5
У него снова разламывался затылок. Симус О'Нейл стремительно оглянулся. Сзади никого не было. Мост был пуст, извилистая улица темна и безлюдна. В домах на другой стороне моста не было признаков жизни. И все-таки, кто-то следил за ним. Весь день они шпионили за ним… шпионили за шпионом…
Ну что ж, все достаточно славно.
Еще днем он пришел к выводу, что эта планета управлялась страхом веками – страх насаждался теми, кто определял, что есть добро и благо, заставляя других поступать так же. Сама часто повторяла, что самый опасный тип – это тот, кто уверен в своей непогрешимости.
– …Или она, – добавил Симус.
– Ай, – Кардина повертела рубиновое кольцо управляющего, – мы, женщины, превосходим вас даже в фанатизме.
И вот теперь страх фанатизма был прямо за его спиной.
Он потер затылок и вернулся назад, к ручью. Сеть таких ручьев, несущихся к Большой реке, пронизывала весь Город.
Они составляли часть системы водоснабжения и санитарной чистки Города. Их берега и дно были выложены той же каменной породой, что и дома.
В который уже раз он почувствовал себя деревенщиной.
Симус всегда считал, что система канализации и рециркуляции на "Ионе" была очень совершенной. Теперь она казалась ему детской игрушкой по сравнению с колоссальной сложной зилонгской схемой, рециркулирующей стоки вот таким образом, что это можно было употреблять снова и снова, и при этом в процессе регенерации вырабатывалась энергия.
Более того, запас природных ресурсов планеты был таков, что в усложнении не было нужды. Естественное течение мощной реки способно было очистить город за час или два. Сама река при помощи каналов могла обеспечить Город гидроэлектрической энергией. И зилонгцы прекрасно знали об этом, поскольку располагали крупными заводами и предгорьях.
Таким образом, вы следуете учению Первого и Основателя, сберегая природные ресурсы от разрушающего воздействия цивилизации. Но вы же устанавливаете и нормы, в каких случаях и до каких пределов эти правила распространяются. В горах Река не считается неприкосновенной, вблизи Города – да. Если прибегать к такой градации, то легко все объяснить.
Про себя он обозначил Реку заглавной "Р", поскольку совершенно очевидно, что по мере приближения к Городу она становилась охраняемой.
Вы не оскверняете Реку ни стоками, ни плотинами с генераторами. Почему? Потому что Первый завещал бережно относиться к великим силам природы. В них содержится Высший Смысл.
Замечательно, если не считать того, что, как он успел заметить, они не были религиозными людьми. И рециркуляция стоков так или иначе влияла на естественные природные процессы.
Но оспаривание не входило в его задачу, так же, как и поиск логики поступков. Только наблюдения и анализ.
Возможно, и таранцы показались бы пришельцу со стороны не последовательными; правда, он надеялся, что они способны в этом честно признаться самим себе.
Местные же, будучи пойманными на таком противоречии, либо начинали бешено спорить, как Сэмми, либо издевались, как великолепная Маржи.
Таранцы, скорее всего, просто рассмеялись бы и сказали "Ну и бог с ним, мы ведь никогда не утверждали, что всегда логичны в своих поступках, разве не так?"
Последующие два дня, большую часть времени он проводил в "Исследовательском Центре" Зилонга, листая исторические документы. Центр располагал огромным штатом (которому были даны указания предоставить любые документы по первому требованию Симуса) при совершенном отсутствии посетителей.
К великому сожалению, что касалось Основателя или Первого – в материалах не было почти ничего о их жизни или о том времени.
Ранним утром того дня в Исследовательском Центре, когда библиотечные изыскания были почти закончены, тяжело подперев голову руками, Симус буквально падал от усталости перед терминалом.
За долгие годы скитаний на "Ионе" не раз приходилось сталкиваться со злом, но он даже не мог себе представить всего варварства зилонгской тысячелетней истории. А ведь он смог узнать едва ли половину.
Не обладая выдающимися психическими способностями, Симус Финбар Дармуд Брендан О'Нейл каждым своим нервом постоянно ощущал страх Зилонга. Он должен как можно скорее выбираться отсюда и захватить с собой эту женщину.
Все-таки, говорил он себе, если это место может произвести на свет существо, подобное Маржи, то не так уж все безнадежно.
Он расправил скомканные заметки "Высказываний Основателя" и углубился в них. "Я чертовски хочу, чтобы вы там, наверху, разобрались в этой куче дерьма", – прошептал он читателям из монастыря.
Транслятор переводил высказывания на космогэльский, но даже в переводе становилось очевидным, что они относятся к разному времени, к разным ситуациям, к разным авторам.
Некоторые были плоскими и грубыми:
"Не вступайте в соглашение со скотами. Изгоняйте тех, кто так поступает."
"Каждая женщина – это ходячее чрево. Избивайте тех из них, кто отворачивается."
Другие были более парадоксальными:
"Женщина для мужчины.
Мужчина для женщины.
Еда для всех.
Женщина для всех.
Те, кто много ест, пусть голодают.
Те, кто часто бывают в зачатии, пусть останутся бесплодными."
"Уничтожайте тех, кто творит мир.
Будьте в мире с теми, кто будет уничтожать."
Многие высказывания были бессмысленными:
"Остерегайтесь времени ветров.
Остерегайтесь слова пророка.
Остерегайте тело от искусителя.
