***
Тааль засмеялась сквозь рыдание, но тут же взяла себя в руки, захлопнула маску, сказала с презрением:
– Я так и знала: ты такой же, как и все. Иди. Завтра вы умрете… если не поможет Ягуар. Ты не Посланник, ты его бледная тень.
Никита вспыхнул, хотел ответить резкостью, потом решил извиниться, утешить женщину, попытаться сказать что-то в свое оправдание, но все слова были бы лишними сейчас, и он промолчал, повернувшись, чтобы уйти.
– Подожди, – повелительно окликнула его жрица. – Возьми для своей девушки… если она существует. Это муиски.
Никита подошел к Тааль на ставших ватными ногах, принял из ее руки красивую, изумительно тонкой работы, золотую заколку в виде крокодильчика с четырьмя глазами-изумрудами. Рука женщины дрогнула, Сухов почувствовал ее порыв, и страть, и сердцебиение, поцеловал руку.
– Вы очень красивая, Тааль!
– Я знаю, – снова рассмеялась жрица с горечью и гневом. – Но ты отказал мне!
– Я отказал себе! И когда-нибудь я вернусь, чтобы вылечить тебя. Артхурон, то есть заклятие наговор снимается, кто бы его ни сотворил.
– Только не заклятие Семерых!
Никита вздрогнул.
– Так заклятие… сотворила… Семерка магов?! За что?
Тааль отступила в глубину комнаты, сделала отталкивающий жест.
– Мой первый муж – Вуккуб, я ему помогала во всем. А теперь уходи!
Никита постоял немного, туго соображая, что к чему, помотал головой, упрямо набычился.
– Тогда я приду с другой Семеркой. Жди.
Он, как слепой, повернулся и вышел в коридор, где его поддержала рука служанки. Он не помнил, как дошел до своей спальни, которую в тревоге мерил шагами Такэда. Не отвечая на вопросительно-озабоченные взгляды, Сухов разделся и лег, даже не глянув на эрцхаор, тускло мерцавший вишневым огнем. В голове царил сумбур, мысли разбежались, а из чувств преобладало чувство безмерного удивления и растерянность. Лишь через минуту до Никиты дошло, что Толя трясет его за плечо и что-то спрашивает. Тогда он выслушал вопрос и убил Такэду одной фразой:
– Она – бывшая жена Вуккуба!
Никита спал уже вторые сутки – после боя с индейскими профессионалами мбоа – мастерами единоборств и бегства в темпорал.
Уснул он мгновенно, как только они вывалились из кокона станции хроносдвига в новом мире и нашли пристанище. Сначала лицо его было измученным и бледным, к тому же бородка и усы соста рили танцора, прибавив ему лет двадцать, но потом, сутки спустя, лицо Сухова разгладилось, успокоилось, порозовело, сны-переста ли отражаться на нем, как облака наводной глади, и Такэда, не отходивший от временной постели друга почти ни на минуту, позволил себе расслабиться.
Поразмыслив, он сделал вывод: и на этот раз кто-то помог им сцастись. Бой был дик и непредсказуем, но они не получили ни одной царапины! Разве что дошли до той-степени изнеможения, когда организм начинает расходовать биоэнергетику, сжигая себя.
Правда, именно этот режим, имеющий в спортивной медицине название "красный коридор", и помог им выжить. "Коридор" включил резерв сверхмобилизации Сухова, а тот в свою очередь – родовую память и Весть. И все сразу изменилось…
Такэда еще раз глянул на заросшее спокойное лицо Никиты, лицо типичного молодого росса, и вышел из хижины, построенной неизвестно кем и неизвестно когда.
Хижина стояла на острове, окруженном гигантским болотом.
Таких болот инженер еще не видел, хотя и знал об их существовании: тысячи квадратных километров грязи, кочек, редких мшистых островков, луж и бездонных трясин, тысячи соленых пятен, пузырящихся газом колодцев, странная флора всех оттенков синего и зеленого цветов, и неизвестная фауна. Себхра. Болото-океан до горизонта и за ним. Остров на нем казался противоестественным образованием, а хижина – и вовсе подарком судьбы. Сложенная из желтых пористых брусьев, без окон, с единственной дверью, она вызывала недоверие и желание попробовать материал ее стен на вкус, однако внутри нее было сухо и тепло, а постели из мха и длинных сухих водорослей делали ее по-домашнему уютной, и беглецы не стали искать другого пристанища.
