15
Перед Симусом О'Нейлом раскинулось огромное, ослепительно сверкавшее зловещее озеро. Колыхавшиеся на воде водоросли, словно огромные кости вцепились в его душу. Им овладела Черная Меланхолия – худшее, что могло приключиться с таранцем.
Как объяснила бы капитан – настоятельница, "жалость к себе и неверие порождают Черную Тоску, Ваше Преподобие".
Однако, ни образ Кардины, ни песни менестреля, ни молитва – ничто не помогло. Конечно, это должно было пройти само собой. И если верить Леди Дейдре, справиться с этим можно "начав снова действовать, как и подобает истинному, зрелому и целеустремленному пилигриму".
Редко Черная Меланхолия становилась фатальной для человека. Никогда это состояние духа не длилось слишком долго.
Но ведь все люди одинаковы, и каждый считает себя исключением, подтверждающим правило.
Только один раз до этого за всю свою жизнь Симус стал жертвой этой напасти. Сейчас он даже не мог вспомнить причину, правда, был убежден в том, что лучшие свои песни он написал именно тогда.
В этот раз он не писал поэзии и не пел песен. Он сломал свою арфу без тени сожаления. Она была нужна, чтобы петь еще не написанные прекрасные песни его невесте. Песни любви, которые он так и не написал. Он проклинал себя за это.
Тяжелое состояние длилось уже четыре дня. Он даже начал привыкать к нему и почти полюбил. Симус швырнул камень в тяжелую воду Великого Озера.
Будь оно проклято. Будь проклят Зилонг, "Иона" и Мариетта вместе с ними.
Будь проклят он сам. Суетливость была его ошибкой, промахом. Неужели он растерял последние мозги от любви? С того момента, как они спустились с перевала, он только и делал, что ошибался. Это он был виновен в отчаянии Мариетты. "Иона" списала его окончательно, если вообще не ушла с орбиты. Теперь он обречен скитаться по джунглям всю свою оставшуюся жизнь, а она будет очень долгой.
Может быть, причина его жестокого и грубого обращения с Маржи была в том, что он приписывал ей свои собственные переживания и ощущения. Он наорал на нее, что если она будет вести себя так, то пусть убирается в джунгли и умирает там. Не проронив ни единого слова она собралась и ушла. "И не вздумай следить и красться за мной", – добавил он вслед.
Она не пыталась крадучись следовать за ним, как он злобно предполагал.
Милостивый Господи, не оставь ее.
Он вовсе не хотел этого. Ну неужели она не может понять, что он просто дал волю своей злости? Ладно, когда она, наконец, вернется, он скажет ей пару ласковых.
– Ты еще не пробовала тяжесть моей руки, – крикнул он. И это ведь тоже только слова. Хорошая жена таранца должна понимать, когда ее мужчина только говорит.
Тупица, она же не с Тары.
Заткнись. Когда я захочу узнать твое мнение, я спрошу о нем!
Она ушла рано утром; сейчас была уже ночь. Раскаиваясь и проклиная себя за все сделанное и сказанное, он продирался сквозь заросли и кричал, звал ее по имени. Ее поведение было непредсказуемо. Ведь знал же он ее темперамент, должен был предвидеть… У всех зилонгцев тупая манера "постоянно стремиться уйти из жизни". Сейчас бедная девочка снова в таком состоянии, может, она уже наложила на себя руки.
Ведь это наш медовый месяц, сказал он себе. Мы не должны ссориться.
Ты не имел права так обращаться с ней, кретин. Надо управлять своими страстями. Настоятельница всегда предостерегала тебя. А ведь у нее большой опыт и житейская мудрость.
Она же еще девочка, чуть старше Реты. Ты не имел права навязывать свои желания ребенку. Она ведь в первый раз в жизни полюбила. А ты искушенный мужик, великий путешественник. Ты был отвратительным партнером, отвратительным спутником. Бесчувственное бревно, ты не имел права прикасаться к ней!
Он швырнул еще один булыжник. Тот отскочил от камней и больно ударил его. Даже озеро объявило ему войну.
О каком насилии ты говоришь? Она этого хотела.
Ты должен был сказать ей.
Хорошо тебе рассуждать…
Их первая попытка была не очень удачной. Они устали, нервничали, боялись. Оба были неумелыми, особенно он.
Им хватило юмора не огорчаться. Они весело подшучивали над своей неловкостью, и превратили все это в веселую комедию. Играя друг с другом и смеясь, заснули.
