Глава 4
Было темно.
Даже за этот кусочек негативных знаний можно было уцепиться. Осознание того, что обволакивающая темнота была результатом отсутствия чего-то, называемого светом, значило для нее больше, чем могла она когда-то поверить – тогда, когда время состояло для нее из последовательных моментов, подобных бусинкам, нанизанным на шнурок. Теперь же бусинки просыпались сквозь ее пальцы. Они переставлялись в бесплодной попытке обусловить причинную связь.
Ничего не требовало контекста. Для темноты ничего не значило воспоминание о свете. Это воспоминание угасало.
Это случилось раньше и повторялось сейчас. Иногда это отождествлялось с бесплотным сознанием. Гораздо чаще это было только осознание.
Она находилась в брюхе зверя.
(Вот только какого?)
Она не могла вспомнить. Это придет. Такое обычно происходит, если ждать достаточно долго. И ожидание было легким. Тысячелетие было не хуже, чем миллисекунды нахождения здесь. Наслоение времени было гибелью.
Ее звали Сирокко.
(Что за Сирокко?)
"Шар-рок-о. Это горячий ветер из пустыни, или старая модель "Фольксвагена". Ма никогда не говорила мне, что она имела в виду". Это был ее стандартный ответ. Она вспомнила, как говорила это. Могла даже чувствовать неуловимое движение губ, произносящих эти бессмысленные слова.
Зови меня "капитан Джонс".
(Капитан чего?)
Исследовательского космического корабля "Властелин Колец", корабля для глубокого исследования космического пространства, корабля, направляющегося к Сатурну с семью астронавтами на борту. Одна из них была Габи Плоджит…
(Кто…)
…и… другой был… Билл…
(что опять за имя?)
Это вертелось на кончике ее языка. Язык был мягкий, толстый… его можно было обнаружить во рту, который был…
Он был у нее только что, но что это за только что?
Что-то вроде света. Все, что бы то ни было.
Темно. Была ли она здесь раньше? Да, разумеется, ну так что же; продолжать думать, не позволять мысли ускользать. Не было никакого света, не было больше ничего, но что это "больше ничего?"
Не было запаха. Не было вкуса. Не было ощущения прикосновения. Не было никакого ощущения тела. Не было даже ощущения паралича.
Сирокко! Ее звали Сирокко.
"Властелин Колец". Сатурн. Фемида. Билл.
Все в одночасье вернулось, как будто промелькнуло мгновение, и она опять ожила. Она подумала, что сойдет с ума от нахлынувших впечатлений, и вместе с этим пришли другие, более поздние воспоминания. Это случилось раньше. Она вспоминала, но воспоминания ускользали от нее. Это сводило ее с ума, это повторялось вновь и вновь.
Она знала, что ее способность постичь происшедшее незначительна, но что еще она могла сделать. Она знала, где находится и знала характер проблемы.
Этот феномен исследовался на протяжении последнего столетия. Человека помещали в неопреновый костюм, закрывали ему глаза, помещали его руки и ноги в такое положение, что он не мог коснуться себя, устраняли все окружающие звуки и оставляли его плавать в теплой воде. Невесомость, даже лучше. Происходит очищение, подобно внутривенному питанию при отсутствии запахов, за исключением, когда они не являются и в самом деле необходимыми.
Результаты были удивительными. Многие из первых объектов были проходящие испытания пилоты – хорошо тренированные, полагающиеся на собственные силы, здравомыслящие люди. Двадцать четыре часа лишения органов чувств превращали их в людей с детской психикой. Дальнейшее пребывание в таком состоянии было опасным. Сознание начинало постепенно реагировать лишь на несколько раздражителей: сердцебиение, запах неопрена и тяжесть воды.
Сирокко была знакома с этими опытами. Она сама подвергалась на двенадцать часов потере чувственных восприятий. Она знала, что, если хорошо постарается, то сможет восстановить дыхание. Это было нечто, что она была в состоянии контролировать; нарушить ритм при желании. Она попыталась дышать быстрее, попробовала кашлянуть. Она ничего не почувствовала.
Потом пришло ощущение давления. Ничего больше. Сосредоточиваясь постепенно то на одной, то на другой мышце, изолируя ее от других, мысленно воображая ее местоположение и назначение, она пыталась пошевелить этими мускулами. Резкого, дергающего усилия двинуть губой оказалось достаточно. Это доказывало, что она ничего не может, на нее начал надвигаться страх смерти.