Не допускайте мужеложества.
Пусть те, кто пришел на Зилонг разрушать, познают мир.
Любите его, который наказывает нуждой."
Однако, другие не были лишены разумности и некоторой подвижности мысли:
"В нашем мире мы должны иметь только такие правила, которые освобождают человеческую природу для добра."
"Секс – не радость для всех, кто будет наслаждаться им."
"Все равны – мужчины и женщины, старый и молодой.
Жизнь каждого заслуживает уважения."
"Сила не может применяться, дабы не развращать."
"Благодать всем, кто повторяет эти слова с нами.
Мы должны быть равны, чтобы быть свободными.
Мы должны быть свободными, чтобы быть равными.
Никакой свободы, угрожающей равенству.
Никакого равенства, угрожающего свободе."
В конце приводился целый раздел высказываний, посвященных женщине, самыми умеренными из которых были следующие:
"Тот, кто убивает младенца мужского пола, совершает тяжкий грех.
Тот, кто убивает младенца женского пола, предотвращает великое зло."
Возможно, подумал Симус, если найдется тот, кто сможет это переварить, то отнесет эти высказывания к 1119 году со дня освоения Зилонга.
Более осмысленные из этих высказываний могли быть отнесены за счет полного идеализма Основателя, верившего в природную человеческую предрасположенность к добру, общественное благо, уважение к природе, полную сексуальную раскрепощенность.
Читая между строк умеренной и набожной официальной истории, Симусу удалось составить вчерне общее представление о предмете.
Он пришел к выводу, что сексуальная свобода допускалась только для мужчин, И это означало для мужчин забаву, для женщин – работу.
"Сексуальная свобода = сексуальное закрепощение женщин как минимум в двух поколениях, " – пометил Симус на бумаге.
Произошло восстание женщин, которое было жестоко подавлено. Великие Лорды взяли в жены туземных женщин и построили большие города по всей планете. Во время отчаянных и ожесточенных войн они истребляли друг друга, уничтожая поселения и разрушая технику, которую привезли с собой. После этого наступил период "Первой Реорганизации". Реорганизаторы провозгласили трезвость и умеренность, уничтожая всех, кого подозревали в смешении крови, и начали перестраивать центральный Город, где произошло первое заселение. Они уничтожили все остальные города и запретили всем "внекастовым и дегенеративным" жить в стране.
Сексуальная свобода была возвращена.
Была предпринята попытка искоренения туземцев, как "дьявольского отродья". Причины, объясняющие провал этого плана, отсутствовали.
На смену пришла эпоха "Абсолютной вседозволенности", в течение которой мораль деградировала и, (по сохранившимся источникам около четырех веков назад) все виды пороков процветали, кроме предупреждения, запрещающего случайное впадение мужчин в "плотский грех" с туземками.
Затем наступила Вторая Реорганизация около двух столетий назад, во время которой были учреждены должности Руководителя, Комитет Секретарей, Совет Попечителей – институты власти, провозгласившие "порядок, дисциплину и неподкупность".
"Очень мудрый план, Вторая Реорганизация", как оценил один из мудрецов того времени.
Прекрасно, думал Симус, это удерживало их от кровопролития около двухсот пятидесяти лет, и это уже хорошо. А что дальше? Второй период Вседозволенности?
Его потрясли не только истории, повествующие о пытках, резне и позднем геноциде. Еще больше Симус удивлялся тому, что при такой продолжительной, последовательной и вполне искренней верности данным принципам, зилонгцы, как ни странно, умудрились пересмотреть методы, обеспечивающие равенство, общность, открытое проповедование добродетели.
Если женщины или туземцы подвергались нападкам, то объяснение причин состояло в том, что они представляли собой угрозу добродетели.
Когда время от времени осуждался секс, это объяснялось тем, что секс представлял помеху умеренной и рациональной гражданской ответственности перед обществом. Когда попиралась личная свобода, то делалось это во имя всего человечества.
Итак, сотни лет разрушения, тирании и смерти. Чем это закончится? Правда, в последней четверти тысячелетия им удалось создать благополучную видимость. Но сейчас иллюзия разрушалась, все еще владея умами поколения Сэмми, они уже не удовлетворяли младшее поколение, ее сына и Маржи, например.
Сохранение видимого благополучия обеспечивалось постоянным чувством страха, всегда присутствовавшем на Зилонге, даже здесь, в живительной спокойной атмосфере библиотеке, это явно ощущалось (В этом Симус был убежден и не мог объяснить, как и почему это происходит.).
Разве одного этого уже не достаточно для гениев там, наверху, на "Ионе"? Возможно, нет. Они хотят знать все подробности и нюансы этого страха сегодня.
Ты должен, обязан, помочь им в этом, Симус.
Итак, уже после наступления комендантского часа, нарушая местные правила, он в поисках причин этого страха, рисковал, исследуя в этом секторе Города (про который Сэмми сказала, как "неподходящий" для прогулок) санитарную систему.
Так в чем же дело?
Симус был из тех, кто всегда придерживается установленных правил. Кроме того, на него начало давить постоянное беспокоившее его присутствие хозяев. Отношения складывались трудно, особенно после того, как они проводили ночь в отдельных комнатах, и это было типично для всех зилонгских супружеских пар.
Он нуждался в нескольких спокойных минутах, проведенных на чистом ночном воздухе, для того, чтобы хоть как-то осознать этот таинственный роковой мир, в котором оказался не по своей воле, и, как он говорил теперь, вопреки своим лучшим намерениям.
