Эгей, царь Афинский, был некогда сильным человеком. Ныне же годы выбелили его волосы, мышцы на крепких костях одрябли, глаза затуманились, пальцы скрючило артритом. Но на своем троне он восседал с достоинством и не выказывал испуга, держа в руках полушария ментатора.
Раб, который выучил с помощью ментатора язык кефту, лежал ниц на глиняном полу, покрытом соломой. Он не мог четко выговаривать новые слова, потому что рот ему повредили древком копья – затыкали вопящую от ужаса глотку. Воины-ахейцы и приглашенные, числом около полусотни, держались невозмутимо, только облизывали пересохшие губы да закатывали глаза. Слуги и женщины жались к стенам. Только собаки, огромные мастиффы и волкодавы, не скрывали страха и рычали.
– Это щедрый дар, – сказал царь.
– Мы надеемся, он пригодится тебе, мой господин, – ответил Рейд.
– Пригодится. Но в нем скрыто нечто большее – он спасет нас от бед и несчастий. Пусть оба полушария хранятся в гробнице Пифона. Через десять дней состоятся жертвоприношения, после чего – игры в пиры на три дня. А что до тех четверых, что принесли этот дар, – да знают все, что это царские гости. Отвести им достойные помещения, дать одежду, красивых женщин и все, что они пожелают. Они достойны этого.
Эгей, сидящий на троне, покрытом львиной шкурой, склонился к гостям и закончил простыми словами:
– Вы, должно быть, устали. Вам покажут ваши комнаты, умойтесь и отдохните. Вечером за ужином мы послушаем ваш рассказ полностью.
Сын его Тезей, сидевший справа от отца на троне пониже, кивнул: "Да будет так!". В продолжение всего приема царевич сидел с каменным лицом и с тревогой разглядывал незнакомцев.
Когда раб-дворецкий провожал их из зала, у Рейда появилась возможность приглядеться повнимательней. Афины – маленький убогий городишко на периферии цивилизации, – и не мог похвалиться каменной архитектурой, как Микены или Тиринф. Царский дворец на холме Акрополя был деревянным – правда, из огромных бревен. Тогда в Греции еще росли большие деревья. Массивные колонны поддерживали потолочные балки на высоте не менее ста футов. Свет проникал сквозь огромные окна с открытыми ставнями и дымовое отверстие в крыше. В зале было темновато: по стенам было развешано оружие, отражавшее свет каменных светильников. Но меха, расшитые шторы, золотая и серебряная посуда придавали всему грубое великолепие.
От зала расходились три крыла. В одном располагались дворцовые службы и жили рабы, во втором – царская семья, третье предназначалось для гостей. Комнаты, выходившие в коридор, были квадратными, вместо дверей занавеси, плотные и богато расшитые, такие же занавеси на оштукатуренных стенах. Постелями служили груды соломы, покрытые мехами и овчинами, тут же, под рукой, стояли сосуды с водой и вином. В каждой комнате ждала робко кланяющаяся молодая рабыня.
Олег захлопал в ладоши:
– Хо-хо! Мне здесь нравится!
– Если мы не сможем вернуться, – согласился Ульдин, – нам будет неплохо на службе у Эгея.
Дворецкий указал комнату и для Эриссы.
– Мы останемся вместе, – сказал Рейд. – И один слуга – этого вполне достаточно.
Дворецкий усмехнулся.
– Каждому по комнате, господин. Таково распоряжение. Сейчас мы сможем себе это позволить – гостей не много, на побережье сбор урожая и сезон мореплавания еще не закончен.
Лысый иллириец был дерзок, как все старые слуги. "Но нет, – подумал вдруг Рейд. – Это раб. И ведет он себя как пожизненно заключенный, смирившийся с неволей".
Девушки сказали, что принесут одежду. Какую пищу предпочитают господин и госпожа? Не пожелают ли они пройти в баню, где их вымоют, сделают массаж и умастят оливковым маслом?
– Потом, – сказала Эрисса. – Когда мы будем готовиться к приему у царя. И царицы, – добавила она, хотя и знала, что ахейские женщины не пируют с мужчинами. – А пока мы отдохнем.
Оставшись наедине с Рейдом, она обняла его, прижалась щекой к его плечу и прошептала:
– Что будем делать?
– Не знаю, – ответил он и вдохнул запах ее волос. – Пока выбирать не приходится. Возможно, здесь нам придется и дни свои кончить. Наши друзья говорят, что могло быть и похуже.