Она не хотела об этом думать. В то время, как страх смерти как конец самосознания, у нее в мозгу мелькнула мысль гораздо более страшная. А что, если люди вообще не умирают?
Что, если после смерти тела остается ~это~? Может быть, существует вечная жизнь, и она может протекать в вечном отсутствии ощущений?
Ей хотелось сойти с ума.
Попытки пошевелиться кончались неудачей. Она отбросила их и начала выискивать более свежие воспоминания, надеясь отыскать ключ к своему теперешнему состоянию в своих последних сознательных секундах на борту "Властелина Колец". Она бы рассмеялась, если была в состоянии напрячь для этого мускулы рта. Если она не умерла, следовательно, она была захвачена в брюхо зверя, достаточно большого, чтобы он был в состоянии проглотить корабль со всей его командой.
Вскоре Сирокко увидела привлекательную сторону происходящего. Если это в самом деле так, если она и в самом деле съедена и до сих пор еще жива, то все равно придет смерть. Все что угодно было лучше кошмара вечности, чья безбрежная пустота расстилалась сейчас перед ней.
Она нашла возможность рыдать без участия тела. Без слез и всхлипываний, без спазмов в горле, Сирокко безнадежно рыдала. Она превратилась в ребенка в темноте с невыносимой болью внутри самой себя. Она почувствовала, что рассудок опять покидает ее, и была рада этому, она прикусила язык.
Теплая кровь наполнила ее рот. Она плавала в ней с безнадежным страхом и жаждой маленькой рыбки в странном соленом море. Она была слепым червем, просто ртом с твердыми круглыми зубами и раздутым языком, ищущим прекрасного вкуса крови, который будил надежду.
Она опять неистово прикусила язык и была вознаграждена алой струей крови. "Можно ли ощущать на вкус цвет?" – спрашивала она себя. Но это ее не тревожило. Она чувствовала великолепную боль.
Боль перенесла ее в прошлое. Она подняла лицо от разбитых циферблатов и разбросанных осколков ветрового стекла ее маленького самолета и почувствовала, как ветер холодит кровь ее открытого рта. Она поднесла руку ко рту и вынула два окровавленных зуба. Она смотрела на них, не понимая, откуда они появились. Несколькими неделями позже, покидая госпиталь, она нашла их в кармане своей парки. Она держала их в коробочке на ночном столике то время, пока просыпалась под мертвенно-тихий шепот ветра. ~Второй двигатель мертв, вокруг и нет ничего, кроме снега и деревьев~.
Она брала коробочку и трясла ее. ~Я осталась в живых~.
– Да, но это произошло несколько лет тому назад, – напомнила она себе.
Кровь пульсировала у нее в висках. Ей сменяли бинты. Как кинематографично. Дьявольски стыдно, что я не могу видеть этого. Вокруг выжидательные лица – между ними быстро снует камера – за кровать падает грязная марля, разматывается слой за слоем – и затем… почему… почему…
Доктор… она ~прекрасна~.
Но это не так. Ей говорили то, что она хотела бы услышать. Два ужасных кровоподтека и вспухшая красная кожа. Само лицо было цело, никаких шрамов, но она была не красивее, чем всегда. Нос все также неопределенно напоминал тесак, ну и что? Он не был сломан и ее гордость не позволяла ей подвергнуть его космической операции.
(В душе она ненавидела свой нос и считала, что он наряду с ее высоким ростом способствовал назначению ее командиром "Властелина Колец". Женщин неохотно назначали на такие должности, но тот, кто решил поручить ей эту работу, считал, что это не относится к женщине ростом в пять футов и что такой можно доверить командование дорогостоящим космическим кораблем).
Дорогостоящий космический корабль.
Сирокко, ты опять отклоняешься в сторону. Прикуси язык.
Она так и сделала и почувствовала вкус крови… и увидела, как навстречу ей поднялось замерзшее озеро, подняла голову от разлетевшегося вдребезги стекла, осколки которого тут же обрушились в нескончаемую бездну. Пояс кресла удерживал ее над бездонной пропастью. Тело скользнуло через руины и она потянулась к своим ботинкам…
Она прикусила язык еще раз, прикусила сильно, и почувствовала, как что-то коснулось ее колена. Она сложила два ощущения вместе и поняла, что прикоснулась сама к себе.