– Может быть, это жилище еще одного беглеца по хронам, – предположил Такэда, когда они вышли из темпорала. Сухов ничего в ответ не сказал, ему было все равно.
Такэда глянул на холм невдалеке, внутри которого скрывался темпорал. Холм как холме виду, и все же что-то в нём было не так.
Форма? Порода, из которой он сложен? Странное дерево наверху, похожее на сросток антенн? Не менее странные камни? Да, наверное… хотя и не очевидно. Что еще?
Толя покачал головой, досадуя на бедность фантазии, и присел на камень у хижины. Мысли снова вернулись к последним событиям суточной давности…
Утром пятеро воинов-гигантов отвели их в трапезную, где гости отведали блюдо из кумара – сладкого картофеля и запили каким-то хмельным напитком, от которого у обоих закружилась голова и задрожали ноги. На вопрос Сухова: "Что это за отрава?" – девушка-прислужница коротко ответила: "Хаома", – и Такэда успокоил танцора:
– Это напиток бессмертия, если верить Тааль. Еще его называют напитком неуязвимости. Приготавливается из плодов лианы асавати, которая плодоносит один раз в семь лет.
– Ничего себе "неузявимость" – ноги разъезжаются, и глаза в кучу!
– Сейчас пройдет.
И верно, отрицательные ощущения вскоре прошли, Никита почувствовал необыкновенную легкость во всем теле и прилив сил.
После завтрака те же бесстрастные воины повели пленников по улицам города пешком, словно затем, чтобы те могли в последний раз полюбоваться архитектурой, ее великолепными барельефами, скульптурами и каменными стелами с цветными изображениями воинских и охотничьих сцен. Но свернули не ко дворцу Повелителя Дома Утренней Зари, а к реке, спускавшейся в долину уступами.
Верховная жрица храма Науатль так и не появилась.
Дома вскоре кончились, мощенная плитами дорога шла между двумя стенами, и вскоре стал слышен какой-то мерный шум, принятый пленниками сначала за шум реки. Но вот дорога повернула очередной раз и вывела процессию на площадь, похожую на стадион.
Овальная чаша площади с трех сторон была окружена широкими ступенями, на которых стояли тысячи индейцев, мужчин и женщин, а четвертая обрывалась уступом в реку. Тихий говор множества людей и приняли пленники за шум реки. В центре овала, выложенного шершавыми каменными плитами кирпичного цвета, неподвижно и грозно стоял ровный квадрат индейских воинов, одетых в блещущие золотом доспехи, такие же, какие были на Тааль, когда она забирала пленников, и Никита почувствовал, как екнуло сердце. Наверное, это и были профессионалы мбоа. Богоизбранные, с которыми предстояло сражаться.
Еще одна группа воинов – в черных костюмах, под командованием "первого меча империи" Сипактоналя – стояла на другом конце поля, а вся площадь была окружена цепью этих бесстрастных гигантов, внушающих трепет, страх и мрачное ощущение обреченности.
– Миккаотли, – сказал один из воинов, конвоирующих пленников, отступил в сторону. – Кан мао.
– Площадь мертвых, – перевел лингвер, – ждет вас.
Сухов замешкался, и его подтолкнули копьем в спину. Пришлось поторопиться. Они начали спускаться по пологому пандусу к центру площади.
– Интересно, где наш друг Уэтль? – проговорил Никита, ища взглядом Тааль. Через секунду он нашел ее рядом с правителем сидящей на троне, как и тлатоани. Троны стояли на возвышении на первой из ступеней, и рослые индейцы держали над ними не то гигантские опахала, не то зонтики из перьев.
Шум голосов стих, наступила поразительная тишина, совершенно не свойственная поземным понятиям огромным толпам людей, в том числе и стадионам. Сипактональ с даумя воинами покинул треугольник своих подчиненных, остановился напротив пленников.
Губы его искривила недобрая усмешка, тут же исчезла.
– Пришельцы, вина ваша доказана. – Он вскинул руку, и двое сопровождавших его воинов свалили на землю вещи пленников, закопанные ими в песке: хардсан, вардзуни, коробку НЗ, "флягу" с водой. – Это дьявольские вещи! Мой воин поплатился жизнью, когда брал в руки заколдованное вами копье. Обычно колдунов сжигают, и вы тоже будете сожжены, но сначала покажете свое умение без этих волшебных предметов и заклятий. Посмотрим, так ли уж вы хороши без них.