Опыт пришел со временем. Видит бог, женщина была способной ученицей. Ни на Зилонге, ни на Таре сексуальным воспитанием никто не занимался. Но Мариетта достигала совершенства во всем, за что бы не бралась.
Особенно в любовных утехах, подумай над этим.
– Практика – залог совершенства, – поучал ее Симус на следующее утро. При этом он аппетитно чавкал вкусными фруктами, которые собрал в джунглях по ее совету.
– Хорошо, давай попрактикуемся еще. Я хочу овладеть этим в совершенстве, – Она картинно накинулась на него.
В эти дни полной идиллии они много практиковались. Женщина была неутомима. Это уже было не забавой и игрой. Его предчувствие полностью подтвердилось – она была великолепной любовницей, стоящей женщиной. Что бы не происходило между ними, он предчувствовал, что она никогда не будет вялой в постели. Да, прав был Гармоди, есть женщины, от которых невозможно оторваться. Мариетта являлась одной из них.
А ведь она только начала постигать искусство любви. Что же будет, когда она в совершенстве овладеет мастерством?
– Ты меня вполне устраиваешь и сейчас, – глупо хихикнул Симус, отрывая на мгновение губы от ее божественных податливых грудей.
– Ты заслуживаешь совершенства, мой возлюбленный, – со слезами обожания и восторга проговорила Маржи.
Сначала обожание, потом бешенство. Отвратительнейшая черта таранцев. Это было печально.
Конечно, их совместная жизнь началась в трудных условиях. Продирание сквозь зилонгские джунгли было не совсем похоже на безмятежное свадебное путешествие.
Наверное, убеждал себя Симус, восставая против Черной Меланхолии, все сложилось бы по-другому, если бы не эта западня.
Что толку говорить теперь об этом. Ведь мы в западне.
Но не будет же так вечно продолжаться.
Когда они покинули тихую заводь и отправились в долгий поход назад к Городу, джунгли встретили их неприветливо. Растительность напоминала изображения докембрийских лесов на Земле. Рептилии с шорохом стремительно разбегались у них из-под ног. Вокруг было изобилие воды и фруктов. И хотя из-за его тупого упрямства они перевернулись на плоту в темноте и потеряли большую часть своего снаряжения, выжить не составляло труда.
Отчаянная женщина, она нырнула в реку, чтобы спасти мою арфу.
Разве плохая жена решилась бы на такое, идиот?
И, тем не менее, джунгли взяли свое. Мелкий густой кустарник, болота, дождь, туман, жара – удушливая влажная жара, невыносимая после захода солнца, – истощили их силы. С единственным дротиком и карабином они продирались сквозь непроходимые заросли.
Оба очень устали. Прививки, которые сделала Самарита в Институте Тела, уберегали их от инфекции, но оба они были апатичны, бессильны, подавлены.
В "брачной заводи" они провели четыре дня, забыв обо всем, окруженные великолепными горами, в восторге от близости. Он был слишком поглощен страстью, чтобы заметить, когда с Маржи началось неладное. Практика, как говорила девушка, отшибла его разум. Да, это были упоительные дни. Его нежность начала сковывать ее страсть. И дело не в том, что ее любознательность и неистовые желания не совпадали с его восприятием. Просто она была более страстная.
Именно его щадящая нежность разрушила все. Супружеский союз для зилонгской культуры был чем-то радостным, приносящим удовольствие. По-другому и быть не могло. Ведь всякие проявления индивидуальности грубо подавлялись десятилетиями. Он должен был догадаться, что для зилонгцев сексуальная близость стала очень коротким и жестоким актом. Люди, такие, как Сэмми и Эрни, познавшие, что может быть иначе, составляли крохотную горстку на этой планете. Для большинства обитателей это было удовлетворение животных инстинктов, простой и легкий способ уйти от одиночества и разобщенности. Нежность и участие к другому были незнакомы им.
И когда молодая женщина, пройдя через множество разочарований, стерших ее связь с родной культурой, открывает в себе инстинкты, о которых даже не подозревала, ее ждет растерянность. Это вполне объяснимо и понятно. Даже если новые переживания доставляют ей наслаждение и она стремится "попрактиковаться" при каждом удобном случае.
А когда других занятий нет, кроме поедания изумительных фруктов, и когда твой партнер – сексуально озабоченная недогадливая свинья, удобных случаев больше, чем достаточно.