Она обняла его еще крепче – так, что ногти вонзились в спину.
– Ты не смеешь так думать! Эти люди сожгли – нет, еже сожгут Кносс и разрушат мир Миноса, чтобы безнаказанно пиратствовать на морях!
Он не дал прямого ответа. Так все выглядит лишь с ее точки зрения. А с моей? Они грубы, эти ахейцы, и но разве они не благородны и откровенны по-своему? И разве человеческие жертвы Минотавру лучше?
А вслух сказал:
– Если ничего не выйдет, мы найдем способ переправить тебя на земли кефту.
– Без тебя? – она отстранилась от него. Голос ее странно изменился. Рейд удержал ее. – Этого не будет, Дункан. Ты поплывешь в Атлантиду, будешь любить меня, а в Кноссе дашь жизнь нашему сыну. А потом…
– Тише! – он закрыл ей рот рукой. Диор вполне мог приставить шпионов к таинственным гостям, тем более, что одна из них критянка. А через занавеси все слышно. Рейд слишком поздно сообразил, что с помощью ментатора нужно было обучить их группу гуннскому или древнерусскому – ведь они здесь никому не известны.
Но в пустыне было некогда этим заняться, а на корабле не разрешил бы Диор – зачем ему непонятное колдовство, вдруг оно даст чужеземцам перевес в силе? Наверняка не разрешил бы.
– Эти дела… хм… слишком святые, чтобы говорить о них здесь, сказал Рейд. – Попозже, в удобном месте.
Эрисса кивнула.
– Да. Поняла. Это будет скоро, куда бы нас не повела судьба.
Рабыня, которая принесла им завтрак – остатки вчерашнего пиршества объявила:
– Царевич Тезей просит господина почтить его своим присутствием. Госпожа приглашена провести день с царицей и ее девушками.
Рабыня говорила с акцентом. Откуда она родом? Эрисса недовольно поморщилась. Ей предстояло провести несколько томительных часов в обществе девушек из благородных семейств, проходящих курс домоводства под началом царицы. Это была четвертая жена Эгея и она, несомненно, переживет его, хоть и родила ему уже дюжину детей. Рейд убедил Эриссу согласиться. Зачем без надобности оскорблять обидчивых хозяев?
Длинная рубаха, плащ, сандалии и фригийская шапка были подарены ему Тезеем. Ахейцы были рослый народ, но мало кто из них достигал высоты в шесть футов, что в обильные пищей времена Рейда было обычным делом. Но царевич был выше американца на несколько дюймов, что удивило Рейда. Понял он и причину своего удивления: в превосходных романах Мари Рено Тезей описывался человеком небольшого роста. Что ж, она опиралась – будет опираться – на легенду. Но насколько легенда соответствует истине, и насколько соответствуют легенде настоящие царь и царевич?
Вполне возможно, подумал Рейд. Их имена связаны с нападением Кносса и завоеванием Крита. А Кносс должен пасть, и Крит должен быть захвачен, причем скоро. Атлантида должна погибнуть.
Бронзовый меч на поясе был подарен Эгеем – отлично сбалансированный клинок в форме острого листа, прекрасный на вид и смертоносный в деле. Рейд не мог упрекнуть царственных хозяев в скупости.
Тезей ждал его в зале, где рабы занимались уборкой. После вчерашнего пира зал казался пустым и огромным, как пещера.
– Радуйся, господин мой! – приветствовал его Рейд.
– Радуйся и ты! – царевич поднял мускулистую руку. – Я подумал, что тебе будет интересно осмотреть наши владения.
– Ты великодушен, господин. А… мои друзья?
– Диор, мой капитан, повез воинов Олега и Ульдина в свое поместье. Он посулил им лошадей, а взамен они обещали научить его пользоваться теми опорами для ног, что привез с собой Ульдин.
"Напоит он их, – подумал Рейд, – и постарается выведать все обо мне и Эриссе… А стремена изобретут лишь через тысячу лет. Где-то я читал об этом. Тогда возникнет тяжелая конница. Если греки узнают стремена сейчас, что будет?
Можно ли изменить историю? Должна ли погибнуть морская держава Эриссы? Должен ли я оставить ее ради нее же, только молодой?
А если нет? Станет ли будущее отличным от того, которое я знаю? Родится ли когда-нибудь Памела? А сам я?".
Он попробовал вспомнить лицо жены и понял, что это ему плохо удается. А прошло всего-то несколько дней.