– Как это должно выглядеть? – кротко сказал Такэда.
– Сначала точтли – бой-танец с копьями. Вы будете биться с четырьмя моими янаконами, в то время как остальные будут бросать в вас копья. Справитесь, наступит очередь мбоа-мбоа, слуг верховной жрицы. У нее шесть вокуа – мастеров-убийц высшего класса, – и вы будете биться со всеми по очереди. Если и после этого вы останетесь живы – в чем я сомневаюсь, несмотря на неведомые мне колдовские приемы, – умрете от моей руки.
– Годится, – ответил Сухов с иронией, которую Сипактональ не понял, но понял Такэда: чичим готовил себе легкую победу над пришельцами, которые будут измотаны предыдущими поединками. "Первый меч империи" отошел к своему отряду, потом пересек площадь и наклонился к уху Повелителя.
– Крутой мужик этот чичим, – продолжал Никита тем же тоном, не глядя на Такэду. – Эх и доберусь же я до него!
Толя понял, что танцор под бравадой прячет неуверенность и возбуждение. Успеет ли сработать Весть, когда они начнут? Включится ли память предков, благодаря которой Сухов выходил до сих пор сухим из воды?
– Дай Ши Шуань, – произнес Толя медленно, чеканя слог, и, когда Никита отвлекся от своих дум, вопросительно глянув на друга, перевел: Божество Великой Вершины в тебе самом, Ник.
Сухов расслабился, задумчиво кивнул, потом с улыбкой хлопнул ладонью по подставленной ладони инженера, выпрямился и минуту оставался неподвижным, отрешившись от всего земного, пройдя, как его учили, все этапы подготовки к бою. Самыми долгими – по двадцать секунд – были этапы познания собственных сил и оценки потенциала противника (психического и биоэнергетического; чувствовал он его как стену с дырами, брешами и мягким кое-где каркасом), остальные этапы заняли несколько секунд: расчет времени, изучение местности и условий боя с учетом возможных неожиданностей. Когда квадрига воинов в золоте распалась, окружив приговоренных, а двое индейцев в черном бросились на них с копьями, Никита был уже готов к схватке.
Первую пару они одолели сравнительно легко. Такэда снова применил атэ-ми ута – прием из комплекса шоковых и парализующих точечных ударов, которым он владел в совершенстве, – а Сухов "вырубил" своего противника после трех выпадов копья, проведя молниеносный захват руки и удар в шею. С двумя следующими воинами-янаконами Сипактоналя пришлось повозиться. Вопервых, метатели копий удвоили темп бросков, а во-вторых, бойцы стоили званий мастеров и нагрудных знаков – апанекайотлей, отличающих их от рядовых воинов. Такэде достался огромный индеец с гипертрофированными мускулами, пробить мышечную броню которого было непросто, а Никите наоборот – ниже на полголовы, но жилистый и ловкий. Он вьюном вился вокруг танцора, нанося ему десятки быстрых ударов копьем, половина которых была неожиданна, и наносил он их из самых невероятных позиций и положении. "Взять" его на прием удалось только раз – в подкатке, после чего брошенное кем-то из оцепления копье, предназначенное Никите, попало индейцу в бедро и вывело его из строя. Такэда как раз в этот момент с прыжка нокаутировал своего врага ударом ноги в подбородок.
Передышка длилась ровно минуту, а затем в схватку вступили вокуа, профессионалы мбоа из личной гвардии жрицы Тааль, и это были уже воины посерьезней. Сражались они без оружия, хотя у каждого на поясе висела кинжаловидная машинка для метания дротиков, и знали приемы, которых не было в арсенале россдао.
Впрочем, и они не владели всей палитрой рукопашного боя, свойственной русскому стилю и кунг-фу.
В первую же минуту Никита пропустил сокрушительный удар в ухо, едва не стоивший ему жизни, смягченный лишь инстинктивным движением головы. На некоторое время он оглох, потерял ориентацию и пропустил еще один удар в солнечное сплетение, сбивший стандартную комбинацию приемов защиты и нападения. Крик Такэды: "Кит, фу-но-ката !" – немного подстегнул танцора и позволил ему отдышаться. Через минуту он собрался и начал отвечать воину, удачно используя его же собственные выпады. Уложил он вокуа просто, бросив его через бедро и добавив ускорения длинным нырком. Толя, справившийся с противником раньше, показал большой палец. Трибуны (ступени заменяли ряды сидений) ответили на очередную победу колдунов сдержанным гулом.