Он шел по Старому Городу Зилонга, узкие улицы которого, застроенные невысокими зданиями, были живыми свидетелями эпохи до небоскребов. В конце улицы, ведущей к мосту, он заметил оживление, царившее на большой Центральной Площади. Впитывая цвета и звуки, он легко пересек площадь, заполненную людьми в элегантной, яркой одежде. Они прогуливались, разговаривали, сидели за столами, слушали бродячих музыкантов. Их голоса звучали мягко, манеры были сдержаны, приветствия, относящиеся к нему, изысканно вежливы.
Хозяева спокойно относились к его прогулкам "за глотком свежего воздуха", хотя смутно представляли себе, зачем ему это нужно.
Около одиннадцати часов вечера зилонгский Город был наполнен жизнью, блистал красками и светом. Симус жадно впитывал его очарование, наиболее примечательную часть которого составляло и большое количество пронзительных женских форм. Да, это было великолепное место, это было… настоящие изобилие самых привлекательных во всей Вселенной женщин. Впрочем, нет, таких же привлекательных, как Мариетта, которую он ни разу больше не видел (вот и ответ на его вопрос).
Если бы только они не следили за мной.
Вскоре освещение начало мерцать, предупреждая гуляющих о том, что пора расходиться по домам. Без какого-либо недовольства или возмущения, в течение четверти часа, толпа растворилась, и Центр Города опустел. Потом освещение погасло совсем, и, казалось, Симус остался в одиночестве, в полной темноте, и лишь слабое и невыразительное мерцание одной из лун слегка растворяло непроглядность.
Полное одиночество, если не брать в расчет соглядатаев.
Он склонился над черной водой ручья, выглядевшего очень глубоким. Конечно, они не говорили ему всей правды. Или даже если большая часть из того, что они говорили, была правдой, многое от него скрывалось.
Он не мог понять, почему они так страстно пытались показать ему лишь суровые стороны зилонгской жизни.
Что-то в этом всем было неправильное.
Снова пришлось растирать затылок. Черт бы побрал, снова никого нет.
– Выйди из укрытия, сразимся! – выкрикнул он на космогэльском. Никто не отозвался.
Его мысли снова вернулись к потокам воды – глубоким и быстрым. Без сомнения, это были сточные канавы.
Я боюсь, что меня спихнут туда.
Утром события завертелись, сменяя друг друга. Технический Институт, Компьютерный институт, Институт Изучения Тела – он совершенно официально познакомился и осмотрел все эти заведения.
Он видел Большую Центральную Площадь с широко раскинувшимся комплексом Центрального Строения – компьютерного центра и военного ведомства. Он прошел по петляющим маленьким улочкам Старого Города за Площадью. На все его вопросы о политической жизни получал подробные ответы: управление осуществлялось тщательно разработанной структурой Комитетов, как его убеждали, единодушно принимающих решения на всех уровнях общественной жизни.
Ему не пришлось задавать много вопросов. Большинство его вопросов предвосхищалось. Некоторые разражались таким потоком слов, пытаясь объяснить ему буквально все, что он просто чувствовал себя погребенным под грудой деталей.
Если давать названия каждого дерева, то можно лишить человека возможности сосредоточиться на лесе вообще. Он выслушал массу рассказов обо всем, практически ничего не узнав.
В бледно-зеленых стенах строгого антисептического Института Тела О'Нейл был поражен отношением между Самаритой и ее штатом.
От Директора Исследовательского Центра он ожидал больше строгости с молодыми. Однако, она была совершенно раскована и естественна. Казалось, что эта банда любит ее; их непринужденность, конечно, не шла в сравнение с тем, что царило на борту "Ионы", но в этом суперзажатом месте это было еще более неожиданно.
Она несколько раз улыбнулась и даже продемонстрировала то, что по зилонгским стандартам следовало трактовать, как смех. И когда она смеялась, у него снова возникало непреодолимое желание сгрести ее в охапку и поцеловать; приходилось себя контролировать.
Он узнал от доктора и ее сотрудников, что зилонгцы жили в полной гармонии с окружающим миром. Во времена Реорганизации был предсказан рост популяции и что оставшаяся часть континента должна быть отдана исконным обитателям планеты. Джут, их основная сельскохозяйственная культура, был для них источником пищи и одежды. Добыча руды и металла за чертой Города обеспечивала материалом для строительства.
Для быстрого воспроизводства засухоустойчивых сортов джута и создания новых технологий для наиболее полной его обработки требовалось вести постоянный научный поиск. В задачу Центра, руководимого Самаритой, входило достижение наиболее полного понимания интересов обитателей, с которыми они соседствовали по планете.
Симус решил, что в этом была логика и здравый смысл; но до тех пор, пока не дошло до генной инженерии. Молодые люди обручались в младенчестве на основе компьютерных рекомендаций по их генетическому потенциалу. Было декларировано, что случайное воссоединение расценивали, как отсутствие дисциплины в обществе и социальную опасность.
Сотрудники Института были потрясены тем, что О'Нейл не был связан ни с кем обязательством и тем, что при желании жениться он мог выбирать по своему усмотрению.
После Института Самарита проводила его в Музыкальный Центр, где шла репетиция под руководством ее супруга.
Ему удалось уловить смятение и тревогу в ее восприятии музыки, в ее изящном чувственном теле.