Это была оргия в темноте, оргия, которой женщина предавалась сама с собой. Она исступленно любила свое вновь обретенное тело. Она туго скручивалась, лизала и кусала все части тела, которые только могла достать, одновременно щипая и дергая их руками. Она была гладкая и безволосая, скользкая, как угорь.
Когда она попыталась дышать, плотная, почти студенистая жидкость заструилась ей в нос. Это не было неприятно; она даже не испугалась, когда это произошло.
И появился звук. Он был очень тихий, это был стук ее сердца. Она не могла прикоснуться ни к чему, кроме собственного тела, как ни вытягивалась. Какое-то время она пыталась плыть, но не могла сказать, продвинулась ли она куда-нибудь.
Раздумывая над тем, что ей следовало бы предпринять, она заснула.
Процесс пробуждения был неопределенным, постепенным. Какоето время она не могла определить, спит ли она еще или уже в сознании. Она могла немного поспать, разве не так?
Подумав об этом, она тут же пришла к мысли – как она может ~спать~ в такое время? После того, как эта мысль пришла ей в голову, она потеряла уверенность в этом, что вообще спала. Она поняла, что это становилось довольно проблематично. Разница в состоянии была крошечной, без видимых чувственных различий. Сон, сновидение, сон наяву, здравомыслие, сумасшествие, настороженность, дремота; она не могла дать определения ни одному из этих состояний. По учащению сердцебиения она определяла свой страх. Она знала, что начинает сходить с ума. Страшась этого, она цепко держалась за свое "я", которое могла воссоздать из вихря сумасшествия.
Имя: Сирокко Джонс. Возраст: тридцать четыре года. Расовая принадлежность: не черная, но, однако, и не белая.
Она была личностью без гражданства, хотя юридически она была американкой, но в действительности являлась членом многонационального объединения Третьей Культуры, не имеющих национальных корней. В каждом большом городе Земли были американские гетто домов массовой застройки, Английские школы, дешевые закусочные. Сирокко жила в большинстве из этих городов, они немного походили на военные поселения, но были менее безопасными.
Ее мать была незамужней, она была инженером-консультантом, работала на энергетические компании. Она не собиралась заводить ребенка, но не учла охранника арабской тюрьмы. Он проявил к ней сочувствие после того, как она была арестована во время пограничного инцидента между Ираком и Саудовской Аравией. Пока посол вел переговоры о ее освобождении, родилась Сирокко. К тому времени на пустыню было сброшено несколько ядерных бомб, пограничный инцидент перерос в локальную войну, тюрьма была переполнена иранскими и бразильскими солдатами. Когда установилось политическое равновесие, Сирокко с матерью отправились в Израиль. Пятью годами позже мать заболела раком легких, причиной которого были радиоактивные осадки. Четырнадцать последующих лет она лечилась, и лечение было немногим менее болезненным чем сама болезнь.
Сирокко выросла большой и одинокой, ее единственным другом была мать. Она впервые увидела Соединенные Штаты, когда ей было двенадцать лет. К этому времени она умела читать и писать, и американская система образования не нанесла вреда ее развитию. Ее эмоциональное развитие было совершенно иным. Она не легко находила друзей, но была преданным другом. У ее матери были твердые убеждения относительно того, как следует воспитывать молодую леди, они включали наряду с танцами и вокалом также занятия стрельбой и каратэ. Внешне у нее не было недостатка в уверенности в себе. Лишь она знала, какая неуверенность и ранимость скрывалась за этой уверенностью. Но она держала это так глубоко в себе, это был такой ее секрет, что ей удалось одурачить психолога НАСА, когда она проходила тестирование на командование кораблем.
– Ну, и насколько все это было правдой? – спрашивала себя. Она не лгала сама себе. Да, она страшилась ответственности, ложащейся на командира корабля. Наверное, все командиры в душе не были уверенными в себе, в глубине души они осознавали, что не вполне соответствуют возложенным на них обязанностям. Но ее интересовало не это. Что, если остальных это не пугает? В таком случае ее секрет переставал быть секретом.
Она задавалась вопросом, как она пришла к командованию кораблем, если это было совершенно не то, чего она хотела. А ~чего~ она на самом деле хотела?