Вторая пара вокуа владела искусством рукопашного боя примерно на уровне ситидана или хатидана, и землянам удалось справиться с ними довольно быстро. Никита уже полностью овладел собой, все чувства его обострились, реакция достигла скорости рефлекса, хотя до "предела насыщения" – экстрареакции – было еще далеко, а это позволяло ему компенсировать недостаточную тренированность некоторых сложных приемов. Такэда же, не уступая индейцам в хладнокровии, превосходил их в знании приемов и в точности и быстроте их проведения.
Бой с третьей парой был самым трудным, потому что эти вокуа были не просто воинами, они были жрецами и колдунами, способными влиять на психику противника. Никита прочувствовал их мастерство тотчас же, застыв на мгновение из-за раздавшейся в голове команды "стой!" и пропустив в результате изумительный по точности и силе удар в переносицу. На какое-то мгновение он отключился, бессознательно закрывшись в "глухой защите"; хитрость приема заключалась в том, что открывался живот и бока бойца, то есть печень и почки, но Сухов был специально тренирован и имел отличный мышечный каркас, пробить который индейцу не удалось.
Очнувшись, Никита поймал взгляд вокуа, в котором отразились удивление и озабоченность, и это подстегнуло его к демонстрации особого способа защиты и передвижений – хиккими, по терминологии каратистов, и "тающий дым" – по терминологии россдао.
Около двух минут он просто уклонялся от ударов, ускользал, танцевал, опустив руки и работая ногами и корпусом. Индеец ни разу не смог поймать его в петлю захвата или провести свой "коронный" выпад рукой, имитирующий укол копьем, после чего рассвирепел, что было непростительной ошибкой для такого мастера, как он. Дважды попытавшись внушить противнику остановиться или хотя бы закрыть глаза, вокуа успеха не добился, удвоил темп, потерял всякую осторожность и не успел удивиться, когда Никита "достал" его с большого расстояния, использовав эффект кистеня, когда в ударе участвуют все суставы, корпус, бедра и руки.
Спасибо, мужики, подумал Никита, вспоминая своих учителей россдао в Москве и Хабаровске. Что бы я смог сделать без вас!
Опустил руки и только теперь ощутил, как гудят мышцы и болит все тело. Однако бой еще не кончился. К арене, на которой было повержено десять лучших индейских борцов, приближался чичим Сипактональ. Снова тишина завладела стадионом, тишина враждебная и грозная, и холодок страха ручейком протек вдоль позвоночника: индейцы-зрители не сомневались, что колдуны будут убиты, как не сомневались и в праве своих предводителей убивать кого бы то ни было без суда и следствия.
Двое воинов в черном протянули Никите и Толе мечи, легкие, смертоносные, изогнутые, красивые, зловеще-совершенные в своей красоте.
– Ты будешь биться с моим слугой, – сказал пренебрежительно Сипактональ Такэде, повернулся к Сухову. – А ты, колдун, умрешь от моей руки.
– Не спеши, спесивый индюк, – тихо произнес Никита, чувствуя поднимавшуюся изнутри ненависть. – Не то я тебя сильно огорчу. Уэтля ты приберег себе на закуску? Или уже казнил? "Главный воин империи" побледнел, вернее, полиловел – бронзово-медная кожа не могла бледнеть, как кожа белого человека, – а глаза его вспыхнули угрозой и злобой. Правда, на мимике это не отразилось, как и на речи.
– Хорошая мысль, чужак. Пусть сотник тикуй-рикуки покажет свое мастерство в бою с тобой. А потом вами обоими займусь я. – Чичим щелкнул пальцами, и вскоре из-за кубического здания с барельефом во всю стену вывели Уэ-Уэтеотля в коричнево-золотом костюме. На лице саагуна читалось непробиваемое спокойствие.
Меч его был при нем. Он остановился возле друзей, не ответив на их приветствие, и стал глядеть на центральную трибуну с тронами.
Сипактоналя он словно не заметил.
– Уэтль, Сын Мишкоамасацина, зодчий Халиско, сотник тикуйрикуки Повелителя Дома Утренней Зари, – сказал Сипактональ негромко, но так, что его услышал весь стадион, – ты подозреваешься в сговоре с колдунами из чужой страны и должен кровью смыть подозрение, убив их. Если ты не сможешь этого сделать, умри, и я закончу жертвоприношение храму Науатль.