– Вы действительно не связаны обязательствами ни с одной женщиной, Поэт О'Нейл? – с сомнением, хмурясь, расспрашивала она. – Разве это не ведет к беспорядочным отношениям?
– Ну, обычно мне удается сдерживать животные инстинкты. Правда, это трудно, когда рядом красивая женщина.
Она нахмурилась еще больше.
– Вы должны постараться понять и принять нашу культуру, – это было прямое высказывание. Комплимент остался незамеченным.
При выходе из Музыкального Центра она формально попрощалась и направилась вниз по улице. Симус загляделся на изящно покачивающиеся бедра этой женщины.
Помилуй, Создатель. Она на двенадцать лет старше тебя.
Бедняга продолжал любоваться, как зачарованный, пока она не затерялась в толпе.
Некоторое время это видение преследовало его. Однако, на Площади стемнело. Ему нужно было торопиться на жизненное пространство – ведь они могли встревожиться.
Сэмми и Эрни были неизменно гостеприимны к нему. Комитет обязал их отвечать на все его вопросы. Они могли ожидать, что произойдет еще что-нибудь, но либо боялись узнать об этом, либо были слишком мудры, чтобы не расспрашивать.
Знали ли они о тенях, преследовавших его целый день? Возможно, нет. Для Сэмми было существенно не только то, что он знает ответы на те вопросы, которых они не касались, но и что он воспринимает и разделяет благоразумие зилонгской жизни. Означало ли это, что у нее самой были некоторые сомнения?
На этот раз он был твердо уверен в том, что слышал какие-то звуки за спиной. Но по-прежнему никого не было видно. Сэмми безусловно искренне верила в то, что говорила. О ее супруге этого сказать было нельзя.
– Моя жена – добродетельная женщина, – сказал в тот день Музыкальный Директор. – Она не может просто объяснить или принять что-либо, она должна это обязательно отстаивать. Для благородного гостя это, должно быть, утомительно, – и снова в его мужественном голосе были нотки безразличия.
О'Нейл убеждался в том, что такая роскошная женщина не могла быть утомительной.
Орнигон продолжал:
– Благородный Директор Исследовательского Центра еще в молодые годы была очень популярна. Она всегда отличалась энтузиазмом. Такие натуры добиваются блестящих успехов в науке, я думаю. Я, как артист, возможно, заслуживаю прощения за то, что более циничен, – он с сожалением пожал плечами.
Это было уже после репетиции. Звучала музыка Гайдна, исполняемая на инструментах, выглядевших карикатурно по сравнению с известными симфоническими инструментами. Горны, скрипки и даже духовые были вдвое короче, чем в типичном таранском оркестре. Была еще пара инструментов, напоминающих фагот, с глубоким, низким и таинственным звучанием.
О'Нейл и его хозяин стояли на мосту Реорганизаций, наблюдая за причудливыми отсветами заходящего солнца. Багряные блики падали на стремительно несущийся поток ручья, рвущегося к большой Реке, на городские стены, на бескрайние просторы берега самой Реки.
Они дружно потягивали из бумажного пакета, который Орнигон обнаружил в комнате за эстрадой.
– Это правда, что супруги подбираются компьютером? – спросил О'Нейл, небрежно перегнувшись через ограду моста.
– О, да, это правда. Но для меня не очевидно, чтобы это заметно улучшало нашу породу, разве что в физическом смысле. Зато я знаю, что это возводит преграды в нашем обществе. Супруги выбираются в соответствии с принципами, которые обязывают их заключать браки внутри их собственных групп. Так, в нашем случае, мы оба из семей важных особ. Наш сын женится на студентке Военной академии, дочери ответственных чиновников. Цели бесклассового общества, похоже, находятся в противоречии со стремлениями генетически совершенного общества, – он говорил ровно, спокойно, но пустой стаканчик в его руке был скомкан.
– А как же такие, как Директор Самарита объясняют это противоречие? О'Нейл осушил свой бумажный стаканчик и снова его наполнил.
– Она утверждает, что большую часть времени наше общество подчинено процессу создания промышленной сферы и сбору урожая, что, в конечном счете, и определяет наш образ жизни.
Фестивали чередуются со временем интенсивного труда – это периоды, когда мы возвращаемся к примитивному равенству. Возможно, такое чередование занятий должно удовлетворять тех, кто считает себя жертвой жесткого социального порядка. Должен оговориться, что не считаю себя достаточно проницательным и информированным, чтобы настаивать на правильности таких выводов.
Комитеты придерживаются такого мнения; редко кто жалуется. Естественно, те, кто находится наверху социальной лестницы, не станут жаловаться, зачем нам?
Он отказался от предложения Симуса выпить еще по стаканчику, словно удивляясь тому, как быстро опустошил первый.
– Социальные разногласия? – О'Нейл не скрывал своего любопытства.
– В известном смысле, – его хозяин уже пожалел о своей словоохотливости. – У нас это редко обсуждается.
О'Нейл выплеснул остатки себе в рот и загляделся на великолепный закат.
Небо спасает нас, так оно прекрасно. Слишком дорого мы платим за эту красоту, но все же восхитительное зрелище.
Симфония пастельных тонов на безоблачном голубом небосклоне была несравнимо выразительнее и богаче концертной пьесы, которую они слушали.