Это приговор ему. Не ей. Столкнувшись с новой культурой, Маржи утратила связь со своей. Какая гримаса судьбы в том, что она сломалась на идеале таранцев – нежности к партнеру.
Если бы О'Нейл грубо и властно обладал ею, это было бы естественно для нее. И тогда ничего не было бы потеряно.
После своей неуклюжей и робкой попытки он стал еще нежнее, играя роль великодушного любовника, и потерял все. Сейчас бы Дейдра сказала ему: "Это твой промах, идиот. Разве ты мог бы когда-нибудь контролировать свои влечения?"
Стычки начались сразу же, как только они покинули уютную заводь. За один день ее словно подменили. Она упрямилась, не соглашалась, спорила и придиралась. Он не узнавал свою нежную кроткую возлюбленную. Она знала, как задеть его самолюбие и выбирала самые уязвимые места. Это необходимо было пресечь в самом начале. А он прощал, стараясь ничего не замечать, терпел – типичная реакция таранца, которая превращает жен в фурий.
Чем больше он уступал, тем ожесточеннее становилась она. Когда он, наконец, вышел из себя, то перешел всякие границы. Отношения были испорчены.
Следующей ночью она оттолкнула его, холодно заявив: "Я не желаю делить постель с мужчиной, которого не уважаю". Его ошибкой было то, что он отпустил ее с этим. Он был так сильно задет и унижен, что не дал себе труда разобраться, что это просто каприз неуверенного в себе ребенка. Он должен был отвлечь ее, развеселить, разбудить в ней желание и завоевать снова.
Нет, пусть она живет своими страхами, а мой удел – черная меланхолия. Бог нас создал, а дьявол распоряжается нами.
Их борьба с зарослями проходила в полном молчании, и только во время отдыха оно нарушалось взрывом обвинений и жалоб Мариетты.
Если верить карте, после Большого Озера путешествие должно было стать менее изматывающим. Течение реки, ровное, но достаточное для плота; берега до самого Города были пологие, удобные для причаливания. Он снова промахнулся.
Когда они вышли на берег озера, оно показалось еще более удручающим, чем джунгли. Оно было стоячее и спокойное, покрытое густым туманом, наполненное растительностью и торчащими из воды острыми скалами.
– Мы будем пересекать вот это, – недовольно огрызнулась она.
– Конечно, обязательно, – с холодным ехидством ответил он, хотя давно решил этого не делать. Но когда она цеплялась, он упрямо делал все наперекор. Итак, вопреки здравому смыслу, он заставил ее отправиться дальше на плоту. Это была самая грубая его ошибка.
Озеро кишело нечистью, выскакивающей из воды, нахально хватавшей за шест, за сам плот. С таким же успехом это могла быть чья-нибудь рука или нога. Плот бесконечно запутывался в водорослях, туман становился все гуще и гуще.
– Я же говорила тебе, – самодовольно крикнула Маржи. – Озеро опасно!
Они причалили и пошли вдоль берега. Возможно, это был остров.
Черная Меланхолия поднялась из мутной воды и овладела всем его существом. Он потерял ориентиры в непроглядном тумане. В какой стороне водопад? Он предлагал идти в одном направлении, Мариетта – в другом. Пошли в его направлении – уткнулись в непроходимое болото. Они затерялись на берегу огромного мрачного озера в самом центре джунглей.
Она припомнила ему все:
– Ты негодный поэт, безобразный солдат, худший из тиранов! Сколько раз тебе еще необходимо ошибаться, чтобы прикончить нас обоих? В гареме Ната мне было бы лучше.
Конечно, она так не думала. Это был крик о помощи отчаявшегося ребенка. Ему бы обнять ее, успокоить, приласкать… Любой менее бесчувственный мужик сделал бы именно это.
Но у Симуса не хватило мудрости для понимания. Черная Меланхолия сделала свое дело.
– Заткнись сейчас же! – заорал он. – Как и все твои соплеменники, ты просто тупая дура, телка, плаксивый ребенок.
– Трудно стать хорошей любовницей в неуклюжих лапах насильника.
Он не мог больше этого вынести и выгнал ее. Видит Бог, у него были причины для этого. Это был конец всему.
Конец Миссии, конец Мариетты, и, скорее всего, конец Симуса О'Нейла. "Бедный малый, – скажут о нем на "Ионе. – Какая жалость, что он умер таким молодым. Отличный был парень. Прекрасный поэт. Хоть мы и не ценили его при жизни. Первоклассный воин. Просто у него не оказалось того, что необходимо в такой ситуации. Не получилось из него ни шпиона, ни любовника. Это позор, действительно, но мы бы не пожелали никому такой участи." Потом бы они вздохнули и еще раз вздохнули.