– Идем, – сказал Тезей и пошел вперед. Ширококостный, он двигался с неожиданной легкостью. Он был красив – рыжеволосый, с чистой кожей, с широко расставленными глазами янтарного цвета – глазами льва. Яркий праздничный наряд он сменил на простое серое шерстяное платье. Но золотой браслет, золотая заколка на горле и золотой обруч на голове остались при нем.
На дворе дул резкий, но еще не осенний ветер, он нес по небу белые облака. Облака плыли над землей, над горами на севере и северо-западе над Салоникским заливом. В нескольких милях были видны постройки и корабли в Пирее – туда вела грязная дорога среди полей и оливковых рощ. Вся равнина была возделана. Рейд увидел два больших дома, принадлежавших, должно быть, знати, и множество более мелких строений, окруженных дубами и тополями. Горы густо поросли лесом. Да, это не та Греция, которую он знал.
Рейд заметил, что в небе полно птиц. Названий большинства из них он не знал, различал только дроздов, уток, цапель, ястребов, лебедей, ворон. Человек не успел еще уничтожить природу. На дворовых булыжниках прыгали воробьи. Домашних животных, кроме собак, не было видно. Между пристройками сновали слуги. Такое большое хозяйство нуждалось во множестве рабочих рук, чтобы убирать, готовить, молоть муку и печь хлеб, заниматься виноделием и ткачеством. Большинство составляли женщины, ко многим жались ребятишки следующее поколение рабов. Были и мужчины – через открытые двери пристроек видны были кузница, веревочная мастерская, красильня, гончарный круг, столярка.
– И все они рабы, мой господин? – спросил он.
– Не все, – ответил Тезей. – Держать помногу рабов-мужчин неразумно. Мы нанимаем афинян победнее и всяких искусных чужеземцев, – он улыбнулся. И поощряем их, когда у наших рабынь рождаются дети. Словом, все довольны.
"Кроме рабынь, – подумал Рейд, – особенно когда их сыновей продают на сторону".
Тезей нахмурился:
– Приходится содержать еле критского счетовода. Нам-то он ни к чему, мы сами умеем считать и писать, недаром наши предки обучили этому искусству критян. Но такова воля Миноса.
"Чтобы знать доходы и расходы, сообразил Рейд, чтобы взимать налоги, а заодно ведать замыслы афинян. Да, с какой стати ахейцы учили грамоте критян? Бред какой-то".
Тезей на всякий случай прекратил жаловаться.
– Поедем-ка в мое поместье, – предложил он. – По пути можно многое увидать, да и сам я посмотрю, как идут дела на полях.
– С радостью, мой господин.
Конюшня была единственным каменным строением: лошади слишком ценятся, чтобы потерять их из-за пожара. Не такие рослые, как в двадцатом веке, тем не менее это были сильные и выносливые животные. Они негромко ржали и тыкались мордами в ладони хозяину, когда он их гладил.
– Запряги Топтуна и Длиннохвостого в простую колесницу, – приказал он старшему конюху. – Колесничего не нужно, я поведу сам.
На плоском днище колесницы, за бронзовым передком и боками, украшенными чеканкой, могли встать двое. В бою Тезей при оружии стоял бы позади возницы, державшего вожжи. "Да, езде на колеснице можно научиться только с детства", решил Рейд, который с трудом сохранял равновесие никаких рессор не было в помине.
Тезей щелкнул бичом и лошади поскакали. Колеса скрипели и грохотали. Для двух коней груз был не слишком велик, но Рейд заметил, что упряжь душит животных. А что если Олег покажет им, как сделать хомут?
Афины теснились у подножия крутого скалистого холма Акрополя. Это был и по современным стандартам немаленький город: Рейд предположил, что тысячи 20-30, а то и больше за счет пригородов и чужеземных кварталов. Он спросил Тезея и получил в ответ недоумевающий взгляд: многое знали и умели ахейцы, а вот учет населения им в голову не приходил. Большая часть строений находилась вне городских стен: значит, город быстро разрастался. Здания из необожженного кирпича, часто двух- и трехэтажные, образовывали причудливо извивающиеся немощеные улочки. По улицам бродили свиньи, их задирали дворняжки, сновали мыши и тараканы, над горами мусора вились тучи мух.
– С дороги! – ревел Тезей. – С дороги!