Кто несет ответственность за все, что здесь происходит? Какие призрачные силы принимают решения? На "Ионе" все просто и ясно. Там всегда известно, какие группировки и фракции входят в данном году в Совет Настоятельницы, кто подчиняется ей и Аббату и Помощнику Аббата. Всегда ясно, к кому нужно обращаться в тех или иных обстоятельствах.
Здесь все было безразлично, загадочно, покрыто тайной. "Комитеты", "Руководители", "компьютеры"? Бессмыслица какая-то. Кто-то же должен управлять всем этим. Кто конкретно?
А может быть, развитая цивилизация стала настолько древней и устоявшейся, что в этом нет необходимости?
По крайней мере, треть рециркуляционной системы не функционировала. Два ручья пересохли, и их вымощенное камнем русло четко вырисовывалось на солнце. Ему сказали, что они будут приведены в порядок "вскоре". Однако, слова звучали скорее как избитая фраза, чем как твердая уверенность в том, что ремонт действительно на подходе. Один из двух лифтов в жилом небоскребе Эрни и Сэмми также простаивал и "вскоре" должен был быть пущен. На вопрос, как долго он не будет работать, Симусу объяснили, что а). Он не должен задавать подобных вопросов и б). Несколько месяцев.
– Комитет, отвечающий за ремонт, очень загружен. Слишком многое необходимо сделать. Существуют определенные приоритеты очередности выполнения. И мы, не знающие всего, должны терпеливо ждать. Жаловаться не годится.
Это следовало понимать таким образом, что энергичная Самарита и хотела бы от нетерпения пожаловаться, но вынуждена сдерживать себя.
В обществе, располагающем богатствами и ресурсами для таких длительных простоев не было объяснения. Кроме, пожалуй, бюрократической некомпетентности, о которой он только читал, но ни разу не испытывал на собственной шкуре в стенах тесного и вздорного монастыря.
Если ремонтная бригада не появилась в течение пятнадцати минут, вы разыскиваете ответственного и задаете ему несколько вопросов о том, не страдает ли он дурной наследственностью, склонностью к сексуальным извращениям, и не считает ли он целесообразным предпринять немедленно выход на постоянную индивидуальную орбиту.
Конечно, кое-что вы услышите в ответ, но после этого он приходит со своей угрюмой бригадой и делает дело, после чего пропускается стаканчик-другой. И не надо ждать месяцами.
– А вопрос о том, когда обзаводиться детьми, тоже решает компьютер?
– Беременности санкционируются Комитетом по Беременностям, – медленно произнес Орнигон. – Разрешение дается только после тщательных проверок. Редким семьям позволено три беременности, обычно – две, чаще всего – одна. Иногда запрещается вообще.
В дополнение к этому, младенец проходит квалификационный отбор на жизнь. Если он не проходит отбор, то от него избавляются. Очень трудно получить разрешение на дополнительную беременность, – Орнигон помолчал. У нас был второй ребенок… дочь… был небольшой дефект… – И добавил грубо: – Жаль, конечно, но существует социальная плата за такие дефекты, которое общество, подобное нашему, просто не может себе позволить. В любом случае, ребенок не мог бы быть счастливым.
– Что-то подобное происходит и с пожилыми людьми? – поинтересовался О'Нейл, начиная догадываться, почему он так редко встречал стариков.
– Как я понимаю, любая активность "прерывается" в период между семьюдесятью двумя и девяноста годами.
Возможно применение и более раннего предела, иногда в случае болезни устанавливается более ранний срок, чем официально установленная дата.
Вас интересует, как мы "прерываем" деятельность, но вы не решаетесь спросить?
О'Нейл кивнул и, допивая капли ликера, старался не выдать своего ужаса.
– На Фестивале, посвященном сбору урожая, – объяснил Орнигон. – Они уходят к богу! Они становятся одним целым с Зилонгом.
– Человеческое жертвоприношение? – О'Нейл задыхался, его собственный бумажный стаканчик превратился в скомканный плотный шарик.
– Когда-то давно так было, Благородный Гость. Теперь мы стали слишком цивилизованными, чтобы поступать так. Все происходит совершенно безболезненно, никакой боли – легкий способ завершить деятельность. По крайней мере говорят, что легкий. У нас нет свидетельств от тех, кто через это прошел.
Заметив, что О'Нейл тяжело дышит, перегнувшись через перила, он слабо улыбнулся.
– Вы шокированы нашими обычаями. Они отличаются от ваших? У нас гуманные мотивы, никто не хочет быть в тягость на старости лет. Всегда утверждалось, что они не были бы счастливы…
Они молча стояли рядом, наблюдая за угасанием солнца.
Уже позже, оперевшись на другой маленький мостик над быстро несущимся стоком, он подумал о том, что этот блистательный мир наполнен жестокостью до краев. Но существовал несмотря на это. Собственно, почему все в космосе должны становиться кельтами-анархистами, как таранцы? Он выпрямился. Хотел направиться домой, но вдруг потерял направление к "жизненному пространству".
Да, таранцы – сумасшедшие, но они любят детей, даже трудных, особенно трудных. И они ценят стариков за их мудрость, повествования, великодушие.
Это не просто отличие в подходах, горячо убеждал себя Симус. У них прекрасно развитое общество, мы – варвары.
Но правда на нашей стороне, черт бы их побрал.