Цепь воинов отступила назад, и снова застыла. Сипактональ выждал эффектную паузу, ткнул кулаком себя в грудь – таков был сигнал начинать бой, – и в то же мгновение Уэ-Уэтеотль выхватил меч из ножен и одновременно нанес удар – так, как он когда-то проделал этот финт на поле с каменными головами. Однако на сей раз Никита был готов к атаке. Его меч взлетел сам собой и отразил удар, тут же сменив плоскость взмаха, чтобы встретить еще один удар – нэкодэ, по терминологии кэмпо. В комбинации таких ударов было пять, что соответствовало количеству когтей кошачьей лапы. Если бы не встреча Сухова с Уэ-Уэтеотлем в доме Тааль, где тот продемонстрировал танцору несколько таких комбинаций, вряд ли Никита смог бы отразить все пять ударов.
Клинки встретились вновь, разошлись. По трибунам прокатился шелест: индейцы суеверно отгоняли злого духа, дотрагиваясь до висящих на шее ожерелий с амулетами из перьев. Еще комбинация и еще. Сухов держался, но чувствовал при этом не возбуждение и удовольствие, а стеснение и тревогу. Он не успевал за атаками, Уэ-Уэтеотль по неизвестным причинам щадил его.
Мечи выбили снопы искр друг из друга, трижды пересекаясь между противниками в точке равновесия. Оба наносили удары без замаха, но Никита при этом тратил больше времени и сил. И тут у него возникла идея.
Последующая атака саагуна наткнулась на хорошо подготовленный блок и удар ногой по руке с мечом. Как ни был хорошо подготовлен индеец, земным кэмпо он не владел, и меч вылетел из его руки. Сухов коршуном кинулся к мечу, чтобы Сипактональ не успел что-либо предпринять, и быстро подал меч сотнику разведчиков Повелителя, шепнув:
– Сделай так, чтобы последний твой удар пришелся на левое плечо.
На лице Уэтля ничего не отразилось, ни гнева, ни досады, лишь в глубине глаз мелькнула улыбка, а в следующее мгновение они уже снова скрестили клинки.
– Достаточно! – донесся до них голос поздно спохватившегося Сипактоналя. – Сотник, я убедился, что ты предатель! Ты _н_е_ можешь их убить. Или не хочешь, что вернее. И будешь принесен в жертву богине Науатль. – "Первый меч империи" повернулся к тронам правителя и жрицы. – Я жду повеления.
Правитель выслушал, что ему сказала Тааль, и его скрипучий голос поземкой пронесся по площади:
– Богиня Науатль принимает жертву. Но Уэ-Уэтеотль должен погибнуть, как подобает воину, с мечом в руках.
Сипактональ вскинул сжатую в кулак руку, повернулся к бойцам, продолжавшим фехтовать, и в этот момент меч индейца врезался в левое плечо Никиты, точно в "родимое пятно" Вести.
Сухов пропустил, что говорил и делал дальше главный военачальник Дома Утренней Зари, на некоторое время он оглох и ослеп, погруженный в кипящий котел боли, барахтаясь изо всех сил, чтобы не захлебнуться. Выплыл! Удивительное ощущение распахнувшейся бездны охватило его, и череда призраков вдруг вынырнула из этой бездны и вошла в его плоть, и с каждым погружением сила его росла, голова свежела, тело освобождалось от оков утомления, пока наконец боль не схлынула совсем, оставив человека на берегу океана под названием Память, переполненного энергией и знанием.
– Ункулункулу, – донесся чей-то шипящий голос.
– Готовься к смерти, – понял Никита и без перевода, быстро огляделся.
Сипактональ стоял перед ним, скрестив руки на груди. Против Такэды были выставлены два воина, а Уэ-Уэтеотля окружили шестеро.
– Держись, Ник, – быстро проговорил Такэда. – В случае чего я помогу.
Даже в такой момент он думал не о себе и пытался подбодрить друга.
Уэ-Уэтеотль, вылепленный из мускулов, надменности и высокомерия, великолепной осанкой напоминавший памятник, внушавший откровенное презрение к разыгранному спектаклю, вдруг глянул на танцора и подмигнул. Никита такого подарка не ожидал и не поверил глазам, но анализировать поведение сотника не было времени, бой начался.
Сипактональ выхватил два меча, демонстрируя рёто-дзукаи – фехтование двумя клинками, – и первое время теснил Сухова, приноравливавшегося к манере боя врага и к собственным знаниям.