~Я хотела бы выбраться отсюда~, пыталась сказать она. ~Я хотела бы, чтобы что-нибудь произошло~.
Вскоре в самом деле что-то произошло.
Она почувствовала левой рукой стену. А затем то же самое почувствовала правой. Стены были теплые, гладкие и упругие, это соответствовало ее представлению, что она находится в желудке. Она чувствовала, как стены движутся мимо ее пальцев.
Потом они начали сужаться.
Она застряла головой вперед в неровном тоннеле. Стены начали сокращаться. В первое мгновение она ощутила клаустрофобию. До этого ее никогда не волновало ограниченное пространство.
Стены пульсировали и струились, проталкивая ее вперед, пока голова ее не проскользнула через прохладную и грубую ткань. Ее сжало; из ее легких хлынула пузырящаяся жидкость, и она закашлялась; делая вдох, она обнаружила, что ее рот полон песка. Она опять закашлялась, и из легких хлынуло еще больше жидкости, но теперь уже ее плечи были свободны, и она нырнула головой в темноту, чтобы рот окончательно не забился песком. Она тяжело дышала и отплевывалась, потом начала мерно дышать носом.
Руки ее были ~на~ свободе, затем освободились бока, и Сирокко начала выкапываться из окружавшего ее пористого материала. Запах напоминал детство, когда они забирались в голый земляной подвал, в узкое пространство которого взрослые спускались лишь в случае прорыва водопровода. Стоял такой же запах, как, когда ей было девять лет и она рылась в грязи.
Она освободила одну ногу, потом вторую и, повесив голову на грудь, начала отдыхать. Дыхание было судорожным.
Позади ее шеи крошилась и обваливалась земля, она скатывалась по ее телу пока почти полностью не засыпала ее. Она была захоронена в этой земле, но она была жива. Пора было выгребаться наружу, но не было сил пошевелить рукой.
Преодолевая нахлынувшую панику, она заставила себя подняться на ноги. Ее тазобедренные мышцы свело, суставы скрипели, но она почувствовала, что масса над ней подалась.
Ее голова пробилась наружу, к свету и воздуху. Задыхаясь, отплевываясь, она вытащила из-под земли одну руку, затем вторую и схватилась за что-то, что на ощупь напоминало холодную траву. Она выползла из дыры на четвереньках и свалилась от изнеможения. Она врывалась пальцами в благословенную землю и беззвучно плакала, пока не заснула.
Сирокко не хотела просыпаться. Она боролась с пробуждением, притворяясь спящей. Почувствовав, что трава исчезает и возвращается темнота, она быстро открыла глаза.
В сантиметре от ее носа расстилался бледно-зеленый ковер, похожий на траву. Пах он тоже как трава. Это была разновидность травы, которую можно найти только на лужайке для игры в гольф. Но она была теплее, чем воздух, и Сирокко не могла определить, что же это такое было на самом деле. По всей вероятности, это вообще была не трава.
Она потерла ее рукой и снова втянула воздух. Назовем это травой.
Она села. Что-то лязгнуло, сбив ее с толку. Вокруг ее шеи кругами обвивался блестящий металл, другие кольца, поменьше, обвивали ее руки и ноги. С основной металлической ленты свисало множество странных предметов, скрепленных вместе проволокой. Она сбросила их, задаваясь вопросом, где она могла видеть их раньше.
Было удивительно тяжело сосредоточиться. То, что она держала в руках, было настолько запутанным, настолько разнообразным; это была слишком большая нагрузка для ее разбегающихся мыслей.
Потом она сообразила. Это были остатки ее спрессованного костюма, полоски пластиковой и резиновой изоляции. Большая часть костюма состояла из пластика. Не осталось ничего, кроме металла.
Она сложила остатки костюма в кучу и только сейчас поняла, насколько она обнажена. Под слоем грязи тело ее было совершенно лишено волосяного покрова. У нее не стало даже бровей. Почему-то ей стало от этого грустно.
Она уткнулась лицом в ладони и расплакалась.
Сирокко трудно давались слезы, она плакала не часто. Она не была плаксой. Но после прошествия довольно продолжительного времени она пришла к мысли, что опять знает, кто она есть.
Теперь надо было узнать, где она находится.
Примерно через полчаса она почувствовала, что опять в состоянии двигаться. Но решение двигаться порождало кучу вопросов. Надо было двигаться, но в какую сторону?