Перед ними расступались воины, ремесленники, торговцы, моряки, хозяева постоялых дворов, лавочники, писцы, работники, проститутки, домохозяйки, дети, жрецы и еще бог знает кто. Рейд выхватывал только отдельные сценки. Женщина одной рукой поддерживает на голове кувшин, другой приподнимает подол, перебираясь через грязь. Тощий осел, понукаемый хозяином, тащит вязанки хвороста. Вот сапожник расхваливает свой товар. А вот заключает сделку – за товар платят частично другим товаром, а частично определенным количеством металла. Вот работает медник, который занят лишь своим молотом и резцом. Дверь винной лавки открыта, там пьяный моряк длинно и складно врет о пережитых им опасностях. Двое мальчишек играют во что-то, похоже на классы. Окружившие дородного горожанина рабы защищают его от толчеи. Приземистый, смуглый бородач в длиннополой одежде и шляпе без полей прибыл, должно быть, с Ближнего Востока… Ах, да, сейчас его называют просто Азией…
Колесница выкатилась на равнину, где стояло несколько деревянных храмов – впоследствии это место будет известно как Ареопаг. Миновали ворота в городской стене – грубое каменное сооружение, куда ему до Львиных Ворот в Микенах, развалины которых видел Рейд (интересно, сколько лет пройдет, прежде чем Сиэтл и Чикаго будут лежать в развалинах в тишине, прерываемой лишь пением цикад?). За пригородами колесница выкатилась на ухабистую дорогу и Тезей пустил коней вскачь.
Рейд ухватился за борт. Ему казалось, что колени его выломает в другую сторону, а зубы выскочат из десен от этой тряски.
Тезей заметил это. Он заставил лошадей идти шагом. Те недовольно заржали, но подчинились. Царевич оглянулся.
– Не привык к такой езде? – спросил он.
– Не привык, мой господин. Мы… передвигаемся иначе.
– Верхом?
– Хм… да. А также в повозках, на которых толчки смягчаются рессорами. – Рейд даже удивился, что смог найти в языке ахейцев такое слово, но сообразил, что на самом деле сказал не "рессора", а "согнутый лук".
– Дорогое удовольствие, – заметил Тезей. – Кроме того, они должны часто ломаться.
– Мы используем железо, мой господин. Оно дешевле и крепче бронзы, если уметь выплавлять. Железная руда встречается чаще, чем медная и оловянная.
– То же самое говорил мне вчера Олег, когда я рассматривал его вооружение. Ты знаешь этот секрет?
– Боюсь, что нет, мой господин. В моей земле это не секрет, просто это не мое дело. Я… хм… строю здания.
– А твои товарищи знают?
– Может быть. – Рейд подумал, что, будь у него достаточно времени, он и сам скорее всего смог бы восстановить этот процесс. Все дело тут в механическом поддуве, благодаря чему в печи будет достаточно высокая температура, да в закалке. Олег, должно быть, знает, как это делалось в его время, и сумеет изготовить все, что нужно.
Некоторое время они ехали в молчании. При таком темпе удерживать равновесие было нетрудно, хотя каждый толчок все так же болезненно отдавался в теле. Колеса грохотали так, что заглушали шум ветра в кронах тополей. Стая ворон летела против ветра. На солнце их перья сверкали, как лакированные. Но вот на солнце набежало облачко. Из дыры в крыше глинобитной крестьянской хижины поднимался дым. Женщины жали серпами пшеницу в поле. Ветер трепал их грубые коричневые платья. Двое мужчин, вооруженных копьями, стерегли их.
Тезей повернулся к нему, небрежно держа поводья в правой руке.
– Твой рассказ – это самое удивительное, что я в жизни слышал.
Американец сухо усмехнулся:
– И я того же мнения.
– Унеслись на повозке волшебника из таких далеких земель, о которых никто и не слышал… Что это – случай? Или, может быть, судьба?
– Я… я так не думаю, мой господин.
– Диор доложил мне, что ваша четверка толковала что-то про путешествие не только в пространстве, но и во времени, – глубокий голос его был ровен, но безжалостен, свободная рука легла на рукоять меча. – Что это значит?
Началось, сказал себе Рейд. И выдавил из пересохшей гортани давно приготовленный ответ:
– Мы сами не знаем, мой господин. Представь себя на нашем месте. Наши страны никак не связаны друг с другом, так что сопоставить события мы не в силах. Вот я и подумал: а может, повозка волшебника перенесла нас не только сквозь мили, но и сквозь годы? А в сущности я ничего не знаю.