Кто-то из предков Сухова безусловно был великим воином, и эта его память превратила потомка в мастера, равных которому не было, пожалуй, и в этом мире.
Никита не думал о блоках, отражении атак, нападении, характере местности, препятствиях, он действовал, жил боем, ощущая оружие как естественное продолжение тела. А изучив противника, достигнув максимальной свободы движений и раскрепощенности, чему помогли и навыки акробата и гимнаста, стал теснить Сипактоналя, явно озадаченного таким поворотом дела, уязвленного, начавшего допускать промахи.
Такэда фехтовал спокойно, успевая поглядывать на общую картину боя, изредка применяя приемы из обширного арсенала айкидо, отчего противники его падали или теряли ориентацию.
Уэ-Уэтеотль, превратившись в вихрь, сражался молча и хладнокровно, двигаясь так быстро, что иногда "размазывался" от скорости. Два его недруга в черном уже вышли из строя, получив раны, не позволившие им принять участие в схватке, но на смену им вышли еще двое: приказ Сипактоналя был ясен – убить саагуна, во что бы то ни стало принести его в жертву богине Науатль. Другой такой случай властолюбивому чичиму, метившему на престол, мог не представиться, а сотник был серьезным противником.
Никита отбил серию мгновенных ударов двух мечей – справа, слева, в трех плоскостях сразу, – колющие и рубящие: шесть смертоносных бликов, шесть певуче-звонких щелчков металла о металл, выбил один меч у Сипактоналя, отшатнувшегося в испуге, и в этот момент все переменилось. Град ударов чичйма стих, он застыл на мгновение с вытянутым вперед мечом, глаза вспыхнули жестоко и угрожающе, и даже лицо его изменилось, вытянулось, отяжелело, набрякло кровью – и силой.
– Берегись! – крикнул Такэда, осознавший, что случилось, раньше танцора.
Если бы Сухов глянул на перстень индикатора, он тоже понял бы причину преображения Сипактоналя, но лишь с трудом отбив атаку, сообразил: вселение! Сипактональ застраховал себя и с этой стороны, подав сигнал бедствия, и в него вселили кого-то из раруггов, блестящих воинов и профессиональных убийц.
Единственное, что спасало – память рода, знание приемов боя, о которых раругги не имели полного представления. Однако силы были уже на исходе. Никита понял, что долго не продержится, он уже перешел предел физической выносливости, держась на биоэнергетике, сжигая себя, нырнув в "красный коридор" стресса и неконтролируемых чувств. Но ему не дали упасть. Сначала Такэда, а потом Уэ-Уэтеотль вмешались в схватку, отвлекая чичйма, превратившегося в почти неуязвимую машину убийства, на себя.
Индейцы-соперники тоже оказались вовлеченными в общую свалку, увеличивая неразбериху, невольно помогая жертвам, и в этом шуме раздался чей-то голос, чистый, гортанный, звонкий:
– Бегите, я задержу их! За стеной река, копьеметалок нет, за городом в лесу – кони.
Голос мог принадлежать только Уэ-Уэтеотлю, но слова были произнесены… на русском языке! Впрочем, Никита не удивился, не было сил. Все же двухсекундная передышка позволила ему сосредоточиться на внутренних резервах, прийти в себя. Кровавая пелена перед глазами рассеялась, он оценил положение дерущихся, по кивку Такэды понял, что и тот слышал голос, и кинулся в схватку, выбирая момент, чтобы схватить валявшиеся на арене вещи: нервайлер, хардсан, вардзуни, транскоф. Еще через минуту ему это удалось, и в то же мгновение они с Такэдой бросились к двухметровой стене, отгораживающей стадион от реки, без труда перемахнули ее и прыгнули в воду с высоты десятиэтажного дома. Уже на лету они услышали тот же четкий и даже веселый голос:
– Увидимся, Посланник!
Но и Сипактональ, вернее, вселенный в него, подал свой голос, полный жуткой уверенности в неотвратимости возмездия:
– У пок ти чаан кан мао кинтун!
Эту фразу они услышали, когда вынырнули в ста метрах от городской стены. Вода кипела от дротиков и копий, которые метали в беглецов сотни индейских воинов, но ни один из них не попал.
Копья не долетали, а дротики почему-то отклонялись от цели, словно сносимые ураганным ветром.