Она намеревалась исследовать Фемиду, но это было тогда, когда в ее распоряжении был космический корабль и ресурсы Земной технологии. Сейчас же у нее была лишь ее обнаженная кожа да несколько кусочков металла.
Она находилась в лесу, который состоял из травы и деревьев одного вида. Она назвала их деревьями на том же основании, на котором и эту траву называли травой. Если что-то растет вверх на высоту семьдесят метров, имеет коричневый круглый ствол и высоко вверху – что-то, похожее на листья, то это, по всей видимости, деревья. Во всяком случае, не похоже, что они намерены при удобном случае сожрать ее.
Она заставила себя по возможности успокоиться. Не надо чрезмерно тревожиться из-за того, что ты все равно не в силах изменить. И надо помнить, что если ты осторожен, как того требует здравый смысл, то умрешь с голода в пещере.
Воздух был первый класс. Он мог содержать в себе яд.
– Так что сейчас же перестань дышать! – громко сказала она. Верно. По крайней мере, он пахнет свежестью, и она не кашляет.
Вода – вот, о чем она могла немного позаботиться. В конечном итоге ей необходимо будет напиться, ей надо будет найти воду – эту цель надо будет поставить на первое место в перечне действий, которые следует предпринять. Найдя воду, она, может быть, сможет развести огонь и вскипятить ее. Если же ей не удастся, она выпьет воду и с микроскопическими насекомыми или вирусами.
Следующей проблемой была еда, это волновало ее больше всего. Даже если вокруг нее нет ничего такого, что хочет сожрать ее, она не может знать, является ли ядом то, что она сможет найти себе в пищу и вообще, питательнее ли она, чем целлофан.
Можно было пойти на рассчитанный риск. Но как определить степень риска, когда даже эти деревья могут оказаться вовсе не деревьями?
Эти великаны были не слишком похожи на деревья. Стволы их были как полированный мрамор. Ветви располагались параллельно земле и располагались на равном расстоянии друг от друга, пока не образовывали в итоге правильный треугольник. Листья на сучьях вверху были плоскими, похожие на белый след лапы, они имели три или четыре метра в поперечнике.
Что такое безрассудство и что такое сверхосторожность? Это не объяснялось ни в одном учебнике, и опасность не имела опознавательных знаков. Но, не приняв решения, она не могла никуда двигаться, а двигаться было необходимо. Она начинала ощущать голод.
Она стиснула зубы и изо всех сил шлепнула ладонью по стволу ближайшего дерева. Оно продолжало стоять, совершенно равнодушное к ее выпаду.
– Просто бессловесное дерево.
Она исследовала дыру, из которой выползла.
Свежая рана на аккуратном травяном покрове. Вокруг нее были разбросаны куски дерна, скрепленные между собой пушистой корневой системой. Сама по себе дыра была глубиной всего с полметра; осыпавшиеся стены заполняли остальное.
– Что-то пыталось съесть меня, – сказала вслух Сирокко. – Что-то съело все органические части моего костюма, все мои волосы, а затем извергло сюда шлаки, в том числе и меня. – Она отметила про себя, что рада тому обстоятельству, что неизвестное существо классифицировало ее как шлак.
Это было дьявольское животное. Они имели представление о наружной части тора – земле, которая покрывала поверхность тора толщиной тридцать километров. Это существо было достаточно велико, чтобы перехватить "Властелин Колец", находящийся на орбите, удаленной от него на четыреста километров. Сирокко много времени провела в его брюхе и по какой-то причине оказалась неудобоваримой. Тварь прорылась через землю к этому месту и извергла ее.
Но все это не имело никакого. Существо смогло переварить пластик, так почему она оказалась неудобоваримой? Что, командиры космических кораблей слишком жесткие?
Оно сожрало целиком ее ~корабль~, и огромные модули двигателей, и мелкие осколки стекла, и всякие железки, фигуры в космических костюмах с заостренными шлемами…
– Билл! – Сирокко вскочила на ноги, каждая мышца ее тела была напряжена. – Билл! Я здесь! Я жива! Где ты, Билл?
Она обхватила руками голову. Если бы только прошло это помутнение в голове, когда мысли движутся так медленно. Она не забыла о своей команде, но до этого момента не объединяла их с вновь рожденной Сирокко, которая нагая и безволосая, стояла на теплой земле.
