***
На этой стене было закреплено современное, а может быть, и оружие из будущих времен. Пистолеты, ружья, винтовки, карабины, автоматы, ручные пулеметы. Лазеры. Плазменные пистолеты.
Электрические разрядники. Излучатели. Совсем неизвестные людям системы, которым даже инженер не мог подобрать хотя бы маломальски пригодное название.
– Красивый, да? – сказал Никита, делая шаг к висящему в метре от него пистолету странной формы, с рукоятью, предназначенной скорее для кошачьей лапы, чем для руки человека. Пистолет действительно был красив особой, хищной, целеустремленной красотой. Он был гармоничен и совершенен, и не хотелось верить, что рожден он чьим-то гением для уничтожения живых существ.
– Не стоит прикасаться к этим штуковинам, Никки. Вообще не стоило бы трогать здесь что бы то ни было, но, сдается мне, в этом случае мы просто не выйдем из тюрьмы.
– Почему?
– Мне кажется, я знаю в чем дело. Тронь мы Какой-то из пистолетов, и сражаться придется с киберами или людьми, вооруженными тем же оружием. Ты хорошо стреляешь? Или вот тот, черный излучатель, на который ты глаз положил: ты знаешь, как он стреляет, чем, где его прицел, курок?
Сухов покачал головой.
– Вот и я не знаю. Вооружиться надо, но лучше привычным оружием, холодным. Что ты выбираешь?
– Меч, – подумав, ответил Сухов. – Я, кажется, начинаю постигать его душу.
– Только не увлекайся.
Они выбрали оружие: Никита взял прямой и длинный, обоюдоострый меч с крестообразной рукоятью, а также круглый щит, Такэда – саблю и такой, же щит. А на выходе их встретили четверо голых, как и они, смуглокожих, черноволосых и чернобородых мужчин: двое с мечами, двое с саблями. И у каждого были черные, словно обугленные до локтей, руки.
– И тут чернорукие! – нахмурился Такэда. – Нигде от них покоя нет.
Мечи скрестились…
Еще два часа узники пробирались по каменному лабиринту, дважды попадая в "залы войны", где с ними по очереди или скопом завязывали бой полуживые "киберы" иди странные существа ужасающего вида. И оба раза после боя с чернорукими – люди выходили победителями лишь ценой жестокого напряжения всех физических и душевнихсил, а также с помощью запаса приемов рукопашного боя и великолепного тренинга.
Кроме всего прочего, полтора километра, по оценке Такэды, они бежали по сплошному покрову насекомых – муравьев, пауков и скорпионов, так и не поняв, каким образом им удалось выбраться не только живыми, но и не покусанными. Скорее всего, у Никиты сработала какая-то защитная психоэнергетическая система, излучение которой влияло на насекомых так, что они не реагировали на их бег, словно не видели, но на проверку идеи не было ни сил, ни времени, ни желания.
Последнее испытание ждало их снаружи тюрьмы, по всем признакам, замка, выстроенного также не человеческими руками, если судить по форме башен и их пропорциям. Выбив дверь с помощью камней, свалившихся с потолка давно, беглецы выскочили наружу и наткнулись на препятствие, которое сначала приняли за необычной формы стену или вал: на земле лежала овальная труба, отсвечивающая малахитом и перламутром, с муаровыми разводами, из которой выступал обтянутый тем же материалом зубчатый гребень, напоминающий хребет какого-то исполинского динозавра.
Диаметр этой трубы, живо затронувшей в памяти ассоциации змеиного тела, не превышал метра, но высота "хребта" достигала человеческого роста. В тот момент, когда узники собрались было перелезть через эту мерзко пахнущую, в чем-то живую, стену, она запульсировала, по ней побежали конвульсивные волны, и над головами людей взметнулась кошмарная драконья, и в то же время насекомовидная голова с выпуклыми, фасеточными, кроваво-красными глазами.
Оружия у беглецов никакого не было, пришлось ретироваться обратно под защиту стен замка со всей возможной скоростью.
Голова чудовища не смогла пролезть в дверь, а глаза его с непередаваемо алчным выражением смотрели на землян до тех пор, пока те не скрылись за углом коридора.
– Никуда не денешься, надо искать другой выход, – сказал Никита, отдышавшись.
– Боюсь, эта костляво-змеиная химера опоясывает всю тюрьму, – покачал головой Такзда. – И опять же, где-то я читал о ней или о подобном чуде-юде. Вечно голодное чудовище – Эрисихтон встречается в греческом фольклоре, но я не помню, кто его победил и как.
– Давай поищем оружие. Если бы мы знали, захватили бы коечто из арсеналов, но возвращаться, честно говоря, далековато.
– Вряд ли это возможно, я имею в виду возвращение, придется искать поблизости, мы проходили ряд ниш с дверями.
Им повезло в первом же помещении, ближайшем к выходу, там и ждал сюрприз – диморфанты! Такэда на движение к нему какогото плоского одеяла с намеками на морду и конечности ответил прыжком и ударом, но это оказался его живой скафандр Сусаноо, обрадовавшийся возвращению хозяина. Никита признал своего Зипуна по мысле-эху, обрадованный не меньше. И озадаченный.
Создавалось впечатление, что их бегство было грандиозной инсценировкой, достаточно суровой и реальной, с возможным летальным исходом, но все же инсценировкой, игровой ситуацией. Кому она понадобилась и для чего, оставалось только гадать"
Повеселевшие узники принялись обшаривать ниши в коридоре и другие помещения, пока не обнаружили в каком-то затхлом чулане смирно лежащие рядом добытый Суховым на Диком поле меч и копье-оскеп бабы Яги. Тут уж и вовсе стало понятно, что с ними кто-то затеял спектакль, игру на выживание, словно для того, чтобы проверить их силу, возможности и волевые качества.
– Что ж, мы приняли их условия, – сказал Никита, завладев мечом, играя по чужим правилам, не пора ли сыграть по своим?
– Не очень-то размахивай, – брюзгливо заметил меч. – Я не ореховый прутик.
– Ты же уронил его в яму, – сказал Такэда, недоверчиво разглядывая лезвие меча, по которому скользнул тусклый блик. – Как он здесь оказался?
– Так же, как и мы. Помнишь, у Льюиса Кэррола в "Алисе": "В чьем же это я уме? Должно быть, в чужом".
– Что ты этим хочешь сказать?
– Увидишь. – Никита еще раз взмахнул мечом и выбежал из чулана.
Они снова выбрались из замка через ту же дверь, предварительно выяснив, не ждет ли их красноглазый дракон, и стали красться вдоль "змеино-динозаврьего" туловища, прячась в тени контрфорсов замка или в круглых выемках-нишах. Такэда не спрашивал, куда его ведет Сухов, полагаясь на провидение.
Им повезло и на этот раз. А может быть, паранорм Сухов чувствовал, куда надо идти. Обежав по каменным осыпям ползамка, они вышли прямо к хвосту дракона, стоящему вертикально, как восклицательный знак. Голова чудовища с закрытыми глазами тоже находилась здесь, замыкая кольцо, внутри которого и был заключен замок. Казалось, гигантский змей спит.
Никита жестом приказал Толе отойти ближе к стене, подкрался к хвосту и вдруг рубанул мечом по его кончику. Дальнейшее произошло в течение двух-трех секунд.
Хвост с силой выпрямился, едва не вбив Сухова в пригорок, словно гвоздь в деревяшку, монстр одновременно открыл глаза и пасть и сделал ныряющий бросок вперед, собираясь проглотить наглеца, дерзнувшего разбудить его таким способом, и… с хрустом наделся пастью на собственный хвост. Лязг, хрип, вой, клубы дыма и пыли… и черная, разверзающаяся под ногами бездна!..
Никита осознал себя лежащим ничком в траве. Голова кружилась, поташнивало, сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову.
Ни дракона, ни замка – кустарник, трава, а дальше лес, серый, тихий, чего-то ждущий. Синее небо над головой. И кто-то смотрит в затылок, как затаившаяся ядовитая змея.
Никита рывком сел, пытаясь не потерять сознание от слабости, оглянулся. В двух шагах сзади начинался темный провал размером со стадион, солнце освещало его противоположный край, но уже двумя метрами ниже стены провала оставались в тени, скрытые какой-то дрожащей серой мглой.
– Ничего не понимаю, – раздался рядом голос Такэды, и из кустов вылез он сам с мутными глазами только что очнувшегося ото сна человека. – Где змей? Замок?
Никита понял, что им обоим снилось – или внушалось – одно и то же. Понял он так же, что это было не "учебное" испытание, а попытка разрушения психики с анализом их возможностей, и, хотя земляне выдержали экзамен, их таинственный экспериментатор узнал все, что хотел.
Кто-то вышел из леса, бесшумный, темный, опасный. А может, стоял здесь все время, разглядывая людей, снова и снова оценивая их слабые и сильные стороны, воспользовавшись шоком от излучения провала. "Мертвой Зоны", подумал Никита чужими словами, пытаясь разглядеть таинственного некто. Слова пришли сами собой, он не думал в этот момент о яме. "Мертвая Зона", снова прозвучало в голове. "Здесь когда-то взорвалась граната, сдвинувшая и, завязавшая в узел времена множества хронов. Зона блокирована, но человеку не дано увидеть, что это такое, разве что ценой потери рассудка".
– Кто ты? – хрипло выговорил Сухов вслух.
"Кщерь". – Голос ровный, без интонаций, да и неголос вовсе пси-передача.
– С кем ты разговариваешь? – обеспокоился Такэда. – Грезится что? Или с ума начинаешь сходить?
– Как мы сюда попали? – Никита не обратил на него внимания. Ему наконец удалось разглядеть какую-то фигуру на краю провала, призрачно-кисейную, текучую, как струя пара. "Вас сбил террострелок. Выполняет функции капкана. В этих лесах их осталось еще много".
– Их установила свита Люцифера? "Установлены службой контроля ситуаций Синклита Четырех еще до Битвы".
– Ты тоже оставлен ими? На чьей ты стороне? "На своей. Я был заперт… долгое время и разработал свой личный этический стандарт: не вмешиваться в социум, если меня к этому не принудят. Я в общем-то по вашим оценкам, нежить. Мне не хватает свободы мысли и действия… и своего тела. Ваши мне не подходят, слишком самостоятельны. Я не смогу вами управлять".
– Ты ради этого исследовал нашу психику? "Полной информации о возмо-жностях и поведении землян у меня не было, пришлось создать экстремальную ситуацию. К сожалению, вы сильнее, чем я предполагал".
– Ну и дела! – Никита слепо посмотрел на Толю, но обратился снова к бесформенному собеседнику. – А хаббардианцы не родственники тебе? Праселк, например? Чернорукий Старик с филином на плече. "Праселк – квазижизнь. Бледная тень демона. У вас на Земле есть понятие голограммы, а Праселк, хотя у него есть и другое имя, – как бы голограмма реального существа с эффектом присутствия во многих хронах".
– Хронограмма. "Можно сказать и так. Или: трехмерная проекция живого многомерного объекта. Хотя земной язык беден и не может отразить всех свойств этого объекта".
– Ты сказал, у него есть другое имя. "Он, я имею в виду матрицу, а не проекцию, начальник группы прогнозирования и целеуказания службы Четырех, начальник ГПУ, по терминологии вашего приятеля, и зовут его игва Дуггур".
– Великий игва?! "Не великий, но игва. Человек, ты меня утомил эмоциями. Я уже жалею, что связался с вами, только потерял время и энергию".
Ощущение взгляда пропало, облачко на краю провала рассеялось. Никита очнулся. Такэда глядел на него, щурясь, и ждал объяснений. Огорченно развел руками:
– Была бы ступа – горя бы не знали. А так ни ступы, ни коней.
Хорошо, хоть оружие сохранили. С кем беседовал?
– Не знаю. Врагом его назвать нельзя, но и другом тоже. Наше путешествие по замку было сеансом гипноза. Этот тип пытался подчинить нас своей воле, вернее, выяснял, будем ли мы подчиняться. Я только во время разговора с "гипнотизером" допер, что все ужасы и чудеса стандартны, рождены чисто человеческой фантазией и вытянуты просто из нашей памяти. Если бы мы сообразили это в "замке", раньше очнулись бы. В путь, самурай, до заката нам предстоит дойти до Огнь-реки и… – Никита не договорил.
Где-то вдруг захлопали гигантские крылья, и из провала вынеслась гигантская летучая мышь с почти человеческой головой. Заложив вираж над людьми, она подарила им злобный взгляд и крутыми зигзагами умчалась в лес.
День закончился без сюрпризов.
Путешественники отмахали километров двадцать, не встретив никого, кто хотя бы отдаленно напоминал "слуг Сатаны", да и живности в здешних лесах водилось мало. Зато хватало комаров величиной с воробья, особенно у болот, и гигантских муравьев, от укусов которых наверное не спас бы и хороший сапог. Но пока на людях сидели диморфанты, бояться подобных "извращений природы", по словам Такэды, было нечего.
К вечеру они проголодались и, хотя в дубняках и ельниках попадались грибы, причем некоторые высотой до полуметра, решили не рисковать и насытились из НЗ, добрым словом помянув и лесовика Живу и умельцев из хрона Истуутуки. Отдохнули, лежа в траве на вершине взгорка, с которого открывался вид на очередное болото, ручей, вытекающий из него и густые леса в другой стороне.
Было тепло, от земли веяло покоем, и не хотелось никуда идти, о чем-то думать и беспокоиться. Нахлынула сонливость, веки потяжелели, глаза сами собой закрылись…
Никита встрепенулся, сел: показалось, кто-то окликнул его по имени. Огляделся. Никого и ничего, вокруг дремотное спокойствие природы, не потерявшей очарования и доброты даже в этом Богом забытом, израненном войнами и колдовством краю.
Снова пришел из ниоткуда безголосый, беззвучный шепот, короткий, как вздох. Никита взглянул на тускло мерцающий перстень эрцхаора, потом сунул руку за пазуху и достал хохху. Это ее "голос" он услышал в пси-диапазоне.
Внутри лежал знакомый цилиндрик серебристой фольги величиной с сигарету. Неровно забилось сердце. Неужели пришла информация о местонахождении Ксении?! Но это было послание от Зу-л-Кифла. Как только Сухов развернул рулончик, на фольге проступили, как на жидкокристаллическом экранчике часов – цифры, слова: "Посланник, беспечность – не признак силы, как и осторожность – не признак слабости. Прикиньтесь немощными, скорее дойдете до цели. Привет Наблюдателю. Зу-л-Кифл."
Второй раз прочитать послание не удалось, слова пропали, а фольга съежилась и рассыпалась серым пеплом, но Никита и так запомнил письмо. Пожал плечами.
– Что он имел в виду под "прикиньтесь немощными"?
– Внутреннюю силу, – подумав, предположил Такэда. – Ты паранорм, почти колдун, можно сказать, и фонишь в магическом диапазоне, как реактор без защиты, излучаешь магиполе. Поэтому тебя легко пеленговать. Может быть, попробуешь заэкранироваться?
– Как?
– Ну, я не знаю… поставь блок. А лучше попроси диморфанта.
Если они могут обеспечить защиту от внешнего пси-излучения, то почему не сделать наоборот?
– Зипун, – позвал Никита мысленно своего диморфанта, – закрой меня во всех диапазонах энергией, каких только можешь.
Живой скафандр отреагировал мгновенно.
Никите показалось, что его спеленали по рукам и ногам, по коже прокатилась волна огня. Голову сдавило, внутри нее забились, зашептали сотни чужих голосов, сознание помутилось… чтобы тут же восстановиться. Голоса исчезли, голова прояснилась. Диморфант не разговаривал с хозяином на его языке, да и мыслил по-своему, используя чужой ассоциативный ряд, но все же дал понять, что приказ исполнил: на миг Сухов ощутил себя вмурованным в металлическую гору, не поддающуюся никаким воздействия ни снаружи, ни изнутри.
– Ну? – заинтересованно поднял брови Такэда.
– Н-нормально, – ответил Никита. Но ответ этот инженер прочитал по губам, голоса слышно не было.
– Ты чего?
– Я тебя не слышу.
– Как не слышишь?! А-а… Зипун, звук можно. А теперь?
– О'кей.
Друзья с некоторым усилием прервали-отдых и потопали в распадок, мимо болота, к лесу. И через полчаса нарвались на засаду.
Сначала послышался свист, от которого у путешественников заложило уши. Хорошо, что диморфанты уже приспособились к мировосприятию своих хозяев и, выяснив пределы их выносливости и выдержки, вовремя среагировали. Через несколько секунд свист как бы раздвоился: первая его. тональность стала уходить в ультразвук, а вторая подняла рев и понижающий вой, отчего завибрировала земля и все, что на ней росло и стояло. Инфразвук был настолько мощен, что земля не выдерживала, трескалась, а стволы сухих сосен лопались, как фарфоровые. Когда неведомая стихия достигла ураганной силы, Такэда сообразил, в чем дело.
– Кажется, нас встречают братья-Соловьи, – прокричал он на ухо Никите. – Дети Соловья-разбойника Инф и Ульт.
– Если бы засечь, где они расположились…
– Это просто. Видишь, рябь идет по траве и кустам? Как бы веером расходится. А они где-то в углу веера, свистят в одном направлении.
– Теперь я вижу. – Никита одним усилием, хотя и с видимым напряжением, вогнал себя в стресс. Голова его на мгновение оделась в сетчатый ореол голубоватого свечения, которое как бы втянулось в глаза и уши. А затем едва уловимым броском он послал оскеп – копье бабы Яги в цель, находящуюся никак не меньше, чем в двухстах метрах.
Рев стих, как по волшебству, послышался слабый крик, после которого прекратилась и ультразвуковая атака. Из кроны могучего дуба на взгорке что-то вывалилось белое, затрещало валежником, из кустов раздался гнусавый голос:
– Эй, витязь, не балуй, мы сдаемся!
Подойдя ближе, путники разглядели огромного косматого мужика с усами и всклокоченной бородой, одетого в полосатую Длинную рубаху без пояса и кожаные штаны с бахромой, из которых высовывались мосластые босые ноги примерно пятидесятого размера. Руки у мужика были также мосластые, с лопатообразными ладонями, в каждой из которых уместилась бы человеческая голова.
Лицо мужика стоит описать особо. Широкое, корявое, как сосновая кора, оно создавало впечатление катастрофы, постигшей этого человека в раннем детстве. Глаз на нем почти невозможно было отыскать: были они величиной с вишню и сидели так глубоко, словно для них специально сверлили дыры. Нос был не просто уродлив, он состоял из множества бугров и походил на кап нарост на стволе дерева, – а губастый рот не могла спрятать даже густая борода – настолько он был широк.
– Ты кто? – спросил мужик, ощерясь, показав великолепные, крупные, белые зубы. – По платну виже – не рядович, а витязи сюда не захаживают без надобности.
– Я вой, – сказал Никита коротко. – А это…
– Меченоша, – подсказал Такэда. – А вы Ульт? Может быть, Ульр?
Сверху, с дерева, раздался рык и хрип, дуб затрясся, с него посыпались мелкие ветки. Мужик задрал голову, крикнул тонким колосом:
– Слезай, не охотник это.
– Пуффай оффеф фыфаффиф, – раздался мощный хрипящий бас, что переводилось, как: "Пущай оскеп вытащит".
– Наколол ты его, вой, – с укоризной сказал бородатый Ульт. – Чо ж сразу не признался? Сказал бы заветное слово, мы бы и свистеть перестали, чай не враги себе.
Никита повел плечом, глянул на дуб, подумал и начал взбираться по стволу вверх, услышав вопрос Такэды:
– А какое заветное слово надо было сказать?
– Будто не знаешь, – ответил Ульт. – Россич идет! Мы россичей не трогаем, бьются они больно.
Никита достиг развилки и обнаружил на ней второго мужика, как две капли воды похожего на первого, разве что в полтора раза крупнее. Рот у него напоминал разверстую пасть бегемота.
Копье Ягойой, пущенное рукой танцора, попало ему в рот и пригвоздило левую щеку к дубу, так что он не мог пошевельнуться, не то что разговаривать или свистеть.
Никита выдернул копье, и братец Ульта мешком свалился вниз, взревев, как самолетный двигатель на форсаже. Копье слегка серебрилось, теплое и сухое, без следов крови, и Никита подумал, что это оружие также относится к разряду самонаводящихся и очень опасных, как шиххиртх и вардзуни. Спустившись с дуба, он отдал копье Такэде, глянул на братьев-Соловьев. Оба, как по команде, перестали шипеть, реветь и плеваться и уставились на танцора.
Инф держался за щеку, но уже было видно, что рана его затягивается прямо на глазах.
– А ну, отвечайте, по чьему наущению вы тут нападаете на добрых людей?! – грозно насупил брови Сухов.
Братья переглянулись. Инф сплюнул, а Ульт застенчиво прошепелявил:
– Да мы сйми по себе, под тиунами не сидим. Раньше здесь торунь-дорога была, да заколодела, никто за Порубежье не ходит, даже витязи Яросвета.
Теперь уже переглянулись путешественники.
– Мы как раз его и разыскиваем.
– Так чо его здесь-то искать? Он в Древлянске, в стольном граде живет, за Огнь-рекой., далеко от Порубежья.
– Порубежье? – заинтересовался Такэда. – Между чем и чем рубеж-то?
Ульт, который был гораздо разговорчивей своего жуткого двухметрового – что по росту, что в плечах – братца, озадачился:
– Так ить известно, меж чем – меж Мировой Язвой и Великой Руцией.
– Что еще за Мировая Язва?
Ульт озадачился еще больше, схватился за бороду, хотел что-то добавить, как вдруг перед его носом из-под земли вырвалась тяжелая черная стрела и с гудением ушла в небо.
Братья замерли, побелев, как полотно, и, ни слова не говоря, Дружно бросились наутек, в лес, затрещали кустами. Исчезли.
– Видать, хорошо знакомы с этим подземным стрелком, – задумчиво проговорил Такэда, – раз так реагируют на стрелы. Может быть, он их предупредил, чтобы не болтали лишнего?
– Эта стрела предназначалась не для них, – нахмурился Никита, поглядывая то в небо, то на дыру в земле. – Спасибо Зу-л-Кифлу за предупреждение, если бы не он – стрелок не промахнулся бы.
– Почему?
– Потому что мы заэкранированы изнутри, и лоцировать нас стало трудней. – Никита снова глянул в небо. Такэда проследил за его взглядом и увидел в фиолетовом, с белесыми прожилками, небе плывущую кругами черную точку.
– Орел, что ли?
Сухов не ответил, заторопился.
– Айда отсюда, предчувствие у меня… нехорошее. Дойти бы до Огнь-реки.
Но дойти они не успели.
Сначала их задержало странное болото, накрытое слоем тумана зелено-синего цвета. Издали оно казалось настоящим туманным морем, заполненном таинственным движением и жизнью. Берега у него были не просто топкие, но вообще полужидкие, непроходимые, хотя с виду и казались сухими, и затягивали путников, как зыбучие пески, несмотря на плащи бабы Яги. Пришлось обходить болото изрядным крюком, который вывел их прямехонько на старую, некогда покрытую крупным булыжником, дорогу, идущую ниоткуда – из болота, и уходящую в никуда – в такое же болото. А по дороге двигалась навстречу необычная процессия: десятка три-четыре старцев, одетых в холщовые серые плащи-рубища, ведомых согбенным горбатым стариком, заросшим по брови седым волосом.
В руке старик держал отсвечивающий инеем посох, нащупывая им дорогу. "Сорок калик со каликою", – вспомнилось Никите "Слово о полку Игореве". Монахи, что ли? Не похоже. Монахи здешней Руси-Руции – язычники – в стаи не собирались. Паломники? Кающиеся? Собор старейшин?
Он отступил в сторону, собираясь пропустить процессию, и не сразу среагировал на маневр старцев, начавших обходить их с обеих сторон.
– Черная рука! – приглушенно воскликнул Такэда, заметив движение посоха первого странника. Тогда и Сухов сообразил, что их настиг отряд, завербованный "чекистами" или "эсэсовцами".
Тральщики ЦРУ, всплыл в памяти чей-то чужой термин, подсказанный Вестью. Хорошо хоть не сами ликвидаторы! Но как точно они нас вычисляют! Или просто обложили берлогу темпорала со всех сторон, так чтобы белка не проскочила, вот мы и натыкаемся на оцепление.
Друзья стали спина к спине, и Никита, надеясь на защиту диморфантов, все-таки решил попытаться обойтись без драки. Скафандры экранировали теперь и магиполе, поэтому со стороны заподозрить в них чужаков было трудно, тем более, что и одеты они были по моде здешних мест.
– В чем дело, уважаемые? – тихо спросил Никита, чтобы голос лингвера был слышнее. – Не ошиблись, часом? Мы не холопы беглые, не иноверцы, не тати – мирные странники. Али похожи на кого?
Старец-ведущий молча поднял посох, с острия которого сорвалась фиолетовая молния и вонзилась в грудь Сухова. Диморфант разряд этот парализующий выдержал, хотя слабое его эхо отозвалось в теле танцора болезненным передергиванием мышц. Молния послужила сигналом к атаке для остальных старцев, двигавшихся неспешно, с грацией ослабевших от голода заключенных, но неумолимо и бесстрашно. В руках у каждого оказались посохи с острыми кромками и шипами, в умелых руках способные стать грозным оружием, но стрелять молниями они к счастью, не могли.
Путники встретили атаку как надо: Никита отбил три выпада с трех сторон, используя копье бабы Яги в качестве палки, не решаясь применять его по прямому назначению, а Такэда выбил у одного из нападавших посох и успешно отразил им наскоки еще троих.
– Такое впечатление, – пропыхтел он, – что это зомби, ожившие мертвецы.
Старцы остановились, не зная, как подступиться к противнику, владеющему столь изощренными способами защиты. Их предводитель снова поднял свой стреляющий посох, и на сей раз разряд был гораздо мощней – с острия посоха сорвался целый ручей фиолетово-сиреневого огня, ударил в плечо Сухова.
Часть разряда отразилась в землю, отчего трава на ней сразу пожухла и съежилась, часть собралась в шарик, отскочивший в сторону старца с посохом, заставив его отшатнуться, но часть все же пробила защиту диморфанта, едва не парализовав Сухова.
На ногах он удержался, хотя слабость в руках и ногах прошла не сразу, но отбиваться с прежним успехом уже не мог. Надо было или убивать или бежать, что едва ли удалось бы, пока в руках у предводителя оставался его грозный посох.
Никита попытался дробиться к вожаку отряда, не обращая внимания на сыплющиеся удары, моля в душе, чтобы диморфант выдержал, однако стоило ему приблизиться, как старик в третий раз поднял посох. Никита понял, что на конце посоха затаилась его смерть, и отчаянным броском, не целясь, послал копье в серую фигуру.
Посох метнул поток фиолетово-розового огня с ярким белым просверком по оси, но за мгновение до этого копье бабы Яги вошло точно в переносицу старца, пробив голову насквозь, вспыхнуло ядовито-зеленым светом и рассыпалось в пепел. Старец остался стоять с дырой в голове, однако рука его дрогнула, и разряд миновал того, кому предназначался, повергнув наземь несколько нападавших. Никита ждал еще одного выстрела, голова была звонкой и пустой, и жило в ней лишь одно желание: быстрей бы это кончилось! Рука вожака, опустившаяся было, снова стала поднимать посох.
– Я же говорил – зомби! – проговорил Такэда, отчаянно сражаясь со старцами, пытаясь приблизиться к другу. И в этот момент из леса на дорогу высыпала целая стая медвежеподобных созданий – особей пятнадцать, и молча набросилась на "калик" с посохами. Морды, передние и нижние лапы у них были медвежьи, но туловище сверкало перламутровой чешуей. И в лапах каждый держал самый настоящий шестопер! Первый из них метнул свое оружие в старика метров с тридцати, выбил посох из его рук, и только тогда старец упал, словно у него кончились силы.
Бой длился не больше минуты. Часть старцев бежала к болоту, часть осталась лежать на дороге, а остальные – человек двадцать, вдруг начали втягиваться один в другого, словно голографические призраки, пока не соединились в одного человека! Оглядев поле боя, этот старик с огромной быстротой подбежал к поверженному предводителю, упал на него и слился с-ним в одно целое. Предводитель вскочил, как живой, схватил посох, глянул на подтягивающихся к нему медведей и гигантскими скачками понесся к болоту, на ходу вбирая в себя оставшихся в живых, убегающих членов отряда. Исчез в тумане.
Никита и Толя стояли, оторопев, опустив руки, оглушенные случившимся, и пришли в себя от жеста одного из медведей: чисто человеческим движением тот поднял лапу и помахал друзьям, словно приветствуя и одновременно прощаясь. Затем все медведи отвернулись от людей и с тяжеловесной грацией исчезли в лесу.
Как призраки. Словно их и не было. Ни топота, ни хруста, ни шороха…
– Кто это был? – сиплым голосом спросил Такэда.
– Человек-взвод, – ответил так же сипло Никита. – Вернее, существо, способное к пространственному копированию.
– Я о медведях.
– Какая разница? – пожал плечами Никита. – Кто бы ни был – лишь бы друг. Это Порубежье, граница равновесия темных и светлых сил, которую стерегут и те, и другие. Медведи в чешуе – наши ребята. Спасибо им, прибыли вовремя, вряд ли диморфант выдержал бы еще один разряд посоха… впрочем, не посоха вовсе.
Где-то в памяти у меня есть "запись", что это такое. Вспомню – скажу.
Сухов поднял голову. В вечереющем небе неустанно ходила кругами черная точка – не то орел, не то гигантский ворон.