Им не надо было плыть за город и ловить коней, у них был с собой транскоф, и беглецы воспользовались им, как только переплыли реку и укрылись в кустах, не дожидаясь погони. Чем руководствовался Никита, настраивая эрцхаор, Такэда не знал, но индикатор вывел их в мир гигантского болота, где не было засады, а это было главное…
Толя очнулся, оглядываясь. На пороге хижины стоял заспанный Сухов, поглаживающий усы и бородку, и с сомнением глядел на болото. Изрек, встретив взгляд Толи:
– И пошел Иван-дурак счастья искать… – Вспушил баки. – Никак не привыкну к бороде – чешется, проклятая, спасу нет.
Чем бы побриться?
– Хардсаном, – предложил Такэда.
– Остришь? Остри, если больше ничего не умеешь. Я поел бы чего-нибудь и кофейку бы попил.
– Ни того, ни другого. НЗ ты просто забыл у индейцев, а флягу утопил в реке.
– У меня не шесть рук, а там плыть надо было. Долго я спал?
– Сутки и три часа. Ладно, иди умывайся перед завтраком, я тут кое-какой живности наловил и поджарил лазером.
– Надеюсь, это съедобно.
Такэда не ответил, а также не стал говорить, что "живностью" были четыре лягушки, похожие на огромных головастиков с жабрами. Сам он уже отведал блюдо, изготовив его старинным способом: закатал "головастиков" в толстый слой мокрой глины и подержал "пироги" под огнем лазера. Первый "пирог" он сжег, зато остальные удались на славу. Про себя он вздохнул, НЗ сейчас пригодился бы.
– Почему он нам помог?
Этот вопрос задал Такэда, когда они позавтракали – или пообедали? – и прогулялись к недалекой пузырящейся поверхности болота.
– Только не по просьбе Тааль, – сам же инженер и ответил. – Конечно, натура у нее двойственная, лед и пламя, но она и так много нам дала.
– Много – для жены Вуккуба и мало – для Наблюдателя, сторонника Собора Веера. – Никита достал из кармана подаренную жрицей заколку муиски из золота в виде четырехглазого аллигатора, полюбовался и спрятал. – Хохха у тебя?
– Ничего, – покачал головой Толя, поняв смысл вопроса: Никита интересовался, нет ли вестей о Ксении.
Сухов сгорбился помрачнел, ушел мыслями в себя.
– Если через пару дней вестей не будет, вернемся домой. Может быть, она уже на Земле.
Вряд ли, подумал Такэда, но вместо этого сказал:
– Как ты думаешь, Уэтль жив? И что он имел в виду, крикнув, что мы встретимся? Кстати, на русском языке.
– Это было прямое мысленное сообщение. Скорее всего, наш сотник и есть тот самый маг, которого мы искали, иначе трудно объяснить все его действия и слова.
Такэда помолчал, переваривая услышанное, кивнул на плечо Никиты:
– Это она тебе сообщила?
– Она включила экстрарезерв, остальное – мои догадки. К сожалению, память и экстравозможности пробуждаются только на короткое время, а потом многое забывается. Слава Богу, не все.
А Уэтль вывернется, я думаю, он теневой властитель империи, так, видать, ему сподручней работать.
– Значит, уровень информированности Вести имеет модальность. Она включает стресс на полную катушку, но освобождает память постепенно, шаг за шагом, иначе ты не выдержал бы. Полный выплеск знания Вести равнозначен взрыву, что грозит сумасшествием.
Никита оглянулся на их веселую цветом хижину, глаза его приобрели осмысленность.
– Шалаш выглядит, как новый, и строили его недавно, буквально перед нашим приходом. Кто?
– На острове никого нет, зато похоже, он когда-то соединялся то ли с материком, то ли с другим островом: там, за холмом, видны остатки моста.
– Пойдем посмотрим. Надо определиться и подумать.
– План прежний? У тебя был план, если не забыл.
– План меняется. Во-первых, я теперь знаю примерный адрес одного из Семерых магов и очень надеюсь, что он поможет мне справиться с Вестью. Во-вторых, нам понадобятся скафандры.
– А эти чем плохи?
– Нам придется прогуляться по таким местам, где все пропитано смертью, а то, что мы носим – всего лишь компенсационные комбинезоны.
– Тогда поехали к Истуутуке, он подберет любые скафандры.
– Таких в мире Истуутуки не изобрели. Скафандры, которые нам нужны, водятся только на одной из планет – двойников Земли.