– Билл! – снова закричала она. Она прислушалась, затем у нее подкосились ноги, и она рухнула на землю, судорожно хватая руками траву.
– Надо все обдумать. Предположим, существо обошлось с ним как и с другими обломками. Но он был ранен.
Так же как и она- Сирокко только теперь подумала об этом. Она осмотрела свои бедра, но не нашла даже кровоподтеков. Это не говорило ей ни о чем. Она могла пробыть внутри этого существа и пять лет, и несколько месяцев.
Любой из членов команды мог быть вытолкнут наружу в любой момент. Где-то внизу, примерно на глубине полутора метров, находилось выходное отверстие для выделений этого существа. Если она подождет и если этой твари не понравится вкус человечины вообще, а не только одного человека по имени Сирокко, они смогут опять быть вместе.
Она села на землю и начала дожидаться остальных.
Через полчаса (а может, прошло только десять минут?) она подумала, что это бессмысленно. Животное было ~огромно~. Оно сожрало "Властелина Колец" как десерт. Оно, должно быть, простиралось на изрядное расстояние под поверхностью Фемиды, и это делало бессмысленным предположение, что это единственное отверстие, через которое происходят все выбросы. Могут существовать и другие, и они могут быть разбросаны где угодно.
Немного погодя она подумала совсем о другом. Это были совершенно заурядные мысли: она хотела пить, она хотела есть, она была вся грязная. Больше всего хотелось пить.
Земля мягко шла под уклон. Сирокко готова была побиться об заклад, что где-то внизу должен быть ручей.
Она встала и толкнула ногой кучу металлических обломков. Их было слишком много, чтобы нести, но этот хлам был ее единственным орудием труда. Она взяла одно из меньших колец, затем подняла большее, которое было когда-то нижней частью ее шлема и до сих пор соединялось со сверкающими электронными компонентами.
Этого было мало, но за неимением лучшего могло пригодиться.
Она вскинула большое кольцо на плечо и зашагала вниз с холма.
Озеро наполнял двухметровый водопад горной речки, бежавшей потом через небольшую долину. Огромные деревья образовывали над головой сводчатый купол, полностью закрывая небо. Сирокко стояла на скале над озером, пытаясь определить его глубину и размышляя, не прыгнуть ли в воду.
Но кроме размышлений по этому поводу Сирокко ничего не предприняла. Вода была чистой, но это ни о чем не говорило, в озере могло находиться что угодно. Она перепрыгнула гребень, образующий водопад, короткая прогулка привела ее к песчаному берегу.
Вода была теплой, душистой и пузырящейся, такой вкусной воды Сирокко никогда не пробовала. Она продолжала пить, пока не напилась. Затем присела на корточки и оттерла грязь песком, держась все время настороже. Водные глубины требовали соблюдения осторожности. Проделав все это, Сирокко впервые после пробуждения почувствовала себя человеком. Она села на влажный песок и позволила себе поболтать ногами в воде.
Вода была холоднее, чем воздух или земля, но все равно удивительно теплая для горной речки. Потом Сирокко поняла, что это имеет смысл, если источник тепла на Фемиде, как они ранее пришли к выводу, находится внизу. На орбите Сатурна солнечный свет не прогревает достаточно землю. Но треугольные пластины радиатора находятся сейчас под ней и, по всей видимости, захватывают и сохраняют солнечное тепло. Сирокко представила себе огромные подземные реки горячей воды, протекающие в нескольких сотнях метров под поверхностью земли.
Теперь надо было двигаться вперед, но в каком направлении? Не исключено, что прямо. Против течения земля начинала опять подниматься. Вниз по течению идти было легче, и вскоре этот путь должен был вывести ее на ровную местность.
– Решай, решай, – бормотала Сирокко.
Она посмотрела на спутанный ненужный хлам, который несла с собой… что сейчас? Полдень? Утро? Здесь время не измерялось таким образом. Возможно было говорить лишь о прошедшем времени, но она не имела понятия, сколько времени прошло.
Она все держала в руках кольцо от шлема. Присмотревшись к нему повнимательней, Сирокко нахмурилась.