Затылок буквально разрывался от ноющей боли, как никогда прежде. Он ощутил гнилостный запах, словно под самым носом раздавили испорченное яйцо. Одновременно кто-то сильно обхватил его плечи и запястья. Он попытался резко освободиться, но они надавили еще сильнее, прижимая его к земле.
Симус почувствовал тошноту, силы покидали его. Закружилась голова, сознание угасало. Он пытался бороться, но мускулы расслабились и отяжелели.
Его рывком подняли над перилами и скинули вниз. Он успел ощутить, что вода очень холодная и грязная.
Самая настоящая клоака, вяло подумал он, уходя на дно. Он предпринял отчаянную попытку вынырнуть, но его заторможенное тело тянуло вниз. Еще одна отчаянная попытка, и рука зацепилась за каменный парапет. Он попытался прижаться к нему, рука скользила. Последняя надежда на спасение пропала. Поток нес в темноту. Ему хотелось молиться.
Вдруг кто-то уверенно подхватил его. Он уступил этой силе. В кромешной темноте его потащили к берегу, с трудом вытянули из воды, заставили встать на подгибающиеся ноги. После этого, пропитанного запахом нечистот, подвели к зданию, по короткому пролету ступеней в помещение. Он упал на жесткую кровать.
Чуть позже он открыл глаза. Комната была заляпана чем-то желтым. Слабость проходила. Действие наркотиков понемногу выветривалось.
Даже следов на теле не обнаружат.
– Наш ликер слишком крепок для вас, Пришелец с Тары, – послышался укоризненный женский голос.
Ах, это Ее Милость, неужели? Она – мой ангел-хранитель, послала защитников славному малому?
– Какого дьявола ликер, женщина? – отозвался он слабо. – Я был отравлен, – он попытался сфокусировать зрение. Это действительно она?
– О, – скептически заметил голос, – как захватывающе.
Это была действительно Она. Сердце Симуса бешено заколотилось. Он открыл глаза.
Маленькое помещение было обставлено по-казарменному просто: кровать, на которой он растянулся, стул, стол, видеоэкран, маленький бассейн для купания, стены, выкрашенные в светло-желтый цвет, рассеянный свет. Тем не менее, в этой комнате обитала женщина, все имело отпечаток чисто женского присутствия.
– Я должен услышать, наконец, имя замечательной женщины, которой я обязан спасением, – тряся болящей головой, проговорил он.
Волевые темные глаза внимательно разглядывали его.
– Вы прекрасно меня знаете, пришелец, неужели забыли, как по-дурацки строили мне глазки на вечеринке у Директора Исследовательского Центра. Я лейтенант зилонгской армии Мариетта, и я не уверена в том, что ваша жизнь в безопасности.
– Прекрасно, – тихо проговорил Симус, – тогда вы не заслуживаете того, чтобы вам строили глазки.
– Можете и дальше разбираться в своих чувствах, меня это совершенно не волнует, – Она уже стащила с себя армейскую робу. А сейчас потянула практически незаметную застежку и откинула верхнюю часть корсажа.
Ах вот, как это работает, составленное из двух половинок.
Он скептически вспомнил свои жалкие попытки вообразить себе эту часть ее тела. Она была изысканно безупречна.
Быстро, но без всякого стеснения, она скользнула в бассейн.
– Мне, конечно, все равно, может быть, вам нравится, что от вас несет, как от мусорного бачка. А если нет, можете воспользоваться ванной. Вы мне не помешаете.
– Если это был ликер, – оправдывался Симус, – и если я напился, то почему все так быстро выветрилось?
– Идите сюда, – коротко приказала она.
Он повиновался, словно ему приказывала Леди Дейдра. Кстати, эта женщина вполне могла бы сравниться с Настоятельницей характером. Симус испытал легкое замешательство.
Он спустил ноги на мягкий ковер и неуверенно подошел к ванне. Она погрузилась достаточно глубоко в непрозрачную воду, оставаясь в рамках приличий, и вместе с тем выглядела достаточно соблазнительной, чтобы не повлиять на его самообладание. Девушка упорно смотрела на него. Он же старался выглядеть невозмутимым, хотя сердце и выскакивало из груди.
Неудовлетворенная, она подтянула его голову поближе.
– Дайте мне разглядеть вас. Я не собираюсь вас бить. Хммм. Похоже, вам помогли искупаться сегодня вечером. Правда, это не мое дело, – она отпустила его голову и погрузилась еще ниже.
Вопреки словам, девушка была явно озадачена и обеспокоена.
– Итак, я полагаю, что Четвертый Секретарь не находит вашу легенду убедительной.
– Это был он? Да?
Она безразлично пожала плечами.
– Ну а кто еще обладает властью в этом хаосе? Нашлись бы и другие, да вряд ли они уже знают о вас.
– Другие?
– Если вы пробудете в нашем городе достаточно долго, то познакомитесь с ними.
– Может быть, вам было бы спокойнее, если бы я оказался на дне? – его интересовала реакция девушки.
Ее глаза вспыхнули гневом.
– Не говорите ерунды. Меня призвали, чтобы защищать жизнь.
Немного поколебавшись, она продолжила:
– Поэт О'Нейл, я же вас пригласила. От вас разит, как от сточной канавы. Будьте добры, разденьтесь и ступайте в ванну. Я отвернусь, пока вы раздеваетесь, надеюсь, это не затронет вашей излишней щепетильности. После того, как я выкупаюсь, вы останетесь здесь и отвернетесь к стене, пока я одеваюсь. Потом я выйду из комнаты, и вы проделаете то же самое. После этого я провожу вас в жизненное пространство Самариты и Орнигона.