Прямо отрицать он не осмелился: слишком много оговорок сделано и еще будет сделано. Тезею и Диору природа времени известна не более, чем самому Рейду. Они привыкли к оракулам, пророкам, предначертаниям судьбы, поэтому могут воспринять идею перемещения во времени.
Так почему бы не рассказать всю правду? Ах, да Эрисса…
Голос Тезея стал резким:
– Я меньше бы тревожился, если бы ты не делил постель с критянкой.
– Мой господин, – возразил Рейд. – Она была унесена, как и все мы, бессмысленной волей случая.
– Так оставь ее!
– Не могу, – сказал Рейд и поспешно добавил: – Испытания сблизили нас. Ты ведь и сам, мой господин, не предал бы товарища. Кроме того, между вами и Критом мир.
– Вроде того, – ответил Тезей. – До поры.
Он стоял неподвижно, погруженный в свои мысли, потом вдруг сказал:
– Слушай, гость мой Дункан. Не в обиду тебе будь сказано, но чужеземца легко обмануть. Вот как все обстоит на самом деле. Крит засел в этом углу Средиземного моря, как паук в паутине. Эллинские племена устали быть пойманными мухами и отдавать ему свою кровь. Каждое царство на побережье должно склоняться перед ним, платить дань, отдавать заложников, не иметь больше кораблей, чем разрешит Минос, не участвовать в походах, которые он не одобряет. Нам нужна свобода.
– Прости чужеземца, господин, – осмелился возразить Рей. – Но разве эта дань – лес, зерно, товары – не обеспечивает вам защиту от пиратов и не окупается?
Тезей фыркнул.
– Пираты – это по мнению Миноса. Почему бы нашей молодежи не показать себя? Путь бы захватили левантийский корабль с грузом олова или город у хеттов. Но нет, это-де может испортить торговые связи критян, – он помолчал. – Кстати, почему бы не позволить моему отцу объединить Аттику? Почему не соединиться всем ахейским царям? Настал бы конец всем войнам. Но нет, этому препятствует Минос, связав нас цепью договоров. Он разъединит нас, "варваров", чтобы мы были слабее…
– Равновесие власти… – начал Рейд.
– А весы в руках у Миноса! Послушай. К северу и востоку отсюда, в горах, живут подлинные варвары. Они рыскают, как волки. Если мы, ахейцы, не соберемся вместе, они в конце концов нападут на нас и одолеют. Где уж тут сохранить цивилизацию, если летописи сгорят вместе с городами?.. Цивилизация… – продолжал Тезей через некоторое время. – Почему нам отказывают в принадлежности к ней? Мы что, врожденные идиоты? Жители Аргоса сочли, что древняя письменность критских кое удобное, что им сейчас пользуется половина чиновников кносса.
"Вот и разгадка тайны линеарного письма А и В, – подумал Рейд. – Это не результат завоевание гомеровских греков, их еще нет, это просто усвоение полезного иноземного изобретения – так европейцы усвоили арабские цифры и китайскую бумагу или каяки эскимосов. Да и сам-то он зачем ехал в Японию? Очевидно, некоторое количество ахейцев проживало в Кноссе и других городах Крита. Из их числа нанимали писцов, знающих линеарное письмо В, а писцы, понятно, предпочитали свой язык, который этому письму лучше соответствует.
Пятая колонна?".
– Впрочем, я-то не считаю это великим изобретением, – сказал Тезей. Ковырять глиняные таблички или царапать папирус не пристало мужчине.
– А что же пристало, мой господин?
– Пахать, сеять, пилить, строить, ходить на охоту, ходить в море, воевать, любить и оставить надежный дом для семьи и честное имя для потомков. А для нас, царей, – защищать и укреплять свои царства.
Лошади заржали. Тезею понадобилась целая минута, чтобы с помощью бича и вожжей справиться с ними. После этого он держал вожжи обеими руками, глядел вперед и говорил монотонно, не оборачиваясь:
– Я расскажу тебе, это не тайна. Полвека назад каледоняне со своими союзниками организовали поход, высадились на юге Крита и разграбили несколько городов так основательно, что их до сих пор не отстроили. Поход был успешным потому, что готовили его втайне и потому, что трое правивших один за другим Миносов были слабы и изнежены, запустили свой флот. Крит к тому времени обезлесел, а ввозить предпочитали не бревна, а предметы роскоши.