Неудачливый шпион и плохой любовник – вот эпитафия Симусу Финбару Дармуду Брендану Томас О'Нейлу.
Спустя некоторое время они совсем забудут его.
Он обхватил руками голову. Нужно бороться за свою жизнь, за свою любовь. Но отчаяние было таким черным, что он не мог даже заплакать.
– Джимми! – тихо раздалось где-то вдали.
Мне показалось.
– Джимми, любимый мой, – нет, нет, это ее голос.
Он поднял голову. Это была Маржи; она тихо стояла в нескольких ярдах от него, по ее щекам текли слезы.
Его сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки. Господи, она красива даже после недели скитаний по джунглям. Он был восхищен ею.
– Итак, ты решила вернуться. Долго же ты раздумывала, – зло проворчал он.
Она справилась с собой, спокойно и тихо спросила:
– Могу я присесть на этой коряге?
– Планета свободна, – он уронил голову, стараясь не глядеть на нее. Ты можешь сесть, где тебе заблагорассудится, – он не хотел уступать.
– Я могу поговорить с тобой? – она была очень серьезна.
– Господи, прекрати это, умоляю тебя! – Он еще ниже опустил голову.
Она была в отчаянии от его молчания. Мариетта бросилась к его стопам и, обняв его ноги, зарыдала:
– Мой повелитель, прости меня. Я так несчастна без тебя. Я не стою твоего мизинца. Я мерзкая… сука. Дура. Идиотка. Я уже никогда не буду стоящей женщиной для тебя. Позволь мне стать твоей рабыней. Я буду выполнять любые твои желания. Умоляю, умоляю тебя, прости… Я обещаю, я… никогда не позволю себе…
Он встал и резко поднял ее на ноги.
– Ты никогда не будешь рабой. Единственное, кем ты можешь быть – это хорошей женой. Единственное, чего я не выношу – это пресмыкающуюся женщину.
Она перестала плакать.
– Джимми, ты, наверное, шутишь.
– Нет, и не думаю. Но я скажу тебе одну вещь, женщина. Между нами никогда не будет ни повелителя, ни раба. Ты моя жена, это делает нас равными. В этом случае я только выигрываю. Ведь если бы ты не была моей женой, ты, конечно, была бы выше меня.
– Джимми!.. – ее глаза сияли.
– Фактически, – когда он входил в роль, то не мог уже остановиться, жена или не жена – это лишь отговорка, ты все-таки немного выше меня, совсем немного. Тебе ясно?
Она только кивнула. Слов уже не было.
– Мы, таранцы, никогда не теряем самообладания, но потом жалеем об этом. Жена же, вроде тебя, заслуживает хорошей порки…
– Так высеки меня, если хочешь. Я заслужила. Я…
– Ты никогда не дождешься этого от меня, слышишь. Даже если очень провинишься. Тем более, что с тобой можно проделывать гораздо более интересные штучки, что я и собираюсь предпринять немедленно.
Неплохо сказано, а?
Он поцеловал ее в щеку в знак примирения. Видит Бог, Гармоди был прав.
– Значит, я прощена? – она была растеряна, едва верила своим ушам.
Чего же ты еще ждешь от меня, женщина?
– Я тоже прощен?
Она бросилась к нему на шею.
– Я так люблю тебя. Ты такой замечательный. Я самая счастливая женщина во всей вселенной.
– Ну наконец-то.
Она глубоко вздохнула. Слова полились, как бурлящая вода.
– Симус, что со мной происходит? Меня разрывают противоречия. Я не похожа на себя. Ведь я солдат. Я верю в смелость, а веду себя, как трус. Я бесконечно доверяю тебе, но стараюсь все время помешать. Я верю в то, что должна поддерживать тебя, но делаю все, чтобы потерять. Я люблю тебя и причиняю тебе боль. Я хотела умереть из-за того, что унизила тебя, и уже была на краю. Но голос внутри меня сказал: "Вернись к этому человеку, ты необходима ему." И вот я вернулась. Но ведь я не нужна тебе, ведь так? Нет, конечно нужна. Я знаю, ты любишь меня. Что происходит? – она упала к его ногам. – Джимми, прошу тебя… помоги мне…
Ну как ей объяснить, ведь она в таком стрессовом состоянии сейчас.