– В моем положении даже ваша красота не возбуждает меня, – он пытался рассмеяться, снимая одежду и вступив в ванну, осторожно держался подальше. Все же, он увидел ее грудь, которая немного просматривалась под кромкой воды. Она решительно повернула его голову к стене.
– Вы будете делать то, что я вам сказала, – никаких признаков иронии в ее голосе не было.
Он все еще пребывал в изумлении. Старался не думать об этом. Все его тело ныло.
– Да, теперь, здорово все-таки, что вы случайно оказались рядом, когда я тонул, – вежливо обратился он к стене.
Осторожные всплески воды на ее стороне прекратились.
– Да, вы правы, Поэт О'Нейл. Я ведь могла оказаться также и среди тех, кто вас спихнул. Вы ведь очень удивились, что я в этом не участвовала?
Шутливый тон и очаровательный смех, которые последовали, заставили его забыть о смущении. Он сжал кулаки, чтобы не оторвать взгляда от стены.
– Вы ужасная женщина, – отвесил он комплимент, который вызвал новый приступ смеха.
Ей это нравится. Она держит меня в неизвестности и старается запугать. Последнее явно доставляет ей удовольствие.
– Прекрасно, просто для заметки, я хочу вас искренне поблагодарить за спасение жизни. Может быть, это не так уж и значительно, – он печально вздохнул, – но это все, что у меня есть.
– Я просто выполнила свой долг. То же самое я сделала бы для каждого, – ее тон потеплел. – Итак, я принимаю вашу благодарность и страшно рада, что вы живы. Ведь вы, – она слегка осуждающе хохотнула, – нелегкая ноша для вытаскивания из канавы.
Послышались всплески, свидетельствующие о том, что она выбирается из бассейна. Симус не осмелился взглянуть.
– Этот плащ, возможно, прикроет вас, пока мы не вернемся к вам, – она кинула на кушетку темную мешковатую накидку. – это горная роба. Она будет немного тесновата, но ведь вы не вписываетесь в стандартные размеры. Теперь я оставлю комнату, чтобы не смущать, – она бесшумно вышла.
Когда О'Нейл, изрядно помучившись, оделся, они вышли из помещения и спустились по ступенькам.
Ужасное место для таких, как она, пришло ему в голову.
Машинально он произнес древнее гэльское благословение: "Да хранят Иисус, Мария и Бригида это жилище."
– Кто это такие? – Мариетта потребовала разъяснений.
– Святые люди.
– Что это значит?
– Ну, такие друзья Бога.
– Понимаю, – в темноте ее голос звучал иначе. – У вашего бога есть помощники?
– Вроде того. Они передают ему наши молитвы, мы верим в их могущество и влияние на Создателя.
– А как считается, Бог – добрый?
– Не всегда. Но он нас не покидает, направляет нас в жизни, если хотите знать мое мнение.
– Удивительно, и вместе с тем не лишено смысла. Хотелось бы поподробнее узнать о нем. Он мужского рода, да?
– Иногда да, – ответил О'Нейл. – Правда, Святой Дух объединяет в себе и женское, и мужское начала.
– Вы не обманываете меня?
– Зачем мне это нужно?
Она довела его до квартала гостей. За все это время оба не проронили ни слова. Когда они очутились в небольшом скверике перед небоскребом Сэмми и Эрни, Симус отыскал в темноте ее руку и тихо проговорил:
– Спасибо. Теперь я ваш должник.
– Для чего вы говорите эту чепуху? – нетерпеливо отозвалась она.
– Вы спасли мне жизнь, и я… – он подыскивал слова. – Вы можете рассчитывать на мою помощь в любое время.
– Это так красиво звучит, – у нее перехватило дыхание. – Возможно, мне понадобится ваше участие. Я с радостью позову вас.
Как изменился ее тон, тревожно подумал О'Нейл.
– Чем же я могу помочь? – порывисто прошептал он.
– Никто мне не может помочь, – она почти плакала.
Совершенно необъяснимо они оказались в объятиях друг друга. Неистовый О'Нейл никогда не испытывал ничего подобного. Он чувствовал ее близость, ее упругую грудь, чувствовал, как бьется у нее сердце, его руки жадно ласкали ее тело. Их тела слились воедино в безумном порыве страсти.
Плащ упал с его плеч, ее одежда соскользнула от легкого прикосновения его рук.
Симус почувствовал, как она вся замерла в ожидании.
– Пожалуйста, – умоляла она.
Симус чувствовал ее печаль. Она умоляла пощадить. В ее голосе было все – и желание, и неуверенное сопротивление, а главное – не было надежды, что он услышит ее мольбу.
Он инстинктивно понял, что может обидеть ее. Пусть лучше потом, когда-нибудь позже она сама позовет его.
А кроме того, садовая дорожка была слишком раскалена.
Именно в это мгновение Симус Финбар О'Нейл постиг, что значит любить. Ее хрупкость стала важнее его бешеной страсти. Ее чувства – важнее его неуемных желаний.
Его губы и руки не стремились завоевать, они превратились в инструмент ее наслаждения; в его объятиях не было властного требования. Ему хотелось защитить и уберечь ее; его поцелуи были нежной и чувственной данью ее добродетели.
