, и еще хуже. Твой вопрос предполагает, что я существую в одном ограниченном пространстве-времени и передвигаюсь в другое пространство-время. Сегодня я не в настроении принимать твои ложные предположения обо мне.
Я нахмурился. Он знал, о чем я спрашиваю. Почему он не ответил мне прямо, и не позволил мне дознаться, как он делает такие вещи?
– Это моя слабая попытка помочь тебе быть точным в своем мышлении, – сказал он мягко.
– О’кей. Ты можешь сделать так, что покажется, будто ты проходишь сквозь стены, если захочешь? Такой вопрос лучше?
– Да. Лучше, Но если хочешь быть точным…
– Не говори мне. Я знаю, как сказать то, что я имею в виду. Вот мой вопрос. Как это происходит, что можешь продвинуть иллюзию ограниченного отождествления, выраженного в этом веровании в такой пространственно-временной континуум, как твое «тело», сквозь иллюзию материального ограничения, называемого «стеной»?
– Молодец! – сказал он. – Когда ты правильно задаешь вопрос, то он сам по себе является ответом, так ведь?
– Нет, вопрос не ответил сам по себе. Как ты проходишь сквозь стены, Дон?
– РИЧАРД! Ты почти держал его в руках, а потом взял да и пустил все на ветер. Я не могу проходить сквозь стены… когда ты так говоришь, ты предполагаешь вещи, которых я предположить не могу. Я вообще не предполагаю, а если буду предполагать, то ответом будет: «Я не могу».
– Но, Дон, ведь так трудно изложить все настолько точно. Неужели ты не знаешь, что я подразумеваю?
– Так значит, оттого, что это трудно, ты не пытаешься этого сделать. Научиться ходить сначала тоже было трудно, но ты практиковался в этом, и теперь ты делаешь это так, что оно выглядит легким.
Я вздохнул. – Ну, ладно. Забудем об этом вопросе.
– Я забуду о нем. Мой вопрос к тебе: а ты можешь?
Он взглянул на меня так, словно его ничто не тревожит.
– Значит, ты говоришь, что тело – иллюзия, и стена – иллюзия, но отождествление реально, и его нельзя считать иллюзией.
– Я это не говорю. Это говоришь ты.
– Но это правда.
– Конечно, – сказал Дональд.
– Как ты это делаешь?
– Ричард, ничего не нужно делать. Ты всего лишь видишь, что это уже сделано.
– Всего лишь! Звучит просто.
– Это все равно, что ходить. Теперь ты удивляешься, что когда-то было трудно этому научиться.
– Дон! Проходить сквозь стены для меня сейчас совсем не трудно: это просто невозможно.
– Не думаешь ли ты, что если будешь повторять «невозможно» снова и снова, в тысячный раз, все трудные вещи станут для тебя легкими?
– Извини. Это возможно, и я это сделаю, когда придет время.
– Люди, он ходит по воде и разгоняет облака, и все-таки он опускает руки от того, что не проходит сквозь стены.
– Но то было легко, а это…
– Утверждая, что ты чего-то не можешь, ты лишаешься всемогущества, – пропел он. – Разве неделю назад ты не плавал в земле?
– Ну, плавал.
– А разве эта стена не является просто вертикальной землей? Неужели для тебя имеет такое большое значение, в каком направлении двигается иллюзия? Горизонтальные иллюзии победимы, а вертикальные – нет?
– Дон, по-моему, ты достаешь меня.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Коль скоро я достаю тебя, значит, пришло время оставить тебя одного ненадолго.
Зданием на самом краю города был склад зерна и кормов, большое здание из оранжевого кирпича. Мне показалось, что он решил идти к самолетам другой дорогой, напрямик, свернув на какую-то тайную тропинку. Кратчайшая дорога шла сквозь кирпичную стену. Неожиданно Дональд повернул направо, к стене и исчез. Я думаю теперь, что если бы сразу же свернул вместе с ним, я бы тоже прошел сквозь нее. Я просто остановился на тротуаре и смотрел на то место, где он только что был. Когда я протянул руку и дотронулся до кирпича, это был твердый кирпич.
– Когда-нибудь, Дональд, – сказал я, – когда-нибудь… Длинной дорогой, один, я пошел к самолетам.
– Дональд, – сказал я, когда добрался до поля, – я пришел к выводу, что ты просто не живешь в этом мире.
Он испуганно взглянул на меня сверху, с крыла самолета, где он учился наливать бензин в бак.
– Конечно, нет. А ты можешь назвать мне кого-нибудь, кто живет?
– Что ты имеешь в виду, Дон? Я! Я живу в этом мире!
– Превосходно! – сказал он так, словно путем независимого изучения я раскрыл потрясающую тайну. – Напомни мне потом, что сегодня я угощаю тебя обедом… Я поражаюсь тому, что ты никогда не перестаешь учиться.
Я недоумевал. Дон говорил это без тени сарказма или иронии. Он имел в виду то, что сказал.
– Не понимаю тебя, Дон. Конечно же, я живу в этом мире. Я и что-то около четырех миллиардов других людей. Это ты…
– О Господи, Ричард! Ты всерьез! Обед отменяется. Никаких сосисок, никакого пива, вообще ничего! А я-то думал, что ты постиг основное знание! – Он замолчал и смотрел вниз на меня с сожалением.
– Так ты в этом уверен. Ты, оказывается, живешь в том же самом мире, что и, ну, скажем, биржевой маклер, так? Твоя жизнь только что пошла кувырком и изменилась, положим, из-за новой политики Биржевого комитета – пересмотр ценных бумаг, причем пайщики теряют больше 50% вклада, не так ли? Ты живешь в том же самом мире, что и шахматист, участвующий в турнирах, да? На этой неделе открытый турнир в Нью-Йорке, Петросян и Фишер, Браун в Манхеттене борются за куш в полмиллиона долларов, а что же ты делаешь на каком-то выгоне в Мейтлэнде, штат Огайо? Ты и твой биплан «Флайт» выпуска 1929 года приземлился на поле какого-то фермера с необходимым для твоей жизни разрешением этого самого фермера, с людьми, желающими покататься на самолете десять минут, с Киннеровским мотором и смертельным страхом грозы… Как ты думаешь, сколько людей живет в твоем мире? Ты говоришь, что в твоем мире живут четыре миллиарда человек? Ты стоишь там внизу и говоришь мне, что четыре миллиарда человек не живут в четырех миллиардах отдельных миров – уж не дурачишь ли ты меня?!
Он задохнулся от гнева, так быстро он говорил.
– Дон, а я уже почти ощущал вкус тех сосисок с кетчупом.
– Очень жаль. Я был бы счастлив купить их тебе. Но увы, теперь тебе лучше о них забыть.
И хоть тогда я в последний раз обвинил его в том, что он не живет в этом мире, прошло еще много времени, прежде чем я смог понять слова на той странице, где открылся Справочник:
Если ты будешь какое-то время практиковать вымысел, то ты поймешь, что вымышленные характеры иногда более реальны, чем люди, имеющие тело и бьющееся сердце.