– Маржи, я не могу помочь тебе, – тяжело и спокойно ответил он, но сердце в его груди бешено колотилось, и все его существо страстно желало ее.
Она едва слышно продолжала, заливаясь слезами у него на груди:
– Я не хотела причинять тебе боль, Джимми. Когда я решила свести счеты с жизнью, голос сказал, что я причиню тебе еще большую боль. Я вернулась, чтобы попробовать еще раз.
– Я страшно рад этому, – он бережно осушал губами ее прекрасные глаза, потом губы, шею, грудь.
Любовь после размолвки лучше всего, говорил Гармоди. Скоро я это выясню.
– Скажи мне, что случилось. Я схожу с ума? – умоляла она.
– Я скажу тебе, только, пожалуйста, дай мне слово, что не рассердишься. Что будешь внимательно слушать.
– Обещаю, – она вытерла слезы. – Но как же я могу внимательно слушать, когда ты вытворяешь такое с моей грудью?
– Это входит в программу.
Конечно, это затрудняло немного взаимную беседу. Тогда он откинул ее короткие волнистые волосы и очень нежно погладил их. Потом скрестил пальцы, чтобы не отвлекаться, и начал очень осторожно:
– Видишь ли, дело в том… Понимаешь, ты потянулась ко мне во-первых потому, что я неотразим, а во-вторых я против тех зилонгцев, которым не доверяешь, сомневаешься и разочаровалась ты сама. Вспомни, в тот день, когда ты спасла меня, ведь ты сказала, что не хочешь больше жить?
– А после встречи с тобой я стала заговорщицей.
Она быстро схватывает.
– Ты обнаружила, что ваше правительство постоянно лжет вам и даже пытается убивать непокорных. И ты замкнулась в себе, как и большинство других.
Она смотрела на него очень серьезно. Откинувшись назад, освободилась от его объятий и ждала продолжения.
– Я пришел, как искуситель. Я вывел тебя из равновесия тонкой лестью, которую ты никогда не услышала бы от зилонгского холостяка, мы прошли через потери и пустыню, через горы. Потом я пустил в ход нежность. Я заставил тебя испытывать чувства, о существовании которых ты не подозревала – уступчивость, доверие, страсть, сексуальное наслаждение.
Я уподобился монаху, дающему ежегодную проповедь.
– Я испугал тебя, и ты решила защититься, снова став ребенком. Это так естественно.
Последние слова он сказал зря. Она вырвалась от него, страшно рассерженная.
– Как ты смеешь сравнивать меня с ребенком. Я такой же зрелый человек, как и ты. Даже более зрелый.
Он сжал зубы и крепко схватил ее за кисти.
– Женщина, ты хуже ребенка. Я уже сказал, постарайся проявить свою зрелость, выслушай меня.
Она сжала кулаки и упорно старалась освободиться. Потом начала хохотать.
– Симус, ты удивительный милый идиот. Это ужасно смешно, – она уткнулась лицом ему в грудь. – Ты пытаешься проучить меня, как расшалившегося ребенка, – веселье девушки было искренним.
Вдруг в нем зародилось отвратительное подозрение.
– Ты говорила, что услышала голос, который сказал тебе вернуться? Какой это был голос?
Она дотронулась до его лица.
– О, я не помню. Разве это имеет значение? – она почувствовала, как он стиснул челюсти. – Хорошо, хорошо, дорогой, это важно. Дай вспомнить… голос сказал: "Отправляйся назад, идиотка, бедняга нуждается в тебе." Да, именно так это и было.
"Бедняга." Это не похоже на Зилонг. Это был голос с Тары. Дейдра, я твой должник. Так ты все еще слушаешь и следишь. Последнее, что ты можешь сделать для меня – предоставь нас самим себе.
Она вывела его из задумчивости, взяв его руки в свои и положив себе на грудь.
Убирайтесь, Ваше Преосвященство. Вы меня слышите?
– Я хочу быть с тобой, а ты? – робко спрашивала его женщина.
– Да, очень хочу, любимая, – вздохнул он. Ну что же, если Настоятельница хочет поиграть с ним в эту игру, он покажет, на что способен. – Ты забудешь обо всем, я тебе обещаю.
– Как замечательно, – она счастливо вздохнула. – Какой ты славный.
– А потом?
– А потом… – не только у нее меняются настроение и намерения, потом мы отправимся в Город Зилонга и наведем там порядок, чтобы достойные люди вроде нас с тобой могли жить свободно и мирно.