Когда-то в ее костюме было радио. Конечно, невозможно, чтобы, пройдя через столь суровое испытание оно осталось неповрежденным, но, черт возьми, она все же поискала его и нашла остатки. Это была крошечная батарейка и то, что осталось от выключателя, который стоял на включенной позиции. Большая часть радиоприемника состояла из кремния и металла, так что существовала слабая надежда.
Она еще раз осмотрела кольцо. Где репродуктор? Это должен быть маленький металлический рупор, остатки головного телефона. Она нашла его и, подняв, приложила к уху.
– …пятьдесят восемь, пятьдесят девять, девяносто три…
– Габи! – Сирокко с криком вскочила на ноги, но знакомый голос продолжал счет, не обращая внимания на ее крик. Сирокко встала на колени и трясущимися пальцами собрала на камне остатки своего шлема, держа репродуктор у уха, одновременно шаря среди деталей. Она нашла булавочную головку микрофона.
– Габи, Габи, ответь, пожалуйста. Ты слышишь меня?
– …восемьдесят – Роки! Это ты, Роки?
– Да, это я. Где… где… – она заставила себя успокоиться, сглотнула и продолжала: – С тобой все в порядке? Ты видела остальных?
– О, капитан! Самое ужасное… – Она запнулась, и Сирокко услышала рыдание. Габи извергла бессвязный поток слов: как она рада слышать голос Сирокко, как она была одинока, она была уверена, что единственная осталась в живых, пока не начала слушать радио и не услышала звуки.
– Звуки?
– Да, жив, по крайней мере, еще один человек, если только это плакала не ты.
– Я… Боже, я плакала совсем немного, но это могла быть я.
– Не думаю, – сказала Габи. – Я уверена, что это был Джин.
Иногда он также пел. Роки, как хорошо слышать твой голос!
– Я тебя понимаю. То же самое испытываю и я, слыша твой голос.
Сирокко еще раз глубоко вздохнула и расслабила пальцы, которыми судорожно сжимала кольцо шлема. Голос Габи снова стал контролируемым, но Сирокко была на грани истерики. Ей это не нравилось.
– То что ~случилось~ со мной… – продолжала Габи, – капитан, я была мертва, Господи, я даже не религиозна, но я была…
– Габи, успокойся. Возьми себя в руки.
Последовало молчание, прерываемое вздохами.
– Теперь, я думаю, все будет в порядке. Извини.
– Вот и хорошо. Если ты прошла через все то же, что и я, то я тебя вполне понимаю. Ну, а теперь скажи, где ты сейчас находишься?
Последовало молчание, а затем раздалось хихиканье.
– Дело в том, что здесь поблизости нет уличных указателей, – сказала Габи. – Здесь не очень глубокий каньон, полно камней, и между ними посредине течет речка. По обе стороны речки смешные деревья.
– Это очень похоже на ту местность, где нахожусь и я. Но что за каньон? – спросила Сирокко. – Куда ты идешь, куда ты отсчитывала шаги?
– Вниз по течению. Если я выйду из этого леса, я увижу половину Фемиды.
– Я думаю, что то же самое вижу и я.
– Нам просто необходима пара вех, по которым мы смогли бы определить, что находимся недалеко друг от друга.
– Я думаю, что мы находимся по соседству, иначе мы не могли бы слышать друг друга.
Габи ничего не ответила, и Сирокко поняла свою ошибку.
– Хорошо, – сказала она. – Линия видимости.
– Проверим. Эти приемники действуют на достаточном расстоянии. Здесь горизонт изгибается вверх.
– Я скорее поверила бы в это, если бы сама видела. Там где нахожусь я, справа волшебный лес из Мира Диснея поздним вечером.
– Дисней делал вещи и получше, – сказала Габи. – В его лесу было побольше деталей, и оттуда внезапно появлялись чудовища.
– Не говори так. Ты видела что-нибудь подобное?
– Пару насекомых. Наверное, это были они.
– Я видела крошечных рыбок. По крайней мере, они были похожи на рыбок. Да, кстати, не заходи в воду, это может быть опасно.
– Я увидела их, когда уже вышла из воды, но они ничего мне не сделали.
– Проходила ты мимо чего-нибудь примечательного? Чегонибудь, что выглядело бы необычно?
– Мимо нескольких водопадов, пары поваленных деревьев.
Сирокко огляделась и описала озеро и водопад. Габи сказала, что на ее пути было несколько мест подобных этому. Возможно, это было то же самое место, но нельзя было знать этого наверняка.