– Как это водятся?
– Это нечто вроде живых кибернетических систем, способных охранять хозяина. Жили когда-то в симбиозе с разумными существами… которые выступили на стороне Люцифера и погибли. Но все же малая популяция этих "скафандров" сохранилась. Кстати, десантники СС щеголяют именно в таких "скафандрах", я их принял сначала за омоновскую форму. Насколько я знаю, вернее, насколько достоверна информация Вести, они – почти абсолютная защита. Во всяком случае, от мечей и лазеров защитить смогут.
С минуту шагали молча, обходя холм с коконом темпорала по россыпи огромных желто-сиреневых кочек мха. Такэда размышлял.
– Кангаэте окимас, – изрек он наконец. – Шибко думай надо.
Нас уже предупреждали, что ЦРУ способно уловить любое перемещение по хронотоннелям темпорала. Риск засады на выходе при этом увеличивается. Толя взглянул на друга. – Но если надо…
Никита не ответил, пристально разглядывая поверхность сопящего болота невдалеке. С возвышенности, на которой они стояли, хорошо была видна темная полоса под водой, распадавшаяся к берегу на отдельные, геометрически правильные пятна и плиты.
Полоса уходила далеко к горизонту, и в километре отсюда начинала прорастать сквозь стоячие окна воды, грязи и слой водорослей гнутыми столбами и решетками, словно там утонул скелет громадного зверя.
– Да, это мост, – кивнул Сухов, – и очень длинный, не меньше пятнадцати километров. Придется нам с тобой проверить, куда он ведет.
– Зачем? Ты же хотел поискать скафандры.
– Эрцхаор не включается без цели. Если он выбрал этот хрон, значит, нас здесь ждут. Поищем того, кто ждет, а заодно и определимся, "выше" или "ниже" Земли нас забросило по времени.
– Тогда забираем пожитки и вперед. – Такэда вернулся в хижину и вскоре принес вещи, которые удалось унести из мира индейских империй: копье, транскоф, лазер и нервайлер.
– Это тебе.
Сухов взял вардзуни, взвесил в руке пистолет, воздействующий на нервную систему, вздохнул и сунул за пояс.
– Жаль, что не удалось сохранить мечи, было бы что показать детям.
Инженер, закреплявший на поясе хардсан, только усмехнулся.
Сухов бодрился, но было видно, что на душе у него кошки скребут.
– Ну что, поползли потихоньку? Всю жизнь боялся трясин и омутов, где водится всякая нечисть. Бр-р-р! Того и гляди, черти полезут! Или их тут нет?
– Было бы болото, а черти будут. Но индикатор пока ни гу-гу.
Один за другим они полезли в болото, нащупывая конструкции рухнувшего и утонувшего моста.
До первого уцелевшего пролета добрались за сорок минут. Посидели на краю балки, сделанной из какого-то серо-желтого пористого материала, не похожего ни на металл, ни на камень, ни на дерево. Такэда бросил в серые, с зеленой и сиреневой накипью разводы обломок настила, и оба отшатнулись, когда из мрачной глубины трясины вынырнула осклизлая тварь с метровой пастью, похожая на тех головастиков, которых они съели на завтрак.
– Еще не черт, но явно из дьявольского окружения, – прокомментировал Такэда, опуская хардсан.
Никита заметил его движение, сказал хмуро:
– Не очень-то размахивай этой дубинкой. ЦРУ может запеленговать нас и по лазерному импульсу, а то, что их служба сидит и здесь, я уверен.
– А если верен, какого черта мы тогда рискуем, уходя от темпорала?
– Меня кто-то зовет. – Сухов не стал пояснять, что он имеет в виду, и быстро пошел вперед. Такэда вынужден был поторопиться, привыкнув к недомолвкам танцора. Инициатива давно была в руках Никиты, и Толя спокойно отнесся к своему положению "оруженосца" и "слуги".
Мост шагал через болото, поначалу падая то одной, то другой опорой, выставляя напоказ обломки ферм и консолей, торчащие во все стороны, как сломанные кости исполинского динозавра, но вскоре разрушения сошли на нет, настил моста приобрел веселый желтый цвет, а балки – ярко оранжевый. Идти стало гораздо легче…
– Вот оказывается из чего построен наш уютный шалаш на острове, кивнул под ноги Такэда, с трудом поспевавший за длинноногим Суховым. Тот покосился на друга и сбавил темп.