Она таяла в его руках. Симус отпустил ее. На несколько секунд она отпрянула, затем снова прижалась к нему.
Он наощупь отыскал плащ и накидку и нежно закутал ее дрожащие плечи.
– Ты отпустил меня, – прерывисто шепнула Мариетта.
– Ведь ты хотела этого.
– Большинство мужчин поступили бы иначе. Это моя вина, эмоции оказались менее дисциплинированными, чем я думала. Теперь я – твоя должница.
– Не говори так.
– Может быть, ты и космический паразит, Поэт О'Нейл, но ты очень хороший, – она помолчала. – И великолепный любовник.
– Я польщен, – он пытался рассмеяться, – По крайней мере, я всегда так думал.
– Ты поцеловал Доктора Самариту точно так же? – ревниво поинтересовалась она.
– Я никогда и никого не целовал так.
– Почему?
– Я никогда и никого в жизни не любил так, как люблю тебя.
Когда мы в конце концов познаем настоящую любовь, часто говорила Кардина, мы познаем Бога.
– В таком случае, я тоже польщена. Но довольно. Я должна доставить тебя домой. Вот моя рука, – рассмеялась она, – рука провожатого. Иди за мной.
Все в нем ликовало. И она испытывала то же самое. Необходимо ее спасти из этого ужасного места. Он был именно тем человеком, который это сделает.
– Поэта О'Нейла наш Город зачаровал до такой степени, что он потерялся, – строгим тоном доложила она четырем людям, тревожно ожидающим его возвращения – Хореру, грациозному ревнивому сыну, Карине, миниатюрной особе с непропорциональным лицом – будущей законной жене, хозяину и хозяйке.
Дети были совершенно спокойны. Эрни и Сэмми вздохнули с облегчением.
– Среди ваших людей есть очаровательные проводники, – шагая рядом с Мариеттой и весело улыбаясь, заявил он.
– О, счастливый случай привел славного Лейтенанта в наш дом, обрадовалась Сэмми, тепло пожимая руку девушке.
Казалось, все в комнате были рады присутствию подтянутого военного, особенно молодежь. Для ребенка, не достигшего двадцати лет, она была слишком хорошо известна.
Ох, женщина, мне следует узнать тебя получше.
Все-таки, он немного побаивался ее. Уж больно она походила на Леди Дейдру.
Придется вам поломать голову, Ваша Милость, над тем, какой дьявол и зачем хотел меня прикончить.
Покидая комнату, она сказала, взглянув на О'Нейла:
– Да хранят Иисус, Мария и Бригида это жилище.
Все уставились на нее в изумлении.
– Это одна из молитв Поэта О'Нейла, – она позволила себе чуть-чуть улыбнуться. – Обращенная к друзьям его бога. Я нахожу это утешительным.
Слава тебе, Господи!
Позже О'Нейл блаженствовал в благоухающей воде своей ванны. Ароматы джунглей заполняли комнату и постепенно стерли неприятное ощущение от наркотиков и канализации. Зилонгцы были еще более капризными чистюлями, чем таранцы, если такое вообще возможно. Даже в Студенческом квартале, менее благоустроенном, как ему объяснили, домашние бассейны были оснащены большим количеством водопроводных труб, встроенных в пол, по которым подавались разноцветно окрашенные пульсирующие струи, создававшие ощущения глубокого расслабления и покоя.
Потом в его памяти всплыл ужасный запущенный район лейтенанта. В этом мире не все были равны.
Он плеснул в лицо водой и опустился пониже, вспоминая прелестные стройные ноги Лейтенанта Мариетты.
Скользнула дверь его комнаты, и вошла Доктор Самарита.
– Я пришла поинтересоваться вашим самочувствием, Благородный Гость, она прислонилась у дверей тихо, почти не дыша.
Ох, Лорд, теперь их уже двое.
– Все в полном порядке, – хвастливо заявил он. – Просто был длинный и трудный день, но зато в приятной компании.
Самарита улыбнулась. Потом спросила:
– Благородный Поэт, могу я задать один вопрос?
О'Нейл кивнул.
Она выпалила:
– Я совершенно не нравлюсь вам?
– Да что вы! Что заставляет вас думать так? Ни у одного космического скитальца не было таких заботливых и гостеприимных хозяев, – он стал споласкивать лицо, чтобы скрыть свое замешательство.
– Поэт О'Нейл, вы странный человек. Иногда вы шутите, иногда говорите серьезные вещи, иногда вы добры и доверчивы, а временами смотрите на меня очень подозрительно. Это… это меня страшно смущает, – у нее на шее подергивался мускул.
Волнение ей страшно шло. Он вжимал ладони в дно ванны, чтобы не вскочить и не схватить ее в объятия.
– Ну, обаятельные женщины всегда выводят меня из равновесия. Кроме того, иногда мне кажется, что я многого не понимаю.
– А вы хотите понять все? Плохо быть слишком любопытным. Музыкальный Директор и я не желали вам плохого. Вы должны позволить нам доставить вам удовольствие. Но… Мне нужно слишком много сказать вам, – Она отвернулась и выбежала из комнаты, словно не могла справиться с нахлынувшими чувствами.
Ох-хо-хо, О'Нейл. Ты, кажется, здорово влип. Ты здесь всего несколько дней, а у тебя на руках уже две красивые несчастные хрупкие женщины.
Кажется, это не входило в Программу.
Совсем. Совсем.