– Хорошо, – сказала Сирокко. – Тогда мы сделаем вот что. Когда встретишь камень, обращенный лицом против течения, то сделай на нем отметку.
– Каким образом?
– Другим камнем. – Она нашла второй камень и выцарапала на том камне, на котором сидела, большую букву "С". Не было никакого сомнения в искусственном происхождении знака.
– Я сейчас занимаюсь этим.
– Делай отметки приблизительно каждые сто метров. Если мы находимся на одной и той же реке, то один из нас будет идти вслед за другим; тот, кто идет впереди, подождет следующего.
– Звучит хорошо. Да, Роки, а как долго продержатся эти батарейки?
Сирокко поморщилась и потерла рукой лоб.
– Наверное, с месяц использования. Это зависит от того, как долго мы… Ты ведь не знаешь, сколько времени мы находились внутри. Я не имею насчет этого ни малейшего понятия, а как ты?
– Нет. У тебя остались какие-нибудь волосы?
– Ни пряди. – Она потерла рукой голый череп и почувствовала, что кожа на голове уже не такая гладкая. – Но сейчас они уже отрастают, – сказала она.
Сирокко шла вниз по течению, держа на месте репродуктор и микрофон с тем, чтобы они с Габи могли разговаривать друг с другом.
– Когда я думаю о еде, то хочу есть еще сильнее, – сказала Габи. – А сейчас я думаю как раз о еде. Видела ты маленькие кусты с ягодами?
Сирокко огляделась, но ничего похожего не заметила.
– Ягоды желтого цвета и величиной примерно с конец твоего большого пальца. Я сейчас держу в руках одну такую. Она мягкая и полупрозрачная.
– Ты собираешься ее есть?
Последовала пауза, потом Габи сказала:
– Я как раз хотела спросить об этом у тебя.
– Рано или поздно нам все равно потребуется сделать нечто подобное. Может быть, одной этой ягоды достаточно, чтобы убить тебя.
– Меня просто стошнит, – засмеялась Габи. – Как раз сейчас я надкусила одну из этих ягод. Внутри у нее плотное желе, похоже на мед с мятным привкусом. Она растворилась у меня во рту… ее не стало. Шкурка не такая сладкая, но я все равно собираюсь ее съесть. Она может быть частью пищевой ценности.
"Может быть, и так", – подумала Сирокко. Не было никакого основания думать, что какая-либо часть ягоды не подкрепит их. Она была довольна, что Габи так детально описала ей свои вкусовые ощущения во время еды ягоды, но она знала, с какой целью это сделано. Точно так же обращались с бомбой со снятым взрывателем. Один стоит в стороне, пока другой по радио объясняет все свои операции. Если бомба взорвется, то оставшийся в живых приобретет некоторый опыт для следующего раза.
Когда они решили, что прошло достаточно времени без всяких болезненных проявлений, Габи принялась есть ягоды. Вскоре Сирокко тоже нашла ягоды. Они были почти такие же вкусные, как и впервые попробованная здесь вода.
– Габи, я почти валюсь с ног от усталости. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как мы проснулись?
Ответа не последовало и немного погодя Сирокко опять обратилась к Габи.
– Хм! О, привет! Как я здесь очутилась? – голос ее звучал так, будто Габи слегка захмелела.
Сирокко нахмурилась.
– Габи, где ты? Что случилось?
– Я на минутку присела, чтобы ноги отдохнули. Я должна поспать.
– Попытайся взбодриться и найти подходящее место для сна.
Сирокко уже оглядывалась. Назревали проблемы. Она не видела ничего подходящего. Сирокко знала, что одна из худших идей – это лечь спать в одиночестве в незнакомой местности. Хуже этого было лишь одно – пытаться не спать как можно дольше.
Она углубилась в заросли деревьев и изумилась, насколько мягкая трава была под ее босыми ногами. Намного лучше, чем камни. Было бы хорошо присесть здесь на минутку.
Она проснулась на траве, быстро села и огляделась. Никакого движения.
Трава на метр во все стороны от того места, где она спала, стала коричневой. Казалось, она выгорела на солнце.
Сирокко встала и посмотрела на большой камень внизу. Она подошла к нему со стороны течения, когда искала место, где можно было бы поспать. Сейчас она обошла вокруг него и на другой стороне камня увидела большую букву "Г".