Но вот назначили нового адмирала. Он собрал остатки флота и на следующий год разгромил каледонян. Вскоре на трон взошел новый Минос и поддержало адмирала Рекла. Они решили подвести под свое ярмо ахейцев, владеющих морскими портами и могущих угрожать Талассократии [Талассократия (др.греч.) – власть над морем]. Так они и сделали. Где сами воевали, и где натравливали нас друг на друга.
Двадцать семь лет назад отец мой Эгей решил избавиться от зависимости и объединить Атику. Он восстал, но восстание было подавлено. Минос оставил Эгею его трон, но наложил тяжкую дань. Среди прочих ее условий есть и такое: каждые девять лет семь юношей и семь девушек из благородных семей отправляются в Кносс и живут там в качестве заложников до прибытия следующей партии.
– Что? – спросил Рейд. – Значит, их… не приносят в жертву Минотавру?
Тезей оглянулся на него:
– О чем ты говоришь? Какая жертва? Разве ты не понял этот коварный замысел? Заложников привозят в Кносс в том возрасте, когда происходит становление человека. Возвращаются они взрослыми людьми, готовыми заседать в наших советах и продолжать могущественные роды. Но всем им до смерти хочется жить, как критяне.
Так вот. Диор был уже в ту пору мудрым советчиком. Без него условия мира были бы еще тяжелее. Своих сыновей у моего отца тогда не было и, естественно, одним из первых заложников оказался мой дядя. Диор посоветовал моему отцу отправиться в Трезену, на полуостров Аргос. Тамошний царь наш родственник и тайный союзник. Они договорились, что отец соединится с дочерью царя, чтобы она зачала наследника – втайне. Этим наследником стал я.
Рейд подумал, что в этом мире, лишенном надежных средств связи и разделенном непроходимыми дебрями, такую тайну сохранить нетрудно.
– Я вырос в Трезене, – продолжал Тезей. – Она тоже платила дань Криту. Это бедное царство, и критянина там редко увидишь. Но нашим богатством было мужество. Я еще бриться не начинал, когда помог очистить окрестности от хищников и разбойников.
Диор часто навещал меня. А пять лет назад привез в Афины. Я требовал признать меня наследником. Но мои двоюродные братья, влюбленные в Крит, отказались. Правда, выхватить мечи не успели. Тут уж Минос не мог ничего поделать.
"Или не захотел, – подумал Рейд. – Империю интересует мир на границах и на торговых путях, а не дрязги вассалов. А потом будет поздно".
– Каковы же твои планы, мой господин? – Рейд чувствовал себя вправе задать этот вопрос.
Тяжелые плечи под развевающимся плащом приподнялись и опустились.
– Делать то, что надлежит. Вот что я скажу тебе, Дункан. Я знаю, что происходит в Талассократии. Я там бывал, и не только царским гостем, которого угощают вежливой болтовней и кому показывают только то, что нужно хозяевам. Нет, я бывал там под другими именами, и торговцем, и моряком. Я смотрел, слушал, разговаривал с людьми, узнавал.
Тезей снова повернулся и поглядел на Рейда тревожными глазами.
– Обрати внимание, – сказал он, – что сегодня я не произнес ни одного слова, которое могло бы мне повредить. В Кноссе и без того знают, что на материке неспокойно. Но они уверены в своей безопасности, пока их флот превосходит по численности объединенные флоты ахейцев. Поэтому наше ворчание их не волнует. Время от времени нам даже бросают кость – мы прикрываем их от нашествия горцев. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы здешний критский резидент, ничего такого, чего не мог бы повторить первому министру Миноса во время официального визита в Кносс.
– Да я и не обвиняю тебя ни в чем, мой господин! – Рейд искренне пожалел, что он не дипломат.
– А теперь и тебя затянуло в эту игру, – проворчал Тезей. – Твои знания, твое волшебство – что за этим кроется? Я хочу знать правду.
– Ты видишь свою правду, – подумал Рейд. – А у Эриссы своя. А я пока вообще слеп.
– Мне не нравится, что тебе нашептывает твоя критянка. Или то, что она делает с тобой благодаря своим чарам. Диор предупредил меня, что она ведьма и ей покровительствует ее Богиня.
– Не знаю… Вы ведь тоже поклоняетесь этой Богине, мой господин.
Внезапно личина государственного мужа спала с Тезея, обнаружив под собой первобытный страх. Тезей прошептал:
– Она очень древняя, очень сильная. Если бы я нашел оракула, который подтвердил, что она всего лишь жена отца нашего Зевса… Гей! – прикрикнул он на лошадей и щелкнул бичом. – Вперед!
Колесница покатилась быстрей.