Изнутри дом Джоффри Юстаса Парлетта выглядел иначе. Несть числа большим и удобным комнатам, обставленным уютно, с хорошим вкусом. В задней части имелись карточный стол, маленький кегельбан, зрительный зал и сцена с опускающимся экраном. Кухня была величиной с гостиную Гарри Кейна. Мэтт, Лэни и Лидия Хэнкок прочесали весь дом с ружьями-парализаторами наготове. Они не нашли ни одной живой твари, не считая ковров и не менее чем шести гнезд чистильщиков.
Лидии пришлось пригрозить силой, чтобы заставить Мэтта вернуться в гостиную. Он жаждал исследовать. Он нашел невероятные спальни. Спальни знатоков своего дела…
В гостиной, занимавшей два этажа в высоту, перед огромным поддельным камином, в котором светились в местах соприкосновений красным электрическим жаром каменные бревна, пятеро выживших рухнули на диваны. Гарри Кейн все еще двигался с осторожностью, но, казалось, почти оправился от действия оружия, поразившего его в Госпитале. К Худу вернулся голос, но не силы.
Мэтт развалился на диване. Он поерзал, устраиваясь поудобнее и наконец, забрался с ногами. Приятно было чувствовать себя в безопасности.
– Крошечные сердца и печени, – сказал Худ.
– Да, черт подери, в банках органов. Ты что, не веришь мне? Они плавали в своих особых баках, каких-то самодельных с виду, с моторами прямо в воде возле органов. Стекло было теплым.
– Силовые баки не бывают теплыми, – сказал Худ.
– А Исполнение не хватает детей, – прибавил Гарри Кейн. – Иначе я бы знал.
Мэтт только смотрел на них.
– Сердца и печени, – сказал Гарри. – И все? Больше ничего?
– Я ничего не заметил, – ответил Мэтт. – Нет, погодите. Там было еще два точно таких же бака. Один пустой. А один выглядел… я подумал грязный.
– Сколько ты там пробыл?
– В самый раз, чтоб затошнило. Пыльные Демоны, я же ничего не обследовал! Я искал карту!
– В банках органов?
– Оставьте, – сказала Лэни. – Расслабься, Мэтт. Это все неважно.
Миссис Хэнкок уходила искать кухню. Теперь она вернулась с кувшином и пятью стаканами.
– Вот, нашла. У нас ведь нет причин церемониться в этом месте, верно?
Ее заверили, что нет, и она всем налила. Худ сказал:
– Меня больше интересуют твои предполагаемые парапсихические способности. Я никогда раньше не слышал ни о чем подобном. Это должно быть что-то новенькое.
Мэтт хрюкнул.
– Должен тебе сказать, что всякий, кто верит в так называемые пси-способности, обычно считает, что сам ими обладает. – Худ говорил сухо, профессионально. – Мы можем вообще ничего не обнаружить.
– Тогда как мы сюда добрались?
– Может быть, мы этого никогда не узнаем. Какой-нибудь новый замысел Исполнения? Или может, ты нравишься Пыльным Демонам, Мэтт.
– Я об этом тоже думал.
Миссис Хэнкок вернулась на кухню.
– Когда ты пытался проскользнуть в Госпиталь, – продолжал Худ, – тебя сразу засекли. Ты, должно быть, наткнулся на электронную следящую сеть. Ты не пытался бежать?
– На меня навели четыре прожектора. Я стоял, и все.
– А потом они не обратили на тебя внимания? Просто дали тебе уйти?
– Верно. Я все время оглядывался, ждал, что громкоговоритель чего-нибудь скажет. А он молчал. Тогда я побежал.
– А человек, который провел тебя в Госпиталь. Не случилось ли что-нибудь как раз перед тем, как он обезумел и бросился к воротам?
– Что, например?
– Что-нибудь со светом.
– Нет.
Худ был, казалось, разочарован. Лэни сказала:
– Похоже, люди про тебя забывали.
– Да. Со мной так всю жизнь. В школе меня не вызывали учителя, когда я не знал ответа. Хулиганье меня никогда не трогало.
– Мне бы такое везенье, – заметил Худ.
Лэни приобрела рассеянный вид, будто обдумывала мысль.
– Глаза, – сказал Гарри Кейн и остановился в раздумье. Он слушал без комментариев, в позе "Мыслителя", уперев подбородок в кулак, а локоть о колено. – Ты сказал, что-то странное произошло с глазами охранника.
– Да. Не знаю, что. По-моему, я этот взгляд видел раньше, но не могу припомнить.
– А что тот, который в конце концов выстрелил в тебя? У него с глазами было что-нибудь странное?
– Нет.
Лэни очнулась от рассеянности с ошеломленным видом.
– Мэтт. Ты думал, что Полли пошла бы к тебе домой?
– Это-то, ради Пыльных Демонов, какое к чему имеет отношение?
– Мэтт, не злись. Я спрашиваю не без причины.
– Не могу себе вообразить…
– Поэтому ты и пригласил специалистов.
– Ну хорошо – д_а. Я думал, она пойдет ко мне домой.
– А потом она вдруг повернулась и ушла.
– Да. Эта сучка просто… – остальное Мэтт проглотил. Только теперь, когда он мог ощутить свою боль, гнев и унижение с терпимого расстояния, он осознал, как сильно она его уязвила. – Она ушла так, будто о чем-то вспомнила. О чем-то более важном, чем я, но при том не особенно важном. Лэни, причина не могла быть в ее слуховом аппарате?
– Радио?.. Нет, было еще рано. Гарри, ты говорил Полли по радио что-нибудь такое, чего не говорил нам остальным?
– Я говорил, что позову ее рассказать свои новости в полночь, когда все уйдут. Это было слышно по радио. Больше ничего.
– Значит, у нее не было причины меня бросать, – выговорил Мэтт. – Я все-таки не вижу причины в этом копаться.
– Это странность, – пояснил Худ. – Не помешает рассмотреть все, что было странного в твоей молодой жизни.
Лэни сказала:
– Тебя это возмутило?
– Чертовски. Терпеть не могу, когда меня этак, поигравшись, бросают.
– Ты ее не обидел?
– Не вижу, чем бы я мог ее обидеть. Напился я только после.
– Ты мне говорил, что такое случалось и раньше.
– Всякий раз. Всякий раз, черт возьми – до тебя. Я был девственником до той ночи в пятницу. – Мэтт воинственно огляделся. Никто ничего не сказал. – Вот почему я не понимаю, что пользы об этом говорить. Черт дери, это не было странностью в моей молодой жизни.
Худ возразил:
– Это странно в молодой жизни Полли. Она не ломака. Прав я, Лэни?
– Прав. Она всегда серьезно относилась к сексу. И не стала бы заигрывать с тем, кого не хотела. Интересно бы знать…
– Мне кажется, я и сам не шутил, Лэни.
– Да и я не шучу. Ты все время говоришь, что в глазах охранника было что-то странное. А не было ли чего странного в глазах у Полли?
– К чему ты клонишь?
– Ты говоришь, что каждый раз, как ты готовился потерять невинность с девушкой, она тебя бросала. Почему? Ты не урод. У тебя, вероятно, нет привычки вульгарно хамить. Мне же ты не хамил. Ты достаточно часто моешься. Так было что-нибудь в глазах Полли?
– Черт возьми, Лэни. Глаза…
"Что-то изменилось в лице Полли. Она словно прислушивалась к чему-то, слышному ей одной. Она явно ни на что не смотрела; ее взгляд был направлен мимо него и сквозь него, а глаза казались слепыми…"
– Она как бы отвлеклась. Что ты хочешь всем этим сказать? Она как бы подумала о чем-то другом, а потом ушла.
– Это произошло внезапно – потеря интереса? Она…
– Лэни, ну что ты выдумала? Что я специально ее прогнал? – Мэтт не мог больше терпеть; он был, словно струны, натянутые на раме костей, и каждая струна грозила порваться. Никто никогда не вторгался так в его интимные дела! Он никогда не мыслил себе, что женщина будет способна разделить с ним постель, выслушать с симпатией все мучительные секреты, из которых слагалась его душа, а потом выболтать все, что узнала в детальном клиническом обсуждении за круглым столом! Он чувствовал, будто его расчленяют для банков органов; будто он, еще в сознании, смотрит, как полчище врачей обмеряет и зондирует не слишком чистыми руками отдельные части его внутренностей, слышит, как они отпускают похабные комментарии насчет его вероятной медицинской и социальной биографии.
И он все это и хотел сказать не смягчая выражений, когда вдруг увидел, что никто на него не смотрит.
Никто на него не смотрит.
Лэни уставилась в искусственный очаг; Худ смотрит на Лэни; Гарри Кейн сидит в позе мыслителя. Никто из них ничего толком не видел; по крайней мере – ничего, находящегося в комнате. У всех был рассеянный вид.
– Вот проблема, – сонно произнес Гарри Кейн. – Как мы намерены освобождать остальных наших, когда нас спаслось всего четверо? – он оглядел своих невнимательных слушателей, после чего вернулся к созерцанию внутренним зрением собственного пупка.
Мэтт почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Гарри Кейн смотрел прямо на него, но он явно не видел Мэтта Келлера. И в глазах у него было что-то совсем особенное.
Словно посетитель воскового музея, Мэтт наклонился, чтобы заглянуть Гарри Кейну прямо в глаза.
Гарри подпрыгнул, словно подстреленный.
– Откуда ты взялся? – он вытаращился так, словно Мэтт упал с потолка. Потом проговорил: – Мммм… ох! У тебя получилось.
В этом не было никакого сомнения. Мэтт кивнул.
– Вы все вдруг потеряли ко мне интерес.
– А что с нашими глазами? – Худ был напряжен, будто собирался прыгнуть на Мэтта.
– Что-то было. Не знаю. Я нагнулся, чтоб посмотреть, и тут… – Мэтт пожал плечами, – это кончилось.
Гарри Кейн произнес слово, которое редактор отсюда выбросит. Худ сказал:
– Вдруг? Я не помню, чтобы это было вдруг.
– А что ты помнишь? – спросил Мэтт.
– Ну, собственно, ничего. Мы говорили о глазах – или о Полли? Конечно, о Полли. Мэтт, разговор о ней тебя беспокоит?
Мэтт издал горловое рычание.
– Вот, значит, почему ты сделал то, что сделал. Ты не хотел, чтобы на тебя обращали внимание.
– Вероятно.
Худ оживленно потер руки.
– Так. Мы, по крайней мере, знаем, что у тебя что-то есть и оно тебя слушается. Слушается твоего подсознания. Хорошо! – Худ превратился в профессора, озирающего не слишком смышленую аудиторию. – На какие вопросы мы еще не ответили?
Например, при чем тут глаза? Еще, почему в конце концов охранник смог в тебя выстрелить и отправить на сохранение? Третье, отчего ты пользовался своей способностью, чтобы отпугивать девушек?
– Пыльные Демоны, Худ! Никакая разумная причина…
– Келлер.
Сказано это было тоном спокойного приказа. Гарри Кейн вновь принял позу "Мыслителя" на диване, уставившись в пространство.
– Ты сказал, что Полли выглядела рассеянной. А мы не казались рассеянными минуту назад?
– Когда вы про меня забыли? Казались.
– Я сейчас выгляжу рассеянным?
– Да. Обожди минутку. – Мэтт встал и прошелся вокруг Гарри, оглядывая его с разных сторон. Тот выглядел, как глубоко задумавшийся человек. Поза "Мыслителя": подбородок на кулаке, локоть на колене, лицо опущенное, почти хмурое; сидит неподвижно, брови нахмурены… нахмурены? Но глаза ясные.
– Нет, не выглядишь. Кое-что не так.
– Что?
– Глаза.
– Мы все ходим и ходим вокруг да около, – с отвращением произнес Гарри. – Ну, присядь да посмотри мне в глаза, ради Пыльных Демонов!
Мэтт встал коленями на одомашненную траву и заглянул Гарри в глаза. Озарение не приходило. Неточность есть, но какая? Он припомнил Полли пятничной ночью, когда они стояли, затерявшись в локтях и гаме и разговаривали нос к носу. Время от времени они соприкасались, почти случайно, задевали друг друга ладонями, плечами… Он чувствовал, как в горле пульсирует теплая кровь… и вдруг…
– Слишком большие, – сказал Мэтт. – Зрачки у тебя слишком большие. Когда кто-то действительно не интересуется, что вокруг него, зрачки меньше.
– А как насчет зрачков Полли? – допытывался Худ. – Расширены они были или сужены?
– Сужены. Совсем маленькие. И у охранников тоже – тех, что пришли за мной сегодня утром. – Мэтт вспомнил, как они удивились, когда он дернул за наручники; наручники, до сих пор свисавшие с его запястий. Они не заинтересовались им, они попросту отомкнули цепочки со своих рук. А когда они смотрели на него… – Вот оно. Вот почему их глаза казались такими странными. Зрачки были с булавочную головку.
Худ облегченно вздохнул.
– Тогда с этим все, – сказал он и поднялся. – Ну, погляжу, пожалуй, как Лидия управляется с обедом.
– Вернись назад, – голос у Гарри Кейна был тихим и убийственным. Худ взорвался смехом.
– Перестань кудахтать, – сказал Гарри Кейн. – Что бы там у Келлера ни было, нам это нужно. Говори!
"Что бы у Келлера ни было, нам это нужно". Мэтт почувствовал, что должен протестовать. Он не собирался позволить Сынам Земли использовать себя. Но сейчас он был не в силах вмешаться.
– Это весьма ограниченная форма телепатии, – сообщил Джей Худ. – И поскольку она так ограничена, то она, вероятно, более надежна, нежели более общие формы. Мишень ее куда менее противоречива. – Худ улыбнулся. Собственно, мы должны придумать для этого новое название. Телепатия не годится… не совсем годится.
Трое ждали – терпеливо, но непреклонно.
– Мозг Мэтта, – произнес Худ, – способен управлять мышцами, сокращающими и расширяющими радужную оболочку глаз другого человека. – И улыбнулся, ожидая их реакции.
– Ну и что? – спросил Гарри Кейн. – Что в этом такого?
– Не понимаете? Нет, пожалуй, не понимаете. Это больше из моей области. Вам что-нибудь известно о мотивационных исследованиях?
Три головы отрицательно покачались.
– Эта наука давным-давно запрещена на Земле, потому что ее результаты использовались аморально в рекламных целях. Но сначала узнали несколько интересных вещей. Одна из них касалась расширения и сокращения глаза. Оказалось, что если человеку что-нибудь показать и измерить его зрачок специальной камерой, то можно сказать, интересна ли ему эта вещь. Можно показывать ему изображения политических лидеров его страны, если в ней существуют две или более фракций, и его глаза станут шире при виде лидера, которого он поддерживает. Отведите его в сторонку на часок, поговорите с ним, убедите изменить политические взгляды и он расширит зрачки на другого деятеля. Показывайте ему рисунки миленьких девушек и та, которая покажется ему милей всех, расширит его зрачки. Он об этом не узнает. Он знает только, что она всех интереснее. Для него.
– Хотел бы я знать, – продолжал Худ, мечтательно улыбаясь сам себе. Кой-кому нравится читать лекции. – Не по этой ли уж причине в самых дорогих ресторанах всегда темно? Приходят парочки, смотрят друг на друга через стол и оба выглядят интересными. Как по-вашему?
Гарри Кейн ответил:
– По-моему, лучше, чтоб ты закончил рассказывать нам про Келлера.
– Он закончил, – сказала Лэни. – Ты не понял? Мэтт боится, что его кто-нибудь увидит. Поэтому он протягивается мыслью и сокращает этому человеку зрачки всякий раз, как тот посмотрит на Мэтта. Конечно же, этот человек не может Мэттом заинтересоваться.
– В точности так, – Худ бросил взгляд на Лэни. – Мэтт берет рефлекс и запускает его в обратную сторону, так что рефлекс превращается в управляемый. – Я з_н_а_л, что это как-то связано с освещением. Понимаешь, Мэтт? Это не может сработать, если твоя жертва тебя не видит. Если она тебя слышит, или регистрирует сигнал, когда ты пересекаешь луч электроглаза…
– Или если я не сосредоточен на испуге. Вот почему охранник в меня выстрелил.
– Я все-таки не понимаю, как это может быть, – сказала Лэни. – Я помогала тебе в твоих исследованиях, Джей. Телепатия – это чтение мыслей. Она действует на мозг, так?
– Мы не знаем. Но зрительный нерв – это часть мозга, а не обычная нервная ткань.
Гарри Кейн встал и потянулся.
– Это неважно. Это лучше, чем все, что устраивали Сыны Земли. Это вроде плаща-невидимки. Теперь мы должны придумать, как им воспользоваться.
Пропавший автомобиль остался пропавшим. Его не было в гаражах Исполнения, поисковые партии его не нашли – ни в небе, ни на земле. Если бы машину взял полицейский с законной целью, она была бы на виду; если бы ее не было на виду, значит, с ней была бы какая-то неисправность и пилот дал бы аварийный сигнал. Очевидно, ее на самом деле украли.
Иисуса Пьетро это встревожило. Украденный автомобиль – это одно, а невозможным образом украденный автомобиль – другое.
Келлера он связывал с чудесами: чудо сохранило его невредимым, когда машина низверглась в туманную пустоту, чудо воздействовало на память Хобарта прошлой ночью. На основе этого предположения Иисус Пьетро включил сигнал: "Пленники на свободе". И на тебе! – пленники совершали свой безумный пробег по коридорам.
Пропажу заключенных и пропавший автомобиль он связывал с чудесами Келлера. Так он предположил кражу автомобиля, когда кражи быть не могло. И на тебе! – автомобиль действительно был украден.
Потом позвонил из вивария майор Йенсен. До этого момента никто не заметил, что снотворные шлемы еще работают. Как же удрали девяносто восемь заключенных?
Чудеса! С каким же дьяволом он сражается? С одним человеком или со многими? Был ли Келлер пассажиром либо водителем в этом автомобиле? Имелись ли в нем другие пассажиры? Открыли Сыны Земли что-нибудь новое или дело в одном Келлере?
Эта мысль была скверной. Мэттью Келлер, вернувшийся из пустоты в обличье своего племянника, чтобы преследовать убийцу… Иисус Пьетро фыркнул.
Он удвоил охрану на Мосту Альфа-Бета. Зная, что этот мост единственный путь с обрыва и через Реку Большого Водопада, текущую у подножия, он тем не менее расставил охрану вдоль обрыва. Ни один обычный колонист не мог покинуть Плато Альфа без автомобиля. (Но вдруг что-то сверхъестественное способно невидимкой проскользнуть мимо стражи!).
И никакой беглец не ушел бы в полицейском автомобиле. Иисус Пьетро приказал всем полицейским машинам летать покуда парами. Беглецы полетят одни.
Как отчасти колонисту, Иисусу Пьетро не было позволено слушать речь Милларда Парлетта, но он знал, что она уже кончилась. Машины команды опять летают. Если беглецы похитят автомобиль команды, у них будет шанс. Но если автомобиль команды будет похищен, в Госпиталь тотчас сообщат. (А так ли? Полицейский автомобиль украли, и ему пришлось узнавать об этом самому).
В заброшенных коралловых домах никого и ничего не нашли. (Но не видали ли там чего-нибудь важного?).
Большая часть беглых заключенных безопасно пребывает в виварии. (Из которого они прежде убежали, не позаботившись выключить снотворные шлемы).
Иисус Пьетро не привык иметь дело с призраками.
Это потребует совершенно иных методов.
Он мрачно решился изобрести их.
Спор возник за обедом.
Обед происходил в непринятое время – три часа. Он был хорош, очень хорош. Лидия Хэнкок по-прежнему выглядела кислой старой каргой, но по Мэтту, любой, способный готовить, как она, заслуживал, чтобы все сомнения трактовались в его пользу. Они приканчивали бараньи отбивные, когда Гарри Кейн перешел к делу.
– Нас осталось пятеро, – сказал он. – Что мы можем сделать, чтобы освободить остальных наших?
– Можем взорвать насосную станцию, – предложил Худ. Выяснилось, что насосная станция, снабжавшая Плато Альфа водой из Большого Водопада, была единственным источником воды для команды. Она размещалась у подножия обрыва Альфа-Бета. Сыны Земли давно уже заложили под нее мины для взрыва. – Это отвлечет их внимание.
– И отрежет их от энергии, – добавил Мэтт, вспомнив, что из воды добывается водород для реакции ядерного синтеза.
– О, нет. Энергостанции тратят всего несколько ведер воды в год, Келлер. И от чего это должно отвлечь внимание, Джей? Можешь что-нибудь предложить?
– От Мэтта. Один раз он нас вытащил. И может сделать это снова теперь, когда он знает…
– Э нет, не выйдет. Я не революционер. Я вам рассказал, почему я пошел в Госпиталь, и больше я туда не пойду.
Так возник спор.
Со стороны Мэтта сказано было мало. Он не собирался возвращаться в Госпиталь. Если бы мог, он бы вернулся на Гамму и прожил там свою жизнь, пользуясь для защиты пси-способностью. Если он будет вынужден жить в другом месте – пусть даже придется провести остаток жизни, скрываясь на Плато Альфа – пусть так. Может, жизнь его теперь и разбита, но все же она не настолько бессмысленна, чтобы выбрасывать ее на свалку.
Сочувствия он не нашел ни у кого, даже у Лэни. С их стороны аргументы разнообразились от призывов к патриотизму либо попыток сыграть на его любви к эффектам до личных нападок и угроз нанести физический ущерб ему и его близким. Самым бранчливым оказался Джей Худ. Можно было подумать, что это он изобрел "удачу Мэтта Келлера", а Мэтт ее украл. Казалось, он вполне убежден, что владеет монополией Плато на пси-способности.
Это было в некотором роде нелепо. Они упрашивали его, стращали, грозили – и без единого шанса на успех. Один раз им удалось его по-настоящему испугать, а еще один раз их выпады рассердили его настолько, что Мэтт вышел из терпения. Оба раза спор резко прекращался и Мэтт оставался наедине со своим раздражением, покуда Сыны Земли обсуждали что в голову придет, а их зрачки сужались в булавочные головки, стоило им взглянуть в его сторону.
После второго такого случая Гарри Кейн осознал, что происходит и велел остальным утихомириться. Это разрушает их способность строить планы, заявил он.
– Поди куда-нибудь, – сказал он Мэтту. – Раз ты не собираешься нам помочь, то по крайней мере не слушай наших планов. Хоть они, вероятно, будут и хиленькими, все же нам незачем рисковать, давая тебе их слышать. Ты можешь воспользоваться этими сведениями, чтобы купить себе милость Кастро.
– Ты неблагодарный сукин сын, – заявил Мэтт, – и я требую извинений.
– Ладно, я извиняюсь. А теперь поди куда-нибудь.
Мэтт вышел в сад.
Туман вернулся, но теперь уже обложным, сделавшим небо серо-стальным, стершим с сада все краски и превратившим пустоту из плоской мохнатой равнины в купол над миром. Мэтт отыскал каменную скамейку, сел и подпер голову руками.
Его трясло. Массированная словесная атака способна проделать это с человеком, сокрушить его самооценку и заронить сомнения, которые сохранятся на часы, дни или навечно. Есть хорошо разработанные устные приемы, которые много могут применить против одного. Жертве не дают сказать, не перебив; не позволяют докончить фразу. Перебивают друг друга, чтобы она не могла уследить за ходом аргументации и найти в ней огрехи. Жертва забывает свои возражения, потому что ей не дают облечь их в слова. Единственная ее защита – уйти. Если же вместо этого ее выгнали…
Постепенно замешательство уступило в нем место болезненному, цепенящему гневу. Неблагодарные!.. Он дважды спас их недостойные жизни, и где их признательность? Ну, так он в них не нуждается. И никогда не нуждался, ни на минуту.
Теперь он знает, что он такое. Это он от Худа получил. Знает, и может воспользоваться своими преимуществами.
Он может стать первым неуловимым вором на свете. Если Исполнение не даст ему вернуться к работе на шахтах, то он этим и займется. Безоружный, он может грабить магазины при ярком дневном свете. Может незамеченным проходить по охраняемым мостам, работать на Гамме в то время, когда его разыскивают по всем уголкам на Эта. Кстати, Эта… отличное место для грабежей, если он не сможет вернуться к прежней жизни. В этом месте азартных игрищ команды время от времени должно собираться до половины всех капиталов Плато.
Придется долго идти пешком до Моста Альфа-Бета, а потом еще дальше. Не помешал бы автомобиль. Поделом Сынам Земли, если он возьмет их машину, но придется ждать до полуночи. Хочется ли ему этого?
Мечтания успокоили. Его больше не трясло и он уже не так сердился. Он начал понимать, что вынуждало четверку так наседать на него, хотя не счел это справедливым – ведь это несправедливо и было. Лэни, Худ, Гарри Кейн, Лидия – они наверняка фанатики, иначе почему они бы отдали жизни безнадежному делу революции? А как фанатики, они знают одну мораль: продвигать свое дело любой ценой, кому бы это ни повредило.
Мэтт по-прежнему не знал, куда ему теперь податься. Он знал одно: с Сынами Земли ему не по дороге. В остальном у него прорва времени для решений.
Промозглый тоненький ветер дул с севера. Туман постепенно сгущался.
Электрический жар в доме пришелся бы кстати.
Но только не густая атмосфера враждебности. Он остался, где был, горбясь на ветру.
…Какого черта Худ вообразил, будто он отпугивал женщин? Он его считает за полоумного? Или недоразвитого? Нет, он бы тогда сказал это во время спора. Тогда почему?
Не отпугнул же он Лэни.
Это воспоминание согрело его. Теперь она потеряна, и к лучшему: пути их расходятся и когда-нибудь она кончит в банках органов. Но была ночь в пятницу и ночь в пятницу оставалась.
…Глаза Полли. Зрачки маленькие, это точно. Как у привратника, как у Гарри, Лэни и Худа, когда он уставал от их словесных наскоков. Почему?
Мэтт тихонько пощипывал нижнюю губу.
А если он прогнал Полли (неважно, почему; нет ответа), тогда не ее вина, что она ушла.
Но Лэни осталась.
Мэтт вскочил на ноги. Они должны ему сказать. У него есть, чем на них надавить: они не могут знать, насколько он уверен, что не имеет ничего общего с их делом. И он должен узнать.
Он повернулся к дому и увидел машины – три штуки, высоко в сером небе, появлявшиеся и исчезавшие в тумане. Они опускались.
Мэтт стоял совершенно спокойно. Он не был по-настоящему уверен, что они приземляются именно сюда, хотя машины росли и приближались с каждой секундой. Наконец они оказались прямо над головой и опустились. А он все стоял. Потому что к этому времени бежать стало некуда и он знал, что только "удача Мэтта Келлера" может его защитить. Это должно сработать. Он уж точно достаточно напуган.
Одна из машин чуть не приземлилась на него. Его не видят, точно.
Из этой машины вышел высокий, худощавый человек, быстро провел руками по приборной панели и отступил от ветра, в то время как автомобиль вновь взлетел и опустился на крыше. Приземлились две другие машины – они были из Исполнения. Из одной выбрался человек и подошел к высокому штатскому. Они коротко переговорили. Голос у высокого был тонкий, почти пискливый и с командской напевностью. Он благодарил полицейского за сопровождение. Полицейский вернулся в свой автомобиль и обе машины Исполнения растаяли в тумане.
Высокий вздохнул и позволил себе ссутулиться. Страх Мэтта схлынул. Этот член команды неопасен, он усталый старик, изможденный годами и недавно над чем-то тяжело потрудившийся. Но что за дурак Гарри Кейн, полагавший, что никто не явится!
Человек двинулся к дому. Хоть он и устал, но шел прямо, как полицейский на параде. Мэтт тихо выругался и двинулся следом.
Когда старикан увидит гостиную, он поймет, что там кто-то был. Он позовет на помощь, если Мэтт его не остановит.
Старик открыл большую деревянную дверь и вошел. Мэтт следом за ним.
Он увидел, что старик застыл в неподвижности.
Кричать старик не пытался. Если при нем был ручной телефон, он за ним не потянулся. Он поворачивал голову из стороны в сторону, изучая гостиную с того места, где стоял, подмечая забытые рюмки с кувшином и включенный поддельный очаг. Когда профиль его повернулся к Мэтту, Мэтту он показался задумчивым. Не испуганным, не сердитым. Задумчивым.
А когда старик улыбнулся, он улыбнулся медленной, напряженной улыбкой, улыбкой шахматиста, увидевшего победу почти в руках – победу или поражение, потому что противник может расставить неожиданную ловушку. Старик улыбался, но мышцы его лица оставались твердыми, как железо под дряблой морщинистой кожей, а кулаки прижаты к бокам. Он наклонил голову, прислушиваясь.
Старик резко повернулся к столовой и оказался лицом к лицу с Мэттом. Мэтт спросил:
– Вы чему ухмыляетесь?
Член команды моргнул – ровно на это время он был сбит с толку. Он негромко спросил:
– Ты из Сынов Земли?
Мэтт покачал головой.
Панический ужас! Но почему реакция именно такая? Мэтт поднял руку.
– Не делайте резких движений, – сказал он, обматывая вокруг руки цепочку от наручников, чтобы улучшить ее как оружие. Старик опустился на пятки. Трое таких физически не сравнились бы с Мэттом.
– Я собираюсь вас обыскать, – сказал Мэтт. – Поднимите руки. – Он зашел старику за спину и провел ладонями по различным карманам. Нашел несколько выпуклых предметов, но телефона не оказалось.
Мэтт отступил, размышляя. Он никогда никого не обыскивал; могут найтись какие-то уловки, с помощью которых этот человек его надует.
– Чего вам нужно от Сынов Земли?
– Я это скажу им, когда их увижу. – Понимать певучий баритон было не трудно, хотя Мэтт никогда в жизни не смог бы его повторить.
– Не пойдет.
– Происходит нечто очень важное. – Казалось, старик принимает трудное решение. – Я хочу поговорить с ними о грузе трамбробота.
– Ладно. Идите передо мной. Сюда.
Они прошли к столовой. Мэтт шел сзади.
Мэтт собирался покричать, когда дверь вдруг открылась. Из-за края двери показались нос и ультразвуковик Лидии Хэнкок. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать, что впереди идущий человек – не Мэтт; и тогда она выстрелила.
Мэтт подхватил упавшего старика.
– Глупо, – сказал он. – Он хотел с вами поговорить.
– Он может поговорить с нами, когда проснется, – ответила Лидия.
Осторожно появился Гарри Кейн, держа наготове другой из похищенных ультразвуковиков.
– Еще есть?
– Только этот. Его провожали полицейские, но они улетели. Лучше бы его обыскать, на нем где-нибудь может оказаться радио.
– Пыльные Демоны! Это Миллард Парлетт!
– Ого! – Мэтт знал это имя, хотя не признал его носителя. – По-моему, он действительно хотел вас увидеть. Когда он понял, что здесь кто-то есть, он действовал хитро. Запаниковал, только когда я сказал, что я не из ваших. Он сказал, что хочет говорить о трамброботе.
Гарри Кейн хрюкнул.
– Он проспит несколько часов. Лидия, ты на страже. Я намерен принять душ; сменю тебя, когда вернусь.
Он ушел наверх. Лидия с Худом подняли Парлетта, отнесли его к парадному входу и усадили, прислонив к стене. Старик обмяк, словно кукла с вытащенным каркасом.
– Душ – отличная мысль, – заметила Лэни. Мэтт сказал:
– Могу я сначала поговорить с тобой? И с Худом.
Они взяли Джея Худа и перебрались в гостиную. Худ и Лэни опустились перед очагом, но Мэтт был слишком неспокоен, чтобы сидеть.
– Худ. Я должен узнать. Почему ты решил, будто я пользуюсь своими пси-способностями, чтобы отпугивать женщин?
– Если припоминаешь, это сперва пришло в голову Лэни. Но свидетельства, по-видимому, веские. Ты сомневаешься, что Полли ушла потому, что ты сузил ей зрачки?
Конечно, он сомневался. Но не мог своих сомнений обосновать. Мэтт выжидающе посмотрел на Лэни.
– Это важно для тебя, так ведь, Мэтт?
– Да.
– Помнишь, прямо перед налетом ты меня спросил, все ли так переживают, как ты?
– Мммм… да, припоминаю. Ты сказала: не так переживают, но все-таки переживают.
– О чем это вы двое болтаете?
– Джей, ты помнишь свой первый… ммм. Помнишь, как ты потерял невинность?
Худ запрокинул голову и засмеялся.
– Что за вопрос, Лэни! Кто же забудет свой первый раз! Это было…
– Верно. Ты переживал?
Худ посерьезнел.
– Один первый момент – да. Я столько всего не знал. Боялся свалять дурака.
Лэни кивнула.
– Пари держу, что все переживают в первый раз. И ты тоже, Мэтт. Ты вдруг понимаешь – вот Оно, и весь напрягаешься. Тогда глаза твоей девушки и становятся странными.
Мэтт сказал нехорошее слово. Именно этого он не хотел бы услышать.
– Но как же с нами? Лэни, почему я не защитился от тебя?
– Не знаю.
Худ фыркнул.
– Какая в том разница? Чтобы там ни было, ты же не собираешься этим пользоваться.
– Я должен узнать!
Худ пожал плечами, отошел и встал перед огнем.
– Тебя тогда здорово развезло, – заметила Лэни. – Может это иметь какое-то касательство к делу?
– Возможно.
Лэни не могла знать, отчего это так важно, но пыталась помочь.
– Может быть, это оттого, что я старше тебя. Может, ты решил, что я знаю, что делаю.
– Я ничего не решал. Я был слишком пьян. И слишком огорчен.
Лэни беспокойно подвигалась, поправляя перекрученное мятое платье с вечеринки. Замерла.
– Мэтт! Я вспомнила! Там было черно, как в погребе!
Мэтт прикрыл глаза. Да, так ведь и было. Он вслепую нащупывал кровать, ему пришлось включать свет, чтобы вообще увидеть Лэни.
– Вот оно. Я даже не понял, что происходит, пока дверь не закрылась. Та-а-ак, – вздохнул он, выпустив с этим словом весь воздух, оставшись опустошенным. Худ сказал:
– Это здорово. Ты с нами закончил?
– Да.
Худ ушел, не оглянувшись. Лэни на грани ухода заколебалась. Мэтт выглядел полумертвым, будто из него вышел последний эрг энергии. Она тронула его за руку.
– Что стряслось, Мэтт?
– Я ее прогнал! Она была не виновата!
– Полли? – Лэни усмехнулась ему в лицо. – Почему это тебя тревожит? Ведь тебе той же ночью досталась я!
– Ах, Лэни, Лэни. Она может быть в банках органов! Может проходить… гробовую обработку – что бы это ни значило.
– Это не твоя вина. Если бы ты нашел ее в виварии…
– А разве не я виноват, что я был доволен? Она выбросила меня, как больного чистильщика, а через час ее забрало Исполнение! И когда я узнал об этом, я был доволен! Я отомстил! – он вцепился руками Лэни в плечо, стиснув его почти до боли.
– Это не твоя вина, – повторила она. – Ты спас бы ее, если бы мог.
– Конечно. – Но Мэтт не слушал ее. Он выпустил ее руку. – Я должен пойти за ней, – пробормотал он, произнося эти слова вслух, пытаясь распробовать их на вкус. – Да. Я должен пойти за ней.
Он повернулся и направился к выходу